В дни Темных Королей, когда все еще можно было, не замочив ног, пройти от Восхода Солнца до Моря, куда оно садится, жил в городище своего народа в зеленых холмах Агара старик по имени Хазад Долгобород. Двумя вещами в мире он гордился: числом сыновей (всех семнадцать), да длиной бороды (пять футов не растягивая), но бородою гордился он больше. Ибо борода была всегда при нем, мягкая и послушная руке, тогда как сыновья большею частью от него разошлись по свету, а те, которые остались с ним, или приходили его навестить, уж точно не были ни мягкими, ни послушными. Наоборот, они походили на самого Хазада в дни его юности: коренастые, смуглые, приземистые, крепкие, на язык резкие, на руку тяжелые, а на драку быстрые.

Кроме одного, да и то самого младшего. Хазад, отец его, назвал его Тал-эльмаром. Было ему всего восемнадцать лет, и жил он при отце, как и два его брата, немного старше его. Высок он был и светлокож, а в серых его глазах жила искорка, которая в гневе превращалась в сполох огня, и, хоть гневался он редко, и никогда без причины, люди помнили это и опасались. Те, кто видел этот огонь, звали юношу Кремнеглаз и относились к нему с уважением, независимо от того, любили его или нет. Ибо казался Тал-эльмар среди крепких и коренастых своих сородичей легким и вроде бы уступал им в силе ног и шеи, да вот только если кто с ним схватывался, то быстро обнаруживал, что силен Тал-эльмар - сразу и не подумаешь, скор и стремителен, а схватить его ой, как трудно, а уйти от него еще труднее.

Голос он имел звонкий, и даже грубый язык его народа был в устах его сладкозвучен, но говорил он немного. Часто, когда все остальные болтали, он стоял отдельно от них со странным выражением на лице, которое справедливо называли гордыней, но это не была гордыня властелина, а скорее гордость человека чужой расы, которого судьба швырнула к варварам и заставила на них работать. А работал он и вправду много, будучи младшим сыном старика, у которого немного было богатств, помимо бороды да славы мудреца. Но, странное дело, (как считали в том городище), служил он отцу охотно и любил его больше, чем все остальные братья, вместе взятые, и сильнее, чем было принято в тех землях. И чаще всего глаза его метали искры именно из-за отца.

Ибо Тал-эльмар имел непонятное убеждение (откуда оно взялось - загадка), что к старшим надо относиться с добротой и вежливостью, что надо помогать им дожить свои дни легко, в уюте. "А если и приходится когда им перечить," - говорил он, - "то и это делайте с почтением, ибо велики их годы, и часто, наверное, встречались они с бедами, для нас новыми. А хлебом и кровом их не попрекайте, ибо трудились они более вас и сейчас лишь получают заработанное, хоть и с опозданием." Явная эта блажь никак не отразилась на обычаях его народа, но в доме его была законом и ни один из братьев не осмеливался нарушить его вот уже два года.

Хазад нежно любил своего младшего сына, и не столько даже за его любовь, сколько по другой причине, которую хранил глубоко в своем сердце. Голос и лицо Тал-эльмара напоминали ему о ином лице и ином голосе, которые давно уж покинули мир. Ведь сам Хазад тоже был младшим сыном своей матери, которая умерла в его детстве, и происходила она не из их народа.

Такова была подслушанная им как-то история. Вслух ее не рассказывали, потому что ничего хорошего о семье она не содержала.

Пришла мать Хазада из народа странного, горделивого и ненавистного, о котором в западных землях ходили слухи, что пришел он с Востока. Светлые, высокие и кремнеглазые были они, с яркими клинками, что ковали для них демоны в огненных холмах. Постепенно продвигались они к берегам Моря, гоня перед собою исконных обитателей земель, через которые проходили.

Но встречали они и сопротивление. На восточных границах случались войны и, поскольку старого люда было еще много, порою пришельцев отбрасывали назад с большими потерями. А в Агарских Холмах, далеко на западе, и подавно не слыхивали о них уже с поколение, с той великой битвы, о которой все еще звучали песни. В долине Ишмалога произошла эта битва, так говорили мудрые, и там великая орда Злого Народа попала в засаду в узком проходе и была истреблена. И много пленников было взято в тот день, ибо произошла не просто стычка на границе с авангардом войска и не набег: целое племя Злого Народа переселялось на запад, с женщинами, обозами и скотом.

Булдар, отец Хазада, был в войске Северного Короля, пришедшем на сбор в Ишмалоге, и привез с той войны добычей рану, меч и женщину. Ей повезло, обычно жизнь пленницы была короткой и несчастной, но Булдар взял ее в жены. Красива была она, и, взглянув на нее, Булдар больше не хотел смотреть на жен своего племени. Имел он тогда и богатство и могущество, и, презирая презрение соседей, поступал, как желал.

Но когда Эльмар, жена его, достаточно хорошо изучила язык новой своей родни, она сказала однажды Булдару:

- За все, что сделал ты, я благодарю тебя, господин мой, но любви моей тебе так не получить. Ибо ты оторвал меня от народа моего, и от того, кого я любила, и от ребенка, что я родила для него. По ним буду я тосковать и горевать, и не полюблю никого более. Никогда более мне не радоваться, пленнице среди народа чужого, низкого и грубого.

- Пусть будет так, - ответил Булдар. - Но не думай, что я отпущу тебя. Ибо любо мне глядеть на тебя. И знай наперед: от меня бежать бесполезно. Долог путь до жилищ твоего народа, если кто из него и остался в живых, и ты не отойдешь далеко от Холмов Агара, прежде чем встретишь смерть или жизнь куда хуже той, что ждет тебя в моем доме. Низкими и грубыми зовешь ты нас. Возможно, это и правда. Но правда и то, что твой народ жесток, и не знает законов, и водится с демонами. Воры они. Ведь земли наши - наши от века, а они хотят отнять их у нас своими жестокими мечами. Белая шкура да яркие глаза не оправдывают таких их дел.

- Не оправдывают? - спросила она. - Но тогда их не оправдывают ни толстые ноги, ни широкие плечи. Как добыли вы эти земли, которыми хвалитесь? Разве не скрываются, как я слышала здесь, в пещерах гор дикие люди, что когда-то бродили здесь свободно, пока не пришли вы, смугляки, и не стали охотиться на них, как на волков? Но не о правах говорю я, а о горе и любви. Если жить я здесь должна, то жить я здесь буду, и тело мое останется в твоем распоряжении, но думы мои улетят далече отсюда. И так отомщу я: пока тело мое живет здесь, в изгнании, доля народа сего ухудшится, и твоя паче всех, а когда упокоится оно в чужой земле, и думы мои от него освободятся, восстанет среди твоей родни тот, кто будет лишь моим потомком. И принесет он гибель твоему народу и падение твоему королю.

После Эльмар не говорила более об этом, и вообще всю свою оставшуюся жизнь говорила мало, кроме как со своими детьми. С ними говорила она часто, когда никого не было рядом, и пела им много песен на странном прекрасном языке, но они не слушали ее, или скоро забывали. Все, кроме Хазада, ее младшенького, который хоть и был, как все ее дети, непохож на нее внешне, сердцем был к ней близок. Песни и странный язык он позабыл, но мать помнил всегда, и даже женился поздно, ибо среди жен своего племени не нашел ни одной, что показалась бы желанной ему, знавшему, какой красотой может обладать женщина. Да и выбирать ему пришлось не из многих, ибо, по слову Эльмар, народ Агара захирел с годами от засух, наводнений и потрав, и хуже всего пришлось Булдару и сынам его, они обеднели, и власть их перешла к другим кланам. Но Хазад ничего не знал о предсказании, и в память о своей матери любил Тал-эльмара, и назвал его в ее честь.

И случилось так одним весенним утром, что когда другие сыновья отправились на работу, Хазад оставил при себе Тал-эльмара, и они гуляли вместе, и сели на зеленой вершине холма над городищем их народа, и смотрели на юго-запад, туда, где врезался в сушу залив великого Моря, сиявшего, точно серое стекло. Глаза Хазада с возрастом потускнели, но Тал-эльмар был зорок и увидел на воде, как показалось ему, трех странных птиц, белых и сверкающих на солнце, западный ветер нес их к земле, и юноша удивился, почему они сидят на воде и не летят.

- Там, на воде, три странные птицы, отец, - сказал он. - ни на что не похожие.

- Глаза твои остры, сынок, - отвечал Хазад, - но птицу на воде тебе не разглядеть. Отсюда до ближайшего берега три лиги. Солнце бьет тебе в глаза или ты грезишь.

- Нет, солнце-то у меня за спиной, - возразил Тал-эльмар. - Я вижу, что я вижу. Но если это не птицы, что это? Они должны быть огромны, больше, чем Лебеди Горбельгода из сказки. Ого! Я вижу сзади еще одну, но не так отчетливо: крылья у нее черные.

Тут Хазад начал волноваться.

- Ты грезишь, сынок, как я и сказал, - ответил он, - но это нехорошее виденье. Неужто жизнь наша недостаточно тяжела, что сейчас, когда зима, наконец, сменилась весной, тебе должны являться виденья черного прошлого?

- Ты забыл, отец, - сказал Тал-эльмар, - что я твой младший сын, и что хотя туповатых моих братцев ты обучил многим преданиям, мне твоих знаний досталось мало. Я не пойму, о чем ты говоришь.

- Как не поймешь? - Хазад хлопнул себя по лбу, пристально всматриваясь в горизонт. - Ах, да, конечно. Много воды утекло с тех пор, как я в последний раз рассказывал сии легенды, это всего лишь тень старого сна, о котором я забыл и думать. Три народа мы считаем врагами. Диких людей в горах и лесах, но их страшиться должны только те, кто уходит далеко от обитаемых мест. Злой Народ с Востока, но они еще далеко отсюда, и они - народ моей матери, хотя, я не сомневаюсь, не сочтут меня родичем, явившись сюда с мечами. А еще Высоких Людей Моря. Их мы воистину страшимся, как самой Смерти. Ибо Смерти они поклоняются и жестоко убивают людей во славу Тьмы. Из Моря явились они и если когда и имели свою землю, до того, как приплыли к западным берегам, то где она, мы не знаем. Темны вести с прибрежных земель, с юга и севера, где они давно уж построили свои черные крепости и гробницы, но сюда они не приходили со времени моего отца, да и то только в набеги за пленниками. Вот как приходили они: они плыли в лодках, но не таких, какие наши родичи, что живут на реках и озерах, используют для переправы или рыбной ловли. Корабли Го-хиллег больше самых больших домов, и несут множество добра и людей, но движет ими ветер, ибо Моряне ловят воздух, расстилая огромные полотна, а привязывают их к высоким, что деревья в лесу, шестам. Так подплывают они к берегу, где есть укрытие от ветра, настолько близко, насколько могут, и высылают меньшие лодки, груженые всяким добром и чудными и полезными диковинами, которые нашим так нравятся. Их они продают за небольшую цену или дарят, притворяясь, что жалеют нас за нашу скудость или хотят дружить с нами. Они поживут немного на берегу, изучая побережье и высматривая, сколько там живет народу, а потом уплывут. И счастье, если не вернутся, ибо если они возвращаются, то в другом обличье. Больше приходит их: два или три корабля, набитых людьми, а не товаром, и крылья одного из кораблей всегда черны, ибо то - Корабль Тьмы и в нем уносят они недобрую добычу - пленников, согнанных вместе, как скот, красивейших женщин и детей, и самых здоровых юношей, и везут их на смерть. Кто говорит, что их съедают, а кто - что замучивают до смерти на черных камнях в жертву Тьме. Возможно, правы и те и другие. Много лет не видали в этих водах проклятых крыльев Морян, но помня тень давнего страха, я вскричал, и вскричу снова: неужто жизнь наша недостаточно тяжела и без черного крыла на сверкающем море?

- Достаточно тяжела, я согласен, - сказал Тал-эльмар, - но недостаточно тяжела, чтобы я спешил с нею расстаться. Пошли! Если все, что ты рассказал, правда, надо бежать в городище и предупредить народ, чтобы готовились бежать или защищаться!

- Я иду, - согласился Хазад, - но не удивляйся, если люди высмеют меня, как выжившего из ума. Они верят немногому, чего не случалось при них. И будь осторожен, сынок! Мне мало что грозит, разве что умереть с голоду в городище, где остались лишь старики да сумасшедшие. А тебя первого утащат в Черный Корабль. Не выступай слишком далеко вперед и не рвись в битву.

- Посмотрим, - отвечал Тал-эльмар. - но ты - моя главная забота в этом городе, а так ни меня здесь особо не любят, ни я не люблю их. Я от тебя далеко не отойду. Но это все же город моего народа и мой дом, и те, кто в силах, должны его защитить. Так я считаю.

Так Хазад и его сын спустились с холма, и, поскольку стоял полдень, в городе было мало народа, кроме стариков и детей, все, кто мог, отправились в поле на тяжелые весенние работы. Стражи не было - Холмы Агара отстояли далеко от вражеских рубежей, где кончалась власть Четвертого (Северного) Короля. Староста сидел на солнышке возле своего порога и дремал, либо просто скучал, рассматривая птичек, клевавших что-то с утоптанной глины на площадке между домами.

- Привет тебе, глава Агара! - сказал Хазад и низко поклонился. Но староста, толстяк с глазами, как у ящерицы, только поморгал в ответ, и на приветствие не ответил.

- Сиди, когда с тобой здороваются, староста! Долго просидишь, много высидишь! - произнес Тал-эльмар, и в глазах его сверкнула искра. - Не нам мешать тебе думать, или там спать, но появились новости, которые ты, наверное, должен услышать. Стражи у нас нет, но мы были сейчас на холме и видели море - а там птиц, предвещавших недоброе.

- Корабли Го-хиллег. - сказал Хазад, - с огромными ветряными полотнищами. Три белых - и один черный.

Староста зевнул.

- Ну ты-то, подслеповатый смерд, не отличишь моря от облака, - молвил он, - а этот ленивый парень, да откуда он знает о лодках и полотнах, и о чем там еще, кроме как из твоих чокнутых россказней? Ступайте расскажите про Го-хиллег бродячим камнетесам, а меня не трогайте - есть у меня дела и поважнее.

Хазад проглотил свою обиду и сдержал свой гнев, ибо староста был могуществен и его не любил, но Тал-эльмар заговорил тихо, с холодной яростью:

- О да, у такого великого человека, без сомнения, и вправду есть важные дела, да не знаю я, что есть важнее спасенья его великой и мудрой шкуры? Он будет старостой без городища, или мешком костей на склоне холма, если пренебрежет мудростью Хазада, сына Булдара, чьи подслеповатые глаза видят лучше, чем слипшиеся глазищи того, кто постоянно дрыхнет!

Потемнело толстое лицо Могру-старосты и глаза его налились кровью от гнева. Давно ненавидел он Тал-эльмара, но прежде юноша никогда не давал ему повода, только разве страха перед ним не показывал. Ну, сейчас-то он заплатит и за это и за свою новоявленную дерзость. Могру хлопнул в ладоши, но тут вспомнил, что поблизости не было никого, кто хоть бы и втроем решился сцепиться с Тал-эльмаром, и в тот же момент заметил сверкание в глазах юноши. Он побледнел и слова, готовые сорваться с его уст: "Смерд и смердово отродье!.." так и не прозвучали.

- Хазад у-Булдар и Тал-эльмар у-Хазад, жители сего городища, негоже вам говорить столь непочтительно с главой народа вашего! - сказал он вместо этого, - Есть у нас стража, хотя те, кто не управляет городищем, могут этого и не знать. Я бы подождал вестей от верных мне соглядатаев, заметили ли они какую угрозу. Но если так уж вы беспокоитесь, ступайте и приведите народ с полей.

Тал-эльмар внимательно смотрел на старосту и прочел его мысли, пока тот говорил. "Теперь надо надеяться, что отец мой не ошибся", - сказал он сам себе. - "потому что битва будет сейчас для меня безопаснее, чем ненависть Могру. Соглядатаи! Конечно, за своим же народом и следить. Едва я направлюсь в поле, он пошлет гонца за своими слугами и охраной с дубинками. Подвел я отца. Ладно, взялся за тяпку - рыхли всю грядку." И заговорил он поэтому с презрением и гневом в голосе.

- Шел бы ты сам к камнетесам. Ты и водишься с этими хитрецами, и веришь им, когда это тебе полезно. Но над моим отцом ты при мне издеваться не будешь. Возможно, все мы в опасности. Поэтому ступай с нами на холм и взгляни сам. И если увидишь что-либо, что убедит тебя, созови народ на Вечевой Холм - я сам буду твоим гонцом.

Могру тоже внимательно смотрел сквозь щелочки глаз на говорившего Тал-эльмара и решил, что если он в этот раз уступит, опасаться немедленной расправы ему не нужно. Но сердце его было наполнено ядом, и тащиться на холм ему совсем не хотелось. Он медленно поднялся на ноги.

- Я схожу, - сказал он. - Но если зря потрачу труд и время, то просто так вам не спущу. Помоги-ка мне, молодой человек, ибо все мои слуги в поле.

Он взял Тал-эльмара за руку и тяжело оперся о него.

- Отец мой старше тебя, - возразил Тал-эльмар, - да и путь недолог. Веди, господин, а мы пойдем следом. Вот твой посох.

Он вырвался из хватки Могру и подал ему его посох, что стоял у двери его дома. Дав руку своему отцу, он ждал, пока староста соберется. Злобен и черен был взгляд, брошенный искоса глазами ящерицы, но встретивший его горящий взор Тал-эльмара жалил, как пастушеский бич. Давненько толстые ножищи не носили Могру с такой скоростью от дома до ворот, еще более давно не тащили они его пузо вверх по скользкому склону холма. Когда они пришли на вершину, староста выдохся и пыхтел, как старый пес.

Тогда Тал-эльмар снова посмотрел вдаль, но далекое море было пусто, и он стоял в молчании. Могру стер с глаз натекший туда пот и последовал за его взглядом.

- С какой стати, я спрашиваю, надо было вытаскивать старосту из дома и переть его сюда? - прорычал он. - Море никуда не делось и совершенно пусто. Что это значит?

- Имей терпение и посмотри поближе. - указал Тал-эльмар. К западу все, кроме дальнего моря закрывало нагорье, но сразу за Золотым Холмом оно опускалось резко вниз и в просвете можно было разглядеть часть залива и северного его берега. - С тех пор, как мы тут были, прошло какое-то время, а ветер силен. - объяснил Тал-эльмар, - Они подошли ближе. Вон, смотри, там видны их крылья, или ветровые полотна, называй как хочешь. Ну, что ты на это скажешь? Разве это недостаточно важно для того, чтобы староста сам сходил и посмотрел?

Могру смотрел, и пыхтел больше от страха, чем от усталости, ибо, как бы он не петушился, он слышал много страшных сказок о Го-хиллег от старух в детстве. Но был он коварен и зол, и, посмотрев сперва на Хазада, а потом на его сына, облизал губы, так, чтобы не видно было его улыбки.

- Ты просился ко мне в гонцы, - сказал он, - что ж, так и быть. Ступай скорее и созови народ на вече. Но на этом задание твое не кончится, - добавил он, увидев, что Тал-эльмар рванулся вперед. - С полей беги что есть сил к Отмели. Скорей всего именно там эти корабли, коль это и впрямь корабли, пристанут к берегу и высадят людей. Разузнай все, что можешь и принеси вести. И без важных сведений не возвращайся! Ступай, ступай и не жалей ног. Я приказываю тебе. Городище в опасности.

Хазад хотел было возразить, но опустил голову, понимая, что это бесполезно. Тал-эльмар постоял какое-то время, смотря на Могру, словно на гадюку. Но ему было ясно, что староста перехитрил его. Он сам подготовил себе ловушку, и Могру ей воспользовался. Объявив, что городище в опасности, он мог отдать любой приказ, и смерть была карой за неповиновение. И даже если бы Тал-эльмар и не вызвался быть гонцом (как он сделал, чтобы староста никому ничего не передал по секрету), все равно все согласились бы, что выбор пал на него справедливо. Разведчик был нужен, а кого послать, как не сильного, храброго да быстроногого юношу? Но задание это было дано из злобы, черной злобы. Хазад останется без защитника. На братьев надежды нет, они здоровые олухи, но перечить способны только старику отцу. К тому же весьма возможно, что он не вернется. Риск велик.

Вновь Тал-эльмар поглядел на старосту, на своего отца, и перевел взгляд на посох старосты. Искра блестела в его глазах, а сердце стиснула жажда убийства. Могру увидел это и затрепетал.

- Иди, иди! - закричал он. - Я тебе приказал. А ты будешь лучше кричать "Волк, волк!" чем на него охотиться? Ну, беги же!

- Ступай, сынок! - молвил Хазад. - Не перечь старосте, он в своем праве. Не то ты против себя восстановишь все племя, а справиться с ним тебе не по плечу. Будь я старостой, все равно послал бы тебя, как ты мне ни дорог, ибо ты смелей и удачливей любого из племени. Но возвращайся и не попадись на Черный Корабль! Не будь безрассуден. Ибо лучше ты принесешь нам дурные вести, чем Моряне нагрянут без предупреждения.

Тал-эльмар поклонился и сложил руки в знак покорности, но не старосте, а своему отцу, и отошел на два шага. Тогда он обернулся.

- Слушай, Могру, кого подлый народ по глупости своей избрал старостой, - воскликнул он. - Может быть, вопреки твоим надеждам, я вернусь. Отца своего я оставляю на тебя. Если я вернусь, с вестью ли о мире, с врагами ли за спиной, и найду, что отцу моему причинили вред или унижение по твоему недосмотру - конец настанет твоему правлению, вместе с твоей жизнью. И твои охранники, бойцы на ножах да дубинках, тебе не помогут. Голыми руками сверну твою жирную шею, а если убежишь, то выслежу через всю глушь, дойди хоть до черных омутов!

Тут пришла к нему новая мысль, он подошел к старосте и взялся за его посох.

Могру сжался и вскинул толстую руку, как если бы защищаясь от удара.

- Совсем с ума сошел! - просипел он. - Не трогай меня, не то поплатишься жизнью. Ты что, отца своего не слышал?

- Я слышал и повинуюсь. Но сначала мне нужно собрать народ, да побыстрее. Уважением я среди них не пользуюсь - все знают, что ты нас терпеть не можешь. Кто послушает, если Смердово Отродье, как ты меня за глаза кличешь, прибежит созывать вече? А твой посох пригодится в качестве знака - все его знают. Не бойся, я пока тебя им не побью.

С такими словами он вырвал посох из руки Могру и побежал вниз с холма, не разбирая дороги - сердце его еще не остыло от гнева. Но потом, призвав ошеломленных пахарей с южных склонов торопиться на вече и кинув им под ноги посох, он сбежал к подножью холма, пересек луг и приблизился к краю леса. Темен и дремуч был лес, росший в долине меж Агаром и берегом залива.

Стояло утро, и до полудня оставалось еще не меньше часа, но, оказавшись среди деревьев, Тал-эльмар остановился и задумался, и понял, что велик его страх перед лесом. Редко забредал он далеко от родных холмов, да и то никогда один, и в лес не ходил. Ибо весь народ его боялся лесов.

Сверху залив казался куда ближе, чем был на самом деле, и глаза Тал-эльмара были куда быстрее его ног. Лес тот был темен и нечист, ибо между Агаром и прибрежными холмами лежало гнилое болото и много водилось там змей. Также был он тих, ибо, несмотря на весну, немногие птицы селились в нем, и даже по пути к берегу обычно не останавливались. Еще там обитали темные духи, ненавидевшие людей - так говорили предания народа Тал-эльмара. О змеях и болотах и лесных демонах думал юноша, шагая в тень, ибо быстро решил, что лучше встретить всех их вместе взятых, чем возвращаться с лживыми вестями или без оных в городище к старосте.

Так, поддерживаемый своею гордостью, шел он. И, когда он пробирался в полумраке сквозь болотистые заросли, пришла к нему на ум мысль: А что, собственно, я, или кто угодно из нашего народа, даже отец мой, знаем об этих Го-хиллег в крылатых лодках? Может мне, чужому среди своих, они придутся более по душе, чем Могру и иже с ним?

Так он думал и думал, и чувствовал себя уже не шпионом, что крадется подсмотреть за опасным врагом, а человеком, идущим встретить друзей и родичей. Невредим он прошел дремучим лесом, подошел к холмам побережья и начал подъем. Выбрав холм, поросший кустарником и увенчанный купой невысоких деревьев, он прополз под укрытием зарослей до вершины и взглянул вниз. Это заняло у него немало времени - полз он медленно и сейчас солнце уже склонялось к Морю. На голод он внимания не обращал, к голоду он привык и день без еды мог спокойно перенести. Холм был невысок, но круто спускался к воде. У подножья его расстилася зеленый луг, переходивший в каменистый пляж, за которым сверкали в лучах заходящего солнца воды устья реки. Посредине устья стояли недвижно три громадных судна - хотя в языке Тал-эльмара не было слова, чтобы назвать их. Они стояли, бросив якоря и убрав паруса. Четвертого, черного судна нигде не было видно. Но на лугу близ пляжа стояли шатры и на берег были вытащены небольшие лодки. Высокие люди стояли и бродили меж них. Вдали, на "больших лодках" Тал-эльмар тоже видел стоящих наблюдателей. Время от времени там что-то сверкало, когда луч солнца падал на оружие или доспехи. Он содрогнулся, ибо с детства помнил рассказы о "клинках" Жестоких.

Долго глядел Тал-эльмар и наконец осознал, насколько безнадежно его задание. Смотри хоть до вечера, он не мог даже точно сосчитать людей, не то что узнать их планы или намерения. Если бы даже он набрался храбрости или везения, чтобы миновать охрану, ничего полезного бы не вышло, так как он не понял бы ни слова их языка.

Неожиданно он вспомнил еще одну попытку Могру избавиться от него - теперь он знал, что это было, хотя прежде считал, что ему оказали честь. Всего год назад, когда пришедшее в упадок городище Агар подверглось угрозе нападения бандитов из деревни Удул, все думали, что они непременно нападут, ведь Агар стоял на месте гораздо суше, здоровее и обороноспособней, чем Удул (по крайней мере, так считали агарцы). Тогда в разведку на Удул послали Тал-эльмара, как "молодого, смелого и хорошо знающего окрестности." Так сказал Могру, и был прав, так как люди Агара были трусоваты и далеко от дома отходили редко, боясь быть застигнутыми темнотой снаружи. Тогда как Тал-эльмар, если выпадал случай и не было под рукой работы (а иногда если и была), частенько заходил далеко в глушь, и, хотя (научен с детства) он боялся темноты, несколько раз ночевал вдали от городища, а порою даже выходил ночью на холм смотреть на звезды.

Но красться ночью враждебными полями Удула - это совершенно другое и гораздо более опасное занятие. Но Тал-эльмар осмелился. Он подполз к одной из сторожевых будок настолько близко, что мог расслышать звуки речи - и совершенно без толка. Он не мог понять, о чем они говорили. В голосах их звучала печаль и страх (как было обычно для людей ночью, в том мире, что знал Тал-эльмар), и некоторые слова казались знакомыми, но недостаточно, чтобы понять смысл речей. А удульцы были их ближайшими соседями, даже - хотя Тал-эльмар и его народ забыли об этом, как забыли о многом, - их близкими родичами, частью одного с ними народа в пору лучшую и давно минувшую. Так можно ли надеяться, что он поймет хоть одно слово, или даже правильно истолкует интонации людей, чуждых ему от начала времен? Чуждых ему? Мне? Но это же не мой народ. Только мой отец. И снова то самое странное чувство поднялось неизвестно откуда в нем, мальчишке из опустившегося, полудикого народа, чувство, что не чужаков встретит он, а друзей и родичей.

Но все же он был парнем из своей деревни. Ему было страшно, и двинулся с места он не скоро. Наконец, он взглянул вверх. Солнце уже погружалось в море по его правую руку. Меж двух стволов Тал-эльмар увидал море, светящееся золотым блеском, освещенное огромным круглым огнем, красным от легкого тумана, что опускался на одном уровне с его глазами.

Он и раньше видел, как солнце садится в море, но никогда именно так. И тут его осенило, точно вспышкой этого огня, и он знал, что видел закат именно таким, что он значил нечто большее, чем просто приближение "Времени Короля", темноты. Он поднялся, и, словно его кто-то вел или гнал, открыто спустился с холма и прошел через луг к гальке и шатрам.

Если б он сам видел себя, то изумился бы не менее тех, кто смотрел на него с берега. Его обнаженная кожа - одет он был лишь в набедренную повязку и меховую накидку, державшуюся на шнурке через плечо - сияла золотом в закатном свете, его светлые волосы тоже светились, и шаг его был легок.

- Смотри! - крикнул один из стражей своему товарищу. - Ты видишь то, что я вижу? К нам шагает один из лесных Эльдар!

- Да, я вижу, - был ответ, - если это не призрак с края наступающей на эту проклятую землю ночи. Не может здесь быть Дивных, мы слишком далеко на юге. Вот если бы мы были на севере, возле Гаваней...

- Кому ведомо все об Эльдар? - спросил страж. - Молчи! Он подходит. Пусть заговорит первым.

И они стояли недвижно, и не подавали никаких знаков, когда приблизился Тал-эльмар. Подойдя к ним шагов на двадцать, он вновь испугался, и остановился, протянув к чужакам руки с открытыми ладонями в жесте, понятном любому.

Когда же они не двинулись с места и не схватились за оружие, юноша вновь осмелел и заговорил:

- Привет вам, люди моря и крыльев! Зачем явились вы? С миром? Я Тал-эльмар у-Хазад из народа Агара. А вы кто?

Голос его был чист и звонок, но говорил он на форме полудикарского наречия Народа Тьмы, как их называли Корабельщики. Страж вздрогнул.

- Эльда! - воскликнул он. - Не таким языком говорят Эльдар.

Он крикнул, и люди высыпали из шатров. Сам он выхватил меч, а товарищ его положил стрелу на тетиву лука. Не успел Тал-эльмар даже испугаться, не то что повернуться и бежать, - и к счастью, ибо о луках он ничего не знал и упал бы прежде, чем оказался за пределами досягаемости - как его окружили вооруженные люди. Они схватили его, но не грубо, видя, что он безоружен и не сопротивляется, и отвели в шатер к своему предводителю.

Тал-эльмар чувствует, что язык знаком ему, только скрыт от понимания.

Капитан говорит, что Тал-эльмар должен быть нуменорской или родственной ей расы и обращаться с ним следует вежливо. Он догадывается, что Тал-эльмар, верно, попал в плен ребенком, или рожден от пленницы. "Он убежал к нам от них" - говорит он.

- "Жаль, что он языка не помнит" - "Ничего, научится." - "Может быть, но не скоро. Если бы он знал его сейчас, это нам очень бы помогло и уменьшило бы риск"

Они наконец объясняют Тал-эльмару, что хотят знать, сколько людей живут поблизости, дружелюбны ли они, похожи ли на него?

Цель нуменорцев - оккупировать эту землю и в союзе с "Жестокими" Севера прогнать Темный Народ и основать поселение для угрозы Королю. (Или Саурон в это время занят в Нуменоре?)

Действие происходит в устье Изена? или Мортонда.

Тал-эльмар умеет считать и понимать большие числа, но язык его недоразвит.

Или он понимает по-нуменорски? (Позже добавлено: понимает Эльдарин - это были друзья эльфов) Он сказал, когда услыхал, как они говорят между собой:

- Странно, что вы говорите на языке давних моих сновидений. Но я же стою на земле и не сплю, верно?

Тогда они удивились и спросили:

- Почему ты сразу так не заговорил? Ты говорил, как Люди Тьмы, а они наши враги, поскольку служат нашему Врагу.

И Тал-эльмар отвечал:

- Потому что язык этот вернулся ко мне только сейчас, когда я его от вас услышал, да и как я должен был знать, что вы поймете язык моих снов? Вы не похожи на тех, кто говорил со мною во сне. Хотя нет, немного похожи, но те были светлей и прекрасней.

Тогда еще более изумились они и сказали:

- Выходит, ты беседовал, наяву ли, в грезе ли, с Эльдар?

- Кто такие Эльдар? - спросил Тал-эльмар, - Я не помню из снов такого имени.

- Если ты пойдешь с нами, то, вероятно, увидишь их.

Тут Тал-эльмар вспомнил старые предания и отшатнулся в ужасе.

- Что вы со мной сделаете? - вскричал он. - Заманите на чернокрылый корабль и отдадите Тьме?

- Ты или, по крайней мере, твоя родня уже принадлежит Тьме. - отвечали они. - Но почему ты так боишься черного паруса? Для нас черные паруса - это почетный символ, означающий благую ночь до прихода Врага, а на черном фоне сияют серебряные звезды Элберет. Корабль с черными парусами, наш флагман, стоит чуть дальше по берегу.

Тал-эльмар все еще страшился, потому что он был не в силах представить черный цвет символом чего-либо кроме ночи и страха. Но, взглянув со всей дерзостью, какую мог собрать, он возразил:

- Не вся моя родня. Да, мы боимся Тьмы, но не любим ее, не служим ей. По крайней мере, некоторые из нас. Мой отец, например. И его я люблю и даже на Эльдар его не променяю.

- Увы! - сказали они. - Пришел конец вашему обитанию в этих холмах. Здесь решили построить себе жилища люди с Запада, а племя тьмы должно уйти - или быть истреблено.

Тал-эльмар предлагает себя в заложники.

Больше ничего нет. Внизу страницы мой отец написал дважды "Тал-эльмар", и дважды свое имя, а также "Тал-эльмар в Рованнионе", "Дикоземье", "Великая Река Андуин", "Море Рун" и "Плато Троллей".

Кристофер Толкиен