Перед нами первая часть одной из самых читаемых книг, изданных в Англии в послевоенное время. Книга эта переведена на 14 языков. Тиражи ее на английском языке составляют миллионы экземпляров. Известно, что имя профессора Оксфордского университета Д. Р. Р. Толкиена называется среди писателей, которые по праву считаются властителями умов западного мира. В Европе и в Америке существуют клубы Толкиена. Эту популярность принесла профессору, погруженному в проблемы этнографии, мифологи , лингвистики, его сказочная эпопея "Властелин колец", которую он писал около сорока лет, - окончательно она сложилась в эпоху второй мировой войны. Какие же проблемы, какие нравственные и духовные ценности сказались в книге профессора Толкиена, что она подействовала с такой неотразимостью на самый широкий круг западных. читателей - от интеллектуалов до людей, привыкших только к развлекательной литературе? Об этом мы и хотели бы поговорить...

Заметим для начала, что книга опубликована издательством "Детская литература". И это справедливо не только потому, что романэпопея Толкиена - сказка, но и потому, что здесь та литература (речь в данном случае идет, разумеется, об английской литературе), вроде "Робинзона Крузо", "Путешествий Гулливера", "Приключений Алисы", которую можно начинать читать с десяти-двенадцати лет и продолжать читать всю жизнь, открывая новые смыслы и жизненные пласты, ранее от тебя скрытые. Эту книгу читаешь так, как подростком читал разае что "Три мушкетера" или "Айвенго": проглотив целиком, но затем снова и снова обращаясь к любимым эпизодам, да и просто открывая на любой странице и завороженно втягиваясь в дальнейшее чтение, В результате книга становится воистину "обжитой", воистину т в о е й. И, только отстранившись от нее, начинаешь понимать всю сложность и обширность замысла, действительно попытку создать эпос, миф, историю придуманного писателем мира: в пространстве - на много стран и народов, и во времени - на много веков.

Вот это вот чувство простора, пространства, свободного дыхания составляют одну из особенностей эпопеи. Движение героев в романе Толкиена, их блуждания полями, лесами, горами, когда им приходится то подниматься на высокие вершины, то опускаться в мрачные пропасти земли и под землю, оставляют, несмотря на напряженный драматизм этих странствий, ощущение света и духовной радости, потому что движение - это и вправду жизнь, оно оптимистично, оно говорит, что у человека еще есть силы и, значит, еще есть надежда. Надежда на что? Да на победу. И без поражения, хотя и с потерями. Движение, путь здесь не просто географические понятия, но и духовные. Герой действует в настоящем, но его движение устремлено в будущее, а предопределено оно историческим прошлым.

Быть может, читатель уже знаком с небольшой сказочной повестью Толкиена, тоже переведенной на русский язык (хотя, на мой вкус, и не очень удачно) несколько лет назад. Повесть эта называлась "Хоббит, или Туда и Обратно", рассказывалось в ней о путешествии за сокровищем, которое стерег дракон, тринадцати гномов и одного хоббита по имени Бильбо Бэггинс - в новом переводе Торбинс (кстати сказать, "хоббит" - не встречавшийся ни в одном фольклоре сказочный герой, целиком придуман Толкиеном, и слово это вошло в словари английского языка с указанием на его происхождение). В этой сказочной повести герои испытывали невероятные приключения, но их каждый раз выручала удачливость неуклюжего и нерешительного на первый взгляд хоббита Бильбо. Вообще идея удачливости очень важна для сказки, где властвует волшебство, где действие и поступки не подвластны рациональному исчислению и может победить только добрый везунчик (что, разумеется, не означает, что он не напрягает ума и всех своих сил), который делится своей удачливостью с друзьями.

Эта повесть послужила своеобразной прелюдией к эпопее "Властелин колец". Во-первых, чисто сюжетно. В "Хоббите" мы узнаем, как Бильбо находит кольцо, делающее его невидимым. В эпопее выясняется, что на самом деле он нашел Кольцо Всевластья, принадлежащее Черному Властелину, Всеобщему Врагу, злому магу, пытающемуся покорить мир и поработить свободные народы Средиземья - гномов, эльфов, хоббитов и людей. В эпопее, в свою очередь, рассказывается, как племянник старого Бильбо, хоббит Фродо Торбинс, пробирается в самое логово Всеобщего Врага, в страну Мордор, чтобы в пламени Роковой горы Ородруин уничтожить доставшееся ему по наследству Кольцо Всевластья. Но за этим кольцом охотится и Черный Властелин, который, обретя его, станет непобедимым. Так что, если в первой повести опасности, встречавшиеся героям, в известном смысле случайны, то здесь они поэтически и сюжетно неизбежны. И герои сами это сознают.

"Опасное, говорите, путешествие? Гораздо хуже! - восклицает Фродо.- Это вам не поход за сокровищами, не прогулка "Туда и Обратно". Смерть со всех сторон и за каждым поворотом". И все же Фродо и его друзья отваживаются на это путешествие. Именно хоббиты, а не мужественные воины-люди, не отважные гномы и эльфы и даже не могучий маг Гэндальф, явившийся душой этого похода, окажутся той стойкой, несгибаемой силой, о которую разобьются все злые чародейства врагов: умертвий, троллей, орков и беспощадных Черных Всадников.

Что же это за народец - хоббиты, - который был придуман в первой сказочной повести и (это во-вторых) послужил психологическим и художественным материалом, на котором выросла сказочная эпопея? По своему складу, характеру и образу жизни эти существа, любящие хороший стол, уют, камин, малоповоротливые толстяки, ни о чем так не мечтающие, как о веселом пиршестве или вкусном обеде, удивительно напоминают соотечественников автора, изображаемых, как правило, в юмористических сочинениях, - этаких неуклюжих домоседов-холостяков, вдруг пустившихся в путешествие наподобие пиквикистов Чарльза Диккенса. "Во дни мира и благоденствия хоббиты жили, как жилось, а жилось весело... Лица их красотою не отличались, скорее добродушием - щекастые, ясноглазые, румяные, рот чуть не до ушей, всегда готовый смеяться, есть и пить. Смеялись ог души, пили и ели всласть, шутки были незатейливые, еда по шесть раз на день (было бы что есть). Радушные хоббмты очень любили принимать гостей и получать подарки, и сами в долгу не оставались. Но эти толстячки, как оказывается, не только любят хорошую жизнь, и радость, и веселье, но и умеют постоять за них. И в этом отстаивании себя, своего свободного и доброго образа жизни они оказываются непреклонны. "То они мягче масла, то вдруг жестче старых древесных корней",- говорит о хоббитах их старинный друг маг Гэндальф.

Интересно, что в романе описаны не только опсаности и борьба, но с неменьшей силой н смаком живописуется, как путешественники отдыхают среди друзей: их пиры и застолья, веселые и весьма серьезные дружеские беседы. Толкиен полагает - и это свое мнение он подтверждает всем строем книги, - что радость и полнокровность жизни могут испытывать только чистые сердцем и добрые существа. Черный же Властелин наслаждается только сознанием своего всевластья, мучениями и страданиями других. Таково одно из основных для Толкиена отличий добра и зла, которые вступили в бой на страницах его эпопеи. И если раньше для сказки ему было достаточно идеи доброго везунчика, то теперь, в новой ситуации, герой должен понять как некую нравственную п р о б л е м у выбор своего пути, его неслучайность, он должен "отважиться взять проклятье на себя", как говорится в магических стихах, приснившихся одному из персонажей книги. А взвалить на себя крест - это принципиально иное; чем пуститься очертя голову в самое отчаянное авантюрное путешествие. Тут нужна стойкость и выдержка самого высшего разбора. И тут каждый решает сам за себя. И естествен для героев страх и вопрос: почему я? почему на другой, более подготовленный, более умный и смелый?.. Но а том-то и депо, что к крестному испытанию никто не готов, и каждый хотел бы, чтобы чашу эту пронесли мимо него. Здесь и вправду нужна та высшая решимость и порядочность, когда, не охнув, взваливают на себя всю тяжесть, вступая в неравный поединок со Злом. Приступая к своему пути-путешествию, Фродо задает все эти вопросы: "Только пусть это не я, пусть кто-нибудь другой, разве такие подвиги мне по силам? Зачем оно вообще мне досталось, при чем тут я? И почему именно я?

- Вопрос на вопрос, - сказал Гэндальф, - а какие тебе нужны ответы? Что ты не за доблесть избран? Нет, не за доблесть. Ни силы в тебе нет, ни мудрости. Однако избран ты, а значит, придется тебе стать сильным, мудрым и доблестным".

Разумеется, речь здесь идет с6 избранности в высшем смысле, когда переплетение судеб людей и истории невольно ставит в центр событий какую-то личность, которая осмеливается принять на себя груз общей ответственности. В своей эпопее Толкиен, рассказывая о вечной борьбе Добра и Зла, рассматривая ее как коренную проблему бытия, проявляющуюся заново в каждую эпоху, всем своим повествованием убеждает, что Силы Добра всегда должны осознавать себя противостоящими Злу.

Эпопея начинается с веселого празднества, но постепенно рассказ приобретает тревожный оттенок, который поначалу слышится в словах героев, в слухах, которые долетают до Хоббитании, а во второй главе об угрозе, нависшей над счастливым миром, говорится уже впрямую, а потом все больше и больше читатель узнает о Завесе Тьмы, которая наползает на Средиземье из страшного государства Мордор. И это ощущение мировой катастрофы, края пропасти, на которой остановился мир, настолько пережито самим автором, что читатель не просто с увлечением следит за интригой, за приключениями, ожидающими героев почти на каждом шагу, но и сам приобщается к их чувству смертельной опасности, когда за ними по пятам гонятся Черные Всадники, самые могущественные слуги Саурона, Черного Властелина, потому что и впрямь кажется, что от того, сумеют или нет скрыться хоббиты и сохранить Кольцо Всевластья, или у них его отберут слуги Зла, зависит судьба мира не только сказочного, но и того, что за окнами твоей квартиры.

Если учесть, что роман писался в те годы, когда мир и вправду был охвачен эпидемией фашизма в разных его национальных обличьях, и вопрос о том, выживет ли свобода в этом мире или впрямь наступает Закат Европы, стал вопросом личного существования каждого достойного человека, когда Завеса Тьмы, так убедительно-символично изображенная в романе, и в самом деле расползалась над миром и уже германские фашисты по приказу своего Черного Властелина бомбили города разных стран и в том числе английскую столицу, то можно понять причину, почему сказочная история оказалась для писателя вполне жизненной, живой, а вечные проблемы, канонические сказочные схемы и сюжеты наполнились сегодняшним содержанием.

Сам классический сюжет Волшебного, или Магического Кольца, известный в мифологии, осмысляется в эпопее достаточно полемично. Герои не пытается найти или завоевать Кольцо Все властья, они борются не зэ обладание им, а за то, чтобы его уничтожить, хотя им и владеют. Им не нужна власть над миром, как она нужна Черным Силам Зла, они хотят свободы для себя и для других. Они хранят кольцо, охраняют его от злых сил, но не пользуются им ради достижения своих целей. Потому что всевластье губительно для души. И даже из "хранителей" не всякий может держать его при себе. Об опасности Кольца - мудрые и предостерегающие слова Гэндальфа: "Будь у меня такое страшное могущество, я стал бы всевластным рабом Кольца.- Глаза его сверкнули, лицо озарилось изнутри темным огнем.- Нет, не мне! Ужасен Черный Властелин, а ведь я могу стать еще ужаснее. Кольцо знает путь к моему сердцу, знает, что меня мучает жалость ко всем слабым и беззащитным, а с его помощью - о, как бы я надежно их защитил: чтобы превратить потом в своих рабов". Кольцо оказывается своего рода дьявольским искусом - им, вернее, страстью к его обладанию, а какой-то мере проверяются герои...

Но как, спросим все же еще раз, могло прийти в голову писателю, что маленький хоббит окажется на поверку самым крепким и стойким (ибо именно он несет Кольцо) - добродушный толстяк, казалось бы, в чем и понимающий толк, так только в еде и в питье? Вспомним, однако, что, говоря о невероятной трудности создания образа положительно прекрасного человека, Достоевский называл две удами в мировой литературе, сравнивая между собой два образа, - Дон Кихота и, как ни странно, быть может, это звучит, мистера Пиквика, считая, что оба они явили собой огромную художественную мысль. А ведь если вдуматься, то сравнение удивительно точное; вспомним, как путешествует по дорогам Англии смешной и нелепый мистер Пиквик: вмешиваясь в дела других людей, пытаясь им всячески помочь, абсолютно бескорыстный и сердечио отзывчивый на всякую боль человек, которого его слуга Сэм Уэллер называет "ангелом в коротких штанишках и гетрах". Действительно, мистер Пиквик не меньше странствующий рыцарь добра, чем Дом Кихот, или, если говорить об Англии, Айвенго {кстати, в романе Толкиена сошлись эти два характерных типа английской литературы: рыцарь Арагори, напоминающий не то Айвенго, не то Ричарда Львиное Сердце, и Пиквик-Фродо, и оказалось, что они удивительно дополняют друг друга).

Вот и возродился на свой лад этот вполне архетипический образ прекрасного доброго чудака в романе Толкиена. Да и Сэм Уэллер, слуга и друг (именно друг, что очень важно в нравственно-поэтической системе Диккенса и, добавим, Толкиена), который напоминал Честертону "мифического героя древних сказаний", получил свое иновоплощение в образе Сэма Скромби, слуги и друга Фродо, чья помощь в грядущих приключениях ему еще ох как пригодится. Это мифологические герои, и не случайно они укоренены всем своим духовным бытием в художественном самосознании английской культуры.

Это сказка, но очень ясна та общекульгурная и на только фольклорная традиция, которой она принадлежит, ее исток - классическая английская литература, в которой понятия свободы, чести, личного достоинства являлись мерой .человеческих отношений. Но именно эта мера есть у Толкиена. Ведь, говоря о непрестанной и непримиримой борьбе добра и зла, Толкием добро понимает прежде всего как свободу, а зло - как рабство. Это основной принцип, по которому он разделяет героев романа: Черные всадники тоже и могучи, и смелы, и далеко не глупы, но они рабы, прислужники Сауроиа, порабощенные до полного своего развоплощения: они потеряли человеческую плоть, теплоту, превратившись в нежителей, призраков, они бессмертные, но и не живые, "черные, словно дыры в темноте". И мечта Черного Властелина превратить в рабов всех обитателей Средиземья, в том числе и столь далеких от Мордора хоббитов, потому что "мерзкие рабы-хоббиты ему приятнее, чем хоббиты веселые и свободные". Поэтому борьба хранителей идет не только ради жизни (жизнь есть и у рабов, но такая жизнь не нужна героям Толкиена), борьба идет за свободное и, следовательно, достойное существование, поскольку свободе понимается писателем как основная характеристика добра: существо, лишенное свободы, превращается в послушное орудие чужих сил, утрачивая право на самоопределение своей судьбы.

Вот с этим злом - рабства и несвободы - и ведут борьбу герои эпопеи. И пусть перед нами сказка, но именно сказка может так открыто обратиться к вечным ценностям человеческого бытия. невзирая на их кажущуюся уже решенность, на когда-то уже случившуюся победу сил добра над силами зла, потому что, как говорит один из героев Толкиена: "Да, снова и снова - разгром, затишье, но потом Тьма меняет обличье и опять разрастается", и Фродо, хотя и говорит: "Хоть бы при мне этого не было", -вступает с ней в бой. И об этой извечной готовности человеческого духа, о необходимости этой готовности на борьбу со злом и повествует недопреведенная пока эпопея.

Заканчивая рецензию, хочется отметить два обстоятельства. Первое - перевод книги. Когда пет пять или шесть назад я случайно купил в букинистическом "The Lord of the Ring", а потом, не отрываясь, прочитал ее до конца, мне казалось, что это одна из тех книг, которая малодоступна для перевода - слишком трудна словесная игра автора, смело использующего и архаизмы и неологизмы, вводящего в свой текст слова и понятия дреанескандинавского происхождения, которые понятны из контекста, но малопредставимы в русском переводе. Толкиен сочинил даже древнеэльфский язык, на котором написаны и некоторые стихотворения, произносимые его героями. Однако оказалось, что трудности эти преодолимы: переводчики создали полноценную русскоязычную книгу, не рабски копируя оригинал, а найдя русские эквиваленты, которые, сохраняя дух подлинника, сделали книгу явлением в известном смысле отечественной литературы, каковым всегда и бывали настоящие переводы мировой классики. А некоторые стихотворные переводы так и хочется заучить наизусть, как когда-то хотелось запомнить переводы Маршака из Бернса или Заходера из "Винни Пуха". О переводческих удачах можно говорить много, но, надо думать, их оценят сами читатели.

Стоит, однако, объяснить второе обстоятельство: можно ли было печатать первую, сюжетно не законченную часть эпопеи? Теперь, по прочтении, можно сказать, что опыт в каком-то смысле удался. Хотя не завершен путь героев, перед ними новые, еще более сложные испытания, сюжет обозначился достаточно отчетливо, и, что еще более важно, ясен нравственный пафос писателя. Что же касается событийной и смысловой незавершенности, то с тем большим нетерпением читатель будет ждать очередных двух частей. Остается надеяться, что ожидание будет недолгим.