Наконец, повисла тишина, повсюду слышался шепот:

- Эарендель┘

Но кто-то сказал:

- Нет, расскажи о Науглафринге, ожерельи гномов.

Тем не менее, Ильфион, покидая кресло рассказчика, сказал так:

- Повесть будет лучше рассказана, если Айлиос поведает нам о событиях, касающихся этого ожерелья.

И вот, Айлиос, не очень-то расположенный к рассказу, обводит взглядом собравшихся:

- Помните как Урин Стойкий бросил золото Глаурунга к ногам Тинвелинта и никогда больше его не касался, но возвратился обратно в Хисиломе и там умер?

И все ответили, что та повесть еще свежа в их сердцах.

- Тогда слушайте, - сказал Айлиос √ в великой печали смотрел король на уходящего Урина, и выглядел он усталым, видя, что зло Мэлько захватило обманом все сердца; однако повесть сказывает, что такими сильными были заклятья, которыми Мим безотчий оплел то золото, что даже, если оно лежит на полу королевского зала, загадочно сияя в свете факелов, которые здесь горят, всех, кто смотрит на него, касается его скрытое зло.

Среди людей Урина послышался шепот, и один из них сказал королю:

- Господин, капитан наш Урин, человек старый и сумасшедший, ушел, но мы не хотим проходить мимо своей прибыли.

Тогда так сказал Тинвелинт, поскольку и его коснулось заклятье, лежавшее на золоте:

- Нет, неужели вы не знаете, что это золото принадлежит всем эльфам, поскольку Родотлима, что добыл его у земли много лет назад, больше нет, и никто не смеет предъявлять свои права на него¹, за исключением только Урина, поскольку Турин, его сын, убил Червя, грабителя эльфов, но Турин погиб, и у Урина его не будет; а Турин был моим человеком.

При этих словах великий гнев охватил изгнанников, но король сказал им так:

- Уходите, глупцы, и не ищите ссоры с эльфами, как бы не найти вам в лесах своей смерти или не быть заколдованными ужасными заклятьями Валинора. И да не откроете вы никому имени Тинвелинта, их короля, ибо награжу я вас богато за ваши труды и за то, что принесли вы мне это золото. Пусть каждый из вас возьмет, сколько сможет унести в руках, и идет с миром.

Теперь были недовольны эльфы, которые долго стояли и смотрели на золото, но дикие люди подчинились приказу, и даже больше, поскольку некоторые брали золото дважды и трижды, и зал наполнился гневными голосами. Тогда попытались эльфы помешать им воровать, и началась между ними распря, и хотя король пытался остановить их, никто не обращал на него внимания. Но изгнанники были неистовыми и не знавшими страха, и обнажили они мечи и ударили по эльфам, и так началась великая схватка перед королевским троном. Отважными были эти изгнанники и были они великими бойцами на мечах и топорах, так как воевали они с орками². Так что многие были убиты, пока король, видя что миру и прощению боле не бывать, не вызвал своих воинов, и изгнанники не были загнаны чарами короля³ в подземелья и убиты в жестокой схватке. Но королевский зал был весь в запекшейся крови, и золото, которое лежало перед его троном, разбросанное множеством ног, было пропитано кровью. Так проклятье Мима начало свой путь, и зло, посеянное нолдоли в Валиноре, принесло еще один печальный плод⁴.

Затем тела изгнанников были выброшены, а эльфов, которые были убиты, Тинвелинт приказал сжечь рядом с холмом Тинувиэль, и говорят, что огромный курган до сих пор стоит в Артаноре, и давно уже фэйри^* называют его Кум ан-Идрисайт, Курган Скупости.

Но пришла Гвенниэль к Тинвелинту и сказала ему:

- Не касайся этого золота, ибо сердце мое говорит мне, что проклято оно ужасно. И проклято даже не драконьим дыханием, и не кровью вассалов, которой пропитано оно, и даже не смертью тех⁵, кого они убили, но какое-то более могучее и крепкое зло, которое не могу я видеть, думается мне, висит над ним.

Тогда, помня мудрость Гвенниэль, своей жены, решил король прислушаться к ней и приказал он собрать все золото и бросить его в ручей, что течет перед воротами. Но не мог он стряхнуть заклятья с этого золота, и так сказал он себе: "Сначала взгляну я последний раз на его красоту, прежде чем выброшу его навсегда". И приказал он смыть в чистой воде кровь с золота, и показать его ему. И никогда с тех пор не было собрано в одном месте так много золота, и были это чаши, блюда, рукояти мечей и ножны, и чехлы для ножей, но большей частью это были алые слитки. Ценность всего этого золота никто не мог сосчитать, поскольку среди него было много драгоценных камней, которые очень красиво выглядели √ отцы Родотлим принесли их из Валинора, как часть тех несметных сокровищ, которыми владели нолдоли.

Посмотрев на все это, Тинвелинт сказал:

- Как великолепны эти сокровища! У меня нет и десятой их части и камней Валинора, за исключением сильмарилля, который Берен принес из Ангаманди.

Но Гвенниэль, которая стояла рядом, сказала:

- И это дороже всего золота, что здесь лежит, будь его хоть трижды больше.

И поднялся тогда один из присутствовавших, и был это Уфедин, ном^**, но странствовал он по миру больше, чем любой из народа короля, и долго жил он среди науглат, в племени индрафангов. Науглат √ странная раса, и никто точно не знает, откуда они произошли, и не служат они ни Мэлько, ни Манве и не заботили их ни эльфы, ни люди, и некоторые даже говорят, что они никогда не слышали об Илуватаре, или слухи врут.

Однако никого нет лучше их в науках и ремеслах и в знаниях свойств всего, что есть в земле⁶ или под водой. И живут они под землей, в пещерах и подземных городах, и тогда Ногрод был самым могущественным из них.Стары они, и никогда не появляются дети среди них, и не смеются они. Они приземисты в фигуре и сильны, и бороды их достают ажно до земли, но бороды индрафангов самые длинные и раздвоенные, и они привязывают их к поясу, когда выходят за пределы своих земель. Все эти создания люди называют гномами и говорят, что их умения и мастерство превосходит номские в удивительных изобретениях, но на самом деле мало красоты в их работах, и те красивые вещи, которые они сделали за прошедшие века, разве что такой ном-изгнанник как Уфедин мог когда-либо держать в руках. Давно этот ном покинул свой народ, объединившись с гномами Ногрода, и находился сейчас в королевстве Тинвелинта вместе с некими нолдоли, носившими мечи, кольчуги и иные кованые вещи изысканного качества, которыми науглат в те дни активно торговали со свободными нолдоли, а также, говорят, и с орками и солдатами Мэлько.

И пока стоял там Уфедин, заклятье золота пронзило сердце его гораздо глубже, чем сердце любого из стоящих рядом, и не мог он вынести того, что все это будет выброшено, и таковы были слова его:

- Злое дело намеревается сделать король Тинвелинт, и кто здесь скажет, что племена эльдалиэ любят красивые вещи, если король эльдар выбрасывает такую массу красоты в темные лесные воды, где после одни только рыбы смогут ее наблюдать? Я бы предпочел, О Король, дать мастерам гномов испробовать свои умения на этом необработанном золоте, так чтобы золотая сокровищница Тинвелинта стала известна по всему миру. Они сделают это, я обещаю, за небольшую награду, может быть они спасут это золото от уничтожения.

Тогда посмотрел король на золото, а затем посмотрел он на Уфедина, а ном был богато одет: была на нем золотая туника и пояс из золота, усеянный маленькими драгоценными каменьями, и меч его странным образом был инкрустирован золотом и серебром, а вокруг его шеи был воротник, замысловато переплетенный золотыми и серебряными нитями, и одежды Тивелинта не шли ни в какое сравнение с одеянием путника в его зале. И снова посмотрел Тинвелинт на золото, и оно сияло еще более заманчиво, даже сияние камней не было таким чистым, и снова заговорил Уфедин:

- Каким образом, О Король, хранишь ты тот сильмариль, о котором слышал весь мир?

Гвенниэль хранила его в деревянной, окованной железом, шкатулке, и Уфедин сказал, что нельзя так хранить камень, которого не достойно касаться ничто, кроме чистого золота. Тогда смутился Тинвелинт и поддался на уговоры Уфедина, и заключил с ним соглашение. Половину золота должен был король отмерить и дать в руки Уфедина и его людей, которые должны быле отнести его в Ногрод, в поселения гномов. И было это долгое путешествие на юг, за широкие леса на границе вересковых пустошей Умбот-муилин, Сумеречных Озер, на равнины Тасаринан. И не ранее, чем через семь полных лун вернулись они, неся королевское золото, перекованное в изделия великого мастерства, и ни вес, ни чистота золота ничуть не преуменьшились. И сказали они Тинвелинту, что если не понравится ему ручная работа, уйдут они и не вернутся более. Но показалось ему прекрасным, что сделали они из того золота такие чудесные украшения для него и Гвенниэль, его Королевы, каких еще не делали ни номы, ни гномы.

- Изучал я мастерство науглат, - сказал Уфедин, - и красоту замысла, которую только нолдоли могут придумать, знаю я, и цена трудов наших и в самом деле невелика, и я назову ее перед тем, как все буде готово.

И тогда, под действием чар золота, король пожалел о своем соглашении с Уфедином, и не все слова того понравились ему, и не дал бы он унести столько золота в поселения гномов без уверенности в том, что будет видеть его по истечении семи лун, но тем не менее был он не прочь воспользоваться их умением. Однако, неожиданно велел он схватить Уфедина и его людей, и сказал он им:

- Останетесь вы заложниками в моих чертогах, пока не увижу я вновь своих сокровищ.

Но в сердце своем подумал Тинвелинт, что Уфедин и его номы служат гномам, и ничто не заставит их оставить его. Но ном был очень разгневан и сказал:

- Науглат не воры, О Король, и не являются друзьями таковых, - но Тинвелинт прервал его:

- Блеск такого количества золота сделал ворами очень многих, кто прежде ими не был, - и Уфедин, вынужденный, согласился, хотя в сердце своем не простил он Тинвелинта.

И золото было отнесено в Ногрод эльфами короля, сопровождаемыми лишь одним из номов Уфедина, и соглашение Тинвелинта и Уфедина было передано Наугладуру, королю тех мест.

Во время ожидания в чертогах Тинвелинта к Уфедину относились очень дружелюбно, но он не мог ничего поделать, и потому был внутренне взволнован. На досуге он расписывал, какие прекрасные вещи из золота и камней сделал бы он для Тинвелинта, но все это было лишь для отвлечения короля, поскольку начал он уже вынашивать черные замыслы, полные жадности и мести.

В день полнолуния седьмой луны наблюдатели на королевском мосту прокричали:

- Смотрите! По лесу идет огромный отряд, и все в нем кажутся пожилыми людьми, и все они несут тяжелые мешки у себя за спиной.

Но король, услышав, сказал:

- Это науглат, которые сдержали слово. Теперь ты можешь идти, Уфедин, передай им мое приветствие и проводи их прямо в мой чертог.

И Уфедин выбежал радостно, но сердце его не забыло обиды. И, говоря с науглат, склонил он их к тому, чтобы потребовать от короля великой награды, такой, чтобы король не смог отдать ее, не унизившись; и открыл он им также и другие свои замыслы, согласно которым все это золото могло уйти в Ногрод навеки.

Тем не менее перешли гномы мост и предстали перед троном Тинвелинта, и вещи работы их были завернуты в шелка и содержались в шкатулках редкого дерева с искусно нанесенной резьбой. И хотя Урин принес сюда великое множество золота, и половина его все еще лежит в грубых мешках и сундуках, когда гномы открыли шкатулки, поднялись восхищенные крики, поскольку вещи, сделанные науглат были намного прекраснее тех скудных сосудов и орнаментов, которые создал когда-то Родотлим. И увидел король кубки и бокалы, и у некоторых из них были двойные чаши, и искусно переплетенные рукояти, и были там также рога странной вормы, блюда разной величины, графины и кувшины, и все аксессуары для королевского пира. И подсвечники там были, и кольца для факелов, и невозможно было сосчитать всех колец, браслетов и воротников, и диадем из золота. И все это было так тонко сделано и так искусно украшено, что Тинвелинт был счастлив больше, чем надеялся на то Уфедин.

Но замыслы Уфедина окончились ничем, потому как нипочем не дал бы сейчас Тинвелинт ему или науглат уйти в Ногрод с оставшимся необработанным золотом или без него, и сказал он так:

- Как же будет это выглядеть, если после долгого и тяжкого путешествия сюда я отпущу вас так скоро обратно, чтобы вы рассказали в Ногроде об отсутствии у Тинвелинта гостеприимства. Останьтесь здесь, отдохните, а после получите оставшееся золото, работа над которым доставляет вам удовольствие, и помощь, которую, буде таковая понадобится, я и мой народ может себе позволить оказать вам в ваших трудах, и богатая награда, гораздо больше той, что ждет вас в конце.

Но, тем не менее, они знали, что являются пленниками и что все их попытки уйти будут строго пресекаться. Однако, не имея иного выбора, склонились они перед королем, но лица гномов редко выдавали их мысли. Отдохнув, они начали свою последнюю работу глубоко под чертогами Тинвелинта, в зале, который он приспособил для их работы, и в упавших сердцах их поселился страх, и наибольшую часть работы делал Уфедин.

Золотую корону сделали они для Тинвелинта, который все еще носил венец из алых листьев, и отковали они также великолепный шлем, и для меча гномьей стали, принесенного издалека, сделали они золотую рукоять, и покрыли его странными узорами из золота и серебра, которые изображали охоту Каркараса Острого Клыка, отца волков. Это был самый прекрасный меч, который когда-либо видел Тинвелинт, и затмевал он даже меч на поясе Уфедина, которому завидовал король. Это были вещи, сделанные Уфедином, а гномы сделали Тинвелинту кольчужный плащ из стали и золота, и золотой пояс. Наполнилось тогда сердце Тинвелинта радостью, но гномы сказали:

- Это еще не все.

И сделал Уфедин корону для Гвенниэль, и, с помощью гномов, туфли из серебра, усыпанные алмазами, и серебро их было отковано в виде изящных чешуек, так что прилегали к ногам как мягкая кожа. И сделал он также вуаль из слабо позолоченного серебра. И все описанные творения не были и десятой частью всех тех вещей которые они сделали, и обо всех них не рассказывает ни одна повесть.

Теперь, когда работа их была закончена и преподнесена королю, сказал ему Уфедин так:

- О Тинвелинт, богатейший из королей, находишь ли ты эти вещи прекрасными?

- О, да, - ответил Тинвелинт, но Уфедин прервал его:

- Знай же, что осталось еще очень много самого лучшего и чистейшего золота, поскольку расходовали мы его экономно, желая просить тебя вот о чем: могли бы мы сделать ожерелье, и в создание его вложили бы мы все свое умение и искусство, и было бы это прекраснейшим из когда-либо существовавших украшений и величайшим творением эльфов и гномов. И просим мы разрешить нам взять сильмариль, потому как чудесно будет он сиять в Науглафринге, ожерельи гномов.

И вновь усомнился Тинвелинт в словах Уфедина, и согласился только при условии, что они дадут ему присутствовать при создании ожерелья.

- И хотя никто из ныне живущих, - произнес Айлиос⁷, - кроме⁸ Малого Сердца, сына Бронвега, не видел этого великого творения, о нем можно много чего рассказать. Он не только был сделан с величайшим в мире умением и искусностью, но и обладал магической силой, и не было шеи слишком толстой или тонкой, на которой он не сидел бы с изяществом и красотой. И хотя при его создании было использовано неимоверно много золота, на том, кто его носил, он висел, как льняная прядь. И любому, кто застегивал его вокруг шеи, казалось, что он висит у него на груди, заманчиво сияя, и женщины казались более прекрасными. И бесчетное множество камней было вделано в золото, но все они лишь подготавливали глаз и вели его к главному достоинству, потому как в центре сиял как маленький источник чистого огня сильмариль Феанора, камень Богов. Но увы, даже если бы и не висело над золотом Родотлима злых чар, это ожерелье не принесло бы удачи, потому как гномы были полны горечи, а все составляющие части его были переплетены темными мыслями. Однако они поднесли его, заманчиво сияющее, королю, и счастлив был Тинвелинт, король лесных эльфов, и когда защелкнул он Науглафринг у себя на шее, проклятье Мима пало на него. И сказал тогда Уфедин:

- Теперь, О Лорд, когда доволен ты сверх всякой меры, даруй мастерам королевскую награду и отпусти их в их собственные земли.

Но Тинвелинту, находившемуся под действием чар золота и проклятья Мима, не понравилось напоминание о его обещании. И, притворяясь, приказал он мастерам подойти к нему, и восхвалил он их работу королевскими словами:

- Сказал мне Уфедин, что когда закончит он работу, назовет он предо мной цену, которую пожелает, даже если будет она мала, учитывая, что работа была сделана с любовью и была продиктована желанием Уфедина сохранить золото. Чего же желаешь ты получить от меня?

И сказал тогда Уфедин с презрением:

- Для себя √ ничего, О Лорд, и в самом деле, гостеприимство этих стен в течение семи лун и еще трех √ больше того, что я желаю.

Но сказали гномы:

- Вот чего мы просим. За наши труды в течение семи лун √ семь камней Валинора каждому и семь волшебных плащей, какие только Гвенделин⁹ умеет ткать, и мешок золота каждому, а за наши труды (против нашей воли) в течение трех лун в этих чертогах просим мы каждому три мешка серебра, золотую чашу с залогом здоровья, и прекрасную деву из лесных эльфов, которые уйдут вместе с нами.

Разгневался тогда Король Тинвелинт, поскольку то, о чем просили гномы, было само по себе огромным сокровищем, учитывая то, что число их было велико; и не имел он ничего против того, чтобы отдать драконье золото, но никогда не отдал бы он гномам эльфийских дев без несмываемого позора.

Но гномы потребовали только то, что должны были согласно замыслу Уфедина, и видя гнев на лице короля, сказали они:

- Но это еще не все, за то, что Уфедин был пленником в течение семи лун, семь крепких эльфов должны пойти с нами и провести среди нас семижды семь лет как слуги и помощники в трудах наших.

Встал тогда Тинвелинт со своего трона и вызвал вооруженных воинов, которые окружили науглат и номов. Тогда сказал он:

- За вашу дерзость каждый получит три удара жалящей ветки вяза, а Уфедин √ семь, а после мы поговорим о награде.

Когда приказ был выполнен, а в сердцах науглат и номов горел огонь мести, король сказал:

- За ваши труды в течение семи лун получите вы по шесть золотых монет и одной серебряной, а за вашу работу в моих чертогах √ по три золотых монеты и небольшому камню, который я могу выбросить. За ваше путешествие сюда отпируете вы на славу и уйдете с великими запасами, и перед тем, как вы уйдете, выпьете вы за Тинвелинта эльфийского вина, а за пребывание Уфедина в течение семи месяцев в моих чертогах, заплатите вы каждый по золотой монете и две серебряные, потому как не сделал он ничего и ничего не получит, раз не желает,и все же думаю я, что он является корнем вашей дерзости.

И заплачено было гномам как обычным кузнецам, и вынуждены они были заплатить еще и за Уфедина ,

- И впредь, - сказал король, - никогда более не слушайте его.

И был великий пир, на котором гномы скрывали свое настроение, и когда пришло время уходить, выпили они эльфийское вино за Тинвелинта, но прокляли они его в свои бороды, а Уфедин не стал глотать вино и выплюнул его на порог.

Но говорится далее, что возвратились науглат домой и что, если их алчность была разжжена, когда золото было принесено в Ногрод первый раз, то сейчас она горела неистовым огнем, и, более того, сжигали их обиды, нанесенные королем эльфов. Конечно же, этот народ так любил золото и серебро как никто более, но сокровища те были преследуемы проклятьем, и не было у них средств, чтобы противостоять ему. И был среди них некий Фанглуин старый, который с самого начала предупреждал их не возвращать королю его золото, говоря так:

- Уфедина мы сможем хитростью попытаться освободить позже, если понадобится.

Но тогда это показалось невежливым Наугладуру, их королю, который не хотел войны с эльфами. И сильно смеялся теперь над ними Фанглуин, говоря, что они проработали за плату халтурщика и глоток вина и были оскорблены, но тем он только усилил их желание, и Уфедин присоединился к его словам. Тем не менее, Наугладур собрал секретный совет гномов Ногрода и придумал как отомстить Тинвелинту и утолить свою алчность¹⁰.

И по здравом размышлении не нашел он способа успешно выполнить задуманное, кроме как силой, но надежды на это было мало из-за великой силы и числа эльфов Артанора в те дни и чар Гвенниэль, которые охраняли весь тот край, так что любой враг заблудится и никуда не выйдет, и не возможно туда попасть такому человеку, если не зародится в лесу том предательство.

Но пока старейшины сидели в темных залах и грызли свои бороды, снаружи пропели рога √ то пришли посланники от Бодруита индрафангов, племени гномов, живших в другом королевстве. Они принесли известия о смерти Мима безотчего от руки Урина и о похищении золота Глаурунга, о чем уже говорилось, но было новостью для Бодруита. Гномы до сих пор не знали полной истории этого золота, знали они только то, что мог рассказать им Уфедин, который слышыл речь Урина в чертогах Тинвелинта, а Урин перед тем как уйти не рассказал всего. И поэтому, услышав эти вести, к их страсти добавился новый гнев, и шум поднялся среди них. И поклялся тогда Наугладур не давать себе отдыха, пока Мим не будет трижды отомщен.

- Более того, - сказал он, - кажется мне, что золото по праву принадлежит народу гномов.

И был разработан план, из-за которого гномы с тех дней непримиримы в своей вражде с эльфами и в близкой дружбе они находятся с народами, служащими Мэлько. И тайно отправил Наугладур известие индрафангам, чтобы те собирали свои силы к тому дню, который назовет он, когда придет время. И в Белегосте, поселении индрафангов, начали тайно ковать оружие. Более того, собрал также Наугладур великое множество орков и скитающихся гоблинов, пообещав им хорошую плату и одобрение их Хозяина и богатую добычу, и вооружил он их всех своим оружием. И пришел тогда к Наугладуру эльф из народа Тинвелинта, и предложил он провести все это войско сквозь чары Гвенделин, поскольку был он охвачен желанием обладать золотом Глаурунга, и так проклятье Мима пало на Тинвелинта и впервые среди эльфов Артанора зародилось предательство. И лицо Наугладура исказила злобная усмешка, так как знал он теперь, что время пришло, и что Тинвелинт будет отдан в его руки. Со времени великой охоты Берена Тинвелинт привык каждый год отмечать тот день озотой в лесах, и была это очень большая охота, в которой участвовало множество народу. И были в лесах ночные веселья и пиры. И узнал Наугладур от того эльфа, Нартсега, чье имя горько для эльдар, что король отправляется на охоту в следующее полнолуние. И сразу же послал он Бодруиту в Белегост обещанный знак √ окровавленный нож. И собралось все то войско на лесных рубежах, и не дошло до Тинвелинта об этом ни слова.

И, говорят, пришел к Тинвелинту некто, кого тот знал не за буйные волосы. И был это Маблунг, и сказал он:

- Посмотри, даже в лесных чащобах слышали мы, что отмечаешь ты в этом году смерть Каркараса праздником более пышным, чем когда-либо прежде, О Король, и вот я вернулся, чтобы быть вместе с тобой.

И король был полон радости, и охотно приветствовал он Маблунга храброго, и порадовался он также тому, что с Маблунгом в Артанор пришел Хуан, возглавляющий Собак.

И выехал Тинвелинт на охоту, и была она великолепней, чем когда-либо ранее, и выбивались из-под его золотого шлема развевающиеся волосы, и подковы коня его были золотыми; и солнечные лучи, играя среди деревьев, падали на его лицо, и тем, кто видел это, казалось что лицо короля подобно утреннему солнцу, потому как на шее его был замкнут Науглафринг, ожерелье гномов. Рядом с ним ехал Маблунг Тяжелая Рука, на почетном месте, благодаря деяниям его на той великой охоте, но Хуан был впереди охотников, и казалось им, что Великий Пес ведет себя странно, а может быть было в тот день в ветре что-то такое, что ему не нравилось.

Но пока король охотится, и трубят рога в лесных чащах, Гвенделин сидит в своей комнате, и дурные предчувствия в сердце ее и глазах.И спросила ее тогда эльфийская дева Ниэлти:

- Почему, О Королева, ты так печалишься во время королевского праздника?

И ответила ей Гвенделин:

- Зло ищет наш край, и чувствует мое сердце, что дни мои в Артаноре подходят к концу, и если я потеряю Тинвелинта, никогда более не пожелаю я покинуть Валинора.

- Но, О Королева Гвенделин, ты же оплела весь наш край великими чарами, так чего же мы боимся?

Но королева ответила:

- Думаю я, эта крыса перегрызет все нити, и не останется паутины.

На этом слове, она остановилась, так как снаружи послышались крики, которые неожиданно сменились неистовым шумом┘лязгом стали.Тогда, не боясь, вышла Гвенделин из своей комнаты и увидела неожиданное множество орков и индрафангов, держаших мост, и бой шел внутри у входа в пещеры, но место то было все в крови, и лежала там великая гора убитых, поскольку атака была тайной и неожиданной.

И стало тогда Гвенделин ясно, что предчувчтвия ее оправдались, и что предательство-таки зародилось в ее земле, но воодушевила она тех немногих воинов, что остались при ней и не пошли на охоту, и храбро защищали они королевский дворец, пока враги не задавили их числом, и кровь и огонь не заполнили все залы и коридоры великой эльфийской твердыни.

И тогда орки и гномы опустошили все комнаты в поисках богатой добычи, и, надо же, кто-то, громко смеясь, сел на королевский трон, и увидела Гвенделин, что был то Уфедин, который, усмехаясь, приказал ей занять свое древнее место подле короля. Тогда взглянула на него Гвенделин, так что блеск его потускнел, и сказала так:

- Почему, О узурпатор, осквернил ты трон моего короля? Не думала я увидеть сидящим на нем кого-либо из эльфов, вора, запятнанного убийством, сражающегося на одной стороне с непримиримыми врагами его народа. Или ты думаешь, что это славное дело √ атаковать плохо вооруженный дом, когда нет его хозяина?

Но Уфедин ничего на это не ответил, избегая ярких глаз Гвенделин, и потому сказал он:

- Уходи с этими отвратительными орками, пока Тинвелинт не придет отплатить за тебя.

Так ответил наконец Уфедин и рассмеялся, но сразу посерьезнел, и смотрел он не на королеву, а прислушиваясь к звукам снаружи сказал:

- А вот и он.

И в зал вошел Наугладур вместе с войском гномов, и нес он голову Тинвелинта в короне и золотом шлеме, но ожерелье во всем своем великолепии было защелкнуто на шее Наугладура. Тогда сердцем своим увидела Гвенделин все, что произошло, и как проклятье золота пало на Артанор, и никогда с того темного часа не танцевала она и не пела. Но Наугладур приказал собрать все золото, серебро и драгоценные камни и отнести их в Ногрод. А все остальное, в том числе и оставшихся эльфов, могут забрать или, если пожелают, убить орки. А Гвенделин, Королева Артанора, пойдет со мной.

Тогда сказала Гвенделин:

- Вор и убийца, отродье Мэлько, ты такой глупец, что не видишь, что висит на твоей собственной голове.

Из-за боли ее сердца, взгляд ее стал очень ясным и поняла она своей нечеловеческой мудростью проклятье Мима и еще многое из того, что должно случиться.

Но Наугладур в триумфе своем рассмеялся, так что борода его затряслась, и приказал он схватить ее, но этого никто не мог сделать, поскольку, как только они направились к ней, сразу стали идти неуверенно, словно наощупь, как-будто неожиданно навалилась тьма, а некоторые споткнулись и упали друг на друга. И так ушла Гвенделин из тех мест, где жила она долго, и плач ее наполнил лес. И великая тьма пала на нее, и мудрость ее и знания покинули ее. И долго скиталась она, не зная, куда пойти, из-за любви ее к Тинвелинту, ради которого отказалась она возвратиться в Валинор, к красоте Богов, жившая всегда в диких лесах Севера. Но сейчас не казалась ей ни красивой, ни счастливой жизнь в Валиноре или во Внешних Землях. Много скитающихся эльфов встретила она на своем пути, которые смотрели на нее с жалостью, но не обращала на них внимания. Истории рассказывали они ей, но она ни на что не обращала внимания, с тех пор как погиб Тинвелинт. Тем не менее, узнайте же, что в тот час, когда Уфедин и его войско захватило и разорило дворец, и другие отряды орков и индрафангов обрушились со смертью и огнем на все королевство Тинвелинта, сам король и другие охотники отдыхали среди веселья и смеха, но Хуан затаился в отдалении. Неожиданно лес наполнился шумом, и Хуан громко залаял, но охотники уже были окружены вооруженными врагами. Долго отчаянно сражались они среди деревьев, и науглат √ именно они и были их противниками √ убивали много эльфийских воинов за одного своего. И пали, стоя спина к спине, Тинвелинт и Маблунг, и Наугладур отсек голову Тинвелинта, когда тот был уже мертв, поскольку, когда он был еще жив, не отважился король гномов подойти близко к его мечу или топору Маблунга¹¹.

Ничего не говорится более о Хуане, кроме разве того, что пока еще пели мечи, мчался он через многие земли, и путь его лежал в землю и-Гуилвартхон, землю живых мертвых, где правили Берен и Тинувиэль, дочь Тинвелинта. И не жили те двое ни в каком определенном месте, и не было строгих границ у их земли, и тем не менее, никому, кроме только Хуана, которому все пути были известны, не удавалось найти Берена и получить так быстро его помощь¹². И в самом деле, сказывает повесть, что пока орды орков жгли землю Тинвелинта, а науглат и индрафанги направлялись домой, тяжело нагруженные награбленным золотом и драгоценными вещами, пришел Хуан в дом Берена, и были сумерки. Подумать только, Берен сидел на древесном корне, а Тинувиэль танцевала на лесной поляне в сумерках, и смотрел он на нее, когда неожиданно предстал перед ними Хуан, и у Берена вырвался крик радости и удивления, потому как много времени прошло с тех пор, как они с Хуаном охотились вместе. Но Тинувиэль, взглянув на Хуана, увидела, что он ранен, а в его глазах можно было прочесть повесть. И неожиданно она спросила:

- Какое зло пало на Артанор?

И Хуан ответил:

- Огонь, смерть и ужас орков, и Тинвелинт убит.

И долго плакали Берен и Тинувиэль, и полная история Хуана не высушила их глаз. И когда была она рассказана, Берен вскочил на ноги белый от гнева, схватив рог, висевший у него на поясе, затрубил в него, и чистый звук разнесся по всем окружающим холмам, и эльфы, одетые в зеленое и коричневое, стали появляться перед ним из каждой просеки, перелеска или ручья.

Даже Берен не знал истории этого бессчисленного народа, который последовал за ним в леса Хисиломэ, и когда луна взошла высоко над холмами, войско, расположившееся на поляне, где жил он, было очень велико, но вооружены они были довольно легко √ большинство имели лишь луки и ножи.

- Однако, - сказал Берен, - скорость √ это то, в чем мы сейчас больше всего нуждаемся.

И некоторые эльфы, следуя его распоряжению, неслись перед ним, как олени, собирая вести о марше гномов и индрафангов. Но на рассвете он проследовал в голову отряда зеленых эльфов, а Тинувиэль осталась позади, оплакивая Тинвелинта, и Гвенделин она также считала мертвой.

Здесь надо отметить, что нагруженное войско гномов ушло из мест, которые они опустошили, и Наугладур был во главе их, и рядом с ним шли Уфедин и Бодруит. Во время пути Уфедин пытался выбросить из головы страшные глаза Гвенделин и не мог, и все счастье улетучилось из его сердца, которое съеживалось при одном только воспоминании об этом взгляде, но это не единственная терзавшая его тревога, потому что как только он поднимал глаза, они сразу наталкивались на Ожерелье гномов, сиявшее на шее Наугладура, и все мысли, кроме неодолимого желания обладать этой красотой, исчезали.

Так уходили те трое, и с ними все их войско, но такими невыносимыми стали муки, терзавшие душу Уфедина, что в конце концов не мог он их больше терпеть, поэтому, когда был объявлен привал, подполз он скрытно к месту, где Наугладур спал, и убил бы он этого гнома, если бы кто-то не схватил его неожиданно сзади за горло, и был это Бодруит, который был полон того же желания сделать эту чудесную вещь своей, но, схватив Уфедина, вынужден был убить его, потому как был он в родстве с Наугладуром. Тогда Уфедин ударил неожиданно назад, ударил в темноте, наудачу длинным тонким ножом, которым собирался убить Наугладура, и нож пронзил Бодруита, короля Белегоста, и, умирая, упал тот на Наугладура, и горло Наугладура, и ожерелье пропитались новой кровью.

При этом Наугладур проснулся с диким криком, но Уфедин уже убегал оттуда, задыхаясь, поскольку длинные пальцы индрафанга чуть не задушили его. Теперь, в свете принесенных факелов, Наугладур решил, что Бодруит хотел ограбить его и немало удивился, как того так вовремя убили, и назначил он богатую награду тому, кто убил Бодруита, если тот выйдет и расскажет все, что видел. И получилось так, что все долго не могли понять, куда подевался Уфедин, и гнев возрос среди гномов Ногрода и индрафангов, и многие были убиты, пока индрафанги, которых было меньше, не были рассеяны и не сделали лучшее, что могли √ ушли в Белегост, неся при себе скудную добычу. И с этого времени началась долгая вражда между этими двумя народами, которая распространилась на многие земли и стала причиной многих событий, о которых эльфы почти ничего не знают, да и люди редко что слышали. Очевидно, проклятье Мима очень рано возвратилось туда, откуда произошло, распространившись среди его сородичей, и нигде более не проявлялось, и никогда не падало оно с тех пор на эльдар.

Но когда побег Уфедина был-таки замечен, Наугладур в гневе приказал убить всех оставшихся номов. И после сказал он:

- Теперь свободны мы от индрафангов и от номов, и ото всех предателей, и не боюсь я более ничего.

Но Уфедин блуждал в лесах в великом страхе и ужасе, и казалось ему, стал он предателем собственного народа, для эльфов √ виновным в пролитии крови, преследуемый горящими глазами королевы Гвенделин, и ничего не осталось у него, кроме изгнания и страдания, и не имел он в золоте Глаурунга ни малейшей своей части, потому как все его сердце было охвачено страстью, но немногие жалели его.

Но сказывает повесть, что столкнулся он с разведчиками Берена, и те, узнав от него все о войске гномов, и о положении в нем Наугладура, и о том, как он предполагает идти, они быстро, словно ветер в кронах деревьев, понеслись обратно, к своему лорду. Но Уфедин не открыл им, кто он есть на самом деле, выдав себя за эльфа из Артанора, бежавшего из рабства захватившего его войска. Поэтому ему поверили, и он был отослан к Берену, потому что их командир мог┘┘┘┘его слова, и, тем не менее, Берен удивился его малодушному┘┘ ¹³ и опустил взгляд, и показалось Берену, что тот дал слово, и устроил он Наугладуру засаду. Не шел он более по горячим следам гномов, но зная, что они попытаются перейти реку Арос, в определенный момент свернул в сторону, идя быстро вместе с легконогими эльфами, он мог достичь Сарнатрода, Каменного Брода, раньше них. Арос здесь √ быстрый поток, совсем не похожий на тот, который течет через врата пещер Родотлима и темные логова Глаурунга¹⁴, и никак нельзя его здесь пересечь такому огромному тяжело нагруженному войску, кроме как у этого брода, да и то нелегко это сделать. Знай Наугладур о Берене, никогда бы не выбрал он этот путь, но ослепленный чарами и сияющим золотом не боялся он ничего как в своем войске так и вне его, и очень он торопился достичь темных пещер Ногрода, поскольку гномам не нравилось жить так долго при ярком свете.

И пришло все это войско к берегам Ароса, и построение их было таково: впереди шли ненагруженные, хорошо вооруженные гномы, в центре √ огромный отряд тех, кто нес золото Г и множество других вещей, добытых в чертогах Тинвелинта, а позади них, на лучшей лошади Тинвелинта ехал Наугладур, и фигура его выглядела весьма странно, поскольку ноги у гномов короткие и изогнутые; но два гнома вели ту лошадь, потому что шла она неохотно и была нагружена добычей. А позади всего войска шло много вооруженных, но легкогруженых гномов. И в таком порядке собрались они в день своего рока пересечь Арос.

Утро было, когда вышли они на берег Ароса, и солнце было уже в зените, когда они, вытянувшись цепочкой, пересекали по мелководью быстрый поток. Здесь он расширялся и разделялся на несколько узких каналов, дно которых было усыпано галькой, среди которой попадались камни и покрупнее. Наугладур слез со своей нагруженной лошади и приготовился пересечь поток, так как авангард уже поднимался на противоположный берег с отвесным, поросшим мелколесьем склоном, и ступили на него уже некоторые из несущих золото, другие же были посреди потока, но арьергард пока отдыхал.

И вдруг, все то место наполнилось звуком эльфийских рогов, и один┘┘ ¹⁵ чистым звуком над рекой, и был это рог Берена, лесного охотника. Затем воздух наполнился эльфийскими стрелами, бившими без промаха, хоть и сносил их ветер, и вот, из-за каждого дерева и камня стали выскакивать одетые в коричневое и зеленое эльфы, неперывно стреляя из своих колчанов. И поднялись тогда в войске Наугладура шум и паника, и те, кто находился посреди реки, побросали свои мешки и побежали обратно, но многие пали, пронзенные безжалостными стрелами, в воды Ароса и окрасили его чистые воды своей темной кровью.

А гномы на противоположном берегу быстро оправились от удара и сами атаковали, но эльфы рассыпались перед ними, пока другие продолжали осыпать их стрелами, и всего несколько эльфов пало, а гномы непрерывно теряли своих воинов. И была то √ великая битва у Каменного Брода┘┘ к Наугладуру, потому как, хотя даже он и его капитаны решительно повели свои отряды в атаку, никогда не смогли бы они захватить врага; и смерть дождем прошлась по их рядам, и были они сломаны, и бежали. И звук чистого смеха поднялся среди эльфов, и они продолжали стрелять, потому что маленькие бегущие фигурки гномов, их белые бороды, развевающиеся по ветру, наполняли эльфов безудержным весельем. Но Наугладур вместе с несколькими гномами остался стоять, и вспомнил он тогда слова Гвенделин, потому как вышел к нему Берен, который отбросил в сторону лук и выхватил из ножен сверкающий меч; и был Берен очень высок даже среди эльдар, хотя и уступал он Наугладуру в плечах.

И сказал тогда Берен:

- Защищай как можешь свою жизнь, крючконогий убийца, или я возьму ее.

И Наугладур предлагал даже отдать Берену Науглафринг, чудесное ожерелье, за то, что сможет он уйти невредимым. Но Берен сказал:

- Его я смогу взять, когда ты будешь убит.

И один вступил Берен в схватку с Наугладуром и теми, кто остался с ним, и многих убил он, пока остальные не убежали под насмешливые крики эльфов. И так Берен остался один на один с Наугладуром, убийцей Тинвелинта. И отчаянно защищался Наугладур, и жестокий был это бой, и многие из эльфов, в страхе за своего предводителя, натягивали тетивы, но Берен приказал всем не стрелять, пока он будет биться.

Очень мало говорится о ранениях и ударах того боя, только, что Берен получил много ранений, а многие из его сильнейших ударов не причиняли Наугладуру почти никакого вреда из-за того, что на том была сделанная гномами и обладавшая магическими свойствами кольчуга. И, говорят, три часа бились они, и начали уставать руки Берена, но не Науглудура, привыкшего махать в кузне могучим молотом, и иным был бы исход боя, если бы не проклятье Мима. Видя, что Берен стал ослабевать, Наугладур усилил свой натиск, и тяжкое проклятье вселило надменность в его сердце, и подумал он: "Я убью этого эльфа, и его народ бежит в страхе предо мной", и, сжав сильнее меч, он занес его в могучем ударе и крикнул:

- Встреть свою смерть, дитя леса.

И в тот самый момент его нога нашла качающийся камень, и он споткнулся, но Берен увернулся от удара и, схватив Наугладура за бороду, нашел на нем золотое ожерелье и, потянув за него, свалил Наугладура с ног, и меч Наугладура выпал из его руки, но Берен подхватил его и им же и убил гнома, сказав при этом:

- Я не буду пятнать свой сверкающий меч твоей темной кровью, когда нет в том нужды.

И тело Наугладура было брошено в Арос.

И тогда посмотрел наконец Берен на ожерелье √ и увидел он сильмариль, который сам добыл в Ангбанде и стяжал тем вечную славу. И сказал он:

- Никогда не видели мои глаза Светильник Фаэри горящим и вполовину столь прекрасно как сейчас, среди золота, камней и магии гномов.

И велел он вымыть то ожерелье, и не выбросил он его, не зная ничего о его силе, но унес его с собой в леса Хитлума.

А Арос несет свои воды над затонувшими сокровищами Глаурунга и до сих пор, так как некоторое время спустя гномы Ногрода приходили туда и искали их и тело Наугладура, но вода в Аросе неожиданно поднялась, и гномы те канули в вечность. И так велик сейчас ужас того Каменного Брода, что никто с тех пор не ищет сокровищ, которые он охраняет, и никто не осмеливается пересекать Арос в том зачарованном месте.

А в долинах Хитлума царило веселье, когда возвратились эльфы, и велика была радость Тинувиэли, когда она снова увидела Берена, возвращающегося среди друзей, но не сильно облегчило печаль ее, вызванную смертью Тинвелинта, то, что Наугладур и много гномов были убиты. Тогда Берен попытался утешить ее, и взяв ее в свои руки, закрепил Науглафринг на ее шее, и все были зачарованы ее красотой, и сказал Берен:

- Смотри, это Светильник Феанора, который мы с тобой вырвали из Ада.

И улыбнулась Тинувиэль, вспомнив первые дни их любви и тяжкие дни, проведенные в диких землях.

Надо сказать, что Берен послал за Уфедином и богато вознаградил его за то, что тот верно указал местоположение войска гномов. И велел ему Берен жить в┘┘ среди его народа, и Уфедин согласился неохотно. Но некоторое время спустя произошло то, чего он меньше всего желал: в лесу послышались звуки печальной песни √ это была скитающаяся безумная Гвенделин, и ноги принесли ее на поляну, где были Берен и Тинувиэль. Берен в ужасе воззрился на Гвенделин, Тинувиэль же вдруг вскричала, и горе и радость смешались в ее голосе:

- О мама Гвенделин, вот куда ты пришла, а я думала, что тебя уже нет в живых.

И доброй была встреча тех двоих на лесной поляне. И Уфедин бежал от эльфов, потому как не мог он вынести взгляд глаз Гвенделин, и безумие овладело им, и никто не может сказать, какой несчастной была его дальнейшая судьба, и ничего кроме сердечных мук не получил он от Золота Глаурунга.

И слыша крики Уфедина, Гвенделин в изумлении смотрела ему вслед, и память вернулась в ее глаза, и закричала она, словно в изумлении, увидев Ожерелье гномов, висевшее на шее Тинувиэль. И гневно вопросила она Берена, что это означает, и как позволил он этой проклятой вещи коснуться Тинувиэль. И рассказал ей Берен¹⁶ обо всем, что поведал ему Хуан, в фактах или догадках, и о преследовании и бое у брода, и сказал он в конце:

- И не вижу я никого (поскольку Повелитель Тинвелинт в Валиноре), кто может носить камень Богов, кроме Тинувиэль.

Но Гвенделин рассказала о проклятьи дракона, и о крови, пролившейся в королевских чертогах,

- И еще одним, более сильным проклятьем, источника коего не знаю я, оплетена эта вещь, и не думаю я, что свободна она от чар наиболее сильной злобы.

Но Берен рассмеялся, говоря, что сильмариль и его святость могли победить все это зло, также как сжег он плоть Каркараса.

- И никогда, - сказал он, - не видел я мою Тинувиэль столь прекрасной, как сейчас, когда на ней эта чудесная золотая вещь.

И так ответила Гвенделин:

- Долго пребывал сильмариль в короне Мэлько, которую ковали злые кузнецы.

И сказала тогда Тинувиэль, что желает она не вещи из драгоценных и прекрасных камней, но радости эльфов в лесах, и к радости Гвенделин сняла она ожерелье со своей шеи, но Берен не особо этому обрадовался и, конечно же, не допустил, чтобы эта вещь безвозвратно исчезла, и хранил он ее в своей┘┘┘ ¹⁷ Затем Гвенделин довольно долго жила с ними в лесах и была излечена, но в конце концов с сожалением ушла она обратно в сады Лориэна и никогда более не появлялась в сказаниях обитателей Смертных Земель. Но Берен и Тинувиэль почувствовали вскоре приближение рока смертных, о чем говорил им Мандос, выпуская их из своих чертогов, и может из-за проклятья Мима пришел он к ним быстрее. Но не в одно время ушли они. Когда родился сын их, Диор ¹⁸ Прекрасный, Тинувиэль стала увядать, как и все эльфы с начала дней, и исчезла она в лесах, и никто не видел ее более танцующий. Но Берен искал ее повсюду в землях Хитлума и Артанора, и не было среди эльфов никого более одинокого, чем он. И когда устал он от жизни, Диор, его сын, остался правителем коричневых эльфов и зеленых, и Лордом Науглафринга.

Возможно, правду говорят Элфы о том, что те двое охотятся сейчас в лесах Ороме в Валиноре, и Тинувиэль танцует на лесных полянах Нессы и Ваны, дочерей Богов. Но глубокой была печаль эльфов, когда покинул их Гуилвартхон, и, будучи лишенными предводителя, стали они уменьшатся в количестве своем, и многие из них отправились в Гондолин, слухи о возросшем могуществе и славе которого, передавались из уст в уста среди эльфов.

Когда Диор достиг зрелого возраста, правил он уже многочисленным народом, и также, как Берен, любил он леса; и в песнях называют его Аусиром Богатым за то, что владел он Ожерельем гномов. История Берена и Тинувиэль омрачала его сердце, и носил он ожерелье на шее, потому как любил он его красоту. И слава этого камня распространилась как пожар по всем землям Севера, и говорили друг другу эльфы:

- Сильмариль Феанора сияет в лесах Хисиломэ.

И подошли долгие дни эльфов к тому времени, когда Туор жил в Гондолине, а дети появились у Диора эльфа¹⁹, Ауредхир и Эльвинг, и Ауредхир очень походил на праотца своего Берена, и очень любил его, хоть и не так как Диор. Эльвинг же прекрасную, все поэмы называют "прекрасной как Тинувиэль", будто она и вправду была такой. Но это трудно сказать, зная любовь эльфийского народа ко всему древнему. И были то дни счастья в долинах Хитлума, и был мир и с Мэлько, и с гномами, которые строили заговор против Гондолина, и в Ангбанде велась огромная работа. И горечь поселилась в сердцах семи сыновей Феанора, помнящих свою клятву. И Майдрос, искалеченный Мэлько, был сейчас их предводителем, и созвал он своих братьев: Маглора и Динителя, и Дамрода, и Кэлегорма, и Карантора, и Куруфина Искусного и поведал он им о том, что стало ему известно, что сильмариль, который сделал отец их Феанор, является сейчас гордостью и славой Диора из южных долин,

- И Эльвинг, дочь его, носит его, куда бы ни направлялась; но не забыли вы, что поклялись мы не иметь мира ни с Мэлько, ни с кем из его народа, ни с кем-либо другим, кто прячет от нас сильмариль Феанора. За что получили мы изгнание и скитания и правление малым и забытым народом, если другие присваивают себе наши вещи?

И случилось так, что послали они к Диору Куруфина Искусного, и рассказали ему о своей клятве и велели ему отдать сильмариль тем, кто имеет на него право, но Диор, видя красоту Эльвинг, не стал так поступать, сказав, что не вынесет, если Науглафринг, прекраснейшее из когда-либо существовавших творений, будет уничтожено.

- Тогда, - сказал Куруфин, - Науглафринг должен быть отдан целым в руки сыновей Феанора.

И разгневался Диор, и приказал ему уходить, и не пытаться более требовать у него то, что отец его Берен Однорукий вырвал из пасти Мэлько,

- Другие два находятся там же, - сказал он, - если ваши сердца достаточно храбры.

И когда пришел Куруфин обратно к братьям, то из-за нерушимой своей клятвы и жажды сильмарилля (но не из-за проклятья Мима или дракона) задумали они пойти на Диора войной, и до сих пор с позором вспоминают эльдар это их деяние, первую умышленную войну эльфов против эльфов, чьи имена, однако, знамениты среди эльдалиэ за их страдания. Но мало хорошего выпало им за это, поскольку напали они на Диора неожиданно, и Диор и Ауредхир были убиты, но Эвранин, нянька Эльвинг, и Герет, ном, быстро и неожиданно сбежали вместе с Эльвинг из тех краев, унося с собой Науглафринг, так что сыновья Феанора его даже не увидели. Но войско Диора, спешившее как могло, но все же опоздавшее к бою, неожиданно обрушилось на них сзади, и была великая битва, в которой был убит Маглор, и Май┘┘ ²⁰ скончался в лесу от нанесенных ран, и Кэлегорм был пронзен сотней стрел, и рядом с ним пал Карантор. И так проиграли битву эту сыновья Феанора, и коричневые и зеленые эльфы рассеялись по всем землям, и не обращали они внимания на Майдроса, Куруфина и Дамрода, которые убили их повелителя, и, говорят, что в день той битвы эльфов Мэлько прознал о том, где находится Гондолин, и несчастья эльфов достигли наивысшего своего предела.

И никого не осталось из потомков Берена Эрмабведа, сына Эгнора, кроме Эльвинг Прекрасной, и скиталась она в лесах, и коричневые и зеленые эльфы собирались понемногу вокруг нее, и затем ушли они навсегда из долин Хитлума на юг, к глубоким водам Сириона, в благодатные земли.

И так, все судьбы фэйри сплелись в одну нить, и нить эта √ великая повесть об Эаренделе, к истинному началу которой подошли мы сейчас.

И сказал тогда Айлиос:

- Думается мне, что на сегодня достаточно историй.

Комментарий Oumnique: Word-версию этого текста можно найти на сайте http://attend.to/tolkien.