Ольга Брилева

Фэнтези: метафизический поиск современного сознания

Волна интереса к фильмам "Властелин Колец" и "Гарри Поттер", всколыхнувшая, в свою очередь, интерес к книгам Дж. Р. Р. Толкиена и Джоан К. Роулинг, по-моему, должна привлечь внимание культурологов. Если я не ошибаюсь, последней экранизацией "взрослого" романа, столь сильно взбудоражившей умы, была картина Формана "Полет над гнездом кукушки", а последней детской сказкой, вызвавшей такую бурную реакцию в мире - "Питер Пэн". Впрочем, я могу и ошибаться.

Однако этот новый бум - всего лишь гребень волны, поднявшейся и покатившейся довольно давно. Имя волне - "фэнтези", в мире и в стране ежегодно выпускаются тысячи книг этого жанра, абсолютное большинство из них - кошмарное барахло, но попадаются и хорошие книги, и несомненные шедевры. Феномен Толкиена и Роулинг заключается главным образом в том, что их книги перешагнули границы круга любителей фэнтези - а круг этот достаточно широк, ведь для кого-то печатается та же серия "Век Дракона" (АСТ), или "Знак Единорога" (ЭКСМО). Только в нашей стране это сотни наименований каждый год и миллионные (в сумме) тиражи.

До сих пор в фэндоме ломаются копья по поводу того, что такое "фэнтези". Обычно фэнтези отличают от других литературных жанров по антуражу: фэнтези - это "меч и магия". Если в романе герой бегает в скафандре и с бластером - это вроде как научная фантастика, если в скафандре и с мечом - это космическая опера, а если с мечом и в некоем условно-средневековом доспехе - это фэнтези.

Я против такого деления и согласна с известным в толкиенском фэндоме критиком Кэтрин Кинн: фэнтези делает не антураж, фэнтези делает мифическая, метафизическая "основа" произведения. Если логика повествования в основе своей рациональна, то это не фэнтези, хотя бы все необходимые антуражные условности были соблюдены.

Об истоках жанра спорят много - я просто отошлю читателя к статье А.Сапковского "Пируг или Нет золота в серых горах" и скажу, что разделяю точку зрения пана Сапека на то, что истоком фэнтези является миф, причем миф в основе своей кельтский, а если всматриваться в истоки еще глубже, вооружившись Проппом и Фрэзером - то индоевропейский, со всеми присущими ему мотивами: ожидание истинного царя, идея благой монархии, артефакт, послуживший к падению и поиск артефакта к бессмертию. Ящик Пандоры и кольцо Андвари, яблоко раздора, яблоко познания добра и зла, и, наконец, молодильное яблоко. Фэнтези присущ еще один мотив, характерный для мифа - мотив "квеста", поиска, причем не только в физическом, но и в духовном смысле; определенных действий, в ходе которых протагонист не только обретает (или уничтожает) артефакт, но и проходит своего рода инициацию, изменяет свое положение в мире духовном. Собственно, это отличает фэнтези не только от т.н. "научной фантастики" (условность этого термина, кажется, уже всем очевидна) или реалистической литературы, но и от всех остальных жанров, где присутствует элемент сверхъестественного. И это же позволяет говорить о фэнтези как о направлении искусства вообще, а не только литературы, ибо существует фэнтези-арт, скульптура и кино. От "просто" живописи, скульптуры, кино и литературы фэнтези отличается тем, что говорит языком символа, причем именно мифологического символа. Расшифровывать фэнтези иначе, нежели в мифическом контексте означает применять к нему неверные коды. Копье и чаша в фэнтези - это копье и чаша по Юнгу, а не по Фрейду.

Но, входя в пространство юнговских кодов, мы неизбежно входим в пространство религии, связи между верхним и нижним мирами. В пространство пралогического мышления. В тот мир, по законам которого все предприятия удаются с третьей попытки, нерадивые братья героя засыпают в самый разгар жестокого боя с драконом, а герой, предупрежденный брать коня, но не трогать уздечку, всенепременно хватает своими шаловливыми руками то, что хватать не велено.

Словом, фэнтези - это компромисс, который отыскали между собой наше рациональное мышление и наша тоска по иррациональному. Рациональное мышление, будучи возведено на пьедестал цивилизационной ценности, не терпит конкурентов - религии и мифа. Потому что логика мифа и логика религии рационализации не поддаются. Вера зиждется на принципиальном отказе проникать в тайну, на детском доверии к ней. Когда Плантагенеты и Лузиньяны рассказывают за столом легенду о Мелюзине, женщине-драконе, прародительнице, для них эта легенда представляет собой семейное предание о чем-то действительно имевшем место. Когда скальд повествует о Сигурде или Кухулине, оба героя существуют в той же реальности, что и он сам. Это не "вторичная вера", как называл Толкиен возникающее у читателя чувство подлинности описываемых событий. Для средневекового слушателя саги или читателя романа об Артуре все описанное - "больше чем факт: так оно и было на самом деле".

Единственный аналог, который может быть понятен современному человеку - библейские и евангельские чудеса, чудеса святых. Христианин верит в них не как читатель в удачную выдумку, он верит в них как в нечто действительно имевшее место. Вот чем миф отличается от литературы - он рассчитан не на "литературное" его восприятие, а на буквальное понимание. Как Брендан-навигатор действительно плавал на Запад, так Франциск действительно баюкал Христа-младенца.

С Нового времени начиная, европейская культура отказывается от мифа. Единственный миф, в который европейцы еще верят - это Евангельский миф¹, и верящих в него все меньше.

Однако за двести с лишком лет после Просветителей тоска по мифу в людях отнюдь не угасла. Эта тоска находится в постоянном противоречии с рациональным мышлением, и утоляется за счет искусства с привкусом мистики, как-то: волшебные сказки, "готический роман", "ужасы", фэнтези.

К чему было это длинное, занудное и, боюсь, не очень внятное вступление? Вот к чему: фэнтези - это феномен рационалистичного сознания, тоскующего по своей "темной половине". Это феномен чисто европейский - исламская, дальневосточная и мезоамериканская цивилизации фэнтези не породили. Да, нередко именно в фэнтези записывают китайскую и японскую литературу с элементом сверхъестественного - такие книги как "Рассказы о людях необычайных" или "Пионовый фонарь", но, на мой взгляд, эта классификация ошибочна. В те времена, когда писались эти книги, никто не находил ничего сверхъестественного в повести об оборотнях, оживших мертвецах и волшебниках - средний китаец вполне мог встретиться с любым персонажем такой повести за ближайшим углом ².

Фэнтези - суррогат религии, эпоса, мифа, словом - всего того, с чем порвала Европа, порвав с традицией. Попытка узнать вкус пудинга, не пробуя его. Поиграть в интеллектуальные игры с высшими силами, не признавая их существования. Поразмышлять над темой Судьбы, продолжая считать себя хозяином и опорой своей жизни.

В своей статье "В защиту Гарри Поттера" я высказала мысль (признаюсь: не мою, а мисс Твинкль) о фэнтези как о жанре, удобном для умозрительного исследования морали. Язык фэнтези - язык символа, жеста - освобождает такое исследование от занудной дидактичности. Одно дело написать заумное психологическое эссе на тему становления женственности, и совсем другое - написать то же самое в таком романе как "Гробницы Атуана". Но вся штука в том, что по-настоящему серьезное исследование человеческой души не может быть суррогатом. Куда же входит автор, действительно рискнувший перешагнуть порог рационального, не согласившийся на компромисс?

Он входит в поле мифопоэтического романа. Те книги, которые называются "подлинными шедеврами фэнтези", на деле рассказаны как миф. Именно на этом термине - "мифопоэтический роман" - настаивал Толкиен; именно мифологию он создавал. Многочисленные поклонники фэнтези этого не осознают, потому что моментально клюют на знакомый антураж - мечи и магия. Но антураж волшебной сказки (когда Толкиен писал свой роман, термин "фэнтези" был еще не в ходу) - всего лишь приманка, чтобы выманить нас из уютного рационального мирка в холмы Бруга-на-Бойне в ночь Самайна. "Властелин Колец" - хитрая штучка с двойным дном: она вполне прочитывается как "просто книга", как "еще один роман фэнтези". Так "Имя Розы" вполне читабельно в качестве "еще одного детектива". Роман Толкиена - не просто рассказ о некоем квесте, он есть квест сам по себе, путешествие, которое заканчивается (или не заканчивается) мистической инициацией. "Перед Фродо промелькнуло много быстрых видений, но он почему-то был уверен, что это отрывки той самой Великой Истории, в которую втянула его судьба". Роман искушает, он - вызов: ты либо отвечаешь на него, либо нет. Он действительно подобен той книге, которую маленький Бастиан стащил в магазине Кореандера - если ты его "просто читаешь", он ничего тебе не даст. Таинственные имена, которыми так небрежно бросается Толкиен - Эарендил, Эльвинг, Феанор - ведут в головокружительную авантюру, и ты волен пропустить их и никуда не пойти, а волен начать поиск и прийти к Мифу.

Но Миф требует признать его права, смириться с тем, что в мире действуют непонятные и неподвластные разуму силы. Восприятие мифа - первый урок смирения. Не будем как дети, не доверимся - не войдем не то что в Царствие, а просто в царство. "Ты - часть Великой Истории", говорит Миф, и нужно либо согласиться с этим, либо отвергнуть.

Вот почему в толкиеновском фэндоме так много по сравнению с просто фэндомом людей, сочиняющих стихи и песни, пишущих прозу, и вот почему там так много обращений. Книга Толкиена будит "внутреннего человека" чуть ли не пинком. Он встряхивается и понимает, что должен что-то делать с простым фактом наличия у себя души.

Это еще не шаг к христианству. Предстояние не Богу, а всего лишь той части своего существа, которая упорно отказывается подвергаться препарированию. "Мы подошли к роковой черте. Кто пожелает - может ждать своего часа здесь. В конце концов пути мира снова откроются перед ним, а если нет - мы призовем его на последний бой за Лориэн. А потом он сможет вернуться к себе домой - или уйдет в вечные обители павших". Но первый выбор человек уже делает - или отказывается от попыток связи с горним, или соглашается на них. Лишь в качестве суррогата мистического переживания она не годится.

Фильм Питера Джексона замечателен именно тем, что передал главное, что есть в книге: он тоже представляет собой квест. Да, в несколько облегченной по сравнению с первоисточником форме, но все же квест. И интерес к этому фильму продиктован именно бешеной жаждой мистического переживания и нежеланием самому себе в этой жажде признаться ³.

Однако Толкиен и Джексон - не единственные, кто снискал в этом году бешеный успех. Книги английской писательницы Джоан К. Роулинг о мальчике-волшебнике Гарри Поттере в магазинах вполне конкурируют с книгами Профессора, а фильм "Гарри Поттер и философский камень", снятый по мотивам первой из книг, даже побил "Властелина Колец" по посещаемости.

Как и роман Профессора, цикл о Гарри Поттере, условно отнесенный издателями и критиками к фэнтези, представляет собой на самом деле нечто другое. А именно - нормальную литературную сказку, вполне достойную войти в Зал Славы, где уже обитают Алиса, Маугли, Питер Пэн, Винни-Пух, Пеппи Длинный чулок, Дюймовочка и многие другие ⁴.

В основе литературной сказки - не миф, а литературная и бытовая традиция данной страны. Миф - феномен вневременной, сказка современна своему автору. Мы не знаем, когда живет Тезей, но нам точно известно, когда и где живет Красная Шапочка: Франция, XVII век. Мэри Поппинс и Венди Дарлинг, Малыш и Карлссон, Кай и Герда - локализованы во времени и в пространстве. Гарри Поттер им родня, его местожительство - Бирючиновая Аллея, его время - 90-е, наше время. О книгах Роулинг нельзя говорить как о феномене религиозного сознания - они насквозь секулярны. С тем же успехом можно отыскивать религиозное сознание в "Маугли". Нет, в "Маугли" оно все-таки присутствует как предание о грехопадении тигра, рассказанное Хатхи. Роулинг же пользуется "магическими" реалиями как условностью, и не более того. Ее занимает становление подростка, его взаимоотношения с друзьями и взрослыми, а то, что подросток при этом изучает магию - так это чтоб было интересней.

Но как и всякая хорошая сказка, книга Роулинг кодирует некую этическую норму. В своей книге "Ортодоксия" Г.К. Честертон посвятил главу "Этика Эльфланда" тем простым и здравым истинам, которые нам в виде ненавязчивого назидания подносит сказка. "Рыцарственный урок "Джека - победителя великанов" заключается в том, что великаны должны быть убиты, потому что они великаны. Это человеческий бунт против гордыни как таковой. Бунт старше, чем все королевства, и якобинцы традиционней якобитов. Урок "Золушки" в словах "Величаю Возносящего смиренных". Есть великой урок в "Аленьком цветочке": некоторые вещи НУЖНО любить прежде, чем их станет МОЖНО полюбить. Страшная аллегория "Спящей Красавицы" говорит нам о том, что человеческое создание, благословленное всякими дарами, проклято смертью, и о том, что смерть может быть лишь сном. Я убежден не в каждой из статей Эльфланда по отдельности, но верю в общий дух его закона, который я знал прежде чем научился говорить и которого буду держаться когда уже не смогу писать. Я убежден в правильности взгляда на жизнь, который воспитали во мне волшебные сказки, и подтвердили простые факты".

Продолжая эту линию, урок книг Роулинг о Гарри Поттере заключается в умении выбирать между "простым и правильным". Это полезный урок в наше время, на каждом шагу соблазняющее простыми решениями. Гарри Поттер, в отличие от хоббита Фродо, не бросает мистического вызова - он учит, как вести себя здесь и сейчас. Ребенок, вовремя познакомившийся с Гарри Поттером, может и не стать христианином - но имеет неплохие шансы стать порядочным человеком.

Кстати, возможно, успех "Гарри Поттера" и "Властелина Колец" подготовит также вспышку интереса к книгам, содержащим открыто христианское послание - "Хроникам Нарнии" К.С. Льюиса. Решение о запуске фильма по "Льву, Чародейке и волшебному шкафу" уже принято.

---

Примечания:
¹ Наверное, нужно оговорить, что слово "миф" в этой статье не есть синоним слова "вранье", им обозначается рассказ о событиях, происходящих по законам пралогики.

² Однажды на IRC-канале "Арда" обсуждали вопрос: "Почему японцы не играют в ролевые игры?" Человек, довольно много проживший в Японии, дал убедительный и исчерпывающий ответ: "Зачем им это, если обращение к древности - неотъемлемый элемент их повседневной культуры? Историческое фехтование и ручное изготовление тканей в Европе - удел реконструкторов-чудаков, в Япония так и не расставалась ни с мечом, ни с кимоно". Логично.

³ Нет, я понимаю, что бывают и "просто сигары" - люди смотрят фильм потому, что это действительно хороший фильм.

⁴ Вам не кажется, что в этом списке многовато британцев? Вот и мне тоже...