Детство Турина.

    Хадор Златовласый был владыкой аданов и верным  другом  эльфов.  Он
всю  жизнь  служил  Финголфину,  который отдал ему во владение ту часть
Хитлума,  что звалась Дор-ломин.  Дочь Хадора Глорэдель вышла замуж  за
Халдира, сына Халмира, владыки людей Бретиля, и в тот же день сын Хадо-
ра, Галдор Высокий, женился на Харет, дочери Халмира.
    У Галдора и Харет было два сына,  Хурин и Хуор. Хурин был старше на
три года,  но невысок ростом, меньше других людей своего племени - этим
он вышел в родичей матери,  но всем прочим был он подобен  своему  деду
Хадору:  белокожий,  златовласый, могучий телом и пылкий духом. Пылкий,
но не вспыльчивый - нрав у него был ровный и непреклонный. Замыслы нол-
доров  были ему ведомы лучше,  чем всем прочим людям Севера.  Брат его,
Хуор, был высок - из всех аданов он уступал ростом лишь сыну своему Ту-
ору.  Хуор был хорошим бегуном - но если путь был долог и труден, Хурин
опережал брата, ибо умел сохранить силы до конца пути. Братья очень лю-
били друг друга, и в юности почти не разлучались.
    Хурин взял в жены Морвен, которая была дочерью Барагунда, сына Бре-
голаса из дома Беора,  и потому приходилась близкой родней Берену Одно-
рукому.  Она была высокая,  черноволосая, и за ее красоту и дивный свет
очей люди прозвали Морвен Эледвен,  Прекрасная, как эльф. Но нрав у нее
был суровый и гордый.  Горести дома Беора омрачили ее сердце - ведь она
пришла в Дор-ломин беженкой из Дортониона, после Браголлах.
    Турином звали старшего из детей Хурина и Морвен.  Родился он в  тот
год, когда Берен пришел в Дориат и повстречался там с Лутиэн Тинувиэль,
дочерью Тингола.  У Хурина и Морвен была еще дочь,  по имени Урвен,  но
все, кто знал ее за ее короткую жизнь, звали девочку Лалайт, Смешинка.
    Хуор взял в жены Риан,  двоюродную сестру Морвен. Риан была дочерью
Белегунда,  сына Бреголаса. Злой рок судил ей родиться с нежным сердцем
в те страшные годы - она не любила ни охоты, ни войны, лишь леса да по-
левые цветы были дороги ее сердцу. Она хорошо пела и умела слагать пес-
ни.  Два  только месяца прожила она с Хуором - а потом он ушел вместе с
братом в Нирнаэт Арноэдиад, и Риан не видела его более (1) .

    После Дагор  Браголлах  и  гибели  Финголфина страшная тень Моргота
расползалась все шире с каждым годом.  Но на четыреста шестьдесят девя-
тый  год  от возвращения нолдоров в Средиземье в сердцах эльфов и людей
вновь пробудилась надежда,  ибо разнесся слух о деяниях Берена и Лутиэн
и о том, как Моргот был посрамлен на самом своем троне, и говорили, что
Берен и Лутиэн то ли еще живы.  то ли умерли и воскресли из мертвых.  В
тот год  великие  замыслы Маэдроса были близки к исполнению,  эльдары и
аданы набрались новых сил,  и удалось остановить наступление Моргота  и
выбить орков из Белерианда. Пошли разговоры о грядущих победах. о мести
за поражение в битве Браголлах,  о том,  что Маэдрос соберет  все  силы
эльфов и людей,  и загонит Моргота под землю, и заколотит Врата Ангбан-
да.
    Но мудрые беспокоились - им казалось. что Маэдрос поторопился обна-
ружить свою растущую мощь, и теперь Моргот успеет приготовиться.
    - В Ангбанде вечно плетутся какие-нибудь новые  козни,  которых  не
ждут ни эльфы, ни люди, - говорили они.
    И в самом деле, той же осенью с Севера, из-под свинцовых туч, нале-
тел дурной ветер.  Злым поветрием прозвали его, ибо он принес чуму, и в
северных землях,  что примыкали к Анфауглит,  был большой мор среди лю-
дей, и умирали прежде всего дети и подростки.
    В тот год Турину,  сыну Хурина,  было всего пять лет,  а сестре его
Урвен исполнилось три ранней весной.  Когда она бегала по лугу,  волосы
ее мелькали в высокой траве, словно желтые лилии, и смех ее звенел, как
веселый ручеек, что сбегал с холмов и струился за домом ее отца. Ручеек
тот звался Нен Лалайт,  и девочке тоже дали прозвище Лалайт, и весь дом
любил ее.
    Турина любили меньше. Черноволосый, как его мать, он и нравом похо-
дил на нее: он редко смеялся и мало говорил, хотя говорить научился ра-
но  и вообще выглядел старше своих лет.  Турин не забывал обид и насме-
шек.  Горячностью он вышел в отца,  и мог быть несдержан и даже жесток.
Но умел он и сострадать,  и не раз плакал,  видя чужую боль и слезы - в
этом он тоже походил на отца: Морвен была сурова к себе, и к другим то-
же.  Мать  он любил - она говорила с ним коротко и ясно.  Отца он видел
мало - Хурин редко бывал дома,  он  охранял  восточные  рубежи  Хитлума
вместе  с  воинством  Фингона.  Когда отец приезжал домой,  его быстрая
речь,  пересыпанная непонятными словами,  намеками и шуточками, смущала
Турина,  и  потому  он  побаивался отца.  Больше всего Турин любил свою
сестренку Лалайт.  Он редко играл с ней - чаще  прятался  где-нибудь  и
смотрел,  как она бегает по лугу или по лесу, напевая песенки, что сло-
жили дети аданов в те дни, когда язык эльфов был еще нов их устам.
    - Лалайт прекрасна,  как маленький эльф,  - говаривал Хурин жене, -
только, увы, кратковечнее! Но оттого она еще прекраснее - еще дороже...
    Турин слышал слова отца, и долго думал, что это значит, но так и не
понял. Он никогда не видел маленьких эльфов - в те времена в землях Ху-
рина не было эльфийских поселений,  и Турину лишь однажды удалось пови-
дать эльфов:  как-то раз король Фингон со своей свитой  проезжал  через
Дор-ломин,  и Турин видел их на мосту через Нен Лалайт - белые с сереб-
ром одеяния эльдаров сверкали на солнце.
    Но слова Хурина подтвердились еще до исхода той зимы. Злое поветрие
нагрянуло на Дор-ломин,  и Турин заболел.  Он долго метался в горячке и
темном бреду, а когда очнулся - ибо он был силен и крепок, и судьба по-
велела ему жить, - спросил, где Лалайт. Но нянька ответила:
    - Забудь  имя Лалайт,  сын Хурина,  а о сестре твоей Урвен спроси у
матери.
    Когда пришла Морвен, Турин сказал:
    - Я здоров, и хочу видеть Урвен. А почему нельзя говорить "Лалайт"?
    - Потому что Урвен умерла,  и нет больше места смеху в этом доме, -
ответила Морвен.  - А ты жив,  сын Морвен. Жив и Враг, что причинил нам
это зло.
    Она не старалась утешить сына,  ибо сама не  искала  утешения:  она
несла горе молча и холодно.  Но Хурин открыто предался скорби.  Он взял
арфу и хотел сложить жалобную песнь, но у него ничего не вышло. И Хурин
разбил арфу и, выбежав из дома, погрозил кулаком Северу и крикнул:
    - Ты, что терзаешь Средиземье, - хотел бы я встретиться с тобой ли-
цом к лицу и истерзать тебя, как мой владыка Финголфин!
    Турин горько плакал по ночам,  но при Морвен больше ни разу не упо-
минал имени сестренки.  В это время он нашел себе друга, и лишь ему по-
верял свои печали и тоску,  что томила его в опустевшем доме. Друга его
звали Садор.  Садор был домашним слугой Хурина.  Он был калека, и с ним
мало считались: в молодости Садор был дровосеком и нечаянно отрубил се-
бе  правую ступню.  Турин прозвал его Лабадал - это значит "Одноножка",
но Садор не обижался - ведь Турин звал его так с жалостью,  а не в нас-
мешку.  Садор  работал в мастерских - чинил дешевую утварь:  он немного
умел работать по дереву. Турин часто сидел рядом с ним и подавал нужные
вещи, чтобы хромому не вставать лишний раз. Иногда, когда Турин находил
какие-нибудь инструменты или деревяшки,  что валялись без присмотра, он
приносил их Садору,  думая, что они могут пригодиться его другу. Но Са-
дор только улыбался и приказывал мальчику отнести подарок на место.
    - Будь щедр, но раздавай лишь свое, - говорил он Турину.
    В награду за помощь Садор вырезал мальчику фигурки людей и  зверей.
Но  Турин больше всего любил его рассказы.  Ведь юность Садора пришлась
на дни Браголлах,  и он любил вспоминать те времена,  когда еще не  был
жалким калекой.
    - Да, сын Хурина, говорят, то была великая битва. Меня взяли из ле-
сов и послали на войну, но в самой битве я не был - а поспей я в битву,
быть может, заслужил бы себе увечье попочетнее. Мы пришли слишком позд-
но,  нам только и осталось, что отвезти домой тело старого государя Ха-
дора - он пал,  защищая короля Финголфина.После этого я служил в Эйтель
Сирион,  могучей крепости эльфийских королей.  Много лет провел я там -
или  это  теперь  так  кажется,  оттого  что больше в моей жизни нечего
вспомнить, такая она была серая и тусклая? Я был в Эйтель Сирион, когда
ее осадил Черный король - Галдор, отец твоего отца, держал эту крепость
от имени верховного короля. Он погиб во время осады, и я сам видел, как
твой отец встал на его место,  хотя был еще совсем молод. Говорили, что
дух его пылает столь жарко,  что меч накаляется в его  руке.  Он  повел
нас,  и  мы  оттеснили орков в пески - с того дня и до сих пор не смеют
они приближаться к стенам Эйтель Сирион.  Но я,  увы,  был по горло сыт
битвами и сражениями - вдоволь нагляделся я на кровь и раны. Я затоско-
вал по родным лесам,  и меня отпустили домой. Пришел я домой - и изуве-
чил себя сам: бежишь от беды - а она навстречу.
    Вот что рассказывал Садор Турину.  Турин же, подрастая, начал зада-
вать вопросы,  на которые Садору бывало трудно ответить.  Старик  часто
думал, что такие вещи мальчику лучше бы узнать от родных. Однажды Турин
спросил:
    - А это правда, что Лалайт была похожа на маленького эльфа? Так го-
ворил отец. А что это значит, что она кратковечнее?
    - Да, она была похожа на маленького эльфа, - ответил Садор. - В на-
чале жизни видно, что дети людей и эльфов - близкие родичи. Но дети лю-
дей растут быстрее, и юность их коротка - такова наша судьба.
    И Турин спросил:
    - А что такое судьба?
    - Насчет судьбы людей,  - ответил Садор, - спроси кого-нибудь поум-
нее Лабадала.  Но всем известно, что мы быстро устаем и умираем, и мно-
гие гибнут еще до срока.  А вот эльфы не устают, и умирают лишь от тяж-
ких увечий.  Они исцеляются от многих ран и горестей, которые для людей
смертельны, и говорят, что, даже если их тела гибнут, они все равно по-
том возвращаются. А мы нет.
    - Значит, Лалайт не вернется? - спросил Турин. - А куда она ушла?
    - Она не вернется,  - сказал Садор, - А куда она ушла - этого никто
не знает. По крайней мере, я не знаю.
    - А это всегда так было? Или это от Черного короля, как Злое повет-
рие?
    - Не знаю. Позади нас - тьма, и о том, что было до нее, почти ниче-
го не говорится. Может, отцы наших отцов и знали что-нибудь, но нам ни-
чего не поведали.  Даже имена их забыты.  Горы отделили нас от  прежней
жизни. Мы бежали сюда, а от чего - никому не ведомо.
     - Они боялись, да? - спросил Турин.
     - Может быть,  - ответил Садор. - Может быть, мы бежали потому, что
боялись Тьмы - пришли сюда, а она и здесь настигла нас, и бежать дальше
некуда, разве что в Море.
     - Но мы больше не боимся,  - сказал Турин. - Не все боятся. Отец не
боится,  и я не буду бояться.  Или буду бояться, но буду скрывать это -
как мама.
     Садору показалось,  что глаза у Турина совсем не детские. "Да, горе
острит острый ум", - подумал старик. Но вслух он сказал:
     - Знаешь, сын Хурина и Морвен, каково будет твое сердце - это Лаба-
далу неведомо, но раскрывать его ты будешь нечасто и немногим.
     И Турин сказал:
     - Наверно,  лучше не говорить, чего тебе хочется, раз это все равно
невозможно.  Но знаешь, Лабадал, я хотел бы быть эльдаром. Тогда бы Ла-
лайт  вернулась,  а  я был бы еще здесь,  даже если бы ее не было очень
долго. Когда я стану большой, я пойду служить эльфийскому королю, как и
ты, Лабадал.
     - Да,  наверно, ты еще познакомишься с эльдарами, - вздохнул Садор.
- Прекрасный народ,  дивный народ, и дана им власть над сердцами людей.
Но иногда мне думается,  что лучше бы нам было остаться темными и дики-
ми,  чем встречаться с ними. Эльфы владеют древним знанием, они горды и
долговечны.  А мы тускнеем в их сиянии - или сгораем чересчур быстро. И
бремя нашей судьбы тяготит нас.
     - А вот отец любит эльфов,  - возразил Турин. - Без них он тоскует.
Он говорит,  что всему, что мы знаем, мы научились у них, и они сделали
нас благороднее. Он говорит, что люди, которые перешли горы только сей-
час, немногим лучше орков.
     - Это верно,  - ответил Садор,  - если не обо всех,  то о многих из
нас. Но подниматься тяжело, и падать с высоты больнее.

     В тот незабываемый год, в месяце, что у аданов зовется гваэрон, Ту-
рину было уже почти восемь.  Старшие говорили меж собой о большом сборе
войск, но Турин про это ничего не слышал. Хурин часто обсуждал с Морвен
замыслы королей эльфов,  зная, что она мужественна и умеет молчать. Ху-
рин  был исполнен надежд и почти не сомневался в победе,  ибо не верил,
что найдется в Средиземье такая сила, которая устоит пред мощью и вели-
чием эльдаров.
     - Они зрели Свет Запада, - говорил он, - и Тьма в конце концов отс-
тупит пред ними.
     Морвен не спорила с мужем - рядом с Хурином всегда верилось  только
в хорошее. Но ее род тоже был сведущ в преданиях эльфов, и про себя она
говорила: "Да, но ведь они отвратились от Света, и он теперь недоступен
им...  Быть может,  Владыки Запада забыли о них?  А если так, разве под
силу эльфам одолеть одного из валаров, пусть они и Старшие дети?
     Хурина Талиона, казалось, подобные сомнения не посещали. Но однажды
весной случилось,  что Хурин встал утром мрачный,  словно увидел дурной
сон, и весь день был сам не свой. А вечером вдруг сказал:
     - Морвен Эледвен,  меня скоро призовет мой долг,  и наследник  дома
Хадора останется на твоем попечении.  А людская жизнь коротка,  и опас-
ности подстерегают нас, даже и в мирное время.
     - Так повелось в мире,  - ответила Морвен. - Но почему ты завел эти
речи.
     - Не из страха,  из осторожности,  - ответил Хурин - но видно было,
что он обеспокоен. - Любому ясно: что бы ни случилось, мир не останется
прежним. Это большая игра, и одна из сторон неизбежно потеряет все. Ес-
ли короли эльфов падут, аданам придется худо. А из аданов ближе всего к
Врагу - мы.  Я не стану уговаривать тебя не бояться, если случится худ-
шее.  Ты боишься того,  и только того, чего следует бояться, и страх не
лишит тебя разума. Но я велю: "Не жди!" Я вернусь, как только смогу, но
не жди меня!  Уходи на юг, и как можно скорее. Я пойду за вами, и найду
тебя, пусть даже придется обыскать весь Белерианд.
     - Белерианд велик, и неприютен для бездомных беглецов, - промолвила
Морвен. - Куда нам бежать, одним или с родичами?
     Хурин задумался.
     - В Бретиле,  - сказал он наконец,  - живут родичи моей матери.  По
прямой лиг тридцать отсюда.
     - Если в самом деле случится худшее,  - возразила Морвен, - чем по-
могут нам люди? Дом Беора пал. Если и могучий дом Хадора не устоит, где
же укроется жалкий народ Халет?
     - Да, они народ небольшой и темный - но доблестный, можешь мне поверить,
- сказал Хурин. - А на кого еще нам надеяться?
     - Про Гондолин ты молчишь? - спросила Морвен.
     - Ни разу не произносил я этого имени, - ответил Хурин. - Да, молва
не лжет - я побывал там.  Я не говорил этого никому,  но тебе скажу,  и
скажу правду: я не знаю, где он.
     - Но все же догадываешься, и догадываешься верно, не так ли?
     - Быть может,  - сказал Хурин. - Но этого я не могу открыть никому,
даже  тебе,  разве что сам Тургон разрешит мои уста от клятвы - так что
не допытывайся понапрасну.  И даже если бы я,  к стыду своему, прогово-
рился,  вы  все равно бы нашли лишь запертую дверь - пока сам Тургон не
выйдет на битву (а об этом слыхом не слыхано, никто и надеяться не сме-
ет), внутрь никого не впустят.
     - Что ж,  - сказала Морвен,  - раз твои родичи беспомощны, а друзья
не хотят помочь,  придется мне решать самой. Мне приходит на ум Дориат.
Думаю,  что из всех преград Завеса Мелиан падет последней. И не отверг-
нут в Дориате потомков дома Беора. Разве я не в родстве с королем? Ведь
Берен сын Барахира был внуком Брегора, как и мой отец.
     - Не лежит у меня душа к Тинголу,  - заметил Хурин.  - Не придет он
на помощь королю Фингону.  И,  знаешь,  когда я слышу: "Дориат", у меня
почему-то сжимается сердце.
     - А мне не по себе, когда я слышу: "Бретиль", - возразила Морвен.
     Тут Хурин вдруг расхохотался и сказал:
     - И о чем мы спорим?  Это ведь всего лишь тени ночных кошмаров. Нам
не дано предвидеть будущего.  И не может быть,  чтобы случилось худшее.
Но если случится - я доверяю твоему мужеству и уму.  Делай, как повелит
тебе сердце.  Но не медли. Ну, а если победим, короли эльфов вернут по-
томкам  Беора  все его владения и земли - богатое наследство достанется
нашему сыну.
     Ночью Турину сквозь сон почудилось,  что отец с матерью с о свечами
в  руках  склонились над его кроваткой и смотрят на него - но их лиц он
не видел.

    На день  рождения  Хурин подарил сыну эльфийский нож,  в серебряных
вороненых ножнах и с серебряной рукоятью.
     - Вот мой подарок, наследник дома Хадора, - сказал Хурин. - Но будь
осторожен!  Клинок острый,  а сталь служит лишь тем,  кто умеет владеть
ею. Иначе она не будет разбирать, где дерево, а где твои руки.
     Потом отец поставил Турина на стол, поцеловал и сказал:
     - Вот,  сын Морвен,  ты уже выше меня - а скоро ты и без  подставки
будешь таким же высоким. Тогда клинок твой будет страшен многим.
     Турин выбежал  из  дома и пошел бродить один.  Слова отца грели ему
душу, как весеннее солнышко греет мерзлую землю, пробуждая травы. "Нас-
ледник дома Хадора!" - повторял мальчик.  Но тут вспомнились ему другие
слова:  "Будь щедр, но раздавай лишь свое". Тогда он побежал к Садору и
воскликнул:
     - Лабадал,  Лабадал!  Сегодня  у меня день рождения!  День рождения
наследника дома Хадора! И я принес тебе подарок. Вот такой нож, как те-
бе нужен: острый как бритва, все что хочешь разрежет!
     Садор смутился  -  он  ведь знал,  что Турин сам только что получил
этот нож в подарок.  Но в те времена считалось дурной приметой  отказы-
ваться от дара,  что предложен от чистого сердца, кто бы ни дарил. Поэ-
тому Садор серьезно ответил мальчику:
     - Ты щедр, как и весь твой род, Турин сын Хурина. Я ничем не заслу-
жил такого подарка - боюсь, что и за всю оставшуюся жизнь не смогу отп-
латить тебе. Но буду рад, если получится.
     Достав нож, Садор радостно воскликнул:
     - Эльфийский клинок! Да, вот подарок так подарок! Давно не держал я
в руках эльфийской стали.
     Хурин вскоре заметил, что Турин не носит ножа, и спросил его:
     - В чем дело? Быть может, ты и впрямь боишься порезаться?
     - Нет, - ответил Турин. - Я отдал нож Садору-столяру.
     - Ты что, не дорожишь отцовским подарком? - спросила Морвен.
     - Дорожу,  - ответил Турин. - Просто я люблю Садора, и мне его жал-
ко.
     И Хурин сказал:
     - Все три дара в твоей власти, Турин: любовь, жалость, и нож - наи-
меньший из трех. Ты волен одарять ими, кого пожелаешь.
     - Только не знаю,  заслуживает ли этого Садор, - заметила Морвен. -
Он же покалечился по собственной неуклюжести,  и не  торопится  делать,
что ему велено - все возится с какими-то безделушками.
     - А  все  же он достоин жалости,  - возразил Хурин.  Честная рука и
верное сердце могут промахнуться, а такая рана болит сильнее, чем нане-
сенная вражьей рукой.
     - Но новый нож ты получишь нескоро,  - сказала Морвен.  - Вот тогда
это будет настоящий дар - за свой счет.
     Однако Турин заметил,  что с Садором стали обходиться  приветливее.
Ему даже поручили сделать новый трон для владыки.

     Однажды, ясным утром месяца  лотрона,  Турин  проснулся  от  пения
труб. Он бросился на улицу, и увидел, что двор полон пеших и конных во-
инов в боевом вооружении. Хурин стоял на крыльце и отдавал приказы. Ту-
рин  узнал,  что  они  выступают сегодня к Барад Эйтель.  Во дворе были
только дружинники и слуги Хурина,  но в поход  отправлялись  все  воины
Дор-ломина.  Часть  войска уже ушла вперед - их вел Хуор,  брат Хурина.
Многие должны были присоединиться к владыке  Дор-ломина  по  дороге  на
большой сбор верховного короля.
     Морвен попрощалась с Хурином. Она не плакала.
     - Я сохраню все, что ты оставляешь на мое попечение, - сказала она,
- то, что есть, и то, что будет.
     - Прощай,  владычица Дор-ломина, - ответил ей Хурин. - Много лет не
ведали мы такой надежды, как ныне. Пусть наш зимний пир будет радостнее
всех предыдущих. а за зимой настанет весна без страхов!
     Он поднял Турина на плечо, и крикнул своим воинам:
     - А ну, покажите наследнику дома Хадора, как сияют ваши мечи!
     Пятьдесят ослепительных клинков взметнулись к небу, и двор огласил-
ся боевым кличем северных аданов:
     - Лахо калад! Дрего морн! Сияй, Свет! Беги, Ночь!
     И вот  Хурин  взметнулся в седло,  и развернулось золотое знамя,  и
трубы запели в утренней тишине. Так уезжал Хурин Талион на битву Нирна-
эт Арноэдиад.
     А Морвен и Турин все стояли на крыльце, пока ветер не донес издале-
ка отзвук трубы - то Хурин в последний раз оглянулся на дом, прежде чем
скрыться за перевалом.

                        Речи Хурина и Моргота.

     Много песен сложено эльфами о Нирнаэт Арноэдиад, во многих предани-
ях  говорится  об этой битве,  битве Бессчетных слез,  где пал Фингон и
увял цвет  эльдаров.  Жизни человеческой не хватит пересказать их все (2) .
Но ныне будет поведано лишь о том,  что случилось с Хурином, сыном Гал-
дора,  владыкой Дор-ломина, после того как близ потока Ривиля взяли его
в плен живым по приказу Моргота и приволокли в Ангбанд.

     Хурина привели к Морготу,  ибо тот вызнал колдовством и через шпио-
нов,  что  Хурин в дружбе с королем Гондолина.  Моргот пытался запугать
Хурина своим ужасным взглядом.  Но Xурин еще не ведал страха, и отвечал
Морготу  с дерзостью.  И Моргот велел заковать его в цепи и подвергнуть
медленной пытке.  Но вскоре он явился к Хурину и предложил,  на  выбор,
либо  отпустить  его  на  все  четыре  стороны,  либо облечь его высшей
властью и чином верховного военачальника Ангбанда,  если только он, Ху-
рин,  выдаст,  где находится крепость Тургона, и все, что ведомо ему из
замыслов короля. Но Хурин Стойкий лишь посмеялся над ним и ответил так:
    - Ты слепец,  Моргот Бауглир,  и навек останешься слеп,  ибо видишь
лишь тьму.  Неведомо тебе, что имеет власть над душами людей, а если бы
ты и знал,  не в твоей власти дать нам то,  чего мы ищем. И лишь глупец
верит посулам Моргота. Ты возьмешь плату, и не сдержишь обещаний. Расс-
кажи я тебе то, о чем ты спрашиваешь - лишь смерть будет мне наградой.
    Тогда Моргот расхохотался и сказал:
    - О, ты еще будешь молить меня о смерти, словно о милости.
    Он отвел Хурина на Хауд-эн-Нирнаэт.  Этот курган тогда  был  только
что построен, и над ним висел тяжелый смрад мертвечины. Моргот поднялся
с Хурином на вершину кургана и велел взглянуть в сторону Хитлума. и по-
думать о жене, о сыне и всех своих родичах.
    - Ведь теперь это моя земля,  и родичи твои в моей власти,  и жизнь
их зависит от моего снисхождения.
    - Ты не ведаешь снисхождения, - ответил Хурин. - Но до Тургона тебе
через моих родичей не добраться - они не знают его тайн.
    Тогда гнев обуял Моргота, и он прошипел:
    - Зато  я  доберусь до тебя,  и твоего проклятого рода,  и воля моя
сломит вас всех, будь вы хоть стальными!
    И он поднял с земли длинный меч,  и сломал его перед лицом  Хурина.
Осколок отлетел и вонзился Хурину в лицо,  но тот не шелохнулся.  Тогда
Моргот протянул могучую длань в сторону Дор-ломина и проклял  Хурина  и
Морвен, и всех их отпрысков, сказав так:
    - Смотри!  Тень моей воли отныне лежит на них, куда бы они ни скры-
лись, и даже на краю света моя ненависть настигнет их.
    - Пустые слова!  - возразил Хурин.  - Ты не можешь видеть их,  и не
можешь  управлять  ими  издалека  - пока ты в этом обличье и правишь на
земле, как видимый владыка, тебе это не под силу.
    - Глупец!  - воскликнул Моргот.  - Глупец,  последний среди  людей,
последнего  из говорящих народов!  Видел ли ты валаров?  Ведома ли тебе
мощь Манве и Варды?  Знаешь ли ты,  как глубоко проницает их мысль? Или
ты надеешься, что они подумают о тебе и смогут защитить тебя издалека?
    - Не знаю, - ответил Хурин. - Может быть, и смогут, если есть на то
их воля. Ибо Верховный владыка не будет повержен, доколе стоит Арда.
    - Ты сказал! - подхватил Моргот. - Верховный владыка - это я, Мель-
кор,  первый и могущественнейший из валаров,  что были до начала Арды и
создали ее. Тень моего замысла лежит на Арде, и все, что в ней, склоня-
ется на мою сторону,  медленно,  но верно. И над всеми, кого ты любишь,
нависнет, подобно грозовой туче Рока, моя воля, и окутает их тяжкой ть-
мой отчаяния.  Всюду,  куда они ни явятся,  пробудится зло.  Что они ни
скажут,  что они ни сделают - все обернется против них. И умрут они без
надежды, проклиная и жизнь, и смерть.
    Но Хурин ответил:
    - Ты забываешь,  с кем говоришь. Наши отцы слышали это от тебя дав-
ным-давно.  Но мы избежали твоей тени. А теперь - теперь мы знаем тебя,
ибо мы видели лица тех,  кто зрел Свет, и внимали голосу беседовавших с
Манве.  Ты был до Арды,  но и другие тоже, и не ты создал ее. И ты - не
самый могучий: ведь ты растратил свою мощь на себя, расточил ее в своей
пустоте. Теперь ты всего лишь беглый раб валаров - и не уйти тебе от их
цепей!
    - Да,  ты выучил свои уроки назубок,  - усмехнулся Моргот. - Но чем
тебе поможет эта ребячья мудрость?  Смотри,  твои учителя все  разбежа-
лись.
    И ответил Хурин:
    - Вот что скажу я тебе напоследок,  раб Моргот - и это я знаю не от
эльдаров,  ибо мудрость эта вложена мне в душу в сей час.  Пусть даже и
Арда, и Менель покорятся твоему владычеству - над людьми ты не властен,
и не будешь властен.  Ибо ты не сможешь преследовать тех,  кто не поко-
рится тебе, за пределами Кругов Мира.
    - Да,  я не стану преследовать их за пределами Кругов Мира, - отве-
тил Моргот. - Не стану, ибо за пределами Кругов Мира - Ничто. Но в Кру-
гах Мира им не скрыться от меня, пока они не уйдут в Ничто.
    - Ты лжешь, - сказал Хурин.
    - Вот увидишь - и признаешь, что я не лгу, - сказал Моргот.
    И он вернулся с Хурином в Ангбанд, и приковал его чарами к каменно-
му сиденью на вершине Тангородрима,  откуда были видны Хитлум на западе
и земли Белерианда на юге. И Моргот встал рядом и снова проклял Хурина,
и наложил на него заклятье,  так что Хурин не мог ни уйти, ни  умереть,
пока сам Моргот не освободит его.
    - Сиди здесь, - сказал Моргот, - и смотри  на земли, где горе и от-
чаяние поразят тех,  кого ты отдал мне во власть. Ибо ты осмелился сме-
яться надо мной,  ты усомнился в могуществе Мелькора, Владыки судеб Ар-
ды.  Отныне моими глазами будешь ты видеть,  моими ушами будешь ты слы-
шать, и ничто не укроется от тебя.

                      Турин покидает родной дом.

    В Бретиль вернулись лишь трое - они шли через Таур-ну-Фуин, и стра-
шен был их путь. Глорэдель, дочь Хадора, узнав о смерти Халдора, умерла
от горя.
    В Дор-ломин не пришло никаких вестей.  Риан,  жена Хурина, потеряла
рассудок и бежала в глушь,  но Серые эльфы с холмов Митрима приютили ее
и позаботились о ее сыне,  младенце Туоре.  А сама Риан  пришла  к  Ха-
уд-эн-Нирнаэт, легла ничком и умерла.
    Морвен Эледвен жила в Хитлуме и страдала молча.  Ее сыну Турину шел
всего лишь девятый год,  и Морвен ждала еще одного ребенка. Тяжкой была
ее жизнь. Хитлум наводнили вастаки. Они жестоко преследовали людей дома
Хадора,  отнимали у них последнее добро и обращали их в  рабство.  Всех
слуг Хурина,  кто был годен хоть к какой-то работе, угнали в плен, даже
детей,  а стариков перебили или выгнали в глушь умирать от  голода.  Но
посягнуть  на  владычицу  Дор-ломина или нарушить неприкосновенность ее
жилища вастаки еще не смели:  среди них  разнесся  слух,  будто  она  -
страшная ведьма, и водит дружбу с белыми призраками - так вастаки звали
эльфов. Они  ненавидели этот народ,  но боялись его еще больше (3) .  Из-за
этого они старались держаться подальше от гор - в  горах,  особенно  на
юге,  нашло убежище немало эльдаров. Так что вастаки, разорив и разгра-
бив южные земли,  отступили на север.  А дом Хурина был на  юго-востоке
Дор-ломина,  вблизи гор - Нен Лалайт брал начало в источнике у подножия
Амон Дартир,по склону которой шла узкая  тропа.  Этой  тропой  отважный
путник мог перевалить через Эред Ветрин и выйти в Белерианд,  к истокам
Глитуи. Ни вастаки, ни сам Моргот не ведали еще об этой тропе, ибо весь
тот край был недоступен Морготу,  пока стоял дом Финголфина, и никто из
прислужников Врага не бывал в тех местах.  Моргот был уверен,  что Эред
Ветрин  станет  неприступной  преградой и для беженцев с севера,  и для
подмоги с юга - чрез Эред Ветрин и в самом деле не было  другой  дороги
от топей Серех до прохода в Невраст далеко на западе.
    Так и вышло, что после первых набегов Морвен оставили в покое. Но в
окрестных лесах бродили недобрые люди, и выходить за околицу было небе-
зопасно.  В доме Морвен нашли убежище Садор-столяр и еще несколько ста-
риков и старух.  Турина держали взаперти,  и за ограду не выпускали. Но
хозяйство Хурина вскоре пришло в упадок и, хотя Морвен работала за тро-
их,  ей  пришлось бы голодать,  если бы не Аэрин,  родственница Хурина.
Один из вастаков,  Бродда, насильно взял Аэрин в жены. Она тайком помо-
гала Морвен.  Горьким казался Морвен дареный хлеб, но она принимала ми-
лостыню ради Турина и своего нерожденного дитяти;  к тому же,  говорила
она,  это лишь часть того,  что у нее украли - ведь это Бродда захватил
слуг, скот и прочее добро Хурина, и отправил все это в свой дом. Бродда
был не робкого десятка,  но до того,  как его народ пришел в Хитлум,  с
ним мало считались.  Поэтому он хотел разбогатеть и  охотно  брал  себе
земли,  от  которых отказывались другие вастаки.  Бродда один раз видел
Морвен, когда ездил грабить ее дом, и она нагнала на него страху - вас-
так решил, что заглянул в горящие глаза белого призрака, и ужасно испу-
гался,  что Морвен наведет на него порчу. Поэтому он не решился разгра-
бить ее дом и не нашел Турина - а не то недолго бы прожил наследник ис-
тинного владыки.
    Бродда обратил в рабство всех "соломенных голов" (так звал он народ
Хурина), и заставил их выстроить ему деревянный замок, к северу от дома
Хурина.  Рабов он держал за оградой под открытым небом,  как скотину  в
загоне, но стерегли их плохо, и те, кого еще не успели запугать, часто,
рискуя собой,  помогали владычице Дор-ломина. Они тайно доставляли Мор-
вен новости,  хотя и мало было ей радости в тех вестях. Но Аэрин Бродда
взял в жены,  а не в наложницы - у вастаков было мало женщин, и ни одна
из  них  не  могла  сравниться с дочерьми аданов,  а Бродда рассчитывал
стать владыкой этого края и оставить после себя наследника.
    Морвен редко говорила с Турином о том,  что случилось,  и что может
случиться в будущем,  а тревожить ее расспросами мальчик боялся.  Когда
вастаки впервые вторглись в Дор-ломин, он спросил у матери:
    - А когда отец вернется и прогонит этих мерзких ворюг? Почему он не
приходит?
    - Не знаю,  - ответила Морвен. - Быть может, он убит, быть может, в
плену,  а может, блуждает где-то в дальних краях и не может вернуться -
ведь кругом столько врагов.
    - Наверно,  его  убили,  -  сказал Турин - перед матерью он сдержал
слезы, - если бы он был жив, никто не смог бы удержать его.
+   - Думается мне, что все это неправда, сын мой, - ответила Морвен.

    Время шло,  и  Морвен все больше тревожилась за Турина,  наследника
Дор-ломина и Ладроса - ведь лучшее, что ждало его в ближайшем будущем -
это рабство у вастаков.  И вспомнила она свой разговор с Хурином, и об-
ратилась мыслями к Дориату.  Она наконец решилась втайне отослать  туда
Турина и просить короля Тингола приютить мальчика.  Размышляя над этим,
она все время слышала голос Хурина:  "Уходи скорее! Не жди меня!" Но ей
подходит время рожать, а ? дорога трудна и опасна, [чем дальше, тем ху-
же.] И в сердце Морвен,  помимо ее воли, все еще таилась обманчивая на-
дежда:  в  глубине души она чуяла,  что Хурин жив,  и бессонными ночами
ждала,  ждала услышать его шаги,  а задремав,  просыпалась - ей мерещи-
лось, будто во дворе заржал Аррох, конь Хурина. И, наконец, хотя Морвен
была не против,  чтобы сына ее воспитали в чужом доме,  по  обычаю  тех
времен,  ей самой гордость еще не позволяла жить на чужих хлебах, пусть
даже у короля.  И потому она заставила утихнуть голос Хурина - или  па-
мять о нем. И так сплелась первая нить судьбы Турина.

    Когда Морвен решилась наконец отправить сына,  Год скорби уже  бли-
зился  к  концу - наступила осень.  Поэтому Морвен торопилась исполнить
задуманное:  дороги скоро станут непроходимыми, а до весны Турина могут
отнять  у нее.  По лесу бродили вастаки и вынюхивали,  что происходит в
доме. Поэтому однажды Морвен неожиданно сказала Турину:
    - Отец не возвращается.  Значит, ты должен уйти отсюда, и как можно
скорее. Он так хотел.
    - Уйти? - воскликнул Турин. - Но куда же мы пойдем? За Горы?
    - Да, - ответила Морвен. - За Горы, на юг. Может быть, там еще мож-
но спастись. Но я не говорила "мы", сын мой. Тебе нужно уйти, а я долж-
на остаться.
    - Я не могу один!  - воскликнул Турин.  - Я не оставлю тебя! Почему
нам не уйти вместе?
    - Я не могу,  - ответила Морвен. - Но ты не один пойдешь. Я пошлю с
тобой Гетрона, а может, и Гритнира тоже.
    - А Лабадала? - спросил Турин.
    - Нет,  - сказала Морвен.  - Садор хромой, а дорога трудная. Ты мой
сын,  и дни теперь жестокие, так что скажу прямо: ты можешь погибнуть в
пути.  Зима близко.  Но если ты останешься, случится худшее: ты станешь
рабом.  Если хочешь вырасти мужчиной,  если хочешь дожить до лет  воина
- наберись мужества, и сделай, как я сказала.
    - Но с тобой же останется только Садор, и слепой Рагнир, и старухи!
- сказал Турин.  - Отец же сказал,  что я наследник Хадора! А наследник
должен остаться в доме Хадора и защищать его.  Вот теперь я жалею,  что
отдал нож!
    - Наследник должен бы остаться,  но не может, - возразила Морвен. -
Но когда-нибудь он вернется. Мужайся! Я приду к тебе, если станет хуже.
Если смогу.
    - Но как же ты найдешь меня в глуши?! - воскликнул Турин; и, не вы-
держав, вдруг разрыдался.
    - Будешь хныкать - враги тебя найдут,  а не я, - отрезала Морвен. -
Но я знаю,  где тебя искать - если ты доберешься туда и останешься там.
Я постараюсь прийти туда, если смогу. Я посылаю тебя в Дориат, к королю
Тинголу. Не лучше ли быть гостем короля, чем рабом?
    - Не знаю, - всхлипнул Турин. - Я не знаю, что такое раб.
    - Я затем и отсылаю тебя, чтобы ты не знал этого, - сказала Морвен.
    Она поставила Турина перед собой и  долго  смотрела  ему  в  глаза,
словно пыталась разгадать какую-то загадку.
    - Тяжело,  Турин,  тяжело,  сынок,  - произнесла она наконец.  - Не
только тебе тяжело.  Трудно мне решать,  что делать в эти злые времена.
Но я поступаю так,  как считаю правильным - а иначе разве рассталась бы
я с тем, что мне дороже всего на свете?
    И они больше не говорили об этом.  Турин расстался с матерью в горе
и недоумении.  Утром он побежал к Садору. Садор колол лучину на растоп-
ку. Дров у них было мало - они боялись уходить далеко от дома. И теперь
Садор стоял,  опершись на клюку, и смотрел на недоделанный трон Хурина,
задвинутый в угол.
    - Придется и его пустить на дрова, - сказал он. - Теперь приходится
думать лишь о самом насущном.
    - Не надо,  не ломай его пока,  - попросил Турин. - Может, отец еще
вернется - он обрадуется,  когда увидит, что ты сделал, пока его не бы-
ло.
    - Пустая надежда хуже страха,  - сказал Садор. - Надеждами зимой не
согреешься.
    Он погладил резную спинку, и вздохнул.
    - Зря только время тратил,  - сказал он. - Правда, не могу сказать,
что  провел  его плохо.  Но такие безделушки недолговечны.  Видно,  вся
польза от них - что делать их радостно.  Так что, пожалуй, верну я тебе
твой подарок.
    Турин протянул руку, но тут же отдернул.
    - Мужи не берут обратно своих даров.
    - Но ведь он же мой? - спросил Садор. - Разве я не могу отдать его,
кому захочу?
    - Можешь,  - ответил Турин,  - но только не мне. А потом, почему ты
хочешь его отдать?
    - Мало надежды, что он пригодится мне для достойного дела, - вздох-
нул Садор. - Теперь Лабадала ждет лишь рабская работа.
    - А что такое раб? - спросил Турин.
    - Раб - это бывший человек.  С ним обращаются, как со скотиной. Его
кормят, только чтобы он не умер, живет он только затем, чтобы работать,
а работает только под страхом побоев или смерти. А эти головорезы - они
могут  избить или убить просто для забавы.  Я слышал,  что они отбирают
самых быстроногих юношей и травят их собаками.  Да, они лучше учились у
орков, чем мы - у Дивного народа.
    - Теперь я понимаю, - сказал Турин.
    - То-то и горе, что тебе приходится понимать такие вещи - в твои-то
годы, - сказал Садор. Тут он заметил изменившееся лицо Турина.
    - Что ты понимаешь?
    - Почему мама отсылает меня,  - ответил Турин, и глаза его наполни-
лись слезами.
    - А-а,  вот оно что! - кивнул Садор. - Чего же она ждала-то? - про-
бормотал он себе под нос. Но вслух сказал:
    - По-моему,  плакать тут не о чем.  Только больше не рассказывай  о
том, что задумала твоя мать - ни Лабадалу, ни кому другому. В наше вре-
мя и у стен бывают уши, и это не уши друзей.
    - Но мне же надо поговорить с кем-нибудь!  - воскликнул Турин.  - Я
тебе всегда все рассказывал.  Я не хочу уходить от тебя,  Лабадал. И из
дома, от мамы не хочу уходить.
    - Но если ты останешься, - возразил Садор, - дому Хадора скоро при-
дет конец - теперь ты,  наверно, понимаешь это? Лабадал не хочет, чтобы
ты уходил.  Но Садор,  слуга Хурина,  будет рад знать,  что вастакам не
добраться до сына Хурина.  Ну-ну,  ничего не поделаешь, приходится про-
щаться. Может, возьмешь мой нож на память?
    - Нет!  - сказал Турин. - Мама посылает меня к эльфам, к королю До-
риата.  Там мне другой нож дадут,  такой же.  А тебе, Лабадал, я ничего
прислать не смогу. Я буду далеко, и совсем-совсем один.
    И Турин разрыдался. Но Садор сказал ему:
    - Это что такое? Разве это сын Хурина? Я слышал, как сын Хурина од-
нажды сказал: "Когда я стану большой, я пойду служить эльфийскому коро-
лю".
    Тогда Турин вытер слезы и сказал:
    - Хорошо.  Раз сын Хурина так сказал,  он должен сдержать слово.  Я
пойду.  Только почему-то, когда я говорю, что сделаю то-то и то-то, по-
том все выходит совсем не так, как я думал. Мне теперь не хочется идти.
Я постараюсь больше не говорить таких вещей.
    - Да,  так будет лучше, - сказал Садор. - Все так учат, но мало кто
так поступает. Не загадывай вперед. Нынешнего дня больше  чем достаточ-
но.
    И вот Турина собрали в дорогу. Он простился с матерью и втайне отп-
равился в путь с двумя провожатыми. Но когда спутники Турина велели ему
взглянуть в последний раз на дом отца своего, боль расставания пронзила
Турина, словно острый меч, и мальчик вскричал:
    - Морвен, Морвен, когда же я увижусь с тобой!
    А Морвен стояла на пороге,  и когда лесное эхо донесло до нее  крик
сына, она так вцепилась в дверной косяк, что кровь брызнула из-под ног-
тей. То было первое горе Турина.
    В начале  следующего  года Морвен родила девочку и дала ей имя Ниэ-
нор,  что значит Скорбь.  Но когда это случилось, Турин был уже далеко.
Долог и мучителен был его путь, ибо земли те уже попали под владычество
Моргота.  Но провожатые Турина,  Гетрон и Гритнир,  хотя  молодость  их
пришлась на дни Хадора и теперь они были стары,  состарившись, не утра-
тили отваги,  и хорошо знали дорогу,  ибо в былые времена немало  пост-
ранствовали по Белерианду. И так, ведомые судьбой и собственным мужест-
вом,  они перевалили через Тенистые горы,  спустились в долину Сириона,
прошли Бретильский лес и,  наконец, усталые и измученные, достигли гра-
ниц Дориата.  Но здесь их опутали чары королевы,  и странники  заблуди-
лись.  Долго скитались они по дремучему лесу без путей и дорог, и вот у
них вышли все припасы.  Они были близки к смерти, ибо с Севера надвига-
лась суровая зима;  но не столь легка была судьба Турина. Когда путники
совсем уже отчаялись,  вдали вдруг раздалось пение рога. То Белег Могу-
чий лук, первый из охотников тех времен, живший вблизи рубежей Дориата,
травил дичь в приграничных лесах. Он услышал крики путников, и поспешил
на помощь. Белег накормил и напоил их, а потом спросил, кто они и отку-
да. Услышав ответ, Белег проникся изумлением и жалостью. Турин ему пон-
равился - мальчик красотой пошел в мать, а глаза у него были отцовские,
и он был силен и крепок.
    - Чего же ты хочешь от Тингола? - спросил Белег мальчика.
    - Мне хотелось бы стать его дружинником. Я хочу воевать с Морготом,
чтобы отомстить за отца.
    - Очень может быть,  что твое желание исполнится,  когда ты подрас-
тешь,  - сказал Белег. - Ты еще мал, но уже теперь видно, что ты будешь
могучим воином,  достойным сыном Хурина Стойкого,  если только это воз-
можно.
    Ибо имя Хурина чтили во всех землях эльфов.  Поэтому  Белег  с  ра-
достью согласился проводить странников. Он отвел их в дом, где жил тог-
да с другими охотниками,  и отправил гонца в Менегрот.  Когда  посланец
принес  ответ,  что  Тингол и Мелиан согласны принять сына Хурина и его
спутников, Белег тайными тропами отвел их в Сокрытое королевство.
    И вот Турин вышел к большому мосту через Эсгалдуин и переступил по-
рог чертогов Тингола.  Еще дитя,  узрел он чудеса Менегрота, невиданные
никем из смертных, кроме одного только Берена. И Гетрон поведал Тинголу
и Мелиан просьбу Морвен; и Тингол принял их ласково, и в память о Хури-
не,  отважнейшем ? из людей, и родиче его [своем?] Берене взял Турина к
себе на колени. И те, кто видел это, немало дивились, ибо это означало,
что Тингол усыновляет Турина, а в те времена не было принято, чтобы ко-
роли  усыновляли  чьих  бы то ни было детей,  и с тех пор не случалось,
чтобы эльфийский владыка усыновил человека. И сказал Тингол Турину:
    - Отныне это твой дом,  сын Хурина,  и ты всегда будешь мне  сыном,
хотя ты и человек. Мудрость обретешь ты, неведомую прочим смертным, и в
руки тебе вложат оружие эльфов.  Быть может.  наступит время,  когда ты
вновь обретешь земли твоих отцов в Хитлуме;  но до тех пор живи здесь в
любви и мире.

    Так Турин стал жить в Дориате.  С ним ненадолго остались и его про-
вожатые,  Гетрон и Гритнир.  Но они торопились вернуться в Дор-ломин, к
своей госпоже. Однако Гритнира одолели старость и болезни, и он остался
при Турине до самой смерти. А Гетрон отправился в обратный путь, и Тин-
гол снарядил с ним отряд эльфов,  и они несли Морвен послание от Тинго-
ла.  И вот наконец достигли они дома Хурина.  Когда Морвен узнала,  что
Турина с почетом приняли во дворце Тингола,  на сердце у нее полегчало.
Эльфы привезли ей от Мелиан богатые дары и  приглашение  отправиться  в
Дориат вместе с воинами Тингола. Ибо Мелиан была мудра и предвидела бу-
дущее, и надеялась, что так удастся расстроить злой замысел Моргота. Но
гордость и надежда все еще не дозволяли Морвен покинуть свой дом; к то-
му же Ниэнор была еще грудным младенцем.  Поэтому Морвен  поблагодарила
дориатских эльфов, но отклонила приглашение. Скрывая свою бедность, она
одарила посланцев последними золотыми вещами,  что оставались у нее,  и
отправила с ними Тинголу Шлем Хадора.
    А Турин все ждал, когда же вернутся посланцы; и когда они приехали,
он убежал в лес и долго плакал: он знал о приглашении Мелиан, и надеял-
ся, что Морвен приедет. То было второе горе Турина.
    Когда Мелиан  услышала  ответ Морвен,  она сильно опечалилась,  ибо
угадала мысли Морвен. И поняла Мелиан, что судьбы, предвиденной ею, так
просто не избегнуть.
    Шлем Хадора вручили Тинголу. Шлем тот был выкован из серебристо-се-
рой стали, украшен золотом и исписан рунами победы. Великая сила была в
том шлеме,  ибо владелец его мог не страшиться ни ран, ни смерти: любой
меч ломался об этот шлем,  любая стрела отлетала в сторону. Выковал его
Тэльхар,  прославленный мастер из Ногрода.  Забрало шлема было устроено
как те пластины, которыми гномы защищали глаза, работая у горна, и лицо
того,  на ком был этот шлем, наводило ужас на врагов, и притом было на-
дежно защищено от стрел и пламени. На верхушке шлема, как вызов врагам,
красовалась  золотая  драконья  голова - этот шлем сделали вскоре после
того, как дракон Глаурунг впервые выполз из врат Моргота. Часто надевал
этот шлем в битву Хадор, а после него - Галдор, и радовалось сердце во-
инов Хитлума,  когда они видели Золотого Дракона на поле боя, и кричали
они:
    - Дракон Дор-ломина достойней золотого змея Ангбанда!
    Но шлем тот был создан не для людей,  а для Азагхала, владыки Беле-
госта, убитого Глаурунгом в Год Скорби (4) .  Азагхал отдал его Маэдросу, в
благодарность за то,  что тот спас его жизнь и имущество, когда Азагхал
попал в оркскую засаду на Гномьей дороге в восточном Белерианде (5) . Маэд-
рос же послал его в дар Фингону, с которым они часто обменивались дара-
ми,  в память о том,  как Фингон загнал Глаурунга в Ангбанд. Но во всем
Хитлуме нашлось лишь два воина,  которым было по  силам  носить  гномий
шлем  -  Хадор  и сын его Галдор.  И потому,  когда Хадор стал владыкой
Дор-ломина,  Фингон вручил шлем ему.  По несчастью,  вышло так,  что на
Галдоре не было этого шлема в тот день, когда он защищал Эйтель Сирион,
ибо враг напал внезапно,  и Галдор выбежал на стену с обнаженной  голо-
вой,  и  в глаз ему попала оркская стрела.  Но для Хурина Драконий шлем
был слишком тяжел, и он не хотел его носить, говоря:
    - Я предпочитаю встречать врага с открытым лицом.
    Но он считал этот шлем одним из величайших сокровищ своего рода.
    Надо сказать,  что сокровищницы Тингола в Менегроте были полны вся-
кого оружия: доспехов с узором, подобным рыбьей чешуе, сияющих, как ре-
ка под луной;  мечей и секир, щитов и шлемов, созданных самим Тэльхаром
или его учителем,  Гамиль-Зираком древним,  или эльфийскими  кузнецами,
что  были  еще искуснее гномов.  Ибо Тингол получил в дар немало вещей,
принесенных из Валинора и созданных самим Феанором в расцвете его  мас-
терства - а ему не было равных с начала мира. И все же Тингол любовался
шлемом так, словно сокровищницы его были скудны, и сказал он учтиво:
    - Воистину, благородные чела венчал он некогда, чела предков Хурина.
    И тут пришла ему новая мысль,  и велел он позвать к себе Турина,  и
сказал ему, что Морвен шлет своему сыну бесценный доспех, сокровище его
отцов.
    - Прими ныне Драконий шлем Дор-ломина, - сказал он отроку, - а ког-
да настанет тебе время надеть его, носи с честью.
    Но Турин был еще слишком мал, и не мог даже поднять шлема, и не об-
ратил на него внимания, ибо тоска томила его.

                           Турин в Дориате.

    Турин рос в Дориате, и Мелиан заботилась о мальчике,  хотя он редко
встречался с ней. В лесу жила девушка по имени Неллас, и она, по прось-
бе Мелиан,  присматривала за Турином, когда он бродил по лесу, и часто,
словно невзначай,  выходила ему навстречу. И от Неллас Турин узнал мно-
гое о тропах Дориата и о зверях и птицах,  что жили в лесу;  и еще  она
научила его говорить по-синдарски на старинный лад, как это было приня-
то в королевстве;  ибо язык Дориата отличался учтивостью  и  богатством
слов и выражений (6) .  И благодаря этой дружбе нрав Турина смягчился, хоть
и ненадолго - вскоре на него снова пала тень,  и дружба  их  пролетела,
как весеннее утро. Ибо Неллас не бывала в Менегроте - она не любила ка-
менных сводов;  и потому, когда отрочество Турина прошло и он обратился
мыслями к деяниям мужей,  они с Неллас стали видеться все реже, и нако-
нец Турин совсем забыл о ней.  Но она все следила за ним, хотя и не по-
падалась ему на глаза (7) .
    Девять лет прожил Турин в чертогах Менегрота.  Он не переставая ду-
мал о своих родичах.  Иногда он получал от них утешительные вести: Тин-
гол при любой возможности отправлял гонцов к Морвен,  и Морвен посылала
с ними весточки сыну. И потому Турин знал, что сестра его Ниэнор растет
и расцветает,  как прекрасный цветок на серых равнинах  Севера,  и  что
жизнь Морвен стала полегче. А сам Турин рос, обещая стать высоким и мо-
гучим мужем,  и славился отвагой и силой по всему королевству  Тингола.
Многому научился он в те годы; жадно внимал он преданиям давно минувших
дней; и сделался он задумчивым и немногословным. Белег Могучий лук час-
то  приходил  за Турином в Менегрот и уводил мальчика в леса,  и обучал
его лесной науке, и стрельбе из лука, и бою на мечах (который Турин лю-
бил больше всего).  Но ремесла давались Турину хуже,  ибо он плохо умел
рассчитывать свои силы,  и часто неосторожным ударом портил всю работу.
И  не только в этом судьба,  казалось,  была неблагосклонна к * Турину:
часто его замыслы рассыпались прахом,  и он *редко* добивался, чего хо-
тел;  и друзей у него было мало: он был суров и редко смеялся, и юность
его была омрачена тенью. Но те, кто хорошо знал Турина, любили и уважа-
ли его, и ему оказывали почет, как приемному сыну короля.
     Но один  эльф  завидовал ему и,  чем старше становился Турин,  тем
больше росла неприязнь эльфа. Эльф тот звался Саэрос, сын Итильбора. Он
был  из тех нандоров,  что укрылись в Дориате после того,  как их вождь
Денетор пал на Амон Эреб, в первой битве Белерианда. Эти эльфы по боль-
шей части жили в Арториэне, на востоке Дориата, меж Аросом и Келоном, а
иногда переходили Келон и странствовали по пустынным восточным  землям.
Эти эльфы недолюбливали людей с тех пор, как аданы прошли через Оссири-
анд и поселились в Эстоладе. Но Саэрос обычно жил в Менегроте, и король
уважал его.  Саэрос был горд и на тех,  кого считал ниже себя,  смотрел
свысока. Он  был  другом  менестреля  Даэрона (8 ) (он и сам искусно слагал
песни) и не любил людей вообще,  а родичей Берена Эрхамиона - в особен-
ности.
    - Не диво ли, - говорил он, - что в наш край открыли путь еще одно-
му потомку этого злосчастного рода? Неужто первый причинил Дориату мало
вреда?
    И потому Саэрос косо смотрел на Турина и на все,  что тот ни делал,
и говорил о нем лишь дурное;  но он высказывался обиняками и умело пря-
тал свою злобу. Встречаясь с Турином наедине, Саэрос говорил с ним свы-
сока и открыто * высказывал свое пренебрежение.  Он *сильно надоел* Ту-
рину,  но юноша долго ничего не отвечал на оскорбления Саэроса, ибо тот
принадлежал к знати Дориата и был советником короля. Но молчание Турина
раздражало Саэроса не меньше его слов.

     В тот год,  когда Турину сравнялось семнадцать, печаль вернулась к
нему; ибо в это время он перестал получать вести из дома. Власть Морго-
та росла с каждым годом,  и теперь тень его накрыла весь Хитлум. Несом-
ненно, он был неплохо осведомлен о делах родичей Хурина, и пока что ос-
тавил их в покое,  чтобы вернее исполнить свой замысел;  но  теперь  он
выставил -  именно  за  этим - неусыпную стражу на всех перевалах через
Тенистые горы,  так что и уйти из Хитлума, и пробраться туда можно было
лишь с величайшей опасностью, а у источников Нарога и Тейглина и в вер-
ховьях Сириона кишели орки.  И однажды посланцы Тингола не вернулись, и
он больше никого не посылал.  Он вообще старался не выпускать никого за
пределы хранимых земель,  и в том, что он отправлял своих воинов к Мор-
вен в Дор-ломин опасными дорогами, он проявил величайшее расположение к
Хурину и его роду.
     Тяжело было  на  сердце  у Турина,  ибо не знал он,  какое еще зло
подстерегает его семью,  и боялся,  что с Морвен и Ниэнор случилось не-
доброе; и много дней просидел он молча,  размышляя о гибели Дома Хадора
и людей Севера.  Потом встал он и пошел к Тинголу; и нашел его с Мелиан
восседающим под Хирилорн, гигантским буком Менегрота.
     Тингол взглянул на Турина с изумлением, ибо внезапно вместо своего
приемного сына увидел перед собой незнакомого чужого человека,  высоко-
го, темноволосого,  с глубокими глазами на бледном лице. Тогда попросил
Турин у Тингола кольчугу,  меч и щит,  и потребовал отдать ему Драконий
Шлем Дор-ломина, и король дал ему все, что просил он, сказав:
     - Я дам тебе место среди моих витязей-меченосцев;  ибо  меч  будет
твоим оружием.  И ты можешь,   если хочешь, вместе с ними испытать свои
силы в войне на границах.
     Но Турин ответил:
     - Сердце зовет меня за пределы границ Дориата.  Я более желаю  на-
пасть на Врага, чем охранять границы.
     - Тогда придется тебе отправиться одному, - сказал Тингол. - Ибо я
распоряжаюсь своим  народом в войне с Ангбандом по своей воле,  о Турин
сын Хурина.  Не стану я теперь посылать воинов Дориата за пределы своей
страны; и не знаю я, когда настанет время сделать это.
     - Но ты, сын Морвен, можешь уйти, если хочешь, - сказала Мелиан. -
Завеса Мелиан не удерживает тех, кто явился сюда с нашего разрешения.
     - Разве что мудрый совет остановит тебя, - добавил Тингол.
     - Каков же твой совет, государь? - спросил Турин.
     - Мужем и воином кажешься ты с виду,  - ответил Тингол, - но ты не
достиг еще расцвета сил.  Когда это время настанет,  быть может, и смо-
жешь ты помочь своим родичам;  но мало надежды, что один человек сможет
сделать больше,  чем помочь владыкам эльфов в борьбе с Черным Властели-
ном, пока они еще в силах защищаться.
     И сказал Турин:
     - Родич мой Берен сделал больше.
     - Не один,  а с Лутиэн, - возразила Мелиан. - Однако дерзок же ты,
если осмеливаешься говорить так с отцом Лютиэн. Думается мне, Турин сын
Морвен, что  твоя  судьба не столь высока,  хотя сплетена она с судьбой
 народа эльфов, к добру то или к худу. Берегись самого себя, не то вый-
дет к худу.
     Она помолчала, потом заговорила снова.
     - Ступай, приемный сын, - сказала она, - и послушайся совета коро-
ля. Но думается мне,  что, достигнув зрелости, ненадолго задержишься ты
у нас в Дориате.  Вспоминай же в грядущие дни слова Мелиан,  и будет то
тебе ко благу: бойся и жара, и холода в сердце своем.
     Тогда Турин поклонился владыкам и расстался с ними. И вскоре надел
он Драконий Шлем,  взял оружие, и ушел на северные границы, и присоеди-
нился к  эльфам-воинам,  что  непрестанно  сражались с орками и прочими
прислужниками и тварями Моргота. И там, едва переступив порог отрочест-
ва, явил он свою отвагу и мужество;  и,  помня обиды своих родичей, был
он впереди во всех схватках,  и не единожды был ранен копьями, стрелами
и оркскими ятаганами. Но судьба хранила его от смерти; и слух прошел по
лесам  и разнесся за пределы Дориата,  что вновь появился Драконий Шлем
Дор-ломина. Тогда дивились многие,  говоря: "Неужто дух Хадора или Гал-
дора Высокого восстал из мертвых? Или то воистину Хурин Хитлумский выр-
вался из бездны Ангбанда?"
     В то время лишь один из хранителей границ Тингола  был  сильнее  в
бою, чем Турин, и то был Белег Куталион; и Белег с Турином были товари-
щами во всех опасностях, и вместе бродили по диким чащобам.

     Так прошло три года.  Все это время Турин редко бывал  в  чертогах
Тингола; и не заботился он о своей внешности и одежде: ходил он нечеса-
ный, и поверх кольчуги носил серый плащ,  истрепанный непогодой.  Но на
третье лето, когда Турину исполнилось двадцать лет, случилось так, что,
желая отдохнуть и отдать в починку оружие,  однажды вечером  пришел  он
внезапно в  Менегрот и вошел в чертог.  Тингола в тот день не было:  он
бродил по зеленым лесам вместе с Мелиан, как то было у него в обычае об
эту пору. Турин сел на первое попавшееся сиденье, ибо он устал с дороги
и был в задумчивости; но, на беду, сел он за стол, где помещались самые
знатные в  королевстве,  и на то самое место,  где обычно сидел Саэрос.
Саэрос пришел позднее,  и разгневался на Турина,  решив, что тот сделал
это нарочно,  из гордости, и чтобы оскорбить его, Саэроса; а когда Саэ-
рос заметил,  что сидящие рядом с Турином не только не упрекают  юношу,
но, напротив, рады ему, гнев его отнюдь не уменьшился.
     Однако для начала Саэрос сделал вид, что тоже рад Турину, и сел на
другое место, напротив.
     - Нечасто хранитель границ жалует нас своим посещением,  -  сказал
он, - и я с радостью уступаю ему свое место ради того,  чтобы побеседо-
вать с ним.
     И он  заговорил с Турином,  расспрашивая его о том,  что нового на
границах, и о деяниях его в глуши;  но, хотя речи его казались любезны-
ми, в голосе явственно звучала насмешка. Тогда устал Турин, и, оглядев-
шись, познал горечь изгнания;  и,  хотя вокруг сиял свет и звучал смех,
как всегда в эльфийских чертогах,  мысли Турина обратились к Белегу и к
их лесной жизни,  а потом перенеслись к  Морвен  и  отцовскому  дому  в
Дор-ломине; и нахмурился он, ибо мрачны были его мысли, и ничего не от-
вечал Саэросу.  Саэрос же,  решив,  что Турин хмурится из-за  него,  не
сдержал гнева и,  достав золотой гребень, бросил его через стол Турину,
сказав:
     - Послушай, человек из Хитлума, ты, конечно, пришел сюда в спешке,
так что простительно,  что ты явился в драном плаще; но зачем же волосы
у тебя спутаны,  как куст терновника? Открой-ка уши - может, тогда тебе
будет слышнее, что тебе говорят.
     Турин ничего не сказал, лишь глянул на Саэроса, и темные глаза его
блеснули огнем.  Но Саэрос не поостерегся,  и презрительно взглянул  на
Турина, и сказал во всеуслышание:
     - Если люди Хитлума так дики и мрачны,  каковы же  женщины  в  той
земле? Должно быть,  носятся они по лесам, как олени, одетые лишь собс-
твенными волосами.
     Тогда Турин  схватил рог для вина и швырнул его в лицо Саэросу,  и
тот упал навзничь и сильно ушибся;  Турин же выхватил меч, и хотел бро-
ситься на него, но Маблунг Охотник, сидевший рядом, удержал его. Саэрос
встал, сплюнул кровью на стол и проговорил разбитыми губами:
     - Долго ли будем мы терпеть этого лесного дикаря? Кто здесь влады-
ка нынче вечером?  Закон короля суров к тем, кто ранит его вассалов под
крышей чертогов; тех же, кто обнажает здесь меч, ожидает по меньшей ме-
ре изгнание. Не будь мы в чертогах, уж я бы тебе, Дикарь, ответил!
     Но Турин,  увидев кровь на столе, мгновенно остыл; он высвободился
из рук Маблунга и вышел без единого слова.
     И сказал Маблунг Саэросу:
     - Какая муха тебя укусила?  Ты сам повинен в своем  несчастье;  и,
быть может,  закон короля сочтет разбитую губу достойным возмещением за
насмешки.
     - Если этот щенок обиделся, - огрызнулся Саэрос, - пусть пожалует-
ся королю.  А обнажать здесь мечи запрещено,  под любым предлогом. Если
он меня тронет где-нибудь в другом месте, я его убью.
     - А вот я не так уверен в этом, - заметил Маблунг. - Но, кто бы из
вас ни погиб,  все равно это будет злым делом, более подобающим Ангбан-
ду, нежели Дориату,  и смерть эта принесет новое зло. Воистину, кажется
мне, что  Сегодня  коснулась  нас Северная Тень.  Берегись,  Саэрос сын
Итильбора, как бы в гордыне своей не сыграть на руку Морготу.  Вспомни,
ты ведь из эльдаров.
     - Я этого не забываю,  - ответил Саэрос; но гнева своего он не ос-
тавил, и всю ночь лелеял свою злобу, раздувая обиду.
     Утром, когда Турин уходил из Менегрота,  возвращаясь  на  северные
границы, Саэрос  подкараулил юношу,  и напал сзади с обнаженным мечом и
со щитом.  Но Турин в лесах привык к бдительности, и успел заметить его
углом глаза, и, отскочив, выхватил меч и бросился на врага.
     - О Морвен, - вскричал он, - теперь-то насмешник поплатится за то,
что посмеялся над тобой!
     Он разрубил щит Саэроса,  и они  обменялись  несколькими  быстрыми
ударами.  Но Турин прошел суровую выучку, и был не менее ловок, чем лю-
бой эльф, и притом гораздо сильнее. Он быстро одолел Саэроса, ранил его
в правую руку,  и тот оказался во власти Турина. Турин наступил на меч,
который выронил Саэрос.
     - Саэрос,  - сказал он,  - тебе придется побегать,  и одежды будут
только мешать. Хватит тебе и собственных волос.
     Он бросил Саэроса наземь,  и сорвал с него одежду;  Саэрос почувс-
твовал, как могуч Турин,  и страшно испугался.  А Турин отпустил его  и
воскликнул:
     - Беги!  Беги!  И если ты уступишь в беге оленю, я стану подгонять
тебя сзади.
     И Саэрос рванулся в чащу,  громко взывая о помощи; Турин же мчался
за ним,  как борзая, и куда бы ни кидался беглец, все время позади ока-
зывался острый меч.
     Многие услышали крики Саэроса и бросились вдогонку за бегущими* но
лишь самые быстроногие могли бежать наравне с ними. Впереди всех мчался
Маблунг, и  смущен был дух его:  насмешка Саэроса показалась ему жесто-
кой, но "утром творится зло - к вечеру Морготу радость";  а потом, дур-
ное это дело - позорить любого из народа эльфов по своей воле,  без су-
да. Тогда никто не знал,  что это Саэрос первым напал на Турина и хотел
убить его.
     - Стой, Турин, остановись, - кричал он. - Орочье дело творишь ты!
     Но Турин ответил:
     - Орочьи дела за орочьи речи!  - и снова рванулся вслед за  Саэро-
сом;  а тот, не надеясь более на спасение и думая, что смерть его близ-
ка, несся, не разбирая дороги. И вдруг впереди показался поток, что бе-
жал к Эсгалдуину в глубоком овраге,  усеянном острыми каменьями;  и был
тот овраг так широк, что только олень перескочит. Но Саэрос был в таком
страхе,  что прыгнул; но не удержался на той стороне, и с воплем рухнул
вниз,  и разбился о камень в ручье. Так окончилась его жизнь в Дориате;
и надолго останется он у Мандоса.
     Турин взглянул на тело в потоке  и  подумал:  "Несчастный  дурень!
Ведь тут  бы  я отпустил его обратно в Менегрот.  А теперь из-за него я
без вины стал преступником".  И он обернулся и мрачно посмотрел на Маб-
лунга и  его товарищей - они догнали его и стояли рядом на обрыве.  Все
молчали. Наконец Маблунг сказал:
     - Увы!  Турин, теперь ты должен вернуться с нами, дабы король рас-
судил твои деяния.
     Но Турин ответил:
     - Будь король справедлив,  он признал бы меня невиновным. Но разве
??  убитый не был его советником?  ??Как может справедливый король осу-
дить своего друга? Я не признаю его законов и его суда.
     - Нет мудрости в речах твоих,  - возразил Маблунг,  хотя в глубине
души ему было жаль Турина.  - Что же ты, бродягой сделаешься? Прошу те-
бя как друга,  идем со мной.  Есть ведь и другие свидетели. Может быть,
когда король узнает правду, он простит  тебя.
     Но Турин устал от эльфийских чертогов, и боялся, что его заточат в
темницу; и сказал он Маблунгу:
     - Не  пойду я с тобой.  Не стану я просить у Тингола прощения,  не
будучи виновным. Лучше отправлюсь я туда, где его приговор не настигнет
меня. Выбирай же:  либо ты отпустишь меня, либо тебе придется убить ме-
ня, если ваш закон это разрешает.  Вас слишком мало,  чтобы взять  меня
живым.
     Они увидели по глазам Турина,  что он не шутит, и расступились пе-
ред ним. Маблунг сказал:
     - Довольно одной смерти.
     - Я этого не хотел,  но не жалею,  - бросил Турин.  - Пусть Мандос
судит его по заслугам;  если же суждено ему вернуться  в  земли  живых,
пусть будет мудрее. Будьте счастливы!
     - Будь свободен,  - ответил Маблунг, - ибо этого ты желаешь. Но не
стану я сулить тебе счастья,  если ты продолжишь как начал.  Тень лежит
на сердце у тебя. Да не будет она темнее в тот день, когда мы встретим-
ся снова!
     На это Турин ничего не ответил.  Он повернулся и скрылся,  и никто
не знал, куда он ушел.

     Говорят, что когда Турин не вернулся на северные границы Дориата и
никаких вестей о нем не было слышно, Белег Могучий Лук сам пришел в Ме-
негрот искать его.  Тяжко было у него на сердце, когда узнал он о делах
Турина и о его бегстве.  Вскоре после того вернулись в свои палаты Тин-
гол и Мелиан,  ибо лето было на исходе; и когда король узнал о том, что
случилось, он воссел на свой трон в главном чертоге Менегрота, и вокруг
собрались все вожди и советники Дориата.
     Тогда было рассказано и выслушано все,  вплоть до прощальных  слов
Турина; и наконец вздохнул Тингол и сказал:
     - Увы!  Как могла эта тень пробраться в мое королевство?  Верным и
разумным считал я Саэроса;  но,  будь он жив, испытал бы он на себе мой
гнев, ибо жестокими были его насмешки, и он виноват во всем, что случи-
лось на пиру. Турин же неповинен в этом. Но то, что он опозорил Саэроса
и затравил его до смерти - злодеяние, превосходящее оскорбление, и это-
го я простить не могу. Это знак жестокого и надменного сердца.
     Тингол умолк, но наконец снова заговорил, и печально произнес:
     - Неблагодарным оказался мой приемный сын, и слишком высоко возом-
нил он о себе.  Могу ли я быть покровителем того,  кто презирает меня и
мой закон,  и простить того, кто не желает раскаяться? Потому изгоняю я
Турина сына Хурина из королевства Дориат. Буде же попытается он проник-
нуть сюда,  надлежит привести его на мой суд;  и до тех пор, пока падет
он к ногам моими и не попросит прощения,  не сын он мне более.  Если же
кто считает это несправедливым, пусть скажет об этом.
     Все молчали.  Тингол уже поднял руку, дабы произнести приговор. Но
в этот миг вбежал Белег и крикнул:
     - Государь, прошу слова!
     - Ты опоздал,  - ответил Тингол. - Разве тебя не позвали вместе со
всеми?
     - Воистину так,  государь,  - отвечал Белег,  - но я задержался. Я
искал одну свою знакомую.  И вот наконец я привел  свидетеля,  которого
следует выслушать, прежде чем ты изречешь свой приговор.
     - Все, кто имел, что сказать, были вызваны ранее, - сказал король.
- Что она может сказать такого, чего не знают те, кого я уже выслушал?
     - Суди,  когда услышишь, государь, - возразил Белег. - Прошу, сде-
лай это ради меня, если только я заслужил твою милость.
     - Ради тебя я сделаю это,  - ответил Тингол.  Тогда Белег вышел, и
ввел за руку девушку Неллас, что жила в лесах и никогда не бывала в Ме-
негроте; она была испугана огромным залом с каменными сводами и  беско-
нечными колоннами  и множеством глаз,  что устремились на нее.  И когда
Тингол велел ей говорить, она пролепетала:
     - Государь,  я сидела на дереве,.. - и запнулась, смутившись перед
королем, и не могла произнести ни слова.
     Улыбнулся король, и сказал:
     - Многие сидели на дереве,  но не считают нужным рассказывать  мне
об этом.
     - Воистину, многие! - воскликнула она, ободренная его улыбкой. - И
Лютиэн тоже! И в то утро я как раз думала о ней и о человеке Берене.
     На это Тингол ничего не сказал,  и улыбка исчезла с его лица, и он
ждал, что еще скажет Неллас.
     - Потому что Турин похож на Берена, - сказала она наконец. Мне го-
ворили, что они родичи,  и что это заметно - заметно, если присмотреть-
ся.
     Тингол нахмурился.
     - Может быть, - сказал он. - Но Турин сын Хурина пренебрег мною, и
ты больше  не увидишь его,  так что нет тебе нужды до его родства.  Ибо
теперь я произнесу приговор.
     - Подожди, государь! - вскричала она. - Прости меня. Дай мне спер-
ва сказать. Я сидела на дереве и смотрела, как Турин отправился в путь;
и я видела,  как Саэрос выбежал из леса с мечом и со щитом,  и напал на
Турина врасплох.
     В чертоге зашумели. Король поднял руку и сказал:
     - Твои вести важнее,  чем казалось.  Думай же,  что говоришь;  ибо
здесь зал суда.
     - Белег так и сказал, - ответила она, - только потому я и решилась
прийти, чтобы Турина не осудили несправедливо.  Он отважен, но милосер-
ден. Они сражались, государь, сражались между собой, и Турин лишил Саэ-
роса и щита,  и меча,  но не убил его. Поэтому я думаю, что он все-таки
не хотел его смерти.  Он, конечно, опозорил Саэроса, но Саэрос это зас-
лужил.
     - Мне судить,  - сказал Тингол. - Но то, что ты рассказала, повли-
яет на мой приговор.
     И он подробно расспросил Неллас; и наконец повернулся к Маблунгу и
сказал:
     - Странно, что Турин ничего не сказал об этом тебе.
     - Но ведь не сказал же, - пожал плечами Маблунг. - Расскажи он все
как было, по-иному простился бы я с ним.
     - И  приговор  мой  будет иным,  - сказал Тингол.  - Слушайте все!
Прощаю я все провинности Турина, ибо его оскорбили и не он начал бой. И
поскольку его обидчик на самом деле был одним из моих советников, Турин
не должен просить у меня прощения,  но я сам пошлю за  ним,  чтобы  его
нашли и привели сюда, где бы он ни находился; и пусть призовут его вер-
нуться в мои чертоги с почестями.
     Но когда прозвучал приговор, Неллас вдруг разрыдалась.
     - Где же его теперь искать?  - всхлипывала она. - Он ушел из наших
земель, а мир велик.
     - Его разыщут,  - ответил Тингол.  Он встал с места,  а Белег увел
Неллас из Менегрота; и сказал он ей:
     - Не плачь.  Если Турин жив и бродит еще по земле,  я  найду  его,
пусть даже все остальные устанут искать.
     На следующий день явился Белег к Тинголу и Мелиан;  и  сказал  ему
король:
     - Белег,  дай мне совет, ибо я в печали. Я усыновил сына Хурина, и
он останется моим сыном,  доколе сам Хурин не явится из мрака и не пот-
ребует своего обратно. Не хочу, чтобы обо мне говорили, будто я без ви-
ны изгнал Турина в глушь.  Рад бы я был снова увидеть его здесь;  ибо я
любил его.
     И ответил Белег:
     - Я буду искать Турина,  пока не найду.  Я приведу его в Менегрот,
если сумею; ибо я тоже люблю его.
     И тогда он отправился в путь;  и по всему Белерианду,  средь  мно-
жества опасностей, искал он вестей о Турине, но тщетно; а меж тем прош-
ла зима, а за ней весна.

                          Турин среди изгоев.

     Теперь речь снова пойдет о Турине. Он, считая себя изгоем и думая,
что король станет преследовать его,  не вернулся к Белегу,  на северные
границы Дориата,  а отправился на запад,  тайно покинул Хранимое  Коро-
левство и  очутился  в лесах к югу от Тейглина.  До Нирнаэт в тех лесах
жило немало людей.  Они селились отдельными хуторами. Они были по боль-
шей части из народа Халет,  но не признавали никаких владык;  кормились
они охотой и хлебопашеством,  пасли свиней в  дубравах  и  обрабатывали
огороженные лесные вырубки.  Но теперь многие из них погибли или ушли в
Бретиль, а все,  кто остался, жили в страхе из-за орков и изгоев. Ибо в
те жестокие  времена в глуши жило немало бездомных и отчаявшихся людей.
По большей части то были несчастные беглецы,  уцелевшие в  битвах,  или
покинувшие свои  земли,  разоренные войной;  но были среди них и такие,
кого изгнали в глушь за преступления. Эти изгои кормились тем, что мож-
но было добыть в лесу, но зимой, в голодное время, они делались опаснее
волков, и те,  кто еще держался за свои дома и земли,  так и звали  их:
гаурвайт, люди-волки.  И  вот  человек пятьдесят таких изгоев сбились в
шайку и разбойничали у границ Дориата.  Их ненавидели не меньше орков -
среди них было немало подонков,  готовых перегрызть глотку своим же ро-
дичам. Самым отчаянным из них был некий Андрог - его изгнали из Дор-ло-
мина за то,  что он убил женщину.  Были там и другие из той земли: Ал-
гунд, спасшийся из Нирнаэт, самый старый из разбойников, и человек, на-
зывавший себя Форвегом.  Форвег был главарем шайки. Белокурый, с бегаю-
щими глазами,  был он высок и отважен,  но вел себя недостойно адана из
народа Хадора.  Разбойники держались начеку и всегда,  и в походе, и на
стоянке, высылали дозорных, и потому, когда Турин забрел в их владения,
они вскоре заметили его.  Они выследили Турина,  окружили его, и, выйдя
на поляну,  через которую бежал ручей,  он внезапно увидел вокруг  себя
людей с обнаженными мечами и луками наготове.
     Турин остановился.
     - Кто вы такие?  - спокойно спросил он. - Раньше я думал, что лишь
орки охотятся на людей, но теперь вижу, что ошибался.
     - Да,  ошибался,  и еще пожалеешь об этом, - ответил Форвег. - Это
наши владения,  и чужаков мы сюда не пускаем. Если у чужака не найдется
выкупа, ему придется поплатиться жизнью.
     - Выкупа у меня не найдется,  - рассмеялся Турин,  - я всего  лишь
нищий изгой. Если не верите, можете обыскать меня, когда убьете, но это
вам дорого обойдется.
     Однако похоже было, что смерть его близка: разбойники натянули лу-
ки и ждали лишь приказа главаря - мечом до них было не  дотянуться.  Но
на берегу  ручья валялось немало камней,  и Турин,  видя это,  внезапно
нагнулся, как раз в тот миг, когда один из разбойников, разозлившись на
гордые речи Турина,  спустил тетиву.  Но стрела пролетела мимо цели,  а
Турин, выпрямившись, метко запустил в стрелка камнем. Тот рухнул наземь
с разбитой головой.
     - Вам было бы больше пользы,  если бы взяли меня к себе,  на место
этого несчастного,  сказал Турин,  и, обернувшись к Форвегу, добавил: -
Ты, что ли,  здесь главный? Что ж ты позволяешь своим стрелять без при-
каза?
     - Я этого не позволял, - ответил Форвег, - но его быстро наказали.
Я возьму тебя вместо него, если ты будешь послушнее.
     Но двоим разбойникам это не понравилось.  Один из этих  двоих  был
другом убитого. Его звали Улрад.
     - Хорошенькое дело!  - воскликнул он.  - Убил одного из лучших лю-
дей, и его за это примут в шайку!
     - Он сам напросился,  - возразил Турин. - А что до того, кто лучше
- я предлагаю вам обоим померяться со мной силой,  с оружием или голыми
руками, и тогда будет видно, гожусь ли я на его место.
     С этими словами Турин шагнул в их сторону, но Улрад отступил и ме-
ряться силами не захотел.  Другой опустил лук и смерил Турина взглядом.
Это был Андрог из Дор-ломина. Наконец он покачал головой.
     - Не-ет, я тебе не ровня, - сказал он. - Да и никто из нас, по-мо-
ему. Ладно,  будь с нами,  я не против. Вот только лицо у тебя какое-то
странное - опасный ты человек. Как твое имя?
     - Я зовусь Нейтаном,  "невинно осужденным",  - ответил Турин,  и с
тех пор разбойники звали его Нейтаном. Он сказал им только, что постра-
дал от несправедливости (и всегда готов был поверить тем, кто говорил о
себе то же самое), но не рассказывал ни о своей жизни, ни откуда он ро-
дом. Но разбойники видели, что он знатен, и что, хотя при нем нет ниче-
го, кроме оружия, оружие у него эльфийское. Он скоро завоевал их уваже-
ние, ибо был силен и отважен, и был лучшим следопытом, чем они; и това-
рищи доверяли ему,  ибо он не был жаден и мало заботился о себе; но его
боялись, ибо  он  мог внезапно вспылить,  а они не понимали причины его
гнева. В Дориат Турин вернуться не мог,  да и гордость не позволяла;  в
Нарготронд, со  времен гибели Фелагунда,  никого не принимали.  Народом
Халет, людьми Бретиля,  он пренебрегал,  считая их ниже себя;  а отпра-
виться в Дор-ломин он не решился,  ибо все пути были перекрыты, и Турин
думал, что в одиночку нечего надеяться перейти Тенистые Горы. Так Турин
и остался с изгоями; ибо невзгоды жизни в глуши легче переносить, когда
рядом есть хоть какие-то люди.  Турин хотел жить,  и не  мог  постоянно
ссориться со  своими  товарищами,  а  потому  ему  приходилось смотреть
сквозь пальцы на их злодеяния.  Но временами в нем пробуждались жалость
и стыд,  и тогда он бывал опасен во гневе. Так жил он до конца того го-
да,  и пережил трудную, голодную зиму, а потом пришло Пробуждение, а за
ним ласковая весна.
     Так вот,  как уже говорилось,  в лесах к югу от Тейглина еще  были
отдельные хутора людей,  отважных и бдительных,  хотя теперь их остава-
лось немного.  Они не любили изгоев, и не особенно жалели их, но зимой,
в холода, оставляли в лесу кое-какие съестные припасы, так, чтобы гаур-
вайт могли найти их - они надеялись,  что это убережет их дома от напа-
дения оголодавших изгоев.  Но изгои были не более способны на благодар-
ность, чем звери и птицы,  так что лесных жителей защищали  в  основном
собаки и заборы.  Земли каждого хутора были обнесены изгородью из колю-
чего кустарника,  а вокруг домов шел вал с частоколом; отдельные хутора
были связаны торными тропами, и жители могли позвать на помощь, трубя в
рог.
     Когда наступила весна,  гаурвайт стало опасно бродить вблизи домов
лесных жителей - те могли собраться и устроить на них облаву. Турин ни-
как не  мог понять,  почему же Форвег не уведет их прочь.  На юге,  где
никто не жил,  теперь было вдоволь еды,  время было хорошее,  и в глуши
было безопаснее. Однажды Турин заметил, что Форвег куда-то исчез вместе
со своим другом Андрогом;  но когда он спросил у товарищей, где они, те
только расхохотались.
     - По делам, должно быть, ушли, - сказал ему Улрад. - Вот вернутся,
и сразу двинемся. Боюсь, придется нам поторопиться - если они не прита-
щат за собой целый осиный рой, считай, нам повезло.
     Солнце сияло, молодая листва ярко зеленела. Турин вдруг почувство-
вал отвращение к грязному биваку разбойников, и решил пройтись по лесу.
Против воли вспоминал он Сокрытое Королевство,  и в ушах у него звенели
дориатские имена цветов,  как отзвуки полузабытого наречия. Но внезапно
он услышал крики в лесу,  и из орешника навстречу ему выбежала насмерть
перепуганная девушка. Одежда ее была изодрана о сучья. Девушка споткну-
лась и упала, задыхаясь. Вслед за ней из кустов выбежал мужчина. Турин,
выхватив меч,  разрубил ему голову,  и только когда тот рухнул  наземь,
увидел, что это Форвег.
     Турин остановился в замешательстве,  глядя на окровавленную траву,
но тут из кустов выбежал Андрог, и тоже застыл в недоумении.
     - Скверное дело,  Нейтан!  - воскликнул он, обнажая меч;  но Турин
уже остыл, и сухо сказал Андрогу:
     - А где же орки? Ты, должно быть, обогнал их - так торопился защи-
тить ее?
     - Орки?  - удивился Андрог.  - Ну, дурак! Разбойник, называется! У
нас нет законов, что хотим, то и делаем. Займись своими делами, Нейтан,
и не лезь в наши.
     - Я и не собираюсь,  - ответил Турин. - Но сейчас ты стоишь у меня
на дороге. Оставь женщину мне, а не то отправишься вслед за Форвегом.
     - Ах, вот оно что! - расхохотался Андрог. - Так бы сразу и говорил.
Я с тобой в одиночку спорить не собираюсь - а вот что ребята скажут про
это убийство?
     Девушка поднялась и взяла Турина за руку.  Она взглянула на убито-
го, потом на Турина, и глаза ее наполнились радостью.
     - Убей его, господин! - попросила она. - Убей этого тоже, и идем к
нам. Если ты принесешь их головы,  мой отец, Ларнах, обрадуется. Он хо-
рошо награждает за головы "Волков".
     Но Турин не ответил, и спросил у Андрога:
     - Далеко она живет?
     - Где-то в миле отсюда,  - ответил тот, - в доме с частоколом. Она
бродила по лесу.
     - Тогда беги домой,  - сказал Турин девушке, - и скажи отцу, чтобы
получше смотрел за тобой.  А рубить головы своим товарищам я не стану -
ни ради дружбы твоего отца, ни ради чего другого.
     Он убрал меч в ножны.
     - Идем  к нашим,  - сказал он Андрогу.  - А если хочешь похоронить
своего атамана, тебе придется заняться этим самому. Да поторапливайся -
вдруг за нами погонятся. Оружие с него сними!
     И Турин ушел.  Андрог проводил его взглядом,  и долго морщил  лоб,
словно загадку разгадывал.

     Вернувшись к  биваку,  Турин увидел,  что разбойники  беспокоятся:
они слишком долго задержались здесь, вблизи охраняемых поселений, и те-
перь злились на Форвега.
     - Он там развлекается,  и расплачиваться придется нам,  -  ворчали
они.
     - Так выберите нового главаря!  - сказал Турин,  появившись  перед
ними. - Форвег больше не главарь - он мертв.
     - Откуда ты знаешь?  - спросил Улрад. - Вы что, полезли за медом в
один улей, а его пчелки покусали?
     - Нет,  - ответил Турин. - Пчелок не было. Это я его убил. Но Анд-
рога я не тронул, он скоро придет.
     И Турин рассказал разбойникам все,  что произошло, и назвал подле-
цами тех, кто творит такие дела. Он еще не кончил рассказа, как из леса
появился Андрог. Он нес оружие Форвега.
     - Эй,  Нейтан! - крикнул он. - Никто за нами не гонится. Она, вер-
но, надеется снова повидаться с тобой.
     - Если будешь издеваться надо мной,  - пригрозил Турин, - я, пожа-
луй, пожалею, что не отдал ей твою голову. Рассказывай все, да покороче.
     И Андрог рассказал все как было.
     - Не знаю,  что там понадобилось Нейтану. Во всяком случае, не то,
что нам.  Когда я прибежал, Форвег был уже мертв. Девчонке это понрави-
лось, иона позвала его с собой,  и попросила наши головы вместо свадеб-
ного подарка. Но он отказался и отправил ее к отцу. Не могу понять, что
он не поделил с начальником. Однако он оставил мне мою голову, и за это
я ему очень признателен.
     - Значит, это ложь, что ты из народа Хадора, - сказал Турин. - Ты,
должно быть,  из  рода  Улдора Проклятого,  тебе бы в Ангбанде служить.
Слушайте все!  - воскликнул он. - Выбирайте: или я стану вашим главарем
вместо Форвега,  или  уйду из шайки.  А хотите убить меня - попробуйте!
Будем драться, пока вы меня не убьете - или пока я вас не перебью.
     Тут многие схватились за оружие, но Андрог воскликнул:
     - Стойте!  В голове,  что он оставил на плечах, есть капелька ума.
Если мы станем драться с ним, многие погибнут зря, а добьемся мы только
того, что прикончим лучшего среди нас,  - Андрог рассмеялся: - Все пов-
торяется, теперь,  как тогда,  когда он пришел к нам. Он убивает, чтобы
расчистить себе место. В тот раз это пошло нам на пользу - думаю, что и
теперь выйдет  не  хуже:  может,  с ним мы добьемся лучшей участи,  чем
рыться по чужим помойкам.
     А старый Алгунд добавил:
     - Лучший среди нас...  Было время, когда любой из нас сделал бы то
же самое,  если бы духу хватило.  Но мы многое забыли.  Может,  в конце
концов он сумеет привести нас домой...
     И тут пришло Турину на ум,  что этот маленький отряд мог бы помочь
ему создать собственное свободное владение.  И взглянул он на Алгунда с
Андрогом, и молвил:
     - Домой, говорите? Высоки и холодны Тенистые горы, что преграждают
нам путь туда. А за ними - народ Улдора, а вокруг - орды Ангбанда. Если
такие преграды не страшат вас,  семижды семь воинов,  то я могу повести
вас к  дому.  Только  далеко  ли мы уйдем,  прежде чем повстречаем свою
смерть?
     Все молчали. Турин заговорил снова.
     - Так согласны вы,  чтобы я был вашим вождем?  Для начала я  уведу
вас в глушь,  туда, где никто не живет. Может, там нам повезет, а может
и нет - но нас хотя бы не будут так ненавидеть свои же сородичи.
     И тогда все люди из народа Хадора собрались вокруг него и провозг-
ласили его вождем;  и прочие согласились, хотя и не столь охотно. И Ту-
рин тотчас увел их из тех мест (9) .

     Многих посланцев  разослал  Тингол на поиски Турина по Дориату и в
земли вокруг него;  но в тот год,  когда он бежал, напрасно искали его,
ибо никто не знал и не подозревал,  что он среди изгоев,  врагов людей.
Когда наступила зима,  все они вернулись к королю - все,  кроме Белега.
Все прочие ушли, но он в одиночку продолжал поиски.
     А тем временем в Димбаре и на северных границах Дориата стало нес-
покойно. Драконий  Шлем  не являлся более в битвах,  и Могучий Лук тоже
исчез; прислужники Моргота осмелели  и  умножились.  Зима  наступила  и
прошла, а  по  весне натиск возобновился:  Димбар был захвачен,  и люди
Бретиля были в страхе,  ибо враги бродили вдоль всех их границ,  только
на юге их не было.
     Минул почти год с тех пор, как Турин бежал из Дориата, а Белег все
искал его, начиная терять надежду. В своих скитаниях он забрел на север
до самых Перекрестий Тейглина.  Там до Белега дошли дурные вести о на-
бегах орков из Таур-ну-Фуина,  и он повернул назад; и вышло так, что он
набрел на дома лесных жителей вскоре после того,  как Турин ушел из тех
мест. И там услышал он странную историю. Появился в лесах высокий, бла-
городный воин - эльфийский воин,  говорили иные, - и убил одного из га-
урвайт, и спас дочь Ларнаха, за которой они гнались.
     - Он был очень гордый, - говорила Белегу дочь Ларнаха, - глаза та-
кие светлые,  на меня и не взглянул. Но он назвал Волков своими товари-
щами, и не захотел убить того,  что стоял рядом - и тот  человек  знал,
как его зовут. Он назвал его Нейтаном.
     - Можешь ли ты разгадать эту загадку? - спросил Ларнах у эльфа.
     - Увы, да, - ответил Белег. - Этот человек, о котором вы рассказы-
ваете - тот самый, кого я ищу.
     Он больше ничего не сказал лесным жителям о Турине, но предупредил
их, что на севере собираются тучи.
     - Скоро в этот край явятся банды орков, - сказал он, - и вам с ни-
ми не справиться,  их будет слишком много. В этом году вам придется на-
конец выбирать  между  своей вольностью и своей жизнью.  Уходите в Бре-
тиль, пока не поздно!
     И Белег поспешно отправился разыскивать логово изгоев и следы,  по
которым их можно было бы найти.  Он скоро нашел их;  но Турин  опередил
его на несколько дней,  и шел он очень быстро, боясь, что лесные жители
станут преследовать их; и он пустил в ход все свое искусство, чтобы за-
мести следы и запутать любого,  кто попытался бы их догнать.  Они редко
проводили две ночи на одном месте,  и почти не оставляли следов.  Так и
вышло, что даже сам Белег напрасно пытался отыскать их. Иногда он нахо-
дил едва приметные знаки или узнавал о прошедших людях от  лесных  тва-
рей, с которыми ему удавалось поговорить, и тогда он почти настигал их,
но, придя на место их становища,  неизменно находил его опустевшим: они
день и ночь были начеку и, едва заметив, что кто-то приближается к ним,
сразу снимались и уходили.
     - Увы! - говорил Белег. - Слишком хорошо научил я этого сына людей
искусству следопыта! Можно подумать, здесь прошел отряд эльфов.
     Но и  изгои заметили,  что их преследует какой-то неутомимый охот-
ник, который ни разу не попался им на глаза, но оторваться от него было
невозможно; и они забеспокоились (10) .

     Вскоре, как и опасался Белег, орки перешли Бритиах. Хандир из Бре-
тиля встретил их со всем войском,  какое мог собрать, и потому они ушли
на юг,  за Перекрестья Тейглина,  ища добычи.  Многие из лесных жителей
послушались совета Белега и отослали своих женщин и  детей  в  Бретиль,
прося убежища.  Этим удалось спастись, ибо они перешли Перекрестья вов-
ремя; но вооруженные воины, которые вышли позднее, встретились с орками
и потерпели поражение. Некоторым удалось пробиться в Бретиль, но многие
погибли или попали в плен; а орки напали на хутора, разграбили и сожгли
их. После этого они сразу же повернули на запад,  к Дороге,  ибо теперь
они хотели как можно скорее вернуться на Север с награбленным добром  и
пленными.
     Но разведчики изгоев скоро заметили их; им было мало дела до плен-
ных, но добыча орков,  что они награбили у лесных жителей,  разожгла их
алчность. Турину казалось опасным выдавать оркам свое присутствие, пока
не стало известно,  сколько их; но изгои не хотели его слушать: в глуши
они терпели нужду во многом,  и уже начали жалеть,  что выбрали  Турина
главарем.  Поэтому Турин взял себе в напарники некого Орлега,  и отпра-
вился вдвоем с ним на разведку; он передал начальство над шайкой Андро-
гу и велел затаиться и сидеть тихо, пока он не вернется.
     Надо сказать,  что орков было гораздо больше,  чем изгоев,  но они
находились в тех краях, куда орки редко осмеливались забредать, и к то-
му же им было известно,  что за Дорогой лежит  Талат  Дирнен,  Хранимая
Равнина, которую стерегут разведчики и соглядатаи из Нарготронда;  поэ-
тому орки боялись нападения и держались начеку,  и в лесах вдоль дороги
по обеим  сторонам движущегося войска крались разведчики.  Так и вышло,
что Турина и Орлога заметили:  три разведчика наткнулись на них в  кус-
тах. Двоих они убили;  но третий вырвался и бросился бежать, вопя: "Го-
луг! Голуг!" - так они называли нолдоров.  И орки тотчас принялись бес-
шумно прочесывать  лес.  Тогда  Турин,  видя,  что  ускользнуть вряд ли
удастся, решил хотя бы сбить их со следа и увести подальше от своих лю-
дей. Услышав крики "Голуг!",  он понял, что орки боялись соглядатаев из
Нарготронда, и бросился на запад вместе с Орлогом.  За ними тотчас пог-
нались, и,  как они ни петляли,  их в конце концов выгнали из леса; тут
их заметили и,  когда они пытались пересечь дорогу, Орлога подстрелили.
Но Турина  спасла эльфийская кольчуга,  и он скрылся в пустынных землях
за дорогой;  он был быстроног и ловок, и ему удалось оторваться от вра-
гов, хотя пришлось забраться далеко в незнакомые земли. Тогда орки, бо-
ясь, что их заметят эльфы из Нарготронда,  перебили пленных и  поспешно
ушли на север.

     Прошло три дня, а Турина и Орлога все не было. Некоторые из изгоев
стали говорить,  что пора уйти из пещеры,  где они прячутся;  но Андрог
был против.  Спор  был в разгаре,  как вдруг перед ними появилась серая
фигура. Белег наконец нашел их. Он приблизился к ним безоружным, протя-
нув пустые руки; но они в страхе вскочили, и Андрог, подкравшись сзади,
накинул на эльфа петлю и стянул ему руки.
     - Стеречь надо лучше, если не любите гостей, - сказал Белег. - Что
вы на меня набросились?  Я пришел как друг,  и ищу друга. Я слышал, что
вы зовете его Нейтаном.
     - Его нет, - сказал Улрад. - А откуда ты знаешь, как мы его зовем?
Должно быть, давно следил за нами?
     - Он за нами давно следил,  - подтвердил Андрог. - Так вот кто нас
преследовал все это время! Ну что ж, теперь-то мы, должно быть, узнаем,
что ему надо.
     И он велел привязать Белега к дереву у пещеры; эльфа связали по ру-
кам и ногам и стали допрашивать.  Но Белег на все вопросы отвечал  лишь
одно:
     - Я был другом этому Нейтану с тех пор, как мы впервые встретились
в лесу - он тогда был еще ребенком.  Я пришел к нему с добром, и принес
ему добрые вести.
     - Давайте убьем его,  и избавимся от этого  соглядатая,  -  сказал
разгневанный Андрог.  Андрог с завистью поглядывал на большой лук Беле-
га: он сам был стрелком. Но некоторые изгои, более милосердные, воспро-
тивились этому, и Алгунд сказал:
     - Может, вождь еще вернется; и когда он узнает, что лишился и дру-
га, и добрых вестей, ты об этом сильно пожалеешь.
     - Не верю я этому эльфу,  - сказал Андрог. - Это лазутчик дориатс-
кого  короля.  А  если ему в самом деле есть что сказать,  пусть скажет
нам; а мы посмотрим, стоят ли эти вести того, чтобы оставлять его в жи-
вых.
     - Я дождусь вашего главаря, - ответил Белег.
     - Тогда стой тут, пока у тебя язык не развяжется, - сказал Андрог.
     И по наущению Андрога они оставили Белега стоять у дерева без пищи
и воды, а сами сидели перед ним, пили и ели; но Белег молчал. Так прош-
ло два дня и две ночи. Разбойники забеспокоились и разозлились. Они ре-
шили уйти;  и теперь большинство было за то,  чтобы убить эльфа.  Когда
стемнело, все разбойники собрались вокруг дерева, и Улрад принес голов-
ню из костерка,  что горел у входа в пещеру.  Но тут вернулся Турин. Он
подошел неслышно,  как всегда, остановился в тени за спиной у разбойни-
ков, и увидел при свете факела изможденное лицо Белега.
     Его словно громом поразило, и его глаза, давно уже сухие, наполни-
лись слезами,  словно в его сердце вдруг растаял лед.  Турин бросился к
дереву.
     - Белег! Белег! Как ты попал сюда? Кто посмел связать тебя?
     Он в мгновение ока рассек веревки, и Белег рухнул ему на руки.
     Когда Турину  рассказали,  как было дело,  он разгневался на своих
людей; но поначалу он думал только о Белеге.  Хлопоча  над  другом,  он
вспоминал свою жизнь в лесу,  и готов был сгореть от стыда. Сколько раз
разбойники убивали чужаков,  пойманных вблизи стоянки или на дороге - а
он не препятствовал им!  И сам он не раз дурно отзывался о Тинголе и  о
Серых  эльфах  - и если с ними обращаются как с врагами,  в этом есть и
его вина. И он повернулся к своим людям и с горечью сказал:
     - Как же вы жестоки!  И жестоки без нужды.  Не  случалось  раньше,
чтобы мы мучили пленных.  Живем мы, как орки - что ж удивляться, если и
ведем мы себя по-орочьи?  Беззаконны и бессмысленны были все дела наши,
ибо служили мы лишь самим себе, и разжигали ненависть в сердце своем.
     Но Андрог возразил:
     - Кому же нам и служить, как не самим себе? И почему мы должны ко-
го-то любить, если все ненавидят нас?
     - Пo крайней мере, я больше не подниму руки ни на эльфа, ни на че-
ловека, - ответил Турин. - У Ангбанда и без меня довольно прислужников.
Если другие не согласны дать такую же клятву, я стану жить один.
     Тут Белег открыл глаза и приподнял голову.
     - Не один!  - сказал он.  - Выслушай наконец мои вести. Ты не изг-
нанник, и напрасно носишь ты имя Нейтан.  Все твои вины  прощены.  Тебя
искали целый  год,  чтобы  с честью призвать тебя вернуться на службу к
королю. Нам очень не хватает Драконьего Шлема.
     Но Турин  не  очень обрадовался этим вестям,  и долго сидел молча:
когда он услышал слова Белега, на него снова пала тень.
     - Подождем до завтра,  - вымолвил он наконец.  - Тогда я решу. Как
бы то ни было, завтра надо уходить отсюда - не все, кто ищет нас, жела-
ют нам добра.
     - Добра нам никто не желает,  - проворчал Андрог, и косо глянул на
Белега.

     К утру Белег уже пришел в себя - в те времена эльфы выздоравливали
быстро. Он отвел Турина в сторону.
     - Я думал,  ты обрадуешься, - сказал он. - Ты ведь вернешься в До-
риат?
     И Белег  принялся  уговаривать Турина вернуться.  Но чем больше он
настаивал, тем больше упрямился Турин.  Тем не менее он подробно  расс-
просил Белега  обо  всем,  что было на суде.  Белег рассказал все,  что
знал. Наконец Турин спросил:
     - Значит, я не ошибался, считая Маблунга своим другом?
     - Скажи лучше,  другом истины,  - ответил Белег,  - и это вышло  к
лучшему. Но почему же ты не сказал ему,  что Саэрос первым напал на те-
бя? Все могло бы выйти по-другому.  И теперь ты бы с честью носил  свой
шлем, а то опустился до такого,  - добавил он, покосившись на разбойни-
ков, развалившихся у входа в пещеру.
     - Быть может - если для тебя это значит "опуститься", - сказал Ту-
рин. - Быть может. Но вышло так. У меня слова застряли на губах. Он еще
ни о чем меня не спросил,  а в глазах у него был укор за то,  чего я не
совершал. Да,  прав был король эльфов - я высоко возомнил о себе.  И не
откажусь от этого. И гордость не позволит мне вернуться в Менегрот, где
все будут смотреть на меня с жалостью,  как на нашалившего и повинивше-
гося мальчишку.  Меня прощать не за что,  это мне подобает прощать. И я
уже не мальчик, я мужчина, для человека я уже взрослый; а судьба сдела-
ла меня твердым.
     Белег смутился.
     - Чего же ты хочешь? - спросил он.
     - Быть свободным,  - ответил Турин.  - "Будь свободен",  - пожелал
мне Маблунг  на прощанье.  Думается мне,  что Тингол не будет настолько
великодушен, чтобы принять моих товарищей по несчастью;  а я с ними те-
перь не расстанусь, пока они не пожелают расстаться со мной. Я люблю их
по-своему, даже самых отпетых, и то люблю. Они мои сородичи, и в каждом
есть  семя  добра,  которое может прорасти.  Я думаю,  они останутся со
мной.
     - Значит,  твоим глазам доступно то, чего я не вижу, - заметил Бе-
лег. - Если ты попытаешься отвратить их от зла,  они предадут тебя.  Не
доверяю я им, особенно одному.
     - Как может эльф судить о людях?
     - Как и обо всех остальных - по делам,  - ответил Белег. Больше он
ничего не сказал.  Он не стал рассказывать Турину о том,  что с ним так
дурно обошлись из-за Андрога.  Он боялся,  что Турин не поверит ему,  и
порвется их былая дружба, боялся снова толкнуть Турина на недобрый путь.
     - Ты говоришь,  "быть свободным",  друг мой Турин,  - сказал он. -
Что ты имеешь в виду?
     - Я хочу править своим народом, и вести собственную войну, - отве-
тил Турин. - Если я раскаиваюсь, то лишь в одном: что сражался не толь-
ко с Врагом людей и эльфов.  И больше всего на свете я хотел бы,  чтобы
ты был рядом со мной. Останься!
     - Если я останусь,  я послушаюсь любви,  а не мудрости, - возразил
Белег. - Сердце говорит мне, что нам нужно вернуться в Дориат.
     - И все-таки я не вернусь, - ответил Турин.
     Белег снова принялся уговаривать его возвратиться на службу к Тин-
голу. Он  говорил,  что на северных границах Дориата не хватает воинов,
что орки снова не дают покоя - они  приходят  из  Димбара  или  из  Та-
ур-ну-Фуина через Анахский перевал. Но все его уговоры были напрасны. И
тогда он сказал:
     - Ты назвал себя твердым, Турин. Ты не просто тверд, ты упрям. Что
ж, буду и я упрямым. Если хочешь быть рядом с Могучим Луком6 ищи меня в
Димбаре - я возвращаюсь туда.
     Турин долго сидел молча,  борясь с гордыней,  что не позволяла ему
вернуться; и перед взором его проходили былые годы. Внезапно он очнулся
от задумчивости, и спросил Белега:
     - Послушай, та девушка, о которой ты говорил, - я ей очень обязан,
но я совершенно ее не помню. Почему она следила за мной?
     Белег странно посмотрел на него.
     - Почему?  - переспросил он.  - Турни,  неужели ты так всю жизнь и
прожил, как во сне, не замечая ничего вокруг себя? Когда ты был мальчи-
ком, Неллас бродила с тобой по лесам Дориата.
     - Это было так давно... - сказал Турин. - По крайней мере, мне ка-
жется, что мое детство было давным-давно,  и все такое смутное... я от-
четливо помню  только отцовский дом в Дор-ломине.  А почему я бродил по
лесам с эльфийской девой?
     - Наверно, она учила тебя тому, что знала сама, - ответил Белег. -
Ах, сын человеческий! Много в Средиземье печалей, кроме твоих собствен-
ных, и  не только оружие наносит раны.  Знаешь,  я начинаю думать,  что
эльфам и людям лучше бы никогда не встречаться.
     Турин ничего  не ответил.  Он только долго смотрел в глаза Белегу,
словно пытался разгадать,  что означают его слова. Но Неллас из Дориата
больше ни разу не встречалась с Турином,  и в конце концов его тень ос-
тавила ее (11) .

                             О гноме Миме.

     Когда Белег ушел (а было это на второе лето после  бегства  Турина
из Дориата) (12) ,  для изгоев наступили  дурные  времена.  Дожди  лили  не
по-летнему, и с Севера и из-за Тейглина, по старому Южному тракту, при-
ходили все новые и новые орки,  наводнявшие леса вдоль западных  границ
Дориата.  Отряд не ведал ни покоя, ни отдыха - им чаще приходилось быть
преследуемыми, чем преследователями.
     Однажды ночью, когда изгои прикорнули во тьме, не разводя костров,
Турин лежал и думал о своей жизни, и пришло ему на ум, что могла бы она
быть и получше.  "Надо поискать какое-нибудь надежное убежище,  - думал
он, - и запастись едой на зиму, на голодное время". И на следующий день
он повел своих людей далеко, дальше, чем им до тех пор приходилось ухо-
дить от Тейглина и границ Дориата.  После трехдневного перехода они ос-
тановились на западной окраине лесов долины Сириона. Земля там была су-
ше и каменистее - местность поднималась вверх, к вересковым пустошам.
     Вскоре случилось так, что в сумерках дождливого серого дня Турин и
его люди укрылись в роще падуба,  а перед рощей была пустошь,  усеянная
множеством стоячих и поваленных камней. Все было тихо, только с листьев
капало.  Вдруг часовой вскрикнул,  все вскочили и увидели три фигурки в
серых  капюшонах,  осторожно  пробиравшиеся  меж камнями.  Каждый тащил
большой мешок, но шли они быстро.
     Турин крикнул им:  "Стой!", и его люди бросились за ними, как бор-
зые, но те не остановились;  Андрог выпустил им вслед  две  стрелы,  но
двое все  же  скрылись в сумерках.  Один отстал - то ли он был не атким
расторопным, то ли мешок его был тяжелее прочих.  Его догнали, повалили
на землю,  в него вцепилось множество крепких рук, хотя пойманный отби-
вался изо всех сил и кусался как звереныш.  Но Турин, подойдя, прикрик-
нул на своих людей.
     - Вы что,  озверели?  Можно бы и поосторожнее. Он же старый, и ма-
ленький. Что он нам сделает?
     - Он кусается,  - сказал Андрог, показав окровавленную руку. - Это
орк, или орочье отродье. Убить его надо!
     - Точно,  только что убить - взять то с него нечего, зря ловили, -
сказал другой, успевший порыться в мешке. - Тут одни корешки и камушки.
     - Нет,  - сказал Турин. - У него борода. По-моему, это  всего-нав-
сего гном. Дайте ему подняться, и пусть говорит.

     Вот так в Повести о детях Хурина появился Мим.  Он на коленях под-
полз к Турину, и принялся умолять пощадить его жизнь.
     - Я старый, я бедный, - хныкал он. - Всего лишь гном, как ты изво-
лил сказать,  а вовсе не орк.  Мое имя Мим.  Не дай им убить меня ни за
что ни про что, господин, ведь вы же не орки.
     Тогда В душе Турина проснулась жалость к гному, но он сказал:
     - Ты,  Мим, и в самом деле кажешься бедным, хоть это и странно для
гнома; но мы еще беднее:  нет у нас ни дома,  ни друзей.  Если я скажу,
что мы  в великой нужде и не щадим никого из одной только жалости,  что
ты предложишь в выкуп?
     - Я не знаю, чего ты желаешь, господин, - осторожно ответил Мим.
     - Сейчас - совсем немного!  - горько воскликнул Турин, оглядываясь
и вытирая капли дождя,  заливавшие глаза. - Спать в тепле, в безопасном
месте, а не в сыром лесу. У тебя-то, наверно, есть такое местечко?
     - Есть,  - ответил Мим, - но я не могу отдать его в выкуп. Я слиш-
ком стар, чтобы жить под открытым небом.
     - А  тебе  не обязательно становиться старше,  - проворчал Андрог,
подступая к гному с ножом в здоровой руке.  - Я тебя охотно избавлю  от
этого.
     - Господин! - возопил Мим в великом страхе. - Если я лишусь жизни,
ты лишишься убежища - без Мима ты его не найдешь.  Я не могу отдать его
тебе, но могу разделить его с тобой. Там теперь просторнее, чем в былые
годы: слишком многие ушли навсегда, - и он заплакал.
     - Твоя жизнь в безопасности, Мим, - сказал Турин.
     - По крайней мере, пока не доберемся до его логова, - хмыкнул Анд-
рог.
     Но Турин обернулся к нему и сказал:
     - Если Мим без обмана приведет нас в свой дом,  и дом окажется хо-
рошим, его жизнь выкуплена;  и никто из моих людей не убьет его. Я кля-
нусь в этом.
     Тогда Мим обнял колени Турина, говоря:
     - Мим будет тебе другом, господин. Сперва я по твоей речи и голосу
принял тебя за эльфа; но ты человек, это лучше. Мим не любит эльфов.
     - Где этот твой дом?  - перебил Андрог. - Он должен быть очень хо-
рошим, чтобы  Андрог согласился делить его с гномом.  Потому что Андрог
не любит гномов.  На востоке,  откуда пришел его народ,  об этой породе
рассказывают мало хорошего.
     - Суди о моем доме, когда увидишь его, - ответил Мим. - Но вы, не-
уклюжие люди,  сможете пробраться туда только при дневном свете.  Когда
можно будет отправиться в путь, я вернусь и отведу вас.
     - Ну  уж нет!  - воскликнул Андрог.  - Ведь ты не позволишь этого,
начальник? А то мы этого старого плута больше не увидим.
     - Темнеет уже, - сказал Турин. - Пусть оставит какой-нибудь залог.
Что ты скажешь, Мим, если твоя ноша останется у нас?
     Но гном снова упал на колени - он казался ужасно обеспокоенным.
     - Если бы Мим решил не возвращаться, разве вернется он из-за како-
го-то мешка с кореньями?  - сказал он.  - Я вернусь, вернусь! Отпустите
меня!
     - Не отпущу,  - сказал Турин.  - Не хочешь расставаться с мешком -
оставайся вместе с ним. Просидишь ночь в мокром лесу - может, пожалеешь
нас.
     Но он,  как и прочие, заметил, что Мим гораздо больше дорожит меш-
ком, чем тот стоит на вид.

     Они отвели  старого  гнома  в свое унылое становище.  По дороге он
что-то бормотал на непонятном языке, в котором слышались отзвуки заста-
релой ненависти; но когда ему связали ноги, он внезапно притих. Часовые
видели, что он всю ночь просидел молча,  неподвижно, как камень, и лишь
бессонные глаза сверкали в темноте.
     К утру дождь перестал, и в вершинах зашумел ветер. Рассвет был яс-
ный, впервые за много дней, и легкий южный ветерок расчистил светлое не-
бо. Мим все сидел неподвижно и казался мертвым,  ибо теперь он  прикрыл
тяжелые веки,  и  в  утреннем свете выглядел дряхлым и иссохшим.  Турин
встал и взглянул на него.
     - Уже светло, - сказал он.
     Мим открыл глаза и указал на путы; когда его освободили, он ярост-
но выпалил:
     - Запомните,  глупцы: не смейте связывать гнома! Он этого не прос-
тит. Мне не хочется умирать,  но из-за того, что вы сделали, сердце мое
горит. Теперь я жалею о своем обещании.
     - А я нет, - сказал Турин. - Ты отведешь меня в свой дом. И до тех
пор не будем говорит о смерти. Это -Е2 Е1моя)  воля.
     Он смотрел прямо в глаза гному,  и Мим не выдержал: немногие могли
вынести взгляд Турина,  когда он хотел утвердить свою волю  или  был  в
гневе. Скоро гном отвернулся и встал.
     - Следуй за мной, господин, - сказал он.
     - Отлично!  - сказал Турин. - А теперь выслушай вот что: я понимаю
твою гордость.  Может быть, ты умрешь; но связывать тебя больше не ста-
нут.
     Мим отвел их к тому месту, где его схватили, и указал на запад.
     - Вон мой дом!  - сказал он.  - Я думаю,  вы часто его видели,  он
ведь высокий. Шарбхунд звали мы его, пока эльфы не переделали все имена.
     Он показывал на Амон Руд, Лысый холм - его обнаженная вершина была
видна на пустошах за много лиг.
     - Видели мы ее,  но близко не подходили, - сказал Ангрод. - Где же
там укрыться?  Ни воды, ничего. Я так и думал, что он нас надуть хочет.
Кто же на вершине прячется?
     - Зато с Амон Руд видно далеко, - возразил Турин. - Так может быть бе-
зопаснее, чем сидеть в лесу. Ладно, Мим, я пойду посмотреть, что ты хо-
чешь предложить нам. Долго ли придется идти туда нам, неуклюжим людям?
     - Весь день до вечера, - ответил Мим.

     Отряд отправился на запад. Турин шел впереди вместе с Мимом. Выйдя
из леса,  они шли очень осторожно,  но кругом было тихо  и  пусто.  Они
прошли через  россыпи камней,  и путь пошел наверх - Амон Руд стояла на
восточном краю нагорья, поросшего вереском, что разделяло долины Сирио-
на и Нарога;  более чем на тысячу футов вздымалась ее вершина над каме-
нистыми верещатниками у ее подножия.  С востока к ее отрогам вел неров-
ный склон,  по которому там и сям росли купы берез и рябин и старые мо-
гучие боярышники,  цеплявшиеся за камень.  Нижние склоны Амон Руд  были
покрыты зарослями Е1аэглоса) ; но высокая серая вершина была голой - камень
был одет лишь алым Е1серегоном (13) .
     Приближался вечер,  когда изгои подошли к подножию горы. Они вышли
к ней с севера - так вел их Мим.  Заходящее солнце озаряло вершину Амон
Руд, и серегон был в цвету.
     - Смотрите! - воскликнул Андрог. - Там, на вершине - кровь!
     - Нет еще, - отозвался Турин.

     Солнце садилось,  и  во впадинах становилось темно.  Гора нависала
впереди, и изгои никак не могли понять,  зачем в такое  заметное  место
нужно идти  с  проводником.  Но когда Мим привел их к горе и они начали
взбираться к самой вершине, они заметили, что он ведет их какой-то тро-
пой, то ли следуя тайным знакам, то ли просто по памяти. Он поворачивал
то туда,  то сюда,  и,  глядя по сторонам, они видели, что там сплошные
трещины и провалы, или крутые склоны, усыпанные валунами и ямами, скры-
тыми под ежевикой и терновником.  Без проводника они не нашли бы дороги
и за несколько дней.
     Наконец они поднялись к более крутым,  но и более ровным  склонам.
Они прошли под старыми рябинами, и очутились под сенью высокого аэглоса
- там царили сумерки, напоенные сладким ароматом (14) . Внезапно они увиде-
ли перед собой каменную стену, ровную и отвесную, которая уходила ввысь
и терявшаяся в полутьме.
     - Это и есть двери твоего дома?  - спросил Турин. - Говорят, гномы
любят камень.
     И он придвинулся к Миму,  боясь,  как бы тот не выкинул напоследок
какую-нибудь штуку.
     - Это не двери дома,  это врата города, - ответил Мим. Он повернул
направо, вдоль стены,  и шагов через двадцать вдруг остановился.  Турин
увидел, что  прихотью  природы или искусства утес был высечен так,  что
концы стены заходили друг за друга,  и между ними  налево  шел  проход.
Вход был  укрыт кустами и травами,  гнездившимися в трещинах скалы,  но
внутри была крутая каменистая тропа,  уходившая во тьму. По ней тек не-
большой ручеек,  и  в  проходе было сыро.  Изгои друг за другом вошли в
проход. Наконец тропа повернула направо, к югу, и через заросли тернов-
ника вывела  их  на зеленую лужайку,  пересекла ее и исчезла в темноте.
Они пришли в дом Мима, Бар-эн-Нибин-ноэг (15) , о котором говорилось лишь в
самых  древних преданиях Дориата и Нарготронда,  а из людей никто его и
не видел.  Но тогда наступала ночь,  на востоке уже зажглись звезды,  и
изгои не могли разглядеть, как устроено то удивительное место.

     Вершина Амон Руд была увенчана чем-то вроде короны: огромная плос-
коверхая каменная шапка.  С севера к ней примыкал уступ, плоский, почти
квадратный; снизу его было не видно: позади его возвышалась, как стена,
вершина горы, а на востоке и на западе края уступа обрывались отвесными
утесами. Подняться туда можно было лишь с севера,  как шли изгои,  да и
то, если знать дорогу (16) .  От расселины шла тропа, проходившая через ро-
щицу  карликовых  берез,  окружавших чистый пруд в каменной чаше.  Пруд
этот питался от источника,  бившего у подножия стены за рощицей, и вода
выбегала из пруда по желобу и белой струйкой ниспадала по западной сте-
не уступа. За деревьями, близ источника, меж двух высоких выступов ска-
лы,  был вход в пещеру. Она казалась всего лишь неглубокой нишей с низ-
кой, полуразрушенной аркой; но неторопливые руки Мелких гномов расшири-
ли  и провели ее глубоко в гору за долгие годы,  что прожили они здесь,
не тревожимые лесными Серыми эльфами.
     В глубокой тьме Мим провел их мимо пруда, в котором теперь отража-
лись слабые звезды меж березовых ветвей. К входа в пещеру он повернулся
и поклонился Турину.
     - Войди же в Бар-эн-Данвед, Дом Выкупа, - сказал он, - ибо так бу-
дет зваться он отныне.
     - Может быть, - ответил Турин. - Сперва надо взглянуть. И он вошел
вместе с Мимом, а за ним, видя, что он не боится, последовали и осталь-
ные, даже Андрог, который больше всех не доверял гному. Они очутились в
кромешной тьме;  но Мим хлопнул в ладоши, и из-за угла появился огонек:
из прохода в задней стене пещеры выступил другой гном с  маленьким  фа-
келом.
     - А!  Значит, я промахнулся - жаль! - сказал Андрог. Но Мим переб-
? росился  с  тем  несколькими словами на своем грубом языке и,  словно
встревоженный или разгневанный тем,  что услышал,  бросился в проход  и
исчез. Теперь Андрог первый настаивал на том, чтобы идти вперед.
     - Нападем первыми!  - требовал он. - Их тут, наверное, целая стая,
но они ведь маленькие.
     - Похоже,  всего лишь трое,  - сказал Турин, и пошел вперед, а ос-
тальные пробирались сзади,  держась за неровные стены. Проход несколько
раз резко поворачивал то влево, то вправо; но наконец впереди показался
отблеск света,  и они вступили в небольшой,  но высокий зал, освещенный
неяркими лампами,  подвешенными к потолку на тонких цепочках.  Мима там
не было,  но Турин слышал его голос, и он вывел его к двери в конце за-
ла, которая вела в комнату.  Заглянув туда, Турин увидел, что Мим стоит
на коленях на полу. Рядом молча стоял гном с факелом; а на каменном ло-
же у стены лежал другой гном. Мим рвал на себе бороду, причитая:
     - Кхим, Кхим, Кхим!
     - Не все твои стрелы пролетели мимо цели,  - сказал Турин Андрогу.
- Но лучше бы ты промахнулся.  Ты стреляешь, не подумав; и, может быть,
ты не успеешь научиться мудрости.
     Турин бесшумно вошел и остановился позади Мима.
     - Что случилось, Мим? - спросил он. - Я кое-что смыслю в искусстве
целения. Не могу ли чем-нибудь помочь?
     Мим обернулся - глаза его горели красным огнем.
     - Нет  -  разве что ты сумеешь повернуть время вспять,  и обрубить
руки твоим безжалостным людям,  - ответил он.  - Это  мой  сын,  стрела
пронзила его.  Теперь его уже не дозваться.  Он умер на закате. Если бы
не ваши путы, я мог бы исцелить его.
     И снова давно забытая жалость пробудилась в сердце Турина, как ис-
точник в скале.
     - Увы!  -  воскликнул он.  - Как бы я хотел остановить эту стрелу!
Отныне не напрасно место сие будет зваться Бар-эн-Данвед,  Дом  Выкупа.
Ибо, останемся мы здесь или нет,  я считаю себя твоим должником; и если
доведется мне обрести сокровище, я в знак скорби уплачу выкуп за твоего
сына, полновесным золотом уплачу я, хотя и не развеселит оно более тво-
его сердца.
     Тогда Мим встал, и пристально посмотрел на Турина.
     - Я слышу тебя,  - сказал он.  - Ты говоришь,  как гномий государь
былых времен,  и дивлюсь я этому.  Ныне остыло мое сердце, хоть и нет в
нем радости.  И потому я уплачу выкуп за себя:  можешь остаться  здесь,
если желаешь.  Но  вот что скажу я к этому:  тот,  что выпустил стрелу,
должен сломать свой лук и стрелы и положить их к ногам моего сына; и не
должен он более брать в руки стрелы или ходить с луком. Если он сделает
это, он умрет от лука и стрел. Такое проклятие налагаю я на него.
     Андрог устрашился, услышав это проклятие; и, хотя и с великой нео-
хотой, сломал он свой лук и стрелы и положил их к ногам мертвого гнома.
Но, выходя из комнаты, он злобно покосился на Мима и проворчал:
     - Говорят,  проклятие гнома живет вечно;  но и проклятье  человека
может найти свою цель. Чтоб ему умереть со стрелой в горле! (17

     Ту ночь  они провели в зале.  Им не давали спать причитания Мима и
Ибуна, его второго сына.  Они не заметили,  когда гномы  замолчали;  но
когда они наконец проснулись, гномы исчезли, и дверь в комнату была за-
валена камнем.  Утро снова было ясное;  изгои умылись в пруду,  радуясь
солнцу, и приготовили еду из того,  что у них было;  и,  когда они ели,
перед ними вдруг появился Мим.
     Он поклонился Турину.
     - Он ушел,  все сделано как надо,  - сказал он.  - Он покоится  со
своими отцами.  А мы остались жить - обратимся же к жизни,  хоть,  быть
может, и немного нам осталось жить. Нравится ли тебе дом Мима? Считаешь
ли ты, что выкуп уплачен и принят?
     - Это так, - ответил Турин.
     - Тогда можешь устраиваться, как тебе угодно, все здесь твое, кро-
ме той запертой  комнаты: в нее не должен входить никто, кроме меня.
     - Мы слышали тебя, - ответил Турин. - Но что до нашей жизни здесь:
мы в безопасности - или так кажется;  но ведь нам нужно добывать пищу и
многое другое.  Как  же нам выходить отсюда - или,  тем более,  как нам
возвращаться обратно?
     Мим расхохотался гортанным смехом,  и изгоям это не слишком понра-
вилось.
     - Боитесь, что попали в паутину к пауку? - сказал он. - Мим людей
не ест! Да и пауку не справиться с тридцатью осами за раз! Смотрите, вы
все при оружии,  а я стою перед вами беззащитный.  Нет, нам с вами при-
дется делиться всем:  и жильем, и едой, и огнем, а может быть, и другой
добычей. Думается мне, что дом этот вы будете стеречь и хранить в тайне
ради своего же блага,  даже когда узнаете дорогу внутрь и наружу. Вы ее
запомните со временем.  А пока что Миму или его сыну Ибуну придется  вас
провожать.
     Турин кивнул и поблагодарил Мима;  большинство людей  Турина  были
очень рады:  в лучах утреннего солнца,  в разгар лета,  пещера казалась
приятным  жилищем. Только Андрог был недоволен.
     - Поскорее  бы нам запомнить все входы-выходы,  - ворчал он.  - Не
случалось нам прежде сидеть, как в плену, не смея лишний раз выйти.

     Весь день они отдыхали,  чистили оружие и чинили доспехи -  у  них
еще оставалось  еды на пару дней,  а Мим добавил им из своих запасов.Он
одолжил им три больших котла и дров, и приволок мешок.
     - Дрянь, мусор, - сказал он. - Воровать не стоит. Так, корешочки.
     Но когда изгои сварили эти коренья,  они оказались вкусными, похо-
жими на хлеб - изгои обрадовались им: они давно соскучились по хлебу, а
добыть его они могли только воровством.
     - Дикие  эльфы  их  не знают;  Серые эльфы их не нашли;  а гордецы
из-за Моря чересчур горды, чтобы рыться в земле, - сказал Мим.
     - А как они называются? - спросил Турин.
     Мим глянул на него исподлобья.
     - Название у них есть только на гномьем языке, а ему мы не учим, -
сказал он. - И мы не станем учить людей искать их: люди жадные и расто-
чительные, они станут копать, пока все не погубят; а теперь они шляются
по глуши,  а про корешки ничего не знают.  От меня ты больше ничего  не
узнаешь; но я буду давать вам сколько надо,  если вы не станете подгля-
дывать и воровать.
     Он снова рассмеялся гортанным смехом.
     - Это великое сокровище,  - сказал он. - Голодной зимой они дороже
золота: их можно запасать,  как белка запасает орехи, и мы уже собираем
первый урожай.  Но дураки же вы,  если думаете, что я не расстался бы с
мешком этого добра даже ради спасения собственной жизни.
     - Так-то оно так,  - сказал Улрад (это он заглянул в мешок,  отоб-
ранный у Мима), - однако ты все же не захотел расстаться с ним, и после
твоих слов я живлюсь этому еще больше.
     Мим обернулся и мрачно посмотрел на него.
     - Ты из тех дурней,  о ком по весне никто не пожалеет, если они не
переживут зиму,  - сказал он.  - Я ведь дал слово,  и вернулся бы,  во-
лей-неволей, с  закладом  или без заклада,  - и пусть себе человек,  не
знающий ни закона, ни совести, думает, что хочет! Но я не люблю расста-
ваться со  своим  добром по чьей-то злой воле,  будь то хотя бы шнурок.
Думаешь, я забыл,  что ты был среди тех,  кто наложил на  меня  путы  и
удержал меня,  так что мне не пришлось проститься с сыном? Когда я буду
раздавать земляной хлеб,  тебе я не дам - пусть твои товарищи делятся с
тобой, если хотят, а я не стану.
     И Мим удалился;  но Улрад, оробевший при виде разгневанного гнома,
сказал ему в спину:
     - Ишь,  гордый какой!  Однако же у старого мошенника в мешке  было
что-то потверже и потяжелее,  хоть с виду точно такое.  Может,  в глуши
можно найти не только земляной хлеб,  но и кое-что другое,  чего  эльфы
тоже не нашли, а людям знать не положено! (18)
     - Может быть,  - сказал Турин.  - Но в одном гном не солгал -  это
когда назвал тебя дураком.  Зачем тебе говорить вслух все, что думаешь?
Молчал бы лучше, раз уж любезные речи не идут у тебя с языка - так было
бы лучше для всех нас.
     День прошел спокойно.  Никому из изгоев не  хотелось  выходить  из
убежища. Турин  шагал  взад-вперед по лужайке на уступе;  он смотрел на
восток, на запад и на юг и дивился, как далеко отсюда видно в ясную по-
году. Обернувшись на север,  он различал Бретильский лес,  взбирающийся
по склонам Амон Обель, что стояла посреди него; и глаза Турина все вре-
мя обращались  туда - он не знал,  отчего:  сердце влекло его скорее на
северо-запад, где,  как казалось ему,  он мог за многие и  многие  лиги
различить вдали,  на краю света, Тенистые Горы, ограждавшие его дом. Но
вечером, когда алое солнце опускалось в дымку  над  дальними  берегами,
Турин устремил свой взор на закат, туда, где скрывалась в глубокой тени
Долина Нарога.
     Так Турин сын Хурина поселился в чертогах Мима, В Бар-эн-Данвед, В
Доме Выкупа.

     [Историю Турина от прихода в Бар-эн-Данвед до падения  Нарготронда
см. "Сильм", а также Приложение к "Нарн и хин Хурин", см. ниже]


                    Возвращение Турина в Дор-ломин

     Наконец, измученный спешкой и дальней дорогой (ибо он  без  отдыха
прошел более  сорока  лиг)  Турин в первый морозный день достиг заводей
Иврина, где некогда был он исцелен.  Но теперь на месте озера была  за-
мерзшая лужа, и Турин не смог снова напиться из него.
     Оттуда вышел он к перевалам, ведущим в Дор-ломин (19) ; с Севера нале-
тела  жестокая метель,  и дороги завалило снегом,  и пути стали опасны.
Двадцать лет и три года прошло с тех пор,  как Турин шел этой  дорогой,
но  он отчетливо помнил каждый шаг - так велика была печаль расставания
с Морвен.  И вот наконец вернулся он в земли,  где прошло его  детство.
Все было пусто и голо; жители той земли оказались малочисленными и нео-
тесанными,  и говорили они на грубом языке вастаков,  а  былое  наречие
сделалось языком рабов или врагов.
     Поэтому Турин пробирался осторожно, спрятав лицо и ни с кем не за-
говаривая; и  наконец нашел он тот дом,  что искал.  Дом стоял пустым и
темным, и поблизости не было ни души:  Морвен ушла,  и  Бродда-Пришелец
(тот, что  силой  взял в жены Аэрин,  родственницу Хурина) разграбил ее
дом и взял себе все,  что осталось из ее имущества и всех ее слуг.  Дом
Бродды был ближе всех к старому дому Хурина, и туда-то и отправился Ту-
рин, сломленный скитаниями и горем, и попросился на ночлег; и его впус-
тили, ибо  Аэрин все еще поддерживала в этом доме некоторые добрые ста-
рые обычаи. Его усадили у огня со слугами и несколькими бродягами, поч-
ти такими же мрачными и измученными,  как он сам;  и Турин спросил, что
нового слышно в этих краях.
     Услышав его,  все  умолкли,  и кое-кто отодвинулся подальше,  косо
глядя на чужака. Но один старый бродяга с клюкой сказал ему:
     - Если уж говоришь на старом языке, господин, так говори потише, и
не спрашивай о новостях.  Что ты,  хочешь, чтобы тебя избили, как вора,
или вздернули,  как вражеского соглядатая? С виду ты сойдешь и за того,
и за другого. Хотя это значит всего лишь, - продолжал он, придвинувшись
поближе и понизив голос,  - что ты похож на человека из  добрых  старых
времен,  на од?? ного из тех, кто пришел с Хадором в золотые дни, когда
у людей на голове росли волосы,  а не волчья шерсть.  Здесь еще остался
кое-кто из таких,  только теперь все они либо нищие, либо рабы; кабы не
госпожа Аэрин,  не видать бы им ни очага, ни похлебки. Откуда ты, и что
за новости хочешь узнать?
     - Была здесь знатная женщина по имени Морвен,  - ответил Турин.  -
Давным-давно я жил у нее в доме.  После долгих скитаний пришел я  сюда,
ища приюта и покоя, но не видно там ни огней, ни людей.
     - Уже год как нету, - ответил старик. - Тот дом со времен страшной
войны был  скуден и огнем,  и людьми;  она ведь была из прежних - да ты
ведь знаешь, должно быть, - она была вдовой нашего владыки, Хурина сына
Галдора. Однако  они  не смели тронуть ее - боялись:  была она гордая и
прекрасная, как царица,  пока горе не согнуло ее. Они звали ее ведьмой,
и чурались ее. "Ведьма" - на нынешнем языке это значит всего лишь "друг
эльфов". Но они ее ограбили.  Пришлось бы ей с дочкой голодать, кабы не
госпожа Аэрин.  Говорят,  она тайком помогали им, и этот хам Бродда, ее
муж поневоле, часто бивал ее за это.
     - А что же в этом году? - спросил Турин. - Что они, умерли, или их
сделали рабынями? А может, орки на них напали?
     - Наверно никто не знает, - ответил старик. - Но она исчезла вмес-
те с дочерью.  А этот Бродда ограбил ее дом и растащил все, что еще ос-
тавалось. Все забрал,  до последней собаки, а людей ее сделали рабами -
кроме нескольких,  кого, как меня, выгнали побираться. Я ведь много лет
служил ей,  а  до  нее - великому Владыке;  зовут меня Садор Одноногий:
будь проклят тот топор - кабы не он,  лежать бы мне  теперь  в  Великом
Кургане. Как сейчас помню тот день,  когда отослали Хуринова мальчика -
ка же он плакал! - и она плакала, когда он ушел. Говорят, его отправили
в Сокрытое Королевство.
     Тут старик прервал свою речь, и с подозрением покосился на Турина.
     - Я всего лишь старый болтун, - сказал он. - Не слушай меня!Прият-
но поговорить на старом наречии с тем,  кто говорит на нем чисто, как в
былые годы,  но времена теперь дурные,  и надо быть осторожным. Не все,
кто говорит на светлом наречии, светлы душою.
     - Это правда,  - ответил Турин. - Моя душа мрачна. Но если ты при-
нимаешь меня за шпиона с Севера или с Востока, немного же мудрости при-
бавили тебе годы, Садор Лабадал!
     Старик, остолбенев, уставился на него; потом проговорил, весь дро-
жа:
     - Выйдем на улицу! Там холодней, зато безопасней. Для дома вастака
ты говоришь слишком громко, а я слишком много.
     Когда они вышли во двор, Садор вцепился в плащ Турина:
     - Ты  говоришь,  давным-давно ты жил в этом доме...  Господин мой,
Турин, сын Хурина, зачем ты вернулся? Наконец-то мои глаза и уши откры-
лись: ведь у тебя голос отцовский. Лабадал - только маленький Турин на-
зывал меня так. Он не хотел меня обидеть - мы тогда были добрыми друзь-
ями.  Что же он ищет здесь теперь?  Мало нас осталось, и все мы стары и
безоружны. Те, что лежат в Великом Кургане - счастливее нас.
     - Я не сражаться пришел,  - сказал Турин, - хотя после твоих слов,
Лабадал, мне захотелось драться.  Но это потом.  Я пришел за владычицей
Морвен и Ниэнор. Что ты знаешь о них? Говори скорее!
     - Почти ничего,  господин мой, - ответил Садор. - Они ушли втайне.
Ходили слухи, что их вызвал владыка Турин: мы ведь были уверены, что за
эти годы он стал могучим владыкой,  может,  даже королем где-то в южных
странах. Но, похоже, это не так.
     - Не совсем,  - ответил Турин. Был я владыкой в южных странах, это
теперь я сделался бродягой. Но я не звал их к себе.
     - Тогда не знаю,  что и сказать  тебе.  Но  госпожа  Аэрин  должна
знать, я думаю. Ей были ведомы все замыслы твоей матери.
     - Как же мне поговорить с ней?
     - Вот  этого не знаю.  Плохо пришлось бы ей,  если бы застали ее у
дверей, в тайной беседе с бродягой из изничтоженного народа,  не говоря
уж о том, что вряд ил получится вызвать ее. А такому оборванцу,  как ты,
не дадут пройти в тот конец палаты,  к высокому столу - вастаки схватят
и изобьют, если не хуже.
     И вскричал Турин во гневе:
     - Ах, значит, мне нельзя ходить по палате Бродды, а не то изобьют?
Пошли, и увидишь!
     И с этими словами Турин вбежал в палату,  откинул капюшон и,  рас-
талкивая всех, кто стоял на пути, зашагал к столу, где сидел хозяин до-
ма  со своей женой и прочими знатными вастаками.  Слуги подбежали схва-
тить его, но он швырнул их наземь и воскликнул:
     - Есть ли главный в этом доме, или это орочье логово? Где хозяин?
     Бродда вскочил в гневе.
     - Я главный в этом доме! - воскликнул он.
     Но прежде, чем он успел сказать что-то еще, Турин сказал:
     - Видно, не перенял ты учтивых нравов, что царили в этой земле  до
вас. Неужто ныне вошло в обычай дозволять прислужникам оскорблять роди-
чей жены хозяина? Ибо я родич госпожи Аэрин, и у меня к ней дело. Прой-
ду ли я беспрепятственно, или по своей воле?
     - Проходи, - хмуро проворчал Бродда, Аэрин же побледнела.
     Тогда Турин прошел к высокому столу,  остановился перед ним и пок-
лонился.
     - Прошу прощения, госпожа Аэрин, что вламываюсь к тебе таким обра-
зом,  - произнес он,  - но дело мое не терпит отлагательств, и я пришел
за этим издалека. Я ищу Морвен, владычицу Дор-ломина, и дочь ее Ниэнор.
Но дом ее пуст и разграблен. Что ты можешь поведать мне?
     - Ничего,  - ответила Аэрин в великом страхе -  Бродда  пристально
смотрел на нее. - Я знаю только, что она ушла.
     - Не верю, - сказал Турин.
     Тут Бродда  выскочил из-за стола - лицо его побагровело от пьяного
гнева.
     - Ну, хватит! - заорал он. - Чтоб моей жене перечил какой-то обор-
ванец, что бормочет на языке рабов? Нет в Дор-ломине никакой владычицы.
А эта Морвен,  она была из племени рабов,  и сбежала, как рабыня из-под
стражи. И ты давай беги отсюда,  да поживее,  а не то велю повесить  на
первом дереве!
     Тут Турин бросился на него, обнажил свой черный меч, схватил Брод-
ду за волосы и откинул ему голову.
     - Ни с места,  - сказал он, - а не то быть ему без головы! Госпожа
Аэрин, я попросил бы у тебя прощения еще раз,  но, по-моему, этот мужлан
причинял тебе лишь зло. Но теперь говори, и не отрицай истины! Не Турин
ли я, Владыка Дор-ломина? Могу ли я приказывать тебе?
     - Приказывай! - ответила она.
     - Кто разграбил дом Морвен?
     - Бродда, - ответила она.
     - Когда она бежала, и куда?
     - Год и три месяца прошло с тех пор,  - ответила Аэрин.  -  Хозяин
Бродда и прочие пришельцы с Востока,  что живут поблизости, жестоко уг-
нетали ее.  Ее давно приглашали в Сокрытое Королевство;  и вот  наконец
она отправилась в путь.  В то время земли ненадолго освободились от на-
пастей, - говорят,  благодаря доблести Черного Меча из южных краев;  но
теперь опять все по-старому. Она думал, что ее сын живет там и ждет ее.
Но если ты и вправду Турин, боюсь, все пошло вкривь и вкось.
     Турин горько расхохотался.
     - Вкривь и вкось?  - воскликнул он.  - Воистину, ведь пути Моргота
всегда кривы!
     И внезапно порыв черного гнева охватил его:  ибо глаза его  откры-
лись, и  спали  с него последние нити чар Глаурунга,  и познал он ложь,
опутавшую его.
     - Так значит, меня одурачили и отправили сюда, на позорную смерть,
когда я мог бы с честью пасть у врат Нарготронда?
     И показалось ему,  что в ночи за стенами дома раздаются крики Фин-
дуилас.
     - Не первым умру я здесь! - воскликнул Турин. И он схватил Бродду,
и в порыве отчаяния, прибавившем ему сил, поднял его в воздух и встрях-
нул, как собачонку.
     - Морвен из племени рабов,  говоришь? Ах ты, подлец, сын подлецов,
вор, раб рабов!
     И швырнул Бродду через стол,  навстречу вастаку,  который вскочил,
собираясь броситься на Турина.
     Бродда упал и сломал себе шею;  Турин же,  швырнув Бродду, прыгнул
сам в ту же сторону,  и перебил еще троих, что пытались спрятаться, ибо
при них не было оружия.  В палате зашумели. Вастаки, сидевшие поблизос-
ти,  набросились бы на Турина, но было там немало людей из прежнего на-
рода Дор-ломина:  долго оставались они покорными слугами, но ныне они с
криками подняли мятеж. Скоро в палате завязался бой, и хотя у рабов бы-
ли лишь ножи да то, что попалось под руку, а вастаки были вооружены ме-
чами и кинжалами,  многие с той и с другой были убиты, а тут Турин бро-
сился в гущу битвы и перебил всех вастаков, что оставались в палате.
     Турин отдыхал,  прислонясь к столбу,  и пламя гнева его угасло.  И
подполз к нему старый Садор,  и обнял его колени, ибо он был смертельно
ранен.
     - Трижды семь лет и больше - долго ждал я этого часа,  - прошептал
он. - А теперь уходи, уходи, государь! Уходи, и не возвращайся, пока не
наберешь могучего войска.  Они поднимут против тебя всю страну.  Многим
удалось бежать. Уходи, а то погибнешь здесь. Прощай!
     И он осел на пол и умер.
     - Умирающие говорят правду,  - произнесла Аэрин.  - Ты узнал,  что
хотел. Теперь уходи поскорее!  И для начала - отправляйся  к  Морвен  и
утешь ее, а не то трудно будет простить все, что ты натворил здесь. Как
ни тяжела была моя жизнь,  ты своим насилием обрек меня на смерть. При-
шельцы отомстят за эту ночь всем,  кто был здесь. Опрометчивы твои дея-
ния, сын Хурина, словно ты так и остался тем ребенком, которого я знала.
     - А твой дух,  Аэрин дочь Индора,  слаб, как в те времена, когда я
звал тебя тетей,  и ты боялась всякой цепной собаки, - ответил Турин. -
Да, ты была создана для лучшего мира.  Идем же со мной! Я отведу тебя к
Морвен.
     - Глубок снег на дорогах,  но еще глубже - на моей голове, - отве-
чала она.  -  С  тобой  в  глуши меня ждет такая же верная смерть,  как
здесь, с дикими вастаками.  Того,  что ты наделал,  тебе не  исправить.
Уходи! Остаться - значит только ухудшить положение и без нужды обделить
Морвен. Уходи, умоляю!
     И Турин земно поклонился ей,  повернулся и оставил дом Бродды;  но
все мятежники,  кто был в силах,  последовали за ним. Они направились к
горам, ибо среди них были люди,  хорошо знавшие лесные тропы, и беглецы
благословляли снег,  заметавший их следы. И потому, хотя охота началась
быстро -  много там было людей и псов,  и слышалось ржанье коней,  - им
удалось уйти на юг,  в горы. Оглянувшись, они увидели за собой алое за-
рево.
     - Они подожгли дом, - сказал Турин. - Зачем бы это?
     - Они?  Да нет,  государь - я думаю, что это она, - сказал человек
по имени Асгон.  - Воины часто ошибаются в тихих и терпеливых. Она сде-
лала нам много добра, и ей это дорого обходилось. Не слаба она была ду-
хом, и всякому терпению есть предел.
     Тогда некоторые, самые выносливые, кто мог выдержать зимнюю стужу,
остались при Турине и провели его неведомыми тропами в убежище в горах,
в пещеру, хорошо известную изгоям и бродягам; в ней был небольшой запас
еды. Там они переждали метель, а потом Турину дали еды и вывели к мало-
известному перевалу,  что вел на юг, в долину Сириона, где снега не бы-
ло. Когда начался спуск, провожатые простились с Турином.
     - Прощай,  государь Дор-ломина, - сказал Асгон. - Но все же не за-
бывай нас.  На нас теперь станут охотиться;  и Волчий народ станет  еще
злее из-за твоего прихода.  Уходи же, и не возвращайся, разве что собе-
решь войско, которое сможет освободить нас. Прощай!

                        Приход Турина в Бретиль

     И вот Турин спустился к Сириону,  и душа его рвалась  надвое.  Ибо
казалось ему, что если прежде должен он был избрать один из двух тяжких
путей6 то теперь путей три, и звал Турина его угнетенный народ, которо-
му он принес лишь новые беды.  Одно было у него утешение:  что Морвен и
Ниэнор, несомненно,  давно уже в Дориате,  и дорога их  была  безопасна
лишь благодаря доблести Черного Меча. И говорил он себе:
     - Где же еще мог бы я найти м лучшее убежище, даже приди я раньше?
Если падет Завеса Мелиан,  тогда уж всему конец.  Нет,  пусть лучше все
остается как есть; ведь я своим безудержным гневом и опрометчивыми дея-
ниями бросаю тень всюду,  куда ни явлюсь.  Пусть хранит их Мелиан!  А я
оставлю их - пусть насладятся незамутненным покоем.
     Бросился Турин  разыскивать  Финдуилас - но слишком поздно;  долго
бродил он по лесам вдоль подножий Эред Ветрин, чуткий и осторожный, как
дикий зверь;  и устраивал он засады на всех дорогах, что вели на север,
к Теснине Сириона.  Слишком поздно. Все следы смыло дождями, замело ме-
телями. Но  в  своих  странствиях  Турин,  держа путь вниз по Тейглину,
наткнулся на нескольких людей из народа Халет,  из  Бретильского  леса.
Из-за войн  их осталось совсем мало,  и большинство из них жилив тайном
поселении, обнесенном частоколом,  на Амон Обель в чаще леса.  Место то
звалось Эфель  Брандир;  ибо  Брандир сын Хандира правил ими с тех пор,
как погиб его отец.  Брандир был не воин - он в детстве сломал  ногу  и
охромел; к тому же он по природе был человек мягкосердечный,  любил де-
рево больше железа,  и знание всего,  что растет на земле,  предпочитал
всем прочим наукам.
     Но некоторые лесные жители продолжали охотиться на орков на грани-
цах; вот и Турин повстречался с ними,  заслышав вдалеке звуки сражения.
Он бросился на шум и, прокравшись меж деревьями, увидел небольшой отряд
людей, окруженных орками.  Люди отчаянно защищались,  прикрывая тыл не-
большой купой деревьев,  росшей посреди поляны;  но орков было  слишком
много, и видно было, что, если им не помочь, им придется плохо. Поэтому
Турин, прячась в подлеске, принялся громко топать и ломать ветви, а по-
том громко закричал, словно призывая большой отряд:
     - А! Вот они! Все за мной! Вперед! Бей, круши!
     Орки принялись беспокойно озираться,  а тут из чащи вылетел Турин,
размахивая руками,  словно призывал товарищей, и края Гуртанга у него в
руке горели пламенем.  Оркам этот клинок был слишком хорошо известен, и
не успел Турин приблизиться к ним,  как многие уже разбежались.  Лесные
жители Бросились  ему  навстречу,  и они вместе загнали врагов в реку -
лишь немногим удалось выбраться на тот берег.
     Наконец люди остановились на берегу, и Дорлас, предводитель лесных
жителей, сказал:
     - Проворный ты охотник,  господин мой; вот только люди твои что-то
не очень расторопны.
     - Да что ты,  - ответил Турин, - наоборот, мы никогда не расстаем-
ся, и ходим все как один.
     Тогда люди Бретиля расхохотались и сказали:
     - Да,  один такой воин стоит многих. Мы тебе очень обязаны. Но кто
ты, и что ты здесь делаешь?
     - Свое дело делаю, орков бью, - ответил Турин. - А живу я там, где
есть для меня работа. Я Лесной Дикарь.
     - Так живи у нас,  - сказали они. - Мы живем в лесах, и такие мас-
тера нам нужны. Тебе будут рады!
     Турин странно посмотрел на них, и сказал:
     - Неужто есть еще люди,  что дозволят мне омрачать их жилища?  Но,
друзья мои,  есть у меня одно печальное дело: разыскать Финдуилас, дочь
Ородрета Нарготрондского,  или хотя бы вести о ней.  Увы!  Много недель
прошло с тех пор,  как увели ее из Нарготронда,  - но я все  же  должен
искать.
     Люди поглядели на него с жалостью, и Дорлас сказал:
     - Не ищи больше. Орочье войско отправилось из Нарготронда к Перек-
рестью Тейглина,  и мы задолго прознали о нем: орки шли очень медленно,
оттого что  вели  с  собой много пленных.  Тогда мы решили нанести свой
удар, хоть и слабый, и устроили оркам засаду - там были все наши лучни-
ки. Мы надеялись спасти хоть часть пленников.  Но,  увы!  Как только мы
напали, проклятые орки первым делом перебили всех женщин;  а дочь Ород-
рета они пригвоздили копьем к дереву.
     Турин стоял, словно громом пораженный.
     - Откуда вы знаете? - спросил он.
     - Она говорила со мной, прежде чем умерла, - ответил Дорлас. - Она
обвела нас взглядом,  словно искала кого-то, и проговорила: "Мормегиль.
Скажите Мормегилю,  что Финдуилас здесь". Больше она ничего не сказала.
Но из-за ее последних слов мы положили ее там,  где она умерла. Она ле-
жит в кургане у Тейглина. Это было месяц тому назад.
     - Отведите меня туда, - сказал Турин; и они отвели его к холмику у
Перекрестий Тейглина. Там он лег ничком, и тьма объяла его, так что лю-
ди подумали, что он умер. Но Дорлас взглянул на него, обернулся к своим
людям и сказал:
     - Опоздал! Печально вышло. Но смотрите: ведь это же сам Мормегиль,
великий воин из Нарготронда. Как же мы не признали его по мечу? Орки-то
догадались!
     Ибо Черный Меч прославился по всем южным землям,  в  самых  глухих
лесах.
     И потому они подняли его и с  почетом  отнесли  в  Эфель  Брандир;
Брандир вышел им навстречу,  и удивился, увидев носилки. Откинув покры-
вало, взглянул он в лицо Турину сыну Хурина; и мрачная тень пала ему на
сердце.
     - О жестокие люди Халет!  - воскликнул он. - Зачем не дали вы уме-
реть этому человеку? Много трудов положили вы, чтобы принести сюда пос-
леднее проклятие нашего народа!
     Но лесные жители ответили:
     - Да нет,  это же Мормегиль из Нарготронда (20) ,  могучий истребитель
орков; он очень поможет нам, если выживет. Да если бы даже и не так, не
могли же мы оставить убитого горем человека валяться,  как падаль у до-
роги?
     - Не могли, это верно, - ответил Брандир. - Рок не хотел этого.
     И он взял Турина к себе в дом, и усердно выхаживал его.
     Но когда Турин наконец стряхнул с себя тьму,  снова наступала вес-
на; он очнулся, и увидел зеленые почки, озаренные солнцем. Тогда пробу-
дилась в нем и отвага дома Хадора,  и он встал и сказал себе:  "Все мои
деяния и  былые  дни  были  темны и исполнены зла.  Но вот настал новый
день. Буду я жить здесь в мире,  и отрекусь от своего имени и  рода;  и
так оставлю  я  свою тень позади,  или хотя бы не наброшу на тех,  кого
люблю".
     И потому взял он себе новое имя, и назвался Турамбар, что на Высо-
ком эльфийском наречии означает Властелин Судьбы;  и поселился он среди
лесных жителей,  и  они любили его,  и он упросил их забыть его прежнее
имя и считать его коренным жителем Бретиля.  Но,  сменив имя, не мог он
сменить свой былой нрав и забыть обиды,  что претерпел он от прислужни-
ков Моргота;  и часто отправлялся он охотиться на орков вместе  с  нес-
колькими товарищами такого же нрава, хотя Брандир этого не одобрял. Ибо
он рассчитывал уберечь свой народ скорее скрытностью и молчанием.
     - Мормегиля больше нет,  - говорил он,  - но смотри, как бы отвага
Турамбара не навлекла подобной же мести на Бретиль!
     И потому  Турамбар оставил свой черный меч и более не носил его в
битве, и сражался чаще луком и копьем.  Но он не дозволял оркам перехо-
дить Перекрестья Тейглина и приближаться к кургану,  где покоилась Фин-
дуилас. Хауд-эн-Эллет назвали его, Курган Эльфийской Девы, и вскоре ор-
ки научились бояться того места и чурались его. И сказал  Дорлас Турам-
бару:
     - Ты отказался от имени,  но все равно ты Черный Меч;  а не правду
ли говорит молва,  что он будто бы был сыном Хурина из Дор-ломина, вла-
дыки Дома Хадора?
     И ответил Турамбар:
     - Я слышал об этом. Но, умоляю, не разглашай этого, ведь ты же мне
друг.

                 Поездка Морвен и Ниэнор в Нарготронд

     Когда прошла Жестокая Зима,  в Дориат пришли новые вести о Наргот-
ронде. Ибо многие из тех,  кому удалось вырваться из побоища и пережить
зиму в глуши, явились наконец к Тинголу, прося убежища, и стражи границ
привели их к королю. Одни из них говорили, что все враги ушли на север,
а другие - что Глаурунг до сих пор живет в чертогах Фелагунда; одни го-
ворили, что Мормегиль убит,  а другие - что Дракон оплел его чарами,  и
он и посейчас стоит там,  словно обратясь в камень. Но все сходились на
том, что в Нарготронде незадолго до разорения стало известно,  что Чер-
ный Меч был не кто иной, как Турин, сын Хурина из Дор-ломина.
     Великий страх и печаль охватили Морвен и Ниэнор; и сказала Морвен:
     - Воистину,  подобные сомнения насланы Морготом!  Не лучше ли  нам
узнать правду, и увериться в худшем, что предстоит пережить?
     А Тингол и сам очень хотел побольше узнать о судьбе Нарготронда, и
уже подумывал о том,  чтобы выслать разведчиков,  которые пробрались бы
туда; но король считал,  что Турин в самом деле  либо  убит,  либо  ему
* нельзя помочь,  и не хотелось ему, чтобы пришел час, когда Морвен бу-
дет знать это наверное. Поэтому он сказал ей:
     - Опасное это дело, о владычица Дор-ломина, его надобно взвесить и
обдумать. Быть может, подобные сомнения и впрямь насланы Морготом, что-
бы толкнуть нас на некое безрассудство.
     Но Морвен в отчаянии вскричала:
     - Безрассудство, государь? Если мой сын скитается по лесам и голо-
дает, если он томится в оковах,  если тело его лежит  непогребенным,  я
буду безрассудной. Я не хочу терять и часа, но тотчас отправлюсь на по-
иски.
     - О владычица Дор-ломина, - ответил Тингол, - вот здесь сын Хурина
непременно был бы против. Он бы счел,  что здесь,  под покровительством
Мелиан, тебе лучше,  чем где бы то ни было. Ради Хурина и Турина не хо-
тел бы я отпускать тебя отсюда в эти дни, полные черных напастей.
     - Турина ты не уберег от напастей,  а меня хочешь уберечь от него!
- воскликнула Морвен. - Под покровительством Мелиан! Да, в плену за За-
весой. Долго раздумывала я,  прежде чем вступить сюда,  и теперь жалею,
что вступила.
     - Нет, владычица Дор-ломина, - возразил Тингол, - если ты говоришь
так, то знай:  Завеса открыта. Беспрепятственно пришла ты сюда, и ничто
не препятствует тебе остаться - или уйти.
     И тут Мелиан, до сих пор молчавшая, произнесла:
     - Не уходи,  Морвен. Истину сказала ты: сомнения эти - от Моргота.
Если ты уйдешь, ты уйдешь по его воле.
     - Страх перед Морготом не удержит меня от зова родной крови, - от-
вечала Морвен. - Но если ты боишься за меня, государь, дай мне провожа-
тых из твоего народа.
     - Над тобой я не властен,  - ответил Тингол.  - Но мой народ -  он
мой. Я пошлю их, если сочту нужным.
     Морвен больше ничего не сказала, только заплакала; и удалилась она
с глаз короля.  Тяжело было на сердце у Тингола,  ибо казалось ему, что
Морвен охвачена безумием [в оригинале - непереводимое германское  слов-
ечко, буквально означающее:  "ослеплена безумием и близка к смерти"]; и
спросил он  Мелиан, не может ли она удержать Морвен своей властью.
     - Я могу противостоять натиску зла извне,  - ответила она.  - Но с
теми, кто хочет уйти, я ничего поделать не могу. Это твое дело. Если ее
? следует удержать,  удержи ее силой.  Хотя, быть может, так ты ?заста-
вишь ее переменить мнение? [от этого она сойдет с ума?]

     И вот Морвен пришла к Ниэнор и сказала:
     - Прощай,  дочь Хурина. Я отправляюсь искать своего сына, или вер-
ные вести о нем,  ибо здесь никто не хочет ничего сделать, и станут тя-
нуть, пока не будет поздно. Жди меня здесь - может, я и вернусь.
     Тогда Ниэнор в ужасе и скорби принялась отговаривать ее, но Морвен
ничего не ответила и ушла в свою комнату;  и когда наступило утро,  она
взяла коня и уехала.
     Тингол же повелел, чтобы никто не останавливал ее и не чинил ника-
ких препятствий.  Но когда она уехала, он созвал отряд самых закаленных
и искусных стражей границ и поставил над ними Маблунга.
     - Догоните ее,  - сказал он, - но пусть она вас не видит. Но когда
она окажется в глуши и ей будет угрожать опасность,  придите на помощь;
и если она не согласится вернуться, охраняйте ее, как можете. И еще мне
хотелось бы,  чтобы кто-нибудь из вас пробрался так далеко,  как только
можно, и узнал все, что сумеет.
     Так и вышло, что Тингол отправил больший отряд, чем собирался сна-
чала, и среди них было десять всадников с запасными конями.  Они после-
довали за Морвен; она же отправилась на юг через Рэгион, и оказалась на
берегах Сириона выше Полусветных Озер; тут она остановилась, ибо Сирион
был  широким  и быстрым,  и она не знала переправы.  Поэтому стражникам
пришлось объявиться; и сказала Морвен:
     - Что, Тингол все же решил задержать меня? Или он наконец посылает
мне помощь, в которой отказал поначалу?
     - И то, и другое, - ответил Маблунг. - Может, вернешься?
     - Нет! - сказала она.
     - Тогда я должен помогать тебе,  - сказал Маблунг,  - хоть и не по
сердцу мне это. Сирион здесь широк и глубок, и опасно переплывать его и
зверю, и человеку.
     - Тогда переправьте меня тем путем,  каким переправляются эльфы, -
сказала Морвен, - а не то я отправлюсь вплавь.
     Поэтому Маблунг отвел ее к Полусветным  Озерам.  Там,  в  заводях,
скрытых в тростнике,  на восточном берегу под охраной стояли тайные па-
ромы; здесь переправлялись посланцы,  державшие связь между Тинголом  и
его родичами в Нарготронде (21) .  Вот переждали они, пока в небе не начали
гаснуть звезды,  и переправились в предрассветном тумане.  И когда алое
солнце поднялось  над  Синими  горами и крепкий утренний ветер разогнал
туманы, стражники вышли на западный берег и оставили  Завесу  Мелиан.То
были высокие  эльфы  из  Дориата в серых плащах поверх кольчуг.  Морвен
наблюдала за ними с парома,  пока они молча выходили на берег,  и вдруг
вскрикнула, указывая на последнего, проходившего мимо.
     - Откуда он? - воскликнула она. - Вас было трижды десять, когда вы
явились ко мне. Трижды десять и один сходят на берег!
     Тогда остальные обернулись и  увидели  золотые  волосы,  озаренные
солнцем: ибо  то была Ниэнор,  и ветер сорвал с нее капюшон.  Так стало
известно, что она последовала за отрядом и присоединилась к ним в  тем-
ноте, когда  они  собирались  переправиться через реку.  Все были очень
встревожены, а Морвен - больше всех.
     - Уходи! Уходи, я велю! - вскричала она.
     - Если супруга Хурина может отправиться в путь по зову родной кро-
ви вопреки всем советам,  - отвечала Ниэнор,  - то и дочь Хурина на это
способна. "Скорбью" назвала ты меня,  но не хочу я в одиночестве  скор-
беть по отцу,  брату и матери.  Из них троих я знала одну тебя,  и тебя
люблю я больше всех. И я не боюсь ничего, чего не боишься ты.
     И в самом деле,  мало страха было заметно в ее лице или поведении.
Высокой и сильной казалась она;  ибо люди Дома Хадора были высоки  рос-
том, и сейчас,  в эльфийском одеянии, она почти не отличалась от страж-
ников - выше нее были лишь самые высокие.
     - Что ты собираешься делать? - спросила Морвен.
     - Идти туда же,  куда и ты,  - ответила Ниэнор.  - Вот твой выбор.
Либо ты  отведешь  меня назад и укроешь за Завесой Мелиан - ведь мудрый
не отвергнет ее советов.  Или знать, что я отправлюсь с тобой навстречу
любым опасностям.
     Ибо на самом деле Ниэнор отправилась в путь в первую очередь пото-
му, что надеялась, что из страха и из любви к ней мать вернется; Морвен
и самом деле разрывалась надвое.
     - Одно дело отвернуть совет,  - сказала она. - Другое дело - ослу-
шаться матери.  Отправляйся назад!
     - Нет,  - ответила Ниэнор.  - Я уже давно не ребенок.  У меня есть
своя воля и свой разум,  просто до сих пор моя воля  не  расходилась  с
твоей. Я пойду с тобой.  Лучше бы в Дориат,  из уважения к его правите-
лям; но если нет,  значит,  на запад.  На самом деле,  если кому из нас
двоих следует продолжать путь, так скорее уж мне, я ведь в расцвете сил.
     И Морвен увидела в серых глазах Ниэнор упорство Хурина, и ее охва-
тила нерешительность;  но не могла она побороть свою гордыню:  не хоте-
лось ей,  чтобы собственная дочь (говоря начистоту) привела  ее  назад,
словно выжившую из ума старуху.
     - Я поеду дальше, как и собиралась, - сказала она. - Поезжай и ты,
но нет на то моей воли.
     - Да будет так, - ответила Ниэнор.
     Тогда Маблунг сказал своим:
     - Воистину,  не отваги,  но благоразумия недостает роду  Хурина  -
тем-то и приносят они горе всем, кто рядом! Таков был Турин - но не та-
кими были его отцы.  Ведь они же все  обезумели!  [опять  непереводимое
германское словечко]  Не  нравится  мне это.  Это поручение короля хуже
охоты на Волка. Что же мне делать?
     Но Морвен  вышла на берег и приблизилась к Маблунгу,  и расслышала
его последние слова.
     - Делай то,  что велел тебе король,  - сказала она.  - Отправляйся
за вестями о Нарготронде и о Турине. За этим мы все и едем.
     - Но путь долог и опасен,  - сказал Маблунг. - Если вы отправитесь
с нами, вы обе должны ехать верхом вместе со всадниками, и ни на шаг от
них не отходить.

     Так и вышло,  что, когда стало совсем светло, они тронулись в путь
и наконец,  все время держась начеку, выбрались из зарослей тростника и
низкорослых ив  и  очутились  в голых лесах,  покрывавших большую часть
южной равнины, примыкавшей к Нарготронду. Весь день они шли на запад, и
видели лишь запустение, и не слышали ни звука: кругом царило безмолвие,
И Маблунгу казалось,  что все застыло в страхе.  Они шли тем же  путем6
что и Берен много лет назад; тогда лес был полон незримых охотников, но
теперь народ Нарога исчез,  а орки, похоже, еще не забредали так далеко
на юг. В ту ночь они ночевали в голом лесу, не разводя костра.
     Так шли они еще два дня, и  к вечеру третьего дня после  переправы
они пересекли  равнину  и приближались к восточному берегу Нарога.  Тут
Маблунга охватило такое беспокойство, что он принялся умолять Морвен не
ходить дальше. Но она лишь рассмеялась и сказала ему:
     - Тебе хочется поскорее избавиться от нас,  да это и  понятно.  Но
придется тебе  повозиться  с  нами еще немного.  Мы уже слишком близко,
чтобы отступать из трусости.
     Тогда вскричал Маблунг:
     - Безумны вы обе, и отвага ваша безумна. Разве поможете вы развед-
чикам? Только помешаете!  Слушайте же меня! Мне было велено не задержи-
вать вас силой;  но велено мне также беречь вас,  как только можно. Те-
перь приходится мне выбирать одно из двух. И я предпочитаю сберечь вас.
С утра я отведу вас на Амон Этир, Дозорный холм - это здесь неподалеку;
там я  и  оставлю  вас с охраной,  и дальше вы шагу не ступите,  пока я
здесь главный.
     Амон Этир - это был курган,  огромный,  как гора;  много лет назад
с великими трудами сложили его по велению Фелагунда  на  равнине  перед
его Вратами, в лиге на восток от Нарога. Курган был покрыт лесом, но на
вершине деревьев не было,  и оттуда были видны все дороги,  что вели  к
большому Нарготрондскому мосту и все земли вокруг Нарготронда. Они под-
нялись на этот холм ближе к полудню и поднялись  на  него  с  восточной
стороны. Маблунг  взглянул  на Высокий Фарот,  что возвышался за рекой,
бурый и нагой (22) ,  и увидел своим эльфийским взором террасы  Нарготронда
на крутом  западном берегу и зияющие Врата Фелагунда - черную дырочку в
склоне горы.  Но он не услышал ни звука и не увидел  никаких  признаков
присутствия врагов  или  самого Дракона - кроме пятна гари у Врат,  что
выжег он в день побоища. Все было тихо, светило бледное солнце.
     Поэтому Маблунг,  как и говорил,  велел своим десяти всадникам ос-
таться на вершине с Морвен и Ниэнор и не уходить,  пока он не вернется,
разве что появится какая-нибудь грозная опасность;  в этом случае всад-
ники должны были окружить Морвен и Ниэнор и скакать  во  весь  опор  на
восток к Дориату, отправив вперед гонца с вестями и за помощью.
     Потом Маблунг взял остальных двадцать воинов,  и они спустились  с
холма; пробравшись  на  западную равнину,  где деревьев было мало,  они
рассыпались и отправились к Нарогу каждый своим путем,  смело, но осто-
рожно. Сам Маблунг пошел посередине,  к мосту, и, выйдя к нему, увидел,
что мост совершенно разрушен; меж обвалившихся камней ревела и пенилась
глубокая и бурная река, разбухшая от дождей на севере.
     Но Глаурунг был тут. Он лежал, укрывшись в проходе, что вел вглубь
дворца от разрушенных Врат,  и давно уже заметил соглядатаев, хотя нем-
ногие в Средиземье различили бы их на таком расстоянии. Но жуткие глаза
Дракона видели дальше орлиных,  гораздо дальше дальнозорких эльфов;  он
даже знал, что часть их остались позади, на голой вершине Амон Этир.
     И вот,  когда Маблунг пробирался среди скал,  ища,  как бы перейти
реку по камням,  оставшимся от моста,  Глаурунг выполз наружу, полыхнув
пламенем, и  спустился  в реку.  Послышалось шипение и к небу поднялись
клубы пара; Маблунга и его спутников, что прятались поблизости, окутало
слепой мглой и жутким зловонием;  и большинство из них бросились бежать
в сторону Дозорного холма.  Но Маблунг отполз в сторону и притаился  за
скалой, пережидая,  пока Глаурунг переберется через реку, и остался там
- у него было еще одно дело. Теперь он знал, что Глаурунг действительно
живет в Нарготронде;  но ему было велено по возможности также разузнать
о судьбе сына Хурина;  и потому он,  набравшись мужества,  решил переб-
раться через реку, когда Глаурунг уползет, и осмотреть чертоги Фелагун-
да. Он ведь думал, что сделал все, чтобы сберечь Морвен и Ниэнор: Глау-
рунга заметят издалека и, должно быть, всадники уже мчатся к Дориату.
     Глаурунг прополз мимо - огромный силуэт в тумане;  он  полз  очень
быстро - то был змей могучий, но очень гибкий. Маблунг переправился че-
рез Нарог с великой опасностью;  а в это время наблюдатели на Амон Этир
увидели Дракона и ужасно испугались. Они велели Морвен и Ниэнор тотчас,
без пререканий, садиться в седло, и собирались бежать, как было велено.
Но не  успели  они спуститься на равнину,  как порыв ветра принес пар и
вонь, какой ни один конь не вынесет.  Кони,  ослепленные мглой, взбеси-
лись от запаха Дракона, сделались неуправляемыми и заметались. Стражни-
ки рассеялись и потеряли друг друга;  многих  кони  разбили  о  стволы.
Ржанье коней и крики всадников достигли ушей Глаурунга; и он был весьма
доволен.
     Один из эльфов,  борясь с конем, видел как во мгле мимо пронеслась
владычица Морвен,  серая тень на бешеном скакуне;  но она  скрылась  во
мраке, крича "Ниэнор!" и больше они ее не видели.
     Когда нахлынул слепой ужас,  конь Ниэнор помчался, не разбирая до-
роги, споткнулся,  и она вылетела из седла. Она удачно упала на траву и
не ушиблась,  но,  встав на ноги, обнаружила, что осталась одна: совсем
одна во мгле,  без коня и без спутников. Однако она не растерялась, по-
размыслила и решила,  что напрасно бежать на крики:  крики слышались со
всех сторон,  но постепенно удалялись.  Ей показалось,  что лучше всего
снова подняться на холм:  Маблунг непременно должен прийти туда  прежде
чем отправиться обратно,  хотя бы затем, чтобы убедиться, что никого из
его отряда там не осталось.
     Она пошла наугад, все в гору, и нашла холм - он и в самом деле был
неподалеку. Она стала медленно взбираться наверх по тропинке,  что вела
на холм с востока. Наверху мгла становилась все реже, и вот наконец она
вышла к вершине, освещенной солнцем. Она шагнула вперед и посмотрела на
запад. Прямо перед ней была огромная голова Глаурунга,  который как раз
вполз на холм с другой стороны;  она не успела понять,  в чем дело, как
Дракон поймал ее взгляд; а глаза Дракона были ужасны, в них горел злоб-
ный дух Моргота, его хозяина.
     Ниэнор попыталась бороться с Глаурунгом - у нее была сильная воля;
но он подавил ее своей мощью.
     - Чего ты ищешь здесь? - спросил он.
     И она против воли ответила:
     - Я ищу некоего Турина,  он одно время жил здесь.  Но он, наверно,
умер.
     - Не знаю,  не знаю,  - ответил Глаурунг.  - Его оставили защищать
женщин и раненых;  но когда явился я,  он бросил их и сбежал. Хвастлив,
но, похоже, трусоват. Зачем тебе понадобился такой тип?
     - Лжешь,  - сказала Ниэнор.  - Дети Хурина - кто угодно, только не
трусы. Мы тебя не боимся.
     И Глаурунг расхохотался,  ибо так хитрость помогла ему узнать Ниэ-
нор.
     - Тогда глупцы вы оба,  и ты,  и твой братец,  - прошипел он.  - И
похвальба ваша окажется пустыми словами. Ибо я - Глаурунг!
     И он впился взглядом в ее глаза,  и воля ее угасла. Ей показалось,
что солнце угасло и все вокруг сделалось расплывчатым;  и постепенно ее
охватила глубокая тьма,  и во тьме не было ничего: она ничего не знала,
ничего не слышала, ничего не помнила.

     Маблунг долго обшаривал подземелья Нарготронда,  осмотрел все, что
мог, как ни мешали ему тьма и зловоние;  но никого живого он не  нашел:
вокруг были одни недвижные кости,  и на крики никто не отзывался. Нако-
нец, не выдержав жути подземелий и боясь,  что вернется Глаурунг,  Маб-
лунг вернулся ко Вратам.  Солнце опускалось к западу, и черные тени Фа-
рота лежали на террасах и на бурной реке  внизу;  но  вдалеке,  у  Амон
Этир, ему  почудилась страшная тень Дракона.  Переправляться назад было
труднее и опаснее,  потому что Маблунг боялся Дракона и  торопился;  не
успел он  ступить на восточный берег и спрятаться под обрывом, как поя-
вился Глаурунг.  Но теперь он полз медленно и бесшумно,  потому что его
пламя угасло:  он потратил много сил, и теперь ему хотелось отдохнуть и
подремать в темноте. Вот он, извиваясь, пересек реку и пополз к Вратам,
как огромная змея. Он был пепельно-серый, и оставлял за собой слизистый
след.
     Но прежде, чем скрыться в пещере, он обернулся и посмотрел на вос-
ток, и из его пасти раздался хохот Моргота, глухой, но жуткий, как отз-
вук темной  злобы,  таящейся в черной бездне.  А потом прозвучал голос,
холодный и низкий:
     - Вон ты прячешься под обрывом, как мышонок, Маблунг могучий! Пло-
хо исполняешь ты поручения Тингола.  Беги к холму и полюбуйся, что ста-
ло с твоей подопечной!
     И Глаурунг уполз в свое логово.  Солнце село, спустились серые су-
мерки, стало холодно.  Маблунг бросился к Амон Этир; на востоке зажига-
лись первые звезды,  когда он поднялся на вершину.  И на фоне звезд  он
увидел черную, безмолвную фигуру, подобную каменной статуе. То была Ни-
энор. Она стояла, и не слышала ни слова, и не отвечала ему. Но когда он
наконец взял ее за руку, она шевельнулась и позволила увести себя; пока
он вел ее, она шла, но если он отпускал ее руку, она застывала на месте.
     Маблунг был в великом горе и растерянности; но ему ничего не оста-
валось делать, как вести Ниэнор за руку на восток всю дорогу, без помо-
щи и без спутников.  Так они и шли, как во сне, через ночную равнину. А
когда рассвело,  Ниэнор споткнулась и упала, и лежала недвижно; Маблунг
же в отчаянии сидел рядом.
     - Не напрасно боялся этого поручения,  - простонал он.  -  Похоже6
что оно  будет для меня последним.  Пропаду я в глуши с этим несчастным
чадом людей,  и имя мое покроется позором в Дориате - если только о на-
шей судьбе вообще узнают. Верно, остальные все погибли, а ее пощадили -
да не из жалости.
     Так и нашли их три их спутника, которые бежали от  Нарога, завидев
Глаурунга, долго блуждали,  и наконец,  когда мгла рассеялась,  вышли к
холму. Там они никого не нашли,  и отправились искать дорогу домой. Тут
вернулась к Маблунгу надежда; и они пошли дальше, забирая к северу, по-
тому что  на юге дороги к Дориату не было,  а паромщикам было запрещено
перевозить идущих с запада после того, как пал Нарготронд.
     Медленно шли они,  словно вели усталого ребенка.  Но по мере того,
как они удалялись от Нарготронда и приближались к Дориату, к Ниэнор ма-
ло-помалу возвращались силы,  и когда ее вели за руку, она послушно шла
час за часом. Но ее распахнутые глаза по-прежнему ничего не видели, уши
не слышали ни слова и уста были безмолвны.
     И вот наконец после долгих дней пути они приблизились  к  западной
границе Дориата,  к  югу от Тейглина:  они собирались войти в небольшие
владения Тингола за Сирионом и выйти к охраняемому мосту при устье  Эс-
галдуина. Там  они остановились передохнуть;  Ниэнор уложили на ложе из
травы, и она прикрыла глаза, чего раньше не бывало, и казалось, что она
спит. Тогда  и  эльфы прилегли отдохнуть,  и не выставили часовых,  ибо
очень устали.  И так их застала врасплох шайка орков - много их бродило
теперь по тем краям, почти у самых границ Дориата. Во время схватки Ни-
энор вдруг вскочила с ложа, словно разбуженный по тревоге среди ночи, и
с криком бросилась в лес.  Орки рванулись за ней, а эльфы за орками. Но
с Ниэнор произошла странная перемена - она мчалась быстрее  всех,  летя
меж стволов,  как олень, и ее волосы развевались на бегу. Орков Маблунг
с товарищами скоро догнали,  перебили всех до единого и бросились даль-
ше. Но Ниэнор и след простыл; она исчезла, как призрак, и эльфы не мог-
ли найти ее, хотя искали много дней.
     Наконец Маблунг вернулся в Дориат, согбенный горем и стыдом.
     - Ищи себе нового предводителя охотников,  государь,  - сказал  он
королю. - Ибо я покрыл себя позором.
     Но Мелиан сказала:
     - Неправда, Маблунг. Ты сделал все, что мог, и никто из слуг коро-
ля не смог бы сделать так много. Но злая судьба столкнула тебя с силой,
что слишком велика для тебя,  и не только: для любого из живущих ныне в
Средиземье.
     - Я послал тебя на разведку, и ты узнал все, что было нужно, - до-
бавил Тингол.  - Не твоя вина, что те, для кого эти вести важнее всего,
не могут их услышать.  Воистину прискорбна гибель рода Хурина, но не на
тебе лежит этот камень.
     Ибо не  только  Ниэнор  обезумела и носится по лесам,  но и Морвен
также пропала.  Ни тогда,  ни после не узнали наверное о ее судьбе ни в
Дориате, ни  в Дор-ломине.  Однако Маблунг все не мог успокоиться,  и с
небольшим отрядом отправился в леса и три года  скитался  в  глуши,  от
Эред Ветрин до самых Устьев Сириона,  ища следов пропавших или вестей о
них.

                           Ниэнор в Бретиле

     Что до Ниэнор, она мчалась через лес, слыша позади крики погони; и
на бегу сорвала она с себя одежды и бежала нагая; она бежала весь день,
как зверь, которого вот-вот загонят насмерть, и он бежит, не смея оста-
новиться и  перевести  дыхание.  Но к вечеру безумие вдруг оставило ее.
Она постояла минутку,  словно в изумлении, а потом, сраженная смертель-
ной усталостью, рухнула, как подкошенная, в заросли папоротника. И там,
в гуще старого папоротника и упругих весенних  завитков  она  лежала  и
спала, ни о чем не заботясь.
     Утром она проснулась, и обрадовалась солнцу, словно впервые увиде-
ла его;  и  все  вокруг казалось ей новым и незнакомым,  и она не знала
имен вещей. Ибо позади нее была лишь темная пустота, не пропускавшая ни
единого воспоминания, ни единого слова. Лишь тень страха помнила она, и
оттого была пуглива и все время искала,  куда бы спрятаться: стоило ка-
кому-нибудь  шороху или тени потревожить ее, она тут же взлетала на де-
рево или ныряла в кусты,  проворно, словно белка или лиса, и долго выг-
лядывала из-за листьев, прежде чем выйти из убежища.
     Она пошла дальше в ту же сторону,  куда бежала,  и  вышла  к  реке
Тейглину, и утолила жажду; но еды она не могла найти, ибо не знала, как
это делается,  и ей было голодно и холодно.  Деревья за рекой  казались
гуще и  темнее (так оно и было,  ибо то была опушка Бретильского леса),
и потому она наконец перебралась на тот берег,  набрела на зеленый кур-
ган и бросилась наземь: у нее не осталось сил, и казалось ей, что тьма,
лежащая позади, вновь настигает ее, и солнце затмевается.
     Но на самом деле то была большая гроза, что пришла с юга и принес-
ла с собой молнии и ливень;  и девушка вжалась в землю, напуганная уда-
рами грома6 и черный дождь хлестал ее нагое тело.
     И случилось так,  что несколько жителей Бретиля проходили  мимо  в
тот час, возвращаясь с охоты на орков, торопясь к убежищу, что было не-
подалеку,  за Перекрестьями Тейглина;  и вот полыхнула  молния,  и  Ха-
уд-эн-Эллет озарился белым пламенем. И Турамбар, который вел людей, от-
шатнулся и прикрыл глаза, содрогнувшись; ибо на могиле Финдуилас приви-
делся ему призрак убиенной девы.
     Но один из его людей бросился к кургану, и окликнул предводителя:
     - Сюда,  командир! Тут молодая женщина, она жива! - и Турамбар по-
дошел и поднял ее,  и с ее мокрых волос заструилась  вода,  но  девушка
прикрыла глаза,  дрожала и не сопротивлялась. Турамбар, дивясь, что она
лежит здесь совсем нагая, укрыл ее своим плащом и отнес в охотничью из-
бушку в лесах. Там они разожгли огонь и закутали ее в одеяла, и девушка
открыла глаза и посмотрела на них;  и как только ее взгляд упал на  Ту-
рамбара, лицо ее озарилось и она протянула к нему руку,  ибо ей показа-
лось, что она наконец обрела нечто,  что искала во тьме, и она успокои-
лась. А Турамбар взял ее за руку, улыбнулся и сказал:
     - Ну что, госпожа моя, не скажешь ли ты нам, как твое имя и какого
ты рода, и какая беда приключилась с тобой?
     Она ничего не ответила, только покачала головой и заплакала; и они
больше не тревожили ее,  пока она не поела - она с жадностью съела все,
что ей дали.  Наевшись,  она вздохнула и снова вложила свою руку в руку
Турамбара; и он сказал:
     - У нас ты в безопасности. Переночуй здесь, а утром мы отведем те-
бя к себе домой, на гору в лесу. Но мы хотели бы знать твое имя и твоих
родичей - быть может, мы могли бы отыскать их и сообщить им о тебе. На-
зови же их.
     Но она снова ничего не ответила и расплакалась.
     - Не волнуйся!  - сказал Турамбар. - Наверно, повесть твоя слишком
печальна, чтобы рассказывать ее теперь.  Но я дам тебе имя и буду звать
тебя Ниниэль, "слезная дева".
     Услышав это, она подняла глаза и покачала головой, но повторила:
     - Ниниэль...
     Это было первое слово,  что произнесла она после  забытья;  лесные
жители так и звали ее.
     Утром они понесли Ниниэль в Эфель Брандир, а наверх, к Амон Обель,
вела крутая  дорога,  вплоть до места,  где она пересекала бурный поток
Келеброс. Через него был переброшен деревянный мост, а под мостом поток
срывался с  источенного  каменного  порога  и ниспадал многоступенчатым
каскадом в каменную чашу далеко внизу;  и в воздухе дождем висели брыз-
ги. Над водопадами была зеленая лужайка, и вокруг росли березы; а с мо-
та открывался вид мили на две на запад, на теснины Тейглина. Там всегда
бывало прохладно,  и в летнюю жару путники отдыхали там и пили холодную
воду. Димрост,  Дождевая Лестница,  звался тот водопад,  но с того  дня
прозвали его Нен Кирит, Вода Дрожи; ибо Турамбар со своими людьми оста-
новился там,  но Ниниэль там продрогла и ее охватила дрожь, так что они
никак не могли согреть и успокоить ее (23) .  Поэтому они поспешили дальше;
но не успели они достичь Эфель Брандир, как Ниниэль уже металась в жару.
     Она долго  пролежала  больная,  и Брандир использовал все свое ис-
кусство, чтобы выходить ее,  и женщины лесных жителей  сидели  над  нею
день и  ночь.  Но лишь когда Турамбар был рядом,  она лежала спокойно и
спала тихо;  и вот что заметили все, кто ходил за ней: в самом глубоком
бреду, как бы ни мучил ее жар, ни разу не произнесла она ни слова ни на
каком языке,  эльфийском или человеческом.  И когда силы стали  возвра-
щаться к  ней  и  она снова начала есть и ходить,  бретильским женщинам
пришлось заново учить ее говорить, словно ребенка. Но она легко училась
и радовалась,  словно человек, вновь обретающий затерявшиеся сокровища,
великие и малые; и когда она наконец выучила достаточно слов, чтобы го-
ворить с друзьями, она стала спрашивать:
     - Как называется эта вещь? Я потеряла ее имя во тьме.
     И когда она снова смогла ходить,  она часто посещала дом Брандира:
ей больше всего хотелось узнать имена всего живого,  а  брандир  хорошо
разбирался в таких вещах; и они часто бродили вместе по садам и полянам.
     И Брандир полюбил ее;  когда она набралась сил, она часто подавала
хромому руку,  и называла его братом; но сердце ее было отдано Турамба-
ру, и лишь ему улыбалась она, и смеялась лишь его шуткам.
     Однажды вечером,  в пору золотой осени,  сидели они рядом, а склон
холма и дома Эфель Брандир пылали в лучах заката,  и было тихо-тихо.  И
спросила у него Ниниэль:
     - Теперь я знаю, как называются все вещи, только твоего имени я не
знаю. Как тебя зовут?
     - Турамбар, - ответил он.
     Она замерла, словно прислушиваясь к какому-то отзвуку; потом спро-
сила:
     - А что это значит? Или это просто тебя так зовут?
     - Это значит Властелин Черной Тени,  - ответил он.  - Ибо и у меня
за спиной лежит тьма, Ниниэль, и она поглотила многое, что было мне до-
рого; но теперь я, кажется, взял над ней верх.
     - Значит  ты тоже убежал от нее?  Бежал,  бежал,  и прибежал в эти
прекрасные леса?  - спросила она.  - А когда тебе удалось спастись, Ту-
рамбар?
     - Да,  - ответил он,  - я бежал много лет. А спасся я вместе с то-
бой. Пока ты не пришла, Ниниэль, было темно, но с тех пор стало светло.
И мне кажется, что я обрел то, что тщетно искал много лет.
     И, возвращаясь в сумерках домой, он говорил себе:
     - Хауд-эн-Эллет!  Она явилась с зеленого кургана. Что это - знаме-
ние? Как же понять его?

     И вот  благодатный год прошел и наступила мягкая зима,  а за ней -
еще одно красное лето.  В Бретиле было мирно,  лесные жители  держались
тихо и  не  покидали  границ своих земель,  и из соседних краев никаких
вестей не приходило.  Ибо орки,  что в те времена стекались  на  юг,  в
мрачные владения Глаурунга, или приходили как соглядатаи к границам До-
риата, чурались Перекрестий Тейглина и обходили ту реку далеко с запада.
     А Ниниэль теперь была совсем здорова,  набралась сил и стала прек-
расна; и Турамбар, не таясь более, попросил ее руки. Ниниэль была очень
рада; но когда об этом узнал Брандир,  у него на сердце стало неспокой-
но, и он сказал ей:
     - Не спеши!  Не думай,  что я желаю тебе зла,  но я посоветовал бы
тебе подождать.
     - Ты всегда желаешь лишь добра, - ответила она. - Но почему ты со-
ветуешь мне подождать, о мудрый мой брат?
     - Мудрый брат? - переспросил он. - Скажи лучше, хромой брат, нелю-
бимый и немилый.  Даже не знаю, почему. Но на этом человеке лежит тень,
и мне страшно.
     - Была тень,  - возразила Ниниэль,  - он мне сам  говорил.  Но  он
спасся от нее,  как и я. А разве недостоин он любви? Теперь он держится
скромно, но ведь раньше он был великим вождем,  все враги бежали,  едва
завидев его, разве нет?
     - Кто тебе это сказал? - спросил Брандир.
     - Дорлас, - ответила она. - Разве он сказал неправду?
     - Правду, - сказал Брандир, но ему это не понравилось - Дорлас был
предводителем тех,  кто стоял за войну с орками.  Брандиру все же хоте-
лось как-то удержать Ниниэль, и поэтому он сказал:
     - Правду, но не всю: он был военачальником в Нарготронде, а явился
с севера;  говорят, он был сыном Хурина из Дор-ломина, из воинственного
дома Хадора.
     Брандир заметил,  что по ее лицу пробежала тень, неправильно понял
ее и добавил:
     - Да,  Ниниэль, очень похоже, что такой человек вскоре опять уйдет
на войну,  и,  может быть, далеко отсюда. А если такое случится, каково
придется тебе?  Берегись, ибо я предвижу, что, если Турамбар снова отп-
равится в битву, не он, но Тень одержит победу.
     - Плохо мне придется,  - ответила Ниниэль, - но незамужней не луч-
ше, чем жене.  А жена,  быть может, сумеет лучше удержать его, и спасти
от тени.
     Однако слова Брандира смутили ее, и она попросила Турамбара подож-
дать еще немного.  Турамбар удивился и был  разочарован;  но  когда  он
узнал от  Ниниэли,  что  это Брандир посоветовал ей подождать,  ему это
очень не понравилось.
     Но когда наступила следующая весна, он сказал Ниниэли:
     - Время идет.  Мы долго ждали,  больше ждать я не стану. Делай то,
что велит тебе сердце,  Ниниэль,  любовь моя, но знай: я выберу одно из
двух. Либо я снова уйду в глушь,  на войну; либо женюсь на тебе - и ни-
когда не пойду воевать,  разве затем, чтобы защищать тебя, если зло бу-
дет грозить нашему дому.
     Ниниэль была  действительно счастлива.  Они заключили помолвку,  и
поженились в середине лета; лесные жители устроили большой пир, и выст-
роили молодым красивый дом на Амон Обель.  Там они зажили счастливо, но
Брандир все был неспокоен, и в душе его сгущалась тень.

                          Появление Глаурунга

     Надо сказать, что Глаурунг с каждым днем набирал мощь и коварство;
он разжирел,  и собрал к себе орков, и правил ими, словно некий король,
и подчинил себе все былые земли королевства Нарготронд.  И еще до конца
того года,  третьего с тех пор, как Турамбар поселился среди лесных жи-
телей, Дракон начал нападать на их землю,  которая до тех пор наслажда-
лась недолгим  покоем;  ибо  на самом деле Глаурунгу и его Хозяину было
отлично известно,  что в Бретиле еще живут вольные люди,  последние  из
Трех Племен,  что еще не покорились власти Севера. А этого они не могли
стерпеть; ибо Моргот стремился покорить весь Белерианд и  обшарить  его
до последнего уголка,  чтобы не осталось ни одной норки или щелки,  где
Жил бы кто-то, кто не был его рабом. Так что догадался ли Глаурунг, где
прячется Турин,  или (как думают иные) Турину и впрямь удалось на время
укрыться от очей Зла, что преследовало его, роли не играет. Ибо в конце
концов предосторожность  Брандира  оказалась тщетной,  и у Турамбара не
было иного выбора, кроме как сидеть сложа руки и ждать, пока его не ра-
зыщут и не выкурят, как крысу, либо отправиться в бой и выдать себя.
     Но когда вести об орках впервые пришли в Эфель  Брандир,  Турамбар
остался дома, уступив уговорам Ниниэли. Ибо она говорила ему:
     - Но ведь нашему дому пока никто не угрожал - а  помнишь,  что  ты
обещал мне?  Орков,  говорят,  совсем немного. И Дорлас говорил, что до
твоего прихода такие нападения случались нередко, и лесные жители всег-
да отражали их.
     Но лесных жителей стали одолевать - эти орки были опасной  породы,
злобные и коварные,  и они пришли не как прежде - случайно, по дороге в
другие земли, или малыми шайками, - нет, они явились именно затем, что-
бы захватить Бретильский лес. Поэтому Дорласу и его людям пришлось отс-
тупить с потерями,  и орки перешли Тейглин и забрались далеко в леса. И
Дорлас пришел к Турамбару, показал свои раны, и сказал:
     - Смотри,  господин, после ложного затишья настал час нашей нужды,
как я и предвидел. Разве не просил ты, чтобы тебя считали не чужестран-
цем, но одним из нас?  Разве эта опасность не грозит также и тебе?  Ибо
дома наши  недолго останутся сокрытыми,  если дать оркам глубже проник-
нуть в наши земли.
     Потому встал Турамбар, и снова взял меч свой Гуртанг, и отправился
в битву;  и лесные жители, узнав об этом, немало воодушевились и собра-
лись к нему,  пока под его началом не оказалось несколько сотен.  Тогда
они прочесали лес и перебили всех орков, что пробрались туда, и повеси-
ли их на деревьях у Перекрестий Тейглина.  А когда явились новые враги,
лесные жители застали их врасплох, и орки, не ожидавшие встретить тако-
го большого войска и устрашенные возвращением Черного Меча,  обратились
в бегство,  и многие были убиты.  Тогда лесные жители  сложили  большие
костры, свалили трупы солдат Моргота в кучу и сожгли,  и дым от пламени
мести черной тучей поднялся в небеса, и ветер унес его на запад. Немно-
гие остались в живых, чтобы принести вести об этом в Нарготронд.
     Вот тогда-то Глаурунг разгневался по-настоящему; но некоторое вре-
мя он лежал,  размышляя об услышанном.  Оттого зима прошла спокойно,  и
люди говорили:
     - Слава Черному Мечу Бретиля - вот, все наши враги повержены.
     И Ниниэль успокоилась и радовалась славе Турамбара;  но он  был  в
задумчивости и говорил себе:
     - Жребий брошен.  Настал час  испытания,  когда  станет  известно,
правду ли говорил я,  или хвастался впустую. Не стану я больше убегать.
Пусть буду я воистину Турамбаром,  ибо хочу своей собственной  волей  и
отвагой одолеть свой рок - или погибнуть.  Но, суждено ли мне погибнуть
или победить, а Глаурунга я все-таки убью.
     Тем не менее на сердце у него было неспокойно, и он разослал самых
отважных людей на разведку в дальние земли. Об этом никто не говрил, но
Турамбар теперь  распоряжался,  как  хотел,  словно это он был владыкой
Бретиля, а на Брандира никто не обращал внимания.
     Пришла весна, полная надежд, и люди пели за работой. Но в ту весну
Ниниэль понесла,  и сделалась бледной и слабой,  и радость ее угасла. А
от людей, которые ушли за Тейглин, вскоре пришли странные вести - что в
той стороне,  где Нарготронд,  горят леса;  и люди не знали, что бы это
могло быть.
     Немного спустя пришли новые вести:  пожары распространяются на се-
вер, и  палит леса сам Глаурунг.  Ибо он оставил Нарготронд и снова ку-
да-то двинулся. Те, кто поглупее, а также склонные к надежде, говорили:
     - Вот, его воинство разбито, и теперь он наконец образумился и ре-
шил вернуться, откуда явился.
     Другие говорили:
     - Будем надеяться, что он проползет мимо.
     Но Турамбар  знал,  что  на это надеяться нечего,  и Глаурунг ищет
его. И потому он, втайне от Ниниэль, день и ночь раздумывал, что же ему
предпринять; а весна сменилась летом.
     И вот наступил день,  когда двое разведчиков в ужасе  прибежали  в
Эфель Брандир: они видели самого Большого Змея.
     - Воистину,  господин, - говорили они Турамбару, - он приближается
к Тейглину,  и ползет,  никуда не сворачивая. Он лежал посреди большого
пожарища, и деревья дымились вокруг него.  Воняет он нестерпимо.  И его
мерзкий след  тянется на много миль,  от самого Нарготронда,  и похоже,
что он нигде не сворачивает, но метит прямо к нам. Что же делать?
     - Немногое можно сделать, - ответил Турамбар, - но я уже поразмыс-
лил об этом немногом.  Ваши вести принесли скорее надежду,  чем угрозу;
ибо если он и впрямь, как вы говорите, ползет прямо, никуда не сворачи-
вая, тогда у меня есть замысел, что по плечу сильным духом.
     Люди дивились  его  словам - больше он пока ничего не сказал;  но,
видя его твердость, все приободрились (24) .

     Надо сказать,  что река Тейглин выглядела так.  Она сбегала с Эред
Ветрин, такая же быстрая, как Нарог, но поначалу текла по равнине, пока
наконец,  ниже Перекрестий, набрав силу от других потоков, не пробивала
себе путь к подножию высокого нагорья,  на котором рос Бретильский лес.
И там она бежала по глубоким ущельям,  со склонами,  подобными каменным
стенам, а воды, зажатые на дне, гремели и бурлили. И точно на пути Гла-
урунга, к северу от устья Келеброса,  лежала одна из таких теснин,  от-
? нюдь не самая глубокая, но самая узкая. Поэтому Турамбар выслал на ?холм
трех смельчаков,  следить за действиями Дракона;  сам же он решил  отп-
равиться к высокому водопаду Нен Кирит, где он мог быстро узнать новос-
ти и сам видеть земли далеко вокруг.
     Но сперва  он  собрал лесных жителей в Эфель Брандир и обратился к
ним, и сказал:
     - Люди Бретиля,  нам угрожает смертельная опасность,  которую спо-
собно отвратить лишь великое дерзание. Но здесь числом не возьмешь: нам
поможет лишь хитрость,  да надежда на удачу.  Если мы выйдем на Дракона
всем своим войском, как на отряд орков, мы лишь вернее погибнем и оста-
вим своих жен и детей беззащитными.  Поэтому я говорю вам:  оставайтесь
здесь, и готовьтесь к бегству.  Ибо если Глаурунг явится,  вам  следует
оставить это  место  и рассыпаться по лесу;  тогда хоть кому-то удастся
уйти и выжить.  Ибо он, несомненно, постарается добраться до нашей кре-
пости, разрушить ее, и уничтожить все, что ему попадется; но надолго он
здесь не останется.  Все его сокровища - в Нарготронде, и там есть глу-
бокие пещеры, где он может спокойно лежать и набирать силу.
     Тогда люди испугались и пали духом, ибо верили в Турамбара и наде-
ялись на более утешительные слова. Но Турамбар сказал:
     - Да,  готовьтесь к самому худшему.  Но до этого не  дойдет,  если
только мой замысел верен и удача будет на моей стороне. Ибо не верю я ,
что Дракон этот непобедим, хотя его мощь и коварство и растут с годами.
Я  о  нем кое-что знаю.  Сила его - скорее в злобном духе,  что живет в
нем, чем в мощи тела, хоть он и велик. Вот что рассказывали мне некото-
рые из воинов,  что сражались в битве Нирнаэт, когда и я, и большинство
внимающих мне были еще детьми:  на поле битвы гномы сразились с ним,  и
Азагхал из Белегоста ранил его так глубоко, что он бежал в Ангбанд. А у
меня найдется шип подлиннее и поострее ножа Азагхала.
     И Турамбар выхватил Гуртанг из ножен и взмахнул им над головой,  и
показалось смотревшим на него,  что из руки Турамбара в небо  на  много
футов взметнулся язык пламени. И все вскричали:
     - Черный Шип Бретиля!
     - Черный Шип Бретиля, - воскликнул Турамбар, - да убоится его дра-
кон! Ибо надо вам знать:  такова судьба Дракона (и,  говорят, всего его
племени), что  как  ни могуча его роговая броня,  будь она хоть прочней
железа, брюхо у него все равно змеиное. И потому, люди Бретиля, я пойду
и постараюсь любыми средствами добраться до брюха Глаурунга. Кто пойдет
со мной?  Мне нужно всего несколько воинов с могучими руками и  твердым
сердцем.
     Тогда выступил вперед Дорлас и сказал:
     - Я пойду с тобой,  господин - я предпочитаю идти навстречу врагу,
чем дожидаться его.
     Но остальные  не  спешили  откликнуться на призыв,  ибо страх пред
Глаурунгом овладел ими,  а рассказы разведчиков, видевших Дракона, раз-
неслись по селению и были сильно преувеличены. Тогда вскричал Дорлас:
     - Слушайте, люди Бретиля! Теперь видно, что в нынешние злые време-
на мудрость Брандира оказалась тщетна.  Прятаться некуда.  Неужто никто
из вас не пойдет с нами вместо сына Хандира, чтобы не опозорить Дом Ха-
лет?
     Так оскорбил  он Брандира,  который хоть и сидел на почетном месте
главы собрания,  но никто не обращал внимания на него.  Горечь наполни-
лось его сердце;  ибо Турамбар не одернул Дорласа. Но некий Хунтор, ро-
дич Брандира, встал и сказал:
     - Дурно поступаешь ты,  Дорлас,  что так позоришь своего владыку -
ведь тело его,  по несчастью,  не способно подчиняться воле его сердца.
Берегись, как бы с тобой не вышло наоборот!  И как можно говорить,  что
мудрость его  оказалась  тщетна,  если советов его никто не слушал?  Ты
сам, его вассал,  вечно пренебрегал ими.  А я тебе скажу,  что Глаурунг
теперь явился к нам, как и в Нарготронд, потому что мы выдали себя сво-
ими деяниями,  чего и боялся Брандир.  Но раз беда на пороге,  то я,  с
твоего дозволения, сын Хандира, отправлюсь в бой за Дом Халет.
     Тогда сказал Турамбар:
     - Троих довольно!  Я беру вас двоих. Поверь, государь, я не прези-
раю тебя.  Понимаешь,  нам надо спешить,  и наше дело требует силы. Мне
думается, что  твое место - с твоим народом.  Ты ведь мудр,  и ты цели-
тель; а, быть может, вскоре здесь будет великая нужда и в мудрости, и в
исцелении.
     Но эти слова,  хоть и любезные, лишь еще сильнее обидели Брандира,
и сказал он Хунтору:
     - Ступай,  но без моего дозволения.  Ибо на  этом  человеке  лежит
тень, и он погубит тебя.
     Турамбар торопился уйти;  но когда он пришел к Ниниэли, попрощать-
ся, она разрыдалась и вцепилась в него.
     - Не ходи,  Турамбар, молю тебя! - твердила она. - Не бросай вызов
тени, от которой ты бежал! Не надо, не надо, лучше беги снова, и возьми
с собой меня, уведи меня, далеко, далеко!
     - Милая,  милая Ниниэль, - ответил он, - нам с тобой некуда больше
бежать. Мы окружены в этих землях.  Даже если бы я решился бросить  на-
род, что приютил нас, и ушел, мне пришлось бы увести тебя в бесприютную
глушь, где ты погибла бы вместе с нашим ребенком.  Отсюда до любой зем-
ли, что еще недоступна Тени,  не меньше сотни лиг.  Мужайся, Ниниэль. Я
говорю тебе: ни тебя, ни меня не убьет ни этот Дракон, ни другой враг с
Севера.
     Тогда Ниниэль перестала плакать и замолчала,  но ее прощальный по-
целуй был холодным.
     Потом Турамбар с Дорласом и Хунтором со всех ног пустились  к  Нен
Кирит, и пришли туда,  когда солнце уже клонилось к западу и тени удли-
нились; их ждали там последние двое разведчиков.
     - Ты как раз вовремя, господин, - сказали они. - Дракон все полз и
полз; когда мы уходили, он уже добрался до Тейглина - его пламя полыха-
ло над рекой.  Он движется по ночам,  так что до завтрашнего утра можно
ожидать нападения.
     Турамбар посмотрел  в сторону водопадов Келеброса и увидел заходя-
щее солнце и струи черного дыма у реки.
     - Нельзя терять времени,  - сказал он,  - но вести эти хорошие.  Я
боялся, что он поползет в обход - если бы он отправился на север, к Пе-
рекрестьям и на старую дорогу в низине, все было бы потеряно. Но теперь
он в каком-то порыве гордыни и злобы прет напролом.
     Но, говоря так, он помыслил про себя:
     - Или... Неужто столь злобная и жестокая тварь страшится Перекрес-
тий, как жалкие орки? Хауд-эн-Эллет! Быть может, Финдуилас все еще сто-
ит меж мной и моим роком?
     Он обернулся к своим товарищам и сказал:
     - Вот что нам надо сделать теперь. Нам придется немного подождать:
в этом  деле  что  слишком рано,  что слишком поздно - все худо.  Когда
стемнеет, спустимся вниз,  к Тейглину,  и как можно осторожнее. Береги-
тесь! Глаурунг слышит не хуже,  чем видит - заметь он нас, и все пропа-
ло. Если доберемся до реки незамеченными, надо спуститься в ущелье, пе-
рейти реку и подняться туда, где он поползет, когда двинется дальше.
     - Да как же он там переберется?  - спросил Дорлас.  - Может,  он и
гибкий, но  он  же огромный - как же он спустится и поднимется,  ему же
вдвое сложиться придется? А потом, если у него это и выйдет, нам-то ка-
кая польза, что мы будем внизу, у бешеного потока?
     - Может,  у него это и выйдет, - ответил Турамбар. - Если так слу-
чится, тогда нам придется худо.  Но, судя по тому, что мы узнали о нем,
и по тому,  где он остановился, я надеюсь, что он задумал иное. Он ведь
приполз к  Кабед-эн-Арас  - вы говорили,  там однажды олень перепрыгнул
реку, спасаясь от охотников Халет.  Дракон сделался теперь  так  велик,
что, как мне думается, он попробует переползти с обрыва на обрыв. Вот в
этом и есть наша надежда, и придется нам положиться на это.
     Когда Дорлас услыхал это,  сердце у него упало: он знал земли Бре-
тиля лучше любого другого,  и Кабед-эн-Арас был воистину страшным  мес-
том. На востоке был обрыв футов сорок высотой,  весь голый,  только на-
верху росли деревья;  на другой стороне берег был не такой крутой и вы-
сокий, и  за  склон  цеплялись деревца и кустарники,  а меж берегами по
камням несся бурный поток - днем человек с отважным сердцем мог перейти
его, но ночью это было очень опасно. Но таков был замысел Турамбара - и
бесполезно было спорить с ним.
     И вот  в  сумерках  они тронулись в путь;  они не пошли прямиком в
сторону Дракона, а сперва отправились к Перекрестьям; не доходя до них,
свернули к  югу  по узкой тропе и пошли вперед под сенью леса,  что рос
над Тейглином (25) .  По мере того, как они шаг за шагом приближались к Ка-
бед-эн-Арас, то  и  дело останавливаясь и прислушиваясь,  в воздухе все
явственнее ощущалась гарь и тошнотворная вонь. Но при этом стояла мерт-
вая тишина,  даже  ветер улегся.  Позади,  на востоке,  зажглись первые
звезды, в на фоне угасающего запада вверх  поднимались  ровные  струйки
дыма.

     Когда Турамбар ушел, Ниниэль осталась стоять недвижно, как камень;
но Брандир подошел и сказал:
     - Ниниэль,  не бойся худшего,  пока оно не случилось.  Но разве не
советовал я тебе подождать?
     - Советовал,  - ответила она. - Но теперь-то что в этом толку? Лю-
бовь может жить и причинять страдания и вне брака.
     - Знаю, - сказал Брандир. - Но в браке все же тяжелее.
     - Я третий месяц ношу его ребенка,  - сказала Ниниэль. - Но не по-
хоже, чтобы я больше боялась потерять его именно поэтому. Я тебя не по-
нимаю.
     - Я тоже не понимаю, - сказал он. - Но все же мне страшно.
     - Да,  ты утешишь!  - воскликнула она. - Брандир, друг мой, будь я
женой или невестой, матерью или девой, а страх мой нестерпим. Властелин
Судьбы отправился бросить вызов своей судьбе - как же могу я оставаться
здесь, ожидая запоздалые вести,  добрые или дурные?  Быть может,  в эту
ночь он встретится с Драконом,  и не могу я ни стоять,  ни сидеть - как
же мне провести эти ужасные часы?
     - Не знаю, - ответил Брандир, - но как-то надо провести их и тебе,
и женам тех, кто отправился с ним.
     - Пусть они поступают,  как велит им их сердце! - воскликнула она.
- Но что до меня - я пойду к нему. Я не могу быть за много миль от мое-
го господина, когда он в опасности. Я отправлюсь навстречу вестям!
     Услышав это, Брандир исполнился черного ужаса и вскричал:
     - Ты не сделаешь этого,  пока я в силах помешать тебе!  Ведь ты же
погубишь весь замысел. А если случится худшее, эти мили дадут нам время
спастись.
     - Если случится худшее,  я не стану спасаться,  - сказала  она.  -
Тщетны твои советы, и ты не сможешь мне помешать.
     И она явилась к людям, что все еще толпились на площади в Эфель, и
воскликнула:
     - Люди Бретиля! Не стану я дожидаться здесь. Если господин мой по-
гибнет, тогда конец всякой надежде.  Ваши земли и леса сгорят дотла,  и
дома ваши обратятся в прах,  и никому,  никому не спастись! Так чего же
мы ждем здесь?  Вот,  я отправляюсь навстречу вестям и тому, что пошлет
мне судьба. Пусть же все, кто думает так же, идут со мной!
     И многие решили идти с нею: жены Дорласа и Хунтора - потому что их
возлюбленные отправились с Турамбаром; иные - из жалости к Ниниэли, от-
того что хотели быть рядом с ней;  многих же просто влекли вести о дра-
коне, и они в своей отваге или в своем неразумии (ибо мало знали о том,
что им угрожает) думали узреть небывалые и достославные деяния. Ибо так
высоко ставили они Черного Меча,  что большинству казалось,  будто даже
Глаурунгу с ним не справиться. И потому они поспешили вперед, и немалой
толпой, навстречу опасности,  которой сами не ведали; они шли почти без
отдыха, и к ночи, усталые, вышли наконец к Нен Кирит вскоре после того,
как Турамбар ушел оттуда. Но ночь остудила горячие головы, и многие те-
перь сами дивились своему безрассудству;  когда же они услышали от раз-
ведчиков,  что остались у водопада, как близко отсюда Глаурунг, и какой
отчаянный план задумал Турамбар, сердце у них застыло, и они не посмели
отправиться дальше.  Иные беспокойно поглядывали вперед,  в сторону Ка-
бед-эн-Арас,  но ничего было не видно,  и не слышно - лишь холодный шум
водопадов. Ниниэль же сидела в стороне, и ее трясло, как в лихорадке.

     Когда Ниниэль со своими спутниками ушла,  Брандир сказал тем,  кто
остался:
     - Смотрите, как меня опозорили! Всеми моими советами пренебрегают!
Пусть же  Турамбар  будет вашим владыкой по имени,  раз он уже захватил
всю власть.  Вот, я отрекаюсь от своей власти и от своего народа. Пусть
никто более не приходит ко мне за советом и исцелением! - и сломал свой
жезл. А про себя подумал:
     - Теперь ничего у меня не осталось,  кроме любви к Ниниэли - и от-
того, куда бы она ни пошла,  в разуме или в безумии, я последую за нею.
В этот  черный час ничего наперед не скажешь;  но может случиться,  что
мне удастся спасти ее от какого-нибудь несчастья, если я буду рядом.
     И потому опоясался он коротким мечом, что редко делал прежде, взял
свою клюку,  вышел из ворот Эфель и,  стараясь идти как можно  быстрее,
захромал вслед  за  остальными  по длинной дороге,  что вела к западной
границе Бретиля.

                           Смерть Глаурунга

     Наконец, к тому времени, как совсем стемнело, Турамбар с товарища-
ми вышли к Кабед-эн-Арас;  они были рады шуму воды - правда, он предве-
щал опасную переправу, но зато заглушал все прочие звуки. Дорлас провел
их немного в сторону, к югу, и они спустились по расселине вниз, к под-
ножию утесов;  но тут сердце у Дорласа упало:  река неслась по огромным
валунам и обломкам скал, и воды грохотали, скрежеща камнями.
     - Это же верный путь к гибели! - воскликнул Дорлас.
     - К гибели или к жизни,  другого пути нет, - ответил Турамбар, - и
не станет он безопаснее, если мы задержимся. Так что - за мной!
     И он спустился первым,  и его ловкость и отвага - а быть может,  и
его судьба,  - помогли ему перебраться через реку. Он обернулся посмот-
реть, кто идет за ним. Рядом стояла темная фигура.
     - Дорлас? - спросил он.
     - Да нет,  это я,  - ответил Хунтор. - Дорласу не хватило духу пе-
рейти реку. Человек может любить войну, но бояться многого другого. На-
верно, до сих пор сидит трясется на том берегу - позор ему,  что он так
отозвался о моем родиче.
     Тут Турамбар с Хунтором немного отдохнули,  но ночь была холодная,
и они скоро замерзли,  потому что оба промокли на переправе; они встали
и начали пробираться вдоль реки на север, туда, где лежал Глаурунг. Там
расселина сделалась темнее и уже; пробираясь наощупь, они время от вре-
мени замечали наверху отблеск,  как от тлеющих углей,  и им был  слышен
храп чутко спящего Большого Змея.  Потом они полезли наверх, к краю об-
рыва - вся их надежда была на то,  что удастся незаметно подобраться  к
врагу.  Но вонь и гарь стала такой нестерпимой, что у них кружилась го-
лова. Они спотыкались и падали, цеплялись за деревца, их тошнило, и так
им было плохо,  что они уже ничего не боялись и думали лишь о том,  как
бы не свалиться в пасть Тейглину.
     Тут Турамбар сказал Хунтору:
     - Мы напрасно тратим силы, а их и так осталось немного. Пока мы не
будем точно знать, где поползет Дракон, дальше карабкаться бесполезно.
     - Когда узнаем, - ответил Хунтор, - поздно будет искать дорогу на-
верх.
     - Это верно,  - сказал Турамбар. - Но приходится довериться случаю
там, где все зависит от него.
     Потому они  остановились  и стали ждать.  Из темной расселины было
видно, как белая звезда далеко вверху взбиралась по бледной полоске не-
ба. Постепенно Турамбар погрузился в сон - ему снилось, что он вцепился
во что-то и всеми силами старается удержаться, а темный поток тянет его
и рвет его тело.
     Внезапно раздался грохот,  и стены ущелья задрожали  и  отозвались
эхом. Турамбар вскочил и сказал Хунтору:
     - Он шевелится.  Час настал.  Бей изо всех сил - теперь ведь двоим
придется разить за троих!
     И двинулся Глаурунг на Бретиль; и все вышло почти так, как надеял-
ся Турамбар. Ибо Дракон медленно и тяжко пополз к обрыву; он не свернул
в  сторону - он собрался перекинуть на тот берег огромные передние лапы
и перетащить свое тулово.  Ужасен был вид его: он полз не прямо на них,
а чуть севернее,  и снизу им была видна его громадная голова, заслонив-
шая звезды:  семь огненных языков полыхали в  разинутой  пасти.  Дракон
дохнул пламенем,  так что вся расселина озарилась алым светом, и черные
тени протянулись от камней;  а на той стороне деревья пожухли и задыми-
лись, и в реку посыпались камни. И тут змей перекинулся вперед, вцепил-
ся мощными когтями в противоположный берег и стал перетягиваться на  ту
сторону.
     Тут нужна была отвага и быстрота: Турамбар с Хунтором не пострада-
ли от пламени,  ибо стояли не на самой дороге у Глаурунга,  но им нужно
было добраться до него,  пока он не переползет реку, иначе все погибло.
Турамбар, не думая об опасности,  пробирался вдоль потока под  брюхо  к
Дракону; но вблизи него была такая удушающая жара и вонь,  что Турамбар
пошатнулся и упал бы,  если бы Хунтор,  который твердо следовал за ним,
не поддержал его под локоть.
     - Великая душа! - молвил Турамбар. - Повезло мне с помощником!
     Но в этот самый миг сверху сорвался большой камень, и прямо на го-
лову Хунтору,  и тот упал в реку, и так погиб - не последний из храбре-
цов Дома Халет. И воскликнул Турамбар:
     - Увы!  Горе тем,  на кого падет моя тень! И зачем я искал помощи?
Вот ты и один,  Властелин Судьбы - ты ведь знал,  что так должно  быть.
Так ступай же один, и одержи победу!
     И призвал он на помощь всю свою волю,  и всю ненависть к Дракону и
его Хозяину,  и пробудилась в нем небывалая прежде мощь тела и духа;  и
бросился он наверх, с камня на камень,  от корня к корню, и вот наконец
схватился он за тоненькое деревцо,  что росло под самым обрывом - крона
его обгорела,  но корни крепко сидели в земле.  И как  только  Турамбар
прочно уселся в развилке ветвей деревца,  над ним показалось брюхо Дра-
кона - Глаурунг еще не подтянулся к другому берегу, и его брюхо провис-
ло так низко,  что едва не касалось головы Турамбара.  Брюхо у  Дракона
было белесое и морщинистое,  измазанное серой слизью, и на него налипла
всякая дрянь;  и от него несло смертью.  И Турамбар выхватил Черный Меч
Белега и ударил со всей силы, что была в его руке, и в его ненависти, и
убийственный клинок,  длинный и кровожадный, вошел в брюхо по самую ру-
коять.
     Тут Глаурунг,  почуяв смертную муку, взвыл так, что весь лес загу-
дел, а те, кто ждал у Нен Кирит, застыли на месте. Турамбар пошатнулся,
как от  удара,  поскользнулся  и выпустил меч,  который так и застрял в
брюхе у Дракона.  Ибо Глаурунг судорожно изогнул свое трепещущее тулово
и метнулся на ту сторону, и забился в агонии, завывая, мечась и извива-
ясь, снося все вокруг себя - он вымел большую площадку, и, наконец, за-
тих, лежа средь дымящихся обломков.
     Турамбар цеплялся за деревце,  оглушенный,  почти без сознания. Но
он преодолел себя, встал на ноги и спустился - почти скатился - к ре-
ке; снова перебрался через страшный поток - на этот раз  на  четверень-
ках, хватаясь за камни,  ослепленный брызгами, - но вот наконец он очу-
тился на том берегу,  и устало взобрался на тот обрыв,  с которого  они
спустились. И  вот  в конце концов он вышел туда,  где лежал издыхающий
Дракон; и без жалости взглянул он на поверженного врага, и был счастлив.
     Глаурунг лежал,  разинув пасть;  но пламя его выгорело,  и злобные
глаза были закрыты.  Он лежал на боку,  растянувшись во весь рост, и из
брюха торчала рукоять Гуртанга.  Турамбар воспрянул духом, и, хотя Дра-
кон еще дышал,  решил взять свой меч.  И раньше ценил он его, но теперь
не  отдал  бы и за все сокровища Нарготронда.  Верно было предсказано в
час,  когда его ковали, что ни одна тварь, ни большая, ни малая, не вы-
живет, будучи ранена этим клинком.
     И вот подошел он к врагу, и, упершись ногой ему в брюхо,а-
тился за рукоять Гуртанга и изо всех сил потянул, чтобы вытащить его. И
воскликнул он, передразнивая то, что сказал ему Глаурунг в Нарготронде:
     - Привет тебе, Змей Моргота! Вот приятная встреча! Подыхай теперь,
и отправляйся к себе во тьму! Так отомстил за себя Турин, сын Хурина.
     И вырвал он меч,  но черная кровь брызнула из раны и попала ему на
руку, и его обожгло ядом, так что Турамбар вскрикнул от боли. Тогда ше-
вельнулся Глаурунг, и приоткрыл свои жуткие глаза, и взглянул на Турам-
бара с такой злобой, что тому показалось, будто его пронзило стрелой; и
из-за этого, да еще от боли в руке Турамбар потерял сознание и упал как
мертвый подле Дракона, и меч его оказался под ним.

     Вой Глаурунга долетел до людей, что ждали у Нен Кирит, и те испол-
нились ужаса;  а когда они завидели вдали, как издыхающий Дракон мечет-
ся, выжигая и вытаптывая все вокруг, они решили, что он расправляется с
теми, кто  посмел  напасть на него.  Тут-то им захотелось быть за много
миль отсюда;  но теперь они не решались уйти с холма,  где  находились,
помня слова Турамбара,  что Глаурунг, одержав победу, тотчас поползет к
Эфель Брандир.  И потому они в страхе ожидали, куда двинется Дракон, но
ни  у  кого не хватило духу спуститься на поле битвы и посмотреть,  что
происходит. А Ниниэль сидела неподвижно, только все время дрожала и ни-
как не могла перестать:  когда она услышала голос Глаурунга,  ее сердце
умерло у нее в груди,  и она почувствовала,  что ее вновь  захлестывает
тьма.
     Так и застал ее Брандир.  Ибо он все-таки добрался до моста  через
Келеброс. Он шел медленно и очень устал:  ведь он со своей клюкой отме-
рил не меньше пяти лиг.  Его подстегивал страх за Ниниэль; и вести, что
ему сообщили, были не хуже того, чего он ожидал.
     - Дракон перебрался через реку,  - сказали ему, - и Черный Меч по-
гиб, и те двое, наверное, тоже.
     Брандир подошел к Ниниэли. Он чувствовал, как ей плохо, и ему было
до слез жаль ее; но он все же подумал: "Черный Меч погиб, а Ниниэль жи-
ва". Он передернул плечами - ему вдруг показалось,  что от водопада не-
сет холодом,  и он набросил свой плащ на Ниниэль.  Он не знал, что ска-
зать; и Ниниэль молчала.
     Время шло, а Брандир все стоял молча подле нее, вглядываясь во ть-
му и прислушиваясь;  но ничего было не видно,  слышался лишь грохот вод
Нен Кирит,  и Брандир подумал:  "Глаурунг, должно быть, уже в Бретиле".
Но теперь ему было не жаль своего народа - этих глупцов,  что  смеялись
над его советами и презирали его.  "Пусть Дракон ползет на Амон Обель -
будет время скрыться, увести Ниниэль". Куда - он представлял смутно: он
ни разу не покидал пределов Бретиля.
     Наконец он наклонился, коснулся руки Ниниэли и сказал:
     -Время идет,  Ниниэль!  Нам пора! Позволь, я поведу тебя.
     Он молча встала,  приняла его руку,  и они перешли мост и пошли по
дороге, что вела к Перекрестьям Тейглина.  Те,  кто видел их - две тени
во мраке,  - не знал,  кто это, - да они и не думали об этом. Брандир и
Ниниэль некоторое время шли через безмолвный лес,  и тут луна поднялась
над Амон Обель, и лесные поляны озарились тусклым светом. Тогда Ниниэль
остановилась и сказала Брандиру:
     - Разве это та дорога?
     И он ответил:
     - Какая дорога?  В Бретиле все погибло, надеяться не на что. У нас
теперь одна дорога: бежать от Дракона, бежать, пока еще не поздно.
     Ниниэль удивленно посмотрела на него и сказала:
     - Как?  Ты ведь обещал отвести меня к нему. Ты что, хотел обмануть
меня? Черный Меч был моим возлюбленным, моим супругом, и я иду лишь за-
тем, чтобы быть рядом с ним.  А ты что подумал? Делай как знаешь, а мне
надо спешить.
     Брандир на миг застыл в изумлении,  а она бросилась прочь; он звал
ее: крича:
     - Ниниэль,  Ниниэль, подожди! Не ходи одна! Ты ведь не знаешь, что
там! Подожди, я с тобой!
     Но она не обратила внимания, и бросилась бежать, точно кровь у нее
кипела, хотя только что была холодна как лед;  Брандир поспевал за  ней
как мог, но она быстро скрылась из виду. Проклял он тогда свою судьбу и
свое увечье; но назад не повернул.
     Белая, почти полная луна поднималась все выше и выше,  и когда Ни-
ниэль спустилась с холма на приречную равнину,  ей показалось,  что она
узнает  это  место,  и  ей стало страшно.  Ибо она вышла к Перекрестьям
Тейглина, и перед ней возвышался Хауд-эн-Эллет,  озаренный бледным сия-
нием луны, отбрасывающий косую черную тень; и от кургана веяло ужасом.
     Она вскрикнула и бросилась бежать на юг вдоль реки;  на  бегу  она
сбросила с себя плащ,  словно пытаясь стряхнуть наползающую тьму;  и ее
белые одежды сияли в лунном свете, мелькая меж стволов. Поэтому Брандир
увидел ее с холма и повернул ей наперерез,  пытаясь перехватить ее; ему
посчастливилось найти тропинку, по которой спустился Турамбар - она ос-
тавляла  нахоженную  дорогу и круто спускалась на юг,  к реке;  так что
Брандир почти догнал Ниниэль. Он окликнул ее, но она словно не слышала,
и  скоро снова оказалась далеко впереди;  и так вышли они к лесам у Ка-
бед-эн-Арас и к тому месту, где бился издыхающий Глаурунг.
     Небо было  ясное,  и с юга сияла луна,  озаряя все вокруг холодным
светом. Ниниэль выбежала на выжженное место и увидела лежащего Дракона,
его  белесое брюхо,  освещенное луной. Но  рядом с ним лежал человек, и
Ниниэль забыла страх. Она перебежала тлеющее пожарище, и увидела Турам-
бара. Он лежал на боку,  и меч был под ним,  но лицо его при свете луны
казалось мертвенно-бледным. Ниниэль, рыдая, упала к нему на грудь и по-
целовала его, и показалось ей, что он еще дышит, но она решила, что на-
дежда обманывает ее,  ибо он был совсем холодный, не шевелился и не от-
вечал ей.  Лаская его,  Ниниэль вдруг увидела,  что рука его почернела,
как обожженная, и омыла ее слезам, и, оторвав полосу от платья, перевя-
зала его. Но Турамбар по-прежнему не шевелился. Ниниэль снова припала к
нему и воскликнула:
     - Турамбар,  Турамбар,  вернись!  Слышишь? Очнись! Это я, Ниниэль!
Дракон мертв, мертв, и я здесь, с тобой!
     Но Турамбар не ответил.
     Брандир вышел из леса и услышал ее крики;  он хотел было подойти к
Ниниэли - и застыл.  Ибо Глаурунг тоже услышал крики Ниниэли,  и в пос-
ледний раз зашевелился.  По его тулову пробежала  дрожь,  он  приоткрыл
свои жуткие глаза - лунный свет блеснул в них, - и, задыхаясь, прогово-
рил:
     - Привет тебе, Ниэнор, дочь Хурина. Вот и снова встретились, преж-
де, чем все кончится.  Должен тебя обрадовать:  ты наконец нашла своего
брата. Вот он какой: убивает во тьме, подл с врагами, предает друзей, -
проклятие своего рода, Турин сын Хурина! Но худшее его деяние ты носишь
в себе.
     Ниэнор сидела,  словно громом пораженная;  Глаурунг же издох.  И в
миг его смерти завеса, сплетенная его коварством, пала, и Ниэнор вспом-
нила всю свою жизнь,  день за днем; не забыла она и того, что произошло
с ней с тех пор, как ее нашли на Хауд-эн-Эллет. Она вся дрожала от боли
и ужаса.  Брандир тоже все слышал,  и стоял, опершись о дерево - у него
подкосились ноги.
     И вдруг  Ниэнор  вскочила  на  ноги  - в лунном свете она казалась
бледным призраком, - и, глядя на Турина, вскричала:
     - Прощай,   о   дважды   возлюбленный!  A  Turin  Turambar  turun'
ambartanen - властелин судьбы,  судьбою побежденный! Какое счастье уме-
реть!
     И, обезумев от горя и ужаса,  она стремглав помчалась прочь; Бран-
дир же заковылял за ней,  крича:
     - Ниниэль, Ниниэль, подожди!
     Она на миг остановилась, глядя на него расширенными глазами.
     - Подождать? - воскликнула она - Подождать? Да, ты все время сове-
товал мне подождать.  Ах,  если бы я послушалась! Но теперь - поздно! И
нечего мне больше ждать в Средиземье.
     И она помчалась дальше, а он за ней (26) .
     Она выбежала на обрыв Кабед-эн-Арас,  остановилась и, глядя в бур-
ные воды,  вскричала:
     - Река,  река! Прими Ниниэль Ниэнор, дочь Хурина; Скорбную, Скорб-
ную дочь Морвен! Прими меня, унеси меня к Морю!
     И бросилась с обрыва: черная пропасть поглотила белый сполох, пос-
ледний крик растаял в реве реки.
     Воды Тейглина  струились  по-прежнему,  но Кабед-эн-Арас больше не
было: Кабед Наэрамарт нарекли его люди; ибо ни один олень не перескочил
его с тех пор, и все живое чуралось того места, и никто из людей не хо-
дил туда.  Последним из людей заглянул в то темное ущелье  Брандир  сын
Хандира; и отшатнулся в ужасе, ибо дрогнуло его сердце, и, хотя и нена-
видел он жизнь, не смог он принять там смерть, которой желал (27) . Тут об-
ратился он мыслями к Турину Турамбару, и воскликнул:
     * - Чего ты достоин, ненависти или жалости? Но ты мертв теперь. Я не
обязан тебе благодарностью,  ибо ты отнял у меня все,  чем я владел или
желал владеть.  Но мой народ в долгу перед тобой.  Кому же, как не мне,
поведать им обо всем?
     И он, содрогнувшись, обошел Дракона и заковылял назад к Нен Кирит.
На крутой  тропе  он повстречал человека - тот осторожно выглянул из-за
дерева и, заметив Брандира, шарахнулся назад. Но свет заходящей луны на
миг озарил лицо встречного, и Брандир признал его.
     - Эй,  Дорлас! - окликнул он. - Что там было? Как ты спасся? И что
с моим родичем?
     - Не знаю, - огрызнулся Дорлас.
     - Странно, - сказал Брандир.
     - Ну, если хочешь знать, - запальчиво ответил Дорлас, - Черный Меч
заставил нас  перебираться  через  Тейглин,  вброд,  и в темноте.  Чего
странного, если я отказался?  Секирой я владею лучше многих, но я же не
горный козел!
     - Значит, они пошли на Дракона, а ты остался? Но как же он оказал-
ся на этой стороне? Ты ведь, наверно, был тут, неподалеку, и все видел?
     Но Дорлас промолчал - он смотрел на Брандира исподлобья,  и  глаза
его горели ненавистью.  И Брандир вдруг понял,  что этот человек бросил
товарищей, от стыда утратил мужество и спрятался в лесу.
     - Позор тебе,  Дорлас! - воскликнул Брандир. - Из-за тебя все наши
беды: ты подзадоривал Черного Меча,  ты навлек Дракона на нашу  голову,
ты опозорил меня, ты погубил Хунтора - а сам струсил и удрал в кусты!
     Тут ему пришла новая мысль, и он гневно вскричал:
     - Ведь ты мог бы хоть прийти и рассказать обо всем! Этим ты отчас-
ти искупил бы свою вину. Принеси ты вести, госпожа Ниниэль не пришла бы
сюда, не встретилась бы с Драконом,  она бы теперь была жива! Дорлас, я
ненавижу тебя!
     - Ненавижу! Подумаешь! - фыркнул Дорлас. - Твоя ненависть бессиль-
на, как твои советы. Да если бы не я, орки давно бы повесили тебя вмес-
то пугала в твоем же огороде. Сам ты трус, понял?
     Дорлас сгорал от стыда,  и потому был еще вспыльчивей обычного. Он
замахнулся на Брандира огромным кулачищем - и умер, не успев как следу-
ет удивиться:  Брандир выхватил меч и убил Дорласа на месте. Он стоял и
дрожал - ему стало плохо от вида крови.  Потом Брандир отшвырнул меч, и
потащился дальше, тяжело опираясь на клюку.
     Когда Брандир  вышел  к Нен Кирит,  бледная луна уже села,  и ночь
близилась к рассвету:  восток порозовел.  Люди,  что прятались у моста,
увидели серый силуэт Брандира в слабом предутреннем свете. Кто-то изум-
ленно окликнул его:
     - Где ты был? Ты видел ее? Госпожа Ниниэль ушла, ты знаешь?
     - Да, - ответил Брандир. - Она ушла. она ушла, она не вернется! Но
я принес вам вести.  Слушай меня,  народ Бретиля - никогда не слышал ты
подобной повести!  Дракон лежит мертвый,  и рядом с ним лежит Турамбар.
Оба они мертвы, и это добрые вести - и та, и другая.
     Люди зашушукались,  дивясь его речам.  Иные  стали  говорить,  что
Брандир сошел с ума, но он воскликнул:
     - Выслушайте меня! Я еще не все сказал. Ниниэль тоже мертва, Нини-
эль прекрасная, Ниниэль, которую вы любили, которую я любил больше все-
го на свете!  Она бросилась с обрыва Олений Прыжок (28) , в клыки Тейглину.
Она возненавидела свет солнца и ушла, ибо перед смертью узнала, что они
были братом и сестрой,  детьми Хурина. Его звали Мормегилем, а сам себя
он назвал Турамбаром,  скрывая свое прошлое, но имя ему - Турин сын Ху-
рина.  Ниниэлью звали мы ее,  не ведая ее прошлого,  но то была Ниэнор,
дочь  Хурина.  В  Бретиль принесли они тень своей черной судьбы.  Здесь
настиг их рок, и край этот вовек не освободится от этой скорби. Не Бре-
тиль ему имя отныне, и не край Халетрим: зовите его Сарх ниа Хин Хурин,
"Могила детей Хурина"!
     Люди горько зарыдали, хотя все еще не могли понять, как это вышло.
И многие говорили:
     - Ниниэль  прекрасная  нашла могилу в Тейглине,  пора упокоиться в
могиле и Турамбару.  отважнейшему из людей. Нельзя оставить нашего спа-
сителя непогребенным. Идем, позаботимся о нем.

                             Смерть Турина

     Когда Ниниэль бросилась прочь,  Турин шевельнулся - сквозь непрог-
лядный мрак ему послышался далекий зов возлюбленной.  Но когда Глаурунг
издох, тьма рассеялась, и Турин глубоко вздохнул и уснул крепким сном -
он ведь очень устал.  Но ближе к рассвету сильно похолодало.  Турин по-
вернулся во сне, рукоять Гуртанга впилась ему в бок, и он очнулся. Све-
тало. Дул предрассветный ветерок.  Турин вскочил на ноги.  Он вспомнил,
как убил Дракона, и как ему на руку брызнул огненный яд. Турин поглядел
на руку и удивился:  рука была перевязана белым лоскутком, еще влажным,
и ожог почти не болел.
     "Странно, - подумал Турин. - Почему меня перевязали, а потом оста-
вили здесь одного, в холодную ночь, на пожарище, рядом с этим Драконом?
Что случилось?"
     Он крикнул  - никто не отозвался.  Вокруг было черно и страшно,  и
пахло смертью.  Турин наклонился и подобрал свой меч - тот остался цел,
и клинок сиял, как и прежде.
     - Кровь Глаурунга ядовита, - сказал Турин, - но ты, Гуртанг, силь-
нее меня.  Ты выпьешь любую кровь.  Ты победил.  Ладно! Теперь мне надо
найти людей - я устал, и до костей промерз.
     И Турин пошел прочь,  оставив Глаурунга гнить. Но каждый новый шаг
казался уходящему все тяжелее.
     "Может быть, кто-нибудь из разведчиков остался у Нен Кирит, и ждет
меня, - думал Турин.  - Поскорей бы очутиться дома - там меня ждет неж-
ная Ниниэль, и благой целитель Брандир!"
     И вот наконец,  с первыми бледными лучами  рассвета,  опираясь  на
Гуртанг, он дотащился до Нен Кирит. Люди как раз собирались отправиться
за телом Турина, когда он сам вышел им навстречу.
     Они в ужасе шарахнулись назад,  решив,  что это бродит беспокойный
дух мертвеца. Женщины спрятали лица и зарыдали. Но Турин сказал:
     - О  чем вы плачете?  Радуйтесь!  Смотрите,  я ведь жив!  И я убил
ужасного Дракона!
     Тут все набросились на Брандира:
     - Дурак,  что за сказки ты нам  рассказывал?  "Мертвый,  мертвый"!
Должно быть, ты и впрямь сошел с ума!
     Брандир же стоял,  как громом пораженный,  ничего не отвечал  и  с
ужасом смотрел на Турина.
     Турин же сказал Брандиру:
     - Так это ты побывал там и перевязал мне руку? Спасибо тебе. Одна-
ко какой же ты лекарь, если не можешь отличить обморок от смерти. Глуп-
цы! - сказал он бывшим рядом. - За что вы браните его? Кто из вас отва-
жился на большее?  Он хотя бы побывал на поле битвы, пока вы тут сидели
и стонали!
     - Послушай, сын Хандира! - продолжал Турин. - Объясни мне, что де-
лаешь здесь ты,  и все эти люди? Я ведь велел вам ждать в Эфель. Раз уж
я рискую жизнью ради вас, быть может, я имею право требовать, чтобы мне
повиновались? А где Ниниэль? Надеюсь, ее-то вы сюда не привели? Она до-
ма, под охраной надежных людей, не так ли?
     Никто не ответил.
     - Ну же,  где Ниниэль,  отвечайте! - вскричал Турин. - Она первая,
кого я хочу видеть; ей первой поведаю я о деяньях этой ночи.
     Все отвернулись. Наконец Брандир выдавил:
     - Ее здесь нет.
     - Это хорошо,  - сказал Турин.  - Тогда пойду домой.  Нет ли здесь
лошади? Или, лучше, носилок - я еле на ногах стою.
     - Да нет же! - простонал Брандир. - Пуст твой дом. Ее там нет. Она
мертва.
     Но одна из женщин, жена Дорласа - она недолюбливала Брандира - за-
вопила:
     - Не верь ему, не верь ему, господин мой! Он свихнулся. Притащился
и кричит, что ты, мол, умер, и это добрые вести. А ты ведь жив. Значит,
и про Ниниэль все вранье, что она будто умерла, и еще похуже!
     - Ах вот как,  значит,  это добрые вести, что я умер? - воскликнул
Турин, надвигаясь на Брандира.  - Я всегда знал, что ты ревнуешь. А те-
перь она  умерла,  говоришь?  И еще похуже?  Что ты еще выдумал в своей
злобе, косолапый? Не можешь разить оружием - так хочешь убивать ложью?
     Тогда жалость сменилась гневом в сердце Брандира, и он вскричал:
     - Я свихнулся?  Это ты свихнулся, Черный Меч с черной судьбой! Ты,
и все эти безумцы!  Я не солгал! Ниниэль мертва, мертва, мертва! Ищи ее
в Тейглине.
     Турин остановился.
     - Откуда ты знаешь? - холодно спросил он. - Что, это твоих рук де-
ло?
     - Я видел, как она прыгнула, - ответил Брандир. - Но это дело тво-
их рук,  Турин  сын  Хурина.  Она  бежала  от  тебя,  и бросилась в Ка-
бед-эн-Арас, чтобы больше не видеть тебя.  Ниниэль!  Она не Ниниэль! То
была Ниэнор, дочь Хурина.
     И в этих словах Турину послышалась поступь настигающего  рока,  но
сердце его ужаснулось и вспыхнуло яростью,  не желая признавать пораже-
ния - так смертельно раненный зверь убивает всех,  кто попадется на пу-
ти, - и Турин схватил Брандира и встряхнул его:
     - Да,  я Турин,  сын Хурина!  - заорал он. - Ты давно догадался об
этом. Но про мою сестру ты ничего не знаешь. Ничего! Она живет в Сокры-
том Королевстве,  она в безопасности! Это ты все выдумал, подлая душон-
ка, это  ты довел до безумия мою жену - а теперь и меня хочешь свести с
ума? Ты решил затравить нас до смерти, хромой негодяй?
     Брандир вырвался.
     - Не трогай меня! - сказал он. - И не ори. Та, кого ты зовешь сво-
ей женой, -  она  пришла и перевязала тебя,  и она звала тебя - а ты не
отозвался. Вместо тебя отозвался другой.  Дракон Глаурунг. Должно быть,
это он околдовал вас.  Вот что он сказал перед смертью:  "Ниэнор,  дочь
Хурина, вот твой брат:  он подл с врагами,  предает друзей, - проклятие
своего рода, Турин сын Хурина".
     И Брандир вдруг расхохотался безумным смехом.
     - Говорят, на смертном ложе люди не лгут. Видно, драконы тоже! Ту-
рин, сын Хурина - ты навлекаешь несчастья на своих родичей,  и на всех,
кто приютит тебя!
     Турин выхватил Гуртанг - глаза его горели страшным огнем.
     - Что же сказать о тебе,  косолапый? - процедил он. - Кто выдал ей
мое настоящее имя? Кто стоял рядом и позволил ей умереть? А потом явил-
ся сюда,  чтобы поскорей рассказать об этом ужасе? Кто собирался посме-
яться надо мной? Значит, перед смертью все говорят правду? Что ж, гово-
ри, да побыстрее!
     Брандир увидел по лицу Турина,  что тот сейчас убьет его.  Брандир
не дрогнул,  хотя у него не было оружия, кроме клюки, - он выпрямился и
сказал:
     - Как  все это вышло - долго рассказывать,  а я уже устал от тебя.
Но знай,  сын Хурина,  ты клевещешь на меня.  Оболгал ли тебя Глаурунг?
Если ты убьешь меня, ясно будет, что нет. Но я не боюсь смерти - я отп-
равлюсь искать Ниниэль,  мою возлюбленную,  и,  быть может,  найду ее -
там, за Морем.
     - Ниниэль! - вскричал Турин. - Глаурунга, Глаурунга ты найдешь там
- лжец со лжецом, вместе со Змеем, в единой тьме сгниете вы оба!
     И он взмахнул Гуртангом,  и нанес Брандиру смертельный удар.  Люди
отвернулись и  спрятали  глаза  от ужаса.  Турин пошел прочь,  и люди в
страхе разбежались с его пути.
     Турин, как  безумный,  бродил по лесу,  не разбирая дороги.  Он то
проклинал жизнь и все Средиземье,  то призывал Ниниэль.  Но наконец бе-
зумное отчаяние немного рассеялось.  Турин сел и задумался о своих дея-
ниях. Он вспомнил, как сказал: "Она в Сокрытом Королевстве, она в безо-
пасности!" Теперь жизнь его рухнула - так не уйти ли ему в Дориат? Ведь
это обманы и наваждения Глаурунга мешали ему вернуться туда!  И вот Ту-
рин встал и пошел к Перекрестьям Тейглина.  Проходя мимо Хауд-эн-Эллет,
он воскликнул:
     - О Финдуилас! Дорого поплатился я за то, что внял словам Дракона!
Помоги мне советом!
     Но едва  он  сказал  это,  как увидел на переправе двенадцать эль-
фов-охотников во всеоружии.  Когда эльфы подошли ближе,  Турин  признал
одного из них - то был Маблунг, предводитель охотников Тингола.
     - Турин! - воскликнул Маблунг. - Наконец-то свиделись! Я ищу тебя,
и рад, что ты жив. Но, видно, тяжкими были для тебя эти годы.
     - Тяжкими!  - сказал Турин. - Да, как стопы Моргота. Но ты, кажет-
ся, единственный во всем Средиземье, кто рад, что я жив. Чему ты рад?
     - Ты ведь дорог нам,  - ответил Маблунг.  - Тебе удалось из бежать
многих опасностей,  но я все же боялся за тебя.  Я видел,  как Глаурунг
покинул Нарготронд - я думал, что он завершил свои злодейства и возвра-
щается к  Хозяину.  Но  он  повернул  к Бретилю,  а я вскоре услышал от
странников, что там появился Черный Меч Нарготронда,  и орки теперь как
огня боятся тех мест. Мне стало страшно - я сказал себе: "Глаурунг пол-
зет туда,  куда не решаются сунуться его орки. Он ищет Турина". И вот я
бросился сюда - предупредить тебя и помочь.
     - Ты опоздал, - сказал Турин. - Глаурунг убит.
     Эльфы взглянули на него с изумлением.
     - Ты убил Большого Змея?! Имя твое навеки прославится меж эльфов и
людей!
     - Мне все равно,  - устало ответил Турин. - Мое сердце тоже убито.
Но вы ведь из Дориата?  Скажите, что с моими родичами? В Дор-ломине мне
сказали, что они бежали в Сокрытое Королевство.
     Эльфы не ответили. Наконец Маблунг проговорил:
     - Да.  Бежали.  За год до того, как явился Дракон. Но, увы, теперь
их там нет!
     У Турина замерло сердце - он снова заслышал  поступь  рока,  рока,
что преследует до конца.
     - Говори! - воскликнул он. - Да побыстрее!
     - Они отправились в глушь,  тебя разыскивать, - продолжал Маблунг.
- Их все отговаривали,  но стало известно,  что Черный Меч - это ты,  и
они поехали в Нарготронд,  а Глаурунг выполз, и разогнал стражу. Морвен
с того дня никто не видел,  а на Ниэнор пало заклятье немоты, и она ум-
чалась на север, как лесной олень, и пропала.
     К изумлению эльфов, Турин расхохотался во все горло.
     - Ну,  разве не забавно? - вскричал он. - Милая моя Ниэнор! Из До-
риата к Дракону,  а от Дракона ко мне! Что за подарок судьбы! Смуглая и
темноволосая,  крохотная  и юркая,  словно маленький эльф - ни с кем не
спутаешь мою Ниэнор!
     - Да что ты, Турин! - удивленно возразил Маблунг. - Она была высо-
кая, синеглазая,  златовласая - обликом подобна своему отцу, Хурину. Ты
не мог ее видеть!
     - Не мог,  говоришь?  Почему же не мог? Хотя да, я ведь слеп! А ты
не знал? Слепец, слепец, с детства застила мне глаза темная мгла Морго-
та! Оставьте меня!  Уходите прочь!  Ступайте, ступайте в Дориат - пусть
зимняя стужа оледенит его!  Проклятье Менегроту!  Проклятье вам! Только
этого недоставало - теперь наступает ночь!
     И Турин  помчался прочь,  как ветер.  Эльфов охватило недоумение и
страх. Но Маблунг воскликнул:
     - Что-то небывалое и страшное случилось в этих местах! За ним! По-
можем ему, как сумеем - он обезумел и близок к смерти!
     Но Турин обогнал их, и прибежал к Кабед-эн-арас,  и застыл над об-
рывом. Он услышал рев воды,  и увидел,  что все деревья вокруг увяли, и
жухлая листва  печально  опадает на землю,  словно зима пришла в начале
лета.
     - Кабед-эн-Арас,  Кабед Наэрамарт!  - воскликнул Турин. - Не стану
осквернять воды,  что омыли Ниниэль. Зло за злом творил я, и злее всего
- последнее из моих деяний.
     И он выхватил меч, и воскликнул:
     - Привет тебе,  Гуртанг,  Смертное Железо! Один ты у меня остался!
Но ты не ведаешь ни повелителя,  ни верности - верен ты лишь руке,  что
владеет тобой. Чья кровь устрашит тебя? Примешь ли ты Турина Турамбара?
Дашь ли ты мне скорую смерть?
     И ответил клинок ледяным голосом:
     - Да,  я выпью твою кровь, чтобы забыть кровь Белега, моего хозяи-
на, и кровь невинно убиенного Брандира. Я дам тебе скорую смерть.
     И Турин воткнул рукоять в землю,  и бросился на меч, и черный кли-
нок отнял у него жизнь.
     Тут прибежал Маблунг, и увидел огромную тушу мертвого Глаурунга, и
Турина рядом с ним;  и опустил голову, вспомнив Хурина, каким видел его
в страшный день Нирнаэт Арноэдиад, и помыслив о страшной судьбе его ро-
да. В это время пришли туда люди от Нен Кирит,  и зарыдали они, увидев,
как погиб Турин Турамбар,  эльфы же,  узнав, что означали слова Турина,
ужаснулись.
     - И я замешан в судьбе детей Хурина,  - горько молвил Маблунг. - И
вот я неосторожным словом погубил того, кто был дорог мне.
     Они подняли Турина,  и увидели,  что меч его разбился. Не осталось
ничего, чем владел Турин.
     Тогда многие взялись за работу, принесли дров, обложили ими Драко-
на и сожгли его,  так что от него остался лишь черный пепел и прах - то
место так и осталось голым и черным.  А над Турамбаром насыпали высокий
курган там,  где он погиб, и с ним положили обломки Гуртанга. Когда все
было сделано, менестрели эльфов и людей сложили плач по Турину и Ниниэ-
ли, поведав о его доблести и ее красоте, а на кургане поставили большой
серый камень, и эльфы вырезали надпись дориатскими рунами:

                    ТУРИН ТУРАМБАР ДАГНИР ГЛАУРУНГА

     а ниже добавили:

                            НИЭНОР НИНИЭЛЬ

     Но ее нет там,  и никто не ведает,  куда умчали ее  холодные  воды
Тейглина.

     Так кончается  "Повесть  о детях Хурина",  самая длинная из песней
Белерианда.

                              ПРИМЕЧАНИЯ

     Во введении, существующем в различных вариантах, сказано, что, хо-
тя Narn i Hin Hurin написана на эльфийском языке и содержит немало эль-
фийских преданий, особенно преданий Дориата, создана она человеком, Ди-
равелем, жившим в Гаванях Сириона во дни Эарендиля и собравшим все све-
дения о Доме Хурина,  какие он мог получить от людей и эльфов, беженцев
из Дор-ломина, Из Нарготронда, из Гондолина и из Дориата. В одном вари-
анте введения сказано,  что Диравель сам принадлежал к Дому Хадора. Эта
поэма, самая длинная из песней Белерианда, была его единственным творе-
нием, но эльдары высоко ценили ее,  ибо Диравель писал на серо-эльфийс-
ком наречии,  которым владел весьма хорошо.  Он использовал  эльфийский
размер, который называется Minlamed thent/estent, - в древности им сла-
гали narn (повести в стихах,  предназначенные не для пения, а для расс-
казывания). Диравель погиб во время нападения на Гавани сынов Феанора.

     1. Здесь в тексте Narn имеется отрывок,  повествующий о пребывании
Хурина и Хуора в Гондолине.  Он очень тесно связан с тем, что говорится
в одном из текстов,  относящихся к "корпусу" "С" - настолько тесно, что
его можно считать не более чем вариантом, поэтому здесь я его не приво-
жу. См. "С", стр. 164-166.
     2. Здесь в тексте Narn имеется отрывок с описанием Нирнаэт  Арноэ-
диад - я опустил его по причинам, изложенным в прим. 1.
     3. В другом варианте текста прямо говорится,  что Морвен  действи-
тельно общалась с эльфами, что жили в тайных убежищах в горах неподале-
ку от ее дома.  "Но они ничего не могли сообщить ей. Никто не видел ги-
бели Хурина.
     - С Фингоном его не было,  - говорили они,  - его оттеснили на  юг
вместе с Тургоном,  но если кто из его людей и спасся, они ушли с войс-
ком Гондолина.  Кто знает? Орки свалили всех убитых вместе, и даже если
бы кто и решился отправиться к Хауд-эн-Нирнаэт,  поиски были бы напрас-
ны".
     4. Ср.  с описанием шлема Хадора "большие маски,  ужасные на вид",
которые были на гномах Белегоста в Нирнаэт Арноэдиад и "помогли им выс-
тоять против драконов" ("С", стр. 208). Турин потом носил гномью маску,
когда жил в Нарготронде, "и враги бежали пред ним" ("С", стр. 229). См.
ниже приложение к Narn.
     5. Нападение орков на восточный Белерианд, во время которого Маэд-
рос спас Азагхала, нигде более не упоминается.
     6. В другом месте отец отмечает,  что речь Дориата, как самого ко-
роля, так и его подданных,  уже во дни Турина была более архаичной, чем
язык других местностей; и что Мим говорил (хотя в существующих работах,
где говорится о Миме, об этом не упоминается), что, несмотря на то, что
Турин ожесточился против всего дориатского, единственное, от чего он не
мог избавиться, это манера речи, приобретенная им во время воспитания в
Дориате.
     7. В одном из текстов есть примечание на полях:  "Он искал во всех
женщинах лицо Лалайт".
     8. В  одном из вариантов этого отрывка повествования сказано,  что
Саэрос был родичем Даэрона, в другом - что он был его братом; опублико-
ванный вариант, вероятно, является позднейшим.
     9. В другом варианте этой части повествования Турин открыл  изгоям
свое настоящее  имя и объявил,  что,  будучи законным владыкой и судьей
народа Хадора,  он по праву убил Форвега, ибо тот был человеком Дор-ло-
мина. Тогда Алгунд,  старый изгой, что бежал вниз по Сириону после Нир-
наэт Арноэдиад,  сказал, что глаза Турина давно напоминали ему кого-то,
только он не мог вспомнить, кого именно, и теперь он признает в нем сы-
на Хурина.
     "- Но Хурин был ниже ростом, невысоким для своего народа, хоть
и пылок нравом; и волосы у него были цвета червонного золота. Ты же вы-
сок и темноволос. Теперь, приглядевшись, я вижу, что ты похож на мать -
она была из народа Беора. Хотел бы я знать, какая судьба постигла ее.
     - Не знаю, - ответил Турин. - С  Севера давно нет вестей".
     В этом варианте изгои из Дор-ломина выбрали Нейтана вожаком именно
потому, что узнали, что это Турин сын Хурина.
     10. Все поздние варианты сходятся на том, что когда Турин сделался
вожаком разбойников,  он  увел их от жилищ лесных жителей в лесах у югу
от Тейглина,  и что Белег пришел туда вскоре после их ухода; но геогра-
фия весьма  расплывчата,  и  описания перемещений изгоев противоречивы.
Видимо, приходится предположить, что, судя по ходу последующего повест-
вования, они  остались  в  долине Сириона и во время нападения орков на
жилища лесных жителей находились неподалеку от своих прежних стоянок. В
одном пробном варианте они отправились на юг и пришли в земли "выше Аэ-
лин-уиал и Топей Сириона"; но в этом "неприютном краю" люди начали про-
являть недовольство  и  уговорили Турина увести их обратно в леса к югу
от Тейглина, где он впервые повстречался с ними. Это соответствует тре-
бованиям повествования.
     11. В "С" (стр.  218-219) далее следует прощание Белега с Турином,
странное предвидение Турина, что судьба приведет его на Амон Руд,  при-
ход Белега в Менегрот (где он получает от Тингола меч Англахель,  а  от
Мелиан - лембас) и его возвращение в Димбар, к войне с орками. Текстов,
дополняющих эти сведения, не имеется, поэтому этот отрывок здесь опущен.
     12. Турин бежал из Дориата летом;  осень и зиму он провел с изгоя-
ми, а убил Форвега и сделался их вожаком весной следующего  года.  Опи-
санные здесь события имели место следующим летом.
     13. Е1Аэглос)  - "снежный терн";  о нем сказано,  что он был похож  на
дрок (утесник),  но повыше,  и с белыми цветами.  "Аэглосом" называлось
также копье Гиль-галада.  Е1Серегон) , "кровь камня" - растение вроде того,
что называ? ется "камнеломкой", с темно-красными цветами.
     14. Утесник с желтыми цветами, через который пробирались в Итилиэ-
не Фродо,  Сэм и Горлум,  тоже был "высокий,  старый и тощий понизу, но
вверху густо ветвился",  так что они шли под ними,  "почти не  пригиба-
ясь", и  кусты  были усеяны "желтыми искорками-цветками с легким легким
пряным запахом" ("Две твердыни",IV,7).
     15. В  других  местах  синдарское название Мелких гномов - Noegyth
Nibin ("С", стр. 222), или Nibin-Nogrim. О "нагорье, поросшее вереском,
что разделяло долины Сириона и Нарога", к северо-востоку от Нарготронда
(см. выше,  стр. 1699) не раз упоминается как о Нагорье Нибин-ноэг (или
с другими вариантами этого имени).
     16. Утес, через который Мим провел их расселиной, которую он назвал
"вратами города",  был,  похоже,  северным склоном уступа - восточный и
западный склон были гораздо круче.
     17. Встречается  другой  вариант проклятия Андрога:  "Пусть у него
под рукой в час нужды не окажется лука".  Мим  в  конце  концов  принял
смерть от меча Хурина пред Вратами Нарготронда ("С", стр. 255).
     18. Тайна содержимого  мешка  Мима  так  и  осталась  нераскрытой.
Единственное, что  сказано на эту тему - это торопливо нацарапанная за-
метка, где говорится, что, возможно, там были слитки золота, замаскиро-
ванные под  коренья  -  Мим  разыскивал "старую гномью сокровищницу под
"плоскими камнями".  Это,  несомненно,  упомянутое в тексте (стр. 1584)
"множество стоячих и поваленных камней",  меж которых поймали Мима.  Но
нигде не указано, какую роль эти сокровища должны были играть в истории
Бар-эн-Данвед.
     19. В стр.  461-462 сказано,  что перевал через  Амон  Дартир  был
единственным "от топей Серех до прохода в Невраст далеко на западе".
     20. В "С" (стр.  238) сказано,  что мрачное предчувствие  посетило
Брандира, когда он услышал "весть,  принесенную Дорласом", т.е. похоже,
после того, как он узнал, что человек на носилках - это Черный Меч Нар-
готронда, о котором говорили, что это Турин, сын Хурина.
     21. См.  ниже (стр.  3889-3890),  упоминание о том,  что Ородрет с
Тинголом "обменивались посланиями по тайным тропам".
     22. В "С" (стр. 121) Высокий Фарот, или Таур-эн-Фарот, назван "ле-
систыми нагорьями".  "Бурым и нагим" он назван,  вероятно,  потому, что
тогда было начало весны, и деревья стояли без листьев.
     23. Можно предположить,  что только после всех этих событий, когда
Турин и Ниэнор погибли,  люди вспомнили этот ее приступ дрожи и поняли,
отчего он напал на нее, и тогда-то Димрост и переименовали в Нен Кирит;
но в легенде всюду употребляется название Нен Кирит.
     24. Если  бы Глаурунг действительно собирался вернуться в Ангбанд,
можно было предположить, что он поползет по старой дороге к Перекресть-
ям Тейглина,  и этот путь не слишком отличается от того,  который вывел
его к Кабед-эн-Арас.  Видимо, предполагалось, что он будет возвращаться
в Ангбанд тем же путем, как он приполз на юг, в Нарготронд, вдоль Наро-
га к Иврину.  Ср.  также слова Маблунга (стр. 3521-3523): "Я видел, как
Глаурунг покинул Нарготронд - я думал,  что он... возвращается к Хозяи-
ну. Но он повернул к Бретилю..."
     Когда Турамбар говорил, что надеется, что Глаурунг поползет прямо,
не сворачивая,  он имел в виду, что Дракон мог бы проползти вдоль Тейг-
лина к Перекрестьям и попасть в Бретиль,  не перебираясь через теснину,
где на него можно было напасть: ср. то, что он сказал своим людям у Нен
Кирит, (стр. 2986-2992).
     25. У меня не нашлось карты, чтобы проиллюстрировать детали распо-
ложения местности, но вот этот набросок, по крайней мере, соответствует
указаниям текста:


     26. Фразы "стремглав помчалась прочь" и "помчалась дальше" предпо-
лагают, что то место, где лежал Турин рядом с Глаурунгом, и край ущелья
разделяло довольно значительное расстояние.  Возможно,  Дракон в агонии
откатился довольно далеко от обрыва.
     27. Ниже (стр. 3567) сам Турин перед смертью назвал это место "Ка-
бед Наэрамарт",  и можно предположить, что позднейшее название возникло
из предания о его последних словах.
     Кажущееся противоречие,  состоящее в  том,  что  хотя  сказано  (и
здесь, и в "С", стр. 247), что Брандир был последним человеком, который
заглянул в Кабед-эн-Арас, к нему потом подходил и Турин, и эльфы, и те,
кто воздвигал курган над Турином, наверно, можно объяснить, если понять
слова Narn буквально: Брандир последним "заглянул в это темное ущелье".
На самом деле,  отец собирался изменить повествование: Турин должен был
покончить с собой не у Кабед-эн-Арас,  а на кургане Финдуилас у  Перек-
рестий Тейглина; но этот вариант так и не был написан.
     28. Видимо,  это указывает на то,  что "Олений Прыжок" -  первона-
чальное название этого места, и словосочетание "Кабед-эн-Арас" означает
именно это.

                              ПРИЛОЖЕНИЕ

     С того места, где Турин со своими людьми поселился в древнем горо-
де Мелких гномов на Амон Руд и до путешествия Турина на север после па-
дения Нарготронда,  где снова начинается Narn,  детально разработанного
повествования не  существует.  Однако  из множества набросков и заметок
можно извлечь некоторые сведения,  которых нет в кратком изложении "С",
и даже отрывки связного повествования в том же масштабе, что и Narn.
     В одном отрывке описывается жизнь изгоев на Амон Руд,  после того,
как они поселились там, и устройство Бар-эн-Данвед.

     "Изгои были довольны своей жизнью.  Еды было вдоволь,  и у них было
хорошее убежище:  теплое, сухое, и просторное, даже с избытком: они об-
наружили, что в этих пещерах при нужде можно расселить сотню человек, а
то и больше.  За первым залом был другой,  поменьше.  У стены был очаг,
а над ним - дымоход;  она шел через скалу и его выход был искусно спря-
тан в какой-то расселине. Были там и другие комнаты, куда вели двери из
больших залов или из коридора,  что соединял их. Там были спальни, мас-
терские, кладовые.  Делать запасы Мим умел куда лучше изгоев,  и у него
было множество сосудов,  сундуков, каменных и деревянных, - очень древ-
них на вид. Но большинство комнат теперь опустели: секиры и прочее ору-
жие, что висело в оружейнях, было ржавым и пыльным, полки стояли голые,
и праздны были кузни.  Лишь в одной шла работа: в маленькой мастерской,
что  примыкала к дальнему залу и имела общий дымоход с его очагом.  Мим
иногда работал там, но никого другого туда не пускал.
     До конца года они больше не совершали набегов,  а на охоту или со-
бирать пищу выходили обычно маленькими группами.  Но они долго не могли
научиться находить дорогу,  и, кроме самого Турина да еще полдюжины лю-
дей, остальные так и не привыкли к ней.  Однако, видя, что человек, ис-
кусный в таких вещах,  может найти логово и без помощи Мима, они днем и
ночью держали стражу вблизи расселины в северной стене.  С юга им ничто
не угрожало:  взобраться на Амон Руд с той стороны было невозможно;  но
днем на вершине обычно стоял часовой - оттуда было далеко видно. Склоны
вершины были  очень  крутыми,  но  туда все же можно было подняться - к
востоку от входа в пещеру поднималась грубая лестница,  до того  места,
где склоны становились положе.
     Так шло время,  без тревог и опасностей.  Но с наступлением  осени
пруд сделался серым и холодным,  березы облетели,  начались ливни,  так
что приходилось больше времени сидеть в пещере.  И вскоре они устали от
темных подземелий и тусклого сумрака залов; и большинству казалось, что
жизнь была бы куда приятней,  если бы рядом не было Мима. Слишком часто
возникал он из какого-нибудь темного угла или боковой двери,  когда они
думали, что он совсем в другом месте;  а при Миме разговор не  клеился.
Они даже начинали разговаривать шепотом.
     Однако с Турином было иначе,  хоть его люди и дивились  этому.  Он
все больше  сходился  со старым гномом,  и все чаще прислушивался к его
советам. Когда пришла зима,  он, бывало, часами сиживал с Мимом, слушая
рассказы о его жизни и гномьи предания;  и, когда гному случалось дурно
отозваться об эльдарах,  Турин не одергивал  его.  Мим,  казалось,  был
весьма доволен этим,  и платил Турину искренним расположением; лишь его
пускал он по временам в свою кузницу, и они подолгу беседовали там нае-
дине.Людям же  это не очень нравилось;  и Андрог ревниво косился на эту
дружбу".

     Текст, что следует далее в "С",  не сообщает,  каким образом Белег
нашел дорогу в Бар-эн-Данвед: он "внезапно появился среди них" "в туск-
лых сумерках зимнего дня".  В других коротких набросках говорится,  что
из-за беспечности  изгоев в Бар-эн-Данвед в разгар зимы иссякли запасы,
а Мим неохотно делился съедобными кореньями;  поэтому в начале года они
вышли из  крепости  на охоту.  Белег вышел к Амон Руд,  наткнулся на их
следы, и то ли разыскал лагерь,  который им пришлось раскинуть,  ибо их
застала метель, то ли прокрался вслед за ними в Бар-эн-Данвед.
     В это же время Андрог, разыскивая тайную кладовую Мима, заблудился
в пещерах и нашел потайную лестницу, что вела наверх, на плоскую верши-
ну Амон Руд  (именно  по  этой  лестнице  несколько  изгоев  бежали  из
Бар-эн-Данвед во время нападения орков -"С", стр. 224). И то ли во вре-
мя упомянутой вылазки, то ли позднее, Андрог, несмотря на проклятие Ми-
ма, вновь взялся за лук, и был ранен отравленной стрелой - только в од-
ном из нескольких упоминаний об этом событии сказано,  что стрела  была
орочья.
     Андрога вылечил Белег - но, похоже, недоверие и нелюбовь Андрога к
эльфу от этого не уменьшились;  Мим же еще сильнее возненавидел Белега,
ибо он посмел "снять" проклятие, наложенное Мимом на Андрога.
     - Оно еще исполнится,  - сказал гном.  Миму пришло на ум, что если
он тоже отведает лембас Мелиан,  он вновь обретет юность и станет силь-
ным; украсть их ему не удалось, и тогда он притворился больным и попро-
сил лембас у своего недруга.  Белег отказал ему, и ненависть Мима стала
непримиримой, особенно оттого, что Турин любил эльфа.
     Можно также упомянуть,  что,  когда Белег достал из  мешка  лембас
(см. "С", стр. 222, 223), Турин сперва отказался от них:
     "Серебристые листья казались красными в свете пламени; когда Турин
увидел печать, глаза его потемнели.
     - Что у тебя там? - спросил он.
     - Величайший дар,  какой может дать тебе та, кто любит тебя, - от-
ветил Белег. - Это лембас, дорожный хлеб эльдар, и доселе ни одному че-
ловеку не случалось отведать его.
     - Шлем  моих отцов я приму от тебя с благодарностью,  - сказал Ту-
рин, - но не возьму я даров из Дориата.
     - Ну так верни свой меч и доспехи, - возразил Белег. - Верни и то,
чему тебя учили, и хлеб, что ел ты в юности. А твои люди пусть перемрут
от голода, в утеху твоей гордыне. Однако хлеб этот был подарен не тебе,
а мне,  и я могу делать с ним, что хочу. Можешь не есть, если он нейдет
тебе в горло; но, быть может, другие более голодны и менее горды.
     Тут Турин устыдился, и в этом деле поступился гордостью".

     Есть еще несколько мелких сообщений о Дор-Куартол,  Земле  Лука  и
Шлема к югу от Тейглина,  которой Белег с Турином правили из своей кре-
пости на Амон Руд,  сделавшись на время предводителями могучего  воинс-
тва ("С", стр. 224).
     "Турин радушно принимал всех,  кто приходил к нему,  но, по совету
Белега, не  пускал  новоприбывших в убежище на Амон Руд (которое теперь
называли Эхад и Седрин ("Echad i Sedryn"),  Стан Верных);  путь на гору
знали только люди из Старого Отряда,  и никого другого туда не пускали.
Но вокруг устроили другие становища и крепости:  и в лесу на востоке, и
на холмах,  и  на  болотах  на юге,  от Метед-эн-глад ("Конца Леса") до
Бар-эриб в нескольких лигах к югу от Амон Руд;  вершина Амон  Руд  была
видна отовсюду, и можно было разными сигналами сообщать новости и отда-
вать приказы.
     Таким образом  еще  до  конца лета войско Турина сделалось большой
силой; и орды Ангбанда были отброшены.  Вести об этом долетели  даже  в
Нарготронд, и многие эльфы Нарготронда забеспокоились, говоря, что если
какой-то изгой сумел нанести такой ущерб Врагу, то что же медлит Влады-
ка Нарога?  Но Ородрет не хотел изменять своему образу действий.  Он во
всем следовал советам Тингола - они обменивались посланиями  по  тайным
тропам; и  Ородрет был мудрым владыкой,  если считать мудрым того,  кто
заботится в первую очередь о своем народе,  о том, как долго им удастся
сохранить свою жизнь и свое добро от лап алчного Севера. И потому он не
отпустил к Турину никого из своего народа, и отправил к нему посланцев,
сказать, что,  что бы он,  Турин, ни сделал и ни задумал в своей войне,
он не должен вступать в земли Нарготронда и загонять туда орков. Он от-
казался помочь Двум Вождям оружием,  но предложил им всяческую иную по-
мощь,  буде случится в том нужда (и,  по-видимому,  на это его подвигли
Тингол и Мелиан)".

     Неоднократно подчеркивается,  что Белег все время был против вели-
ких замыслов Турина,  хотя и поддерживал его;  что Белегу казалось, что
драконий Шлем произвел на Турина действие, противоположное тому, на ко-
торое он,  Белег, надеялся; и что он был в смятении, ибо предвидел, что
принесут грядущие дни. Сохранились отрывки его бесед с Турином по этому
поводу. В одном из них они сидят вдвоем в крепости Эхад и Седрин, и Ту-
рин говорит Белегу:
     "- Отчего  ты  так печален и задумчив?  Ведь все идет хорошо с тех
пор, как ты вернулся ко мне,  разве нет? Мой замысел оказался хорош, не
так ли?
     - Пока все хорошо,  - ответил Белег. - Наши враги все еще не опом-
нились, никак  не  могут прийти в себя.  Да,  впереди еще будут хорошие
дни; но не так уж много.
     - А потом?
     - Зима. А потом - следующий год, для тех, кто доживет.
     - А потом?
     - Ярость Ангбанда.  Мы просто обожгли кончики пальцев Черной Руки,
вот и все. Она не отдернется.
     - Но разве не было нашей целью и радостью навлечь на  себя  ярость
Ангбанда? - сказал Турин. - Чего бы еще ты хотел от меня?
     - Ты сам отлично знаешь, - ответил Белег. - Но об этом ты мне зап-
ретил упоминать.  Но выслушай меня. Предводитель большого войска нужда-
ется во многом.  Ему нужно надежное убежище;  и ему нужно  богатство  и
много людей,  которые  занимаются  не войной.  Многим людям нужно много
еды, лес их не прокормит.  И остаться незамеченными они тоже не  могут.
Амон Руд хороша для небольшого отряда:  у нее есть и глаза,  и уши.  Но
она стоит на равнине,  и ее видно издалека;  и  не  требуется  большого
войска, чтобы окружить ее.
     - И все же я хочу,  чтобы у меня было свое войско, - сказал Турин.
- Если оно погибнет,  погибну и я.  Вот, я встал на дороге у Моргота, и
пока я стою здесь,  нет ему дороги на юг.  За это Нарготронд обязан нам
благодарностью; может, помогут и в нужде".

     В другом коротком отрывке Турин ответил на предупреждения Белега о
ненадежности его силы так:
     "- Я хочу править страной;  но не этой страной. Здесь я только со-
бираю силы.  К землям моего отца в Дор-ломине лежит мое сердце,  и туда
уйду я, как только смогу".

     Утверждается также,  что  Моргот  до  времени  не  наносил удара и
предпринимал лишь ложные нападения, "чтобы легкими победами вселить са-
моуверенность в этих мятежников; так оно и вышло".

     Андрог снова  появляется в описании штурма Амон Руд.  Только тогда
сообщил он Турину о существовании внутренней лестницы;  и он был  одним
из тех, кто выбрался на вершину. Сказано, что он сражался отважнее мно-
гих, но наконец пал, смертельно раненный стрелой; и так сбылось прокля-
тие Мима.

     К изложенной  в  "С"  истории похода Белега на помощь Турину,  его
встречи с Гвиндором в Таур-ну-Фуйне, спасения Турина и смерти Белега от
руки Турина  добавить  пока нечего.  О том,  что у Гвиндора был один из
"Феаноровых светильников",  излучавших синий свет,  и о роли этого све-
тильника в одной из версий истории см.  "Путешествие Туора в Гондолин",
прим. 2.
     Можно также  заметить,  что отец собирался продолжить историю Дра-
коньего Шлема Дор-ломина до периода пребывания Турина в Нарготронде,  и
даже дальше;  но  в повествования это так и не включил.  В существующих
версиях Драконий Шлем исчезает во время падения Дор-Куартол,  во  время
разорения крепости изгоев на Амон Руд;  но он должен был каким-то обра-
зом вернуться к Турину в Нарготронде.  Он мог появиться там лишь в  том
случае, если его захватили орки, которые увели Турина в Ангбанд; но ес-
ли бы Белегу и Гвиндору пришлось отнять его у орков во  время  спасения
Турина, это потребовало бы некоторого развития повествования.
     В отдельном отрывке сказано,  что в Нарготронде Турин не хотел но-
сить Шлем,  "чтобы он не выдал его",  но, отправляясь на битву в Тумха-
лад, надел его ("С",  стр. 232 - там сказано, что на Турине была гномья
маска, которую он нашел в оружейнях Нарготронда).  Далее в отрывке ска-
зано:
     "Все враги избегали его,  страшась этого шлема, - так и вышло, что
он вернулся из той страшной битвы целым и невредимым. Он так и вернулся
в Нарготронд  в этом Драконьем Шлеме,  и Глаурунг,  желая лишить Турина
его помощи и защиты (ибо даже он боялся этого шлема)  стал  насмехаться
над Турином,  говоря, что Турин, должно быть, признал себя его воином и
вассалом, раз носит на шлеме изображение своего хозяина.
     Но Турин ответил:
     - Ты лжешь,  и сам то ведаешь. Ибо образ этот создан как вызов те-
бе; и доколе есть человек, что способен носить его, вечно пребывать те-
бе в сомнении, страшась гибели от его руки.
     - Что ж,  тогда придется ему дождаться хозяина с другим именем,  -
сказал Глаурунг, - ибо Турина сына Хурина я не страшусь. Скорее, напро-
тив. Ведь это у него недостает дерзости открыто взглянуть мне в лицо.
     И, воистину,  Дракон был столь ужасен,  что Турин не решался смот-
реть ему в глаза,  и. говоря с ним, опустил забрало, защищая лицо, и не
поднимал глаз выше лап Глаурунга.  Но, слыша такие насмешки, он в своей
гордыне и опрометчивости поднял забрало и посмотрел в глаза Глаурунгу".

     В другом месте сказано, что именно тогда, когда Морвен узнала, что
в битве в Тумхалад появился Драконий Шлем,  она поняла, что верно гово-
рят, будто Мормегиль был действительно ее сын, Турин.
     Наконец, предполагалось,  что Шлем был на Турине,  когда  он  убил
Глаурунга, и  перед тем,  как Глаурунг издох,  в насмешку припомнил ему
его слова насчет "другого имени хозяина";  но  нигде  не  указано,  как
должно было быть выстроено повествование, чтобы это стало возможным.

     Есть еще рассказ о том,  как и в чем Гвиндор противостоял Турину в
Нарготронде (в "С" об этом лишь упоминается - стр. 231). Это, собствен-
но, даже не рассказ, но изложить его можно так:
     "Гвиндор всегда противоречил Турину на королевских советах,  гово-
ря, что  он сам был в Ангбанде,  и кое-что знает о мощи Моргота и о его
замыслах.
     - Мелкие победы в конце концов окажутся бесплодными, - говорил он,
- ибо они лишь дают знать Морготу,  где живут самые отважные его враги,
и тогда  он  собирает войско,  достаточно большое, чтобы уничтожить их.
Объединенных сил всех эльдаров и аданов едва хватало на то, чтобы сдер-
живать его  и  хранить  мир во время осады.  Долгим был тот мир,  но не
дольше, чем понадобилось Морготу на то, чтобы прорвать кольцо; и никог-
да впредь не сможем мы создать подобного союза. Теперь вся надежда лишь
на то, чтобы скрываться, пока не явятся валары.
     - Валары!  -  воскликнул Турин.  - Они бросили вас,  людьми же они
пренебрегают. Что толку смотреть на Запад за бескрайнее Море?  Нам при-
ходится иметь дело лишь с одним валаром - с Морготом;  быть может,  нам
не суждено победить его,  но мы можем хотя бы вредить ему и препятство-
вать его замыслам. Ибо победа есть победа, как бы ничтожна она ни была;
и ценность ее не только в ее последствиях.  Но есть польза и  от  малых
побед: если мы не будем ничего делать,  чтобы задержать его, через нес-
колько лет тень его накроет весь Белерианд,  и он выкурит вас из  ваших
нор поодиночке.  А что потом? Жалкие остатки бросятся на юг и на запад,
и будут жаться на побережье Моря,  меж Морготом и Оссе. Лучше уж добыть
себе славу, пусть и будет наш век краток - ведь конец один. Ты говоришь
- вся надежда на то,  чтобы скрываться;  но разве сможем мы  переловить
всех лазутчиков и соглядатаев Моргота,  всех до последнего,  так, чтобы
ни один не вернулся в Ангбанд и не принес вестей? А ведь тогда он узна-
ет о нас,  и догадается, где мы живем. И вот что еще скажу я вам: пусть
век смертных людей краток по сравнению с  жизнью  эльфов,  люди  готовы
скорее погибнуть в бою,  чем бежать или сдаться. Вызов Хурина Талиона -
великое дело;  Моргот может убить того,  кто это сделал, но не под силу
ему сделать  бывшее небывшим.  Даже Западные Владыки почтили бы его;  и
разве не записано это в истории Арды,  ее же не переписать ни  Морготу,
ни Манве?
     - Ты рассуждаешь о высоких предметах,  - ответил Гвиндор, - видно,
что ты жил среди эльдаров.  Но,  видно, тьма в твоей душе, если ты ста-
вишь рядом Моргота и Манве и говоришь о валарах как о врагах эльфов или
людей; ибо валары не пренебрегают ничем,  и менее всего - Детьми Илува-
тара. И не все надежды эльдаров ведомы тебе.  Было нам пророчество, что
некогда посланец из Средиземья преодолеет тени и достигнет Валинора,  и
вонмет ему Манве,  и смягчится Мандос. И разве не стоит попытаться сох-
ранить до тех времен семя нолдоров,  а также и аданов?  Кирдан живет на
юге, и строит там корабли - а что ты знаешь о кораблях и о Море? Ты ду-
маешь только о себе и о своей славе,  и хочешь, чтобы все мы думали так
же; но мы думаем не только о себе - ведь не все могут сражаться и пасть
в битве, и мы должны уберечь их от войн и гибели, пока это возможно.
     - Так отошлите их на свои корабли, пока есть время, - сказал Турин.
     - Не захотят они расстаться с нами, даже если Кирдан и сможет при-
нять их, - возразил Гвиндор. - Нам надо жить вместе, пока это возможно,
а не искать смерти.
     - Обо всем этом я уже говорил,  - сказал Турин. - Отважно защищать
границы и  наносить мощные удары прежде,  чем враг соберет силы - вот в
чем надежда на то,  что вы проживете здесь как можно  дольше.  И  разве
тем, о ком ты говоришь, любезнее трусы, что прячутся в лесах и выслежи-
вают добычу,  уподобляясь волкам,  чем воин, что носит шлем и расписной
щит и  разгоняет  врагов,  хотя  бы они намного превосходили числом его
войско? По крайней мере,  женщины аданов не такие.  Они  не  удерживали
мужчин от Нирнаэт Арноэдиад.
     - Но меньше горя претерпели бы они,  если бы не было той битвы,  -
сказал Гвиндор.