Книга Забытых сказаний ≈ первое значительное художественное произведение Дж. Р. Р. Толкиена, начатое в 1916√17 годах, когда автору было двадцать пять лет, и оставленное незавершенным несколькими годами позже. Замысел Средиземья и Валинора возник именно в этой Книге, ибо Забытые сказания ≈ прообраз тех мифов и легенд, что впоследствии будут названы Сильмариллион. Связующей нитью Сказаний, погруженных в контекст ассоциаций с английскими легендами, служит путешествие через океан мореплавателя Эриола (или Эльфвинэ) на запад, к берегам Тол Эрессеа, Одинокого Острова, где обитают эльфы. От них он узнает истинную историю Дивного народа ≈ Забытые сказания эльфов. В Сказаниях мы находим ранние представления о географии и космографии этого придуманного мира и первые упоминания Валар и эльфов, гномов, балрогов и орков, Сильмариллов и Двух Древ Валинора, Нарготронда и Гондолина.

Книга Забытых сказаний будет опубликована в двух томах. Настоящий ≈ первый ≈ содержит Сказания Валинора. Во второй будут включены легенды о Берене и Лютиэн, о Турине и Драконе, а также единственные полные повествования об Ожерелье Гномов и Падении Гондолина. Каждая история сопровождается комментарием в виде короткого очерка, текстами связанных с ней стихотворений, а каждый том содержит обширный указатель имен и словарь ранних эльфийских языков.

Книга Забытых сказаний, написанная от шестидесяти до семидесяти лет назад, ≈ первое существенное художественное произведение Дж. Р. Р. Толкиена и первое появление Валар, Детей Илуватара ≈ эльфов и людей, гномов и орков, а также стран, в которые оправлена их история ≈ Валинора, лежащего за краем западного океана, и Средиземья ≈ ╚Больших Земель╩ между морями востока и запада. Спустя пятьдесят семь лет после того как мой отец прекратил работу над Забытыми сказаниями, вышел в свет Сильмариллион ⁱⁱ≈ их основательно преображенный наследник. С тех пор прошло шесть лет. Это предисловие кажется мне удобной возможностью высказать некоторые соображения по поводу обоих произведений.

Сильмариллион обычно считается ╚трудной╩ книгой, требующей объяснений и особого ╚подступа╩, в чем он значительно отличается от Властелина Колец. В седьмой главе своей книги ╚Дорога в Средиземье╩ профессор Т. А. Шиппи соглашается с этим: ╚Сильмариллион не мог не быть тяжелым чтением╩ (с. 201), ≈ и разъясняет, почему этого следовало ожидать. По его мнению, существенных причин две (хотя не совсем честно вырывать из сложных рассуждений отдельные фрагменты). В первую очередь ≈ отсутствие в Сильмариллионе посредников вроде хоббитов (тогда как в Хоббите ╚Бильбо выступает в роли связующего звена между современностью и древним миром гномов и драконов╩). Отец явно беспокоился, что, будь ╚Сильмариллион╩ опубликован, отсутствие хоббитов ощущалось бы как пробел ≈ и не только читателями, которым они пришлись особенно по сердцу. В одном из писем 1956 года (Письма Дж. Р. Р. Толкиена, с. 238), после публикации вскоре Властелина Колец, он говорил:

╚Я не думаю, что он имел бы очарование ВК ≈ без хоббитов! Насыщенный мифологией, волшебством и всеми теми ╚высокими словесами╩ (как мог бы сказать Чосер), что столь не по вкусу многим критикам╩.

Замысел Сильмариллиона пуритански строг; читатель избавлен от такого ╚посредничества╩, такой преднамеренной коллизии (гораздо большей, чем нечаянный моветон), как та, что возникает при встрече конунга Теодена с Пином и Мерри на руинах Изенгарда.

≈ До свидания, холь┘ хоббиты! Может, еще увидимся у меня во дворце. Вы тогда мирно усядетесь рядом со мною и расскажете обо всем, о чем душа пожелает: и о деяниях ваших предков, обо всем, что памятно из них┘

Хоббиты низко поклонились.

≈ Вот он, значит, повелитель Ристании! ≈ вполголоса проговорил Пин. ≈ Старик хоть куда. А учтивый какой! ⁱⁱⁱ

Второе соображение заключается в том, что ╚Сильмариллион отличается от ранних произведений Толкиена отказом от традиций романного жанра. В большинстве романов (включая Хоббита и Властелина Колец) на передний план выдвигается один герой, наподобие Фродо или Бильбо, а затем рассказывается приключившаяся с ним история. Конечно, создает историю романист, и потому он всеведущ: он может объяснить или показать, что происходит ╚на самом деле╩, противопоставляя это ограниченному полю зрения своего персонажа╩.

Но коли так, то здесь очевидно примешивается вопрос о литературном вкусе (или привычке). Возникает также упоминаемая профессором Шиппи проблема, буквально, раз√ очарования ≈ ╚разочарования по недоразумению╩, испытанного теми, кто ожидал второго Властелина Колец. Некоторые читатели почувствовали себя оскорбленными, что однажды вылилось в обращенный ко мне упрек: ╚Это же Ветхий Завет какой-то!╩ Против столь ужасного приговора возразить нечего (хотя вряд ли тот читатель далеко продвинулся по книге, прежде чем был окончательно сражен этим убийственным сравнением). Конечно, ╚Сильмариллион╩ предназначался для того, чтобы непосредственно затрагивать сердце и воображение, и не требует чрезвычайных усилий или каких-то незаурядных способностей; однако ему присущ особый лад, и потому сомнительно, чтобы какой-либо ╚подступ╩ мог сильно помочь тому, кто считает эту книгу недоступной.

Есть и третье соображение (которое профессор Шиппи выдвигает в другом месте):

╚[Властелину Колец], подобно Беовульфу, в полной мере свойственно ╚ощущение глубины╩, возникающее, как и в старом эпосе, благодаря вкрапленным в него песням и историям, вроде баллады Арагорна о Тинувиэль или припомненных Сэмом стихов о Сильмариллах и Железной короне, рассказа Элронда о Келебримборе и множества других. Однако это ощущение является свойством именно Властелина Колец, но не вставных историй. Рассказывать их отдельно от обрамляющей повести и ожидать, что они сохранят свое очарование, было бы ужасной ошибкой ≈ ошибкой, которую Толкиен воспринял бы болезненнее кого-либо другого. Как он писал в поясняющем письме от 20-го сентября 1963 года:

╚Меня терзают сомнения относительно этой затеи [написать Сильмариллион]. Часть притягательности ВК, возникает, как я полагаю, благодаря отблескам мощного пласта историй, служащих повествованию фоном и приковывающих внимание подобно вершинам неизвестного острова на горизонте или солнечным зайчикам, играющим в дымке на шпилях далекого города. Приближение разрушает волшебство, если только при этом не открываются новые вершины╩. (Письма, с.333)

Приближение разрушает волшебство. Что же до явления новых ╚вершин на горизонте╩, то проблема, над которой Толкиен, должно быть, не раз ломал голову, заключается в том, что во Властелине Колец Средиземье уже старо и обременено оставшейся позади историей. Сильмариллион же, в его полном варианте, был призван начать с самого начала. Но как можно создать ощущение глубины, когда ты уже опустился на самое дно?╩

Цитированное здесь письмо определенно свидетельствует, что отец воспринимал (следует, наверное, уточнить: временами воспринимал) все это как серьезную проблему, которая для него не была новой: еще во время работы над Властелином Колец, в 1945 году, он писал мне (Письма, с. 110):

╚История должна быть рассказана, иначе это не история, однако сильнее всего действуют именно нерассказанные истории. Я думаю, повесть о Келебримборе тронула тебя потому, что она вызывает острое ощущение бесконечности, свойственное всем недосказанным историям: далекие горы, на которые никогда не взберешься, темнеющий на горизонте лес, которого (как дерева Ниггля) никогда не достигнешь, ≈ а если достигнешь, он становится всего лишь соседней рощей┘╩

Суть дела точно иллюстрируется песней Гимли в Мории, в которой бесконечно отдаленным эхом древнего мира звучат великие имена:

Этим своим ╚ЗдOрово!╩ Сэм не только опосредует (и ╚присэмляет╩) высокое ≈ могучих королей Нарготронда и Гондолина, Дарина на его резном каменном троне, ≈ но и относит их в еще большую даль, даль волшебства, которое, как в этот миг кажется, развеется, только тронь его.

Профессор Шиппи говорит, что ╚рассказывать [те истории, которые вкраплены во Властелин Колец] отдельно от обрамляющей повести и ожидать, что они сохранят свое очарование, было бы ужасной ошибкой╩. Ошибка, по всей видимости, заключается не в том, чтобы вообще рассказывать истории, а в том, чтобы питать относительно них такие иллюзии. Отец в 1963 году явно представляется профессору Шиппи ломающим голову, стоит или нет браться за перо, ибо слова письма: ╚Меня терзают сомнения относительно этой затеи╩ профессор истолковывает как: ╚затеи написать Сильмариллион╩. Но, говоря это, отец ни в коей мере не имел в виду собственно произведение, которое в любом случае было давно завершено, а по большей части и неоднократно переделано (намеки на события Сильмариллиона во Властелине Колец не иллюзорны). Настоящий вопрос, дает он понять в том же письме немного выше, заключался для него в том, как представить эту публикацию после выхода в свет Властелина Колец, когда, как он полагал, лучшее время уже упущено:

╚Я по-прежнему боюсь, что публикация потребует огромного труда, а я вожусь слишком медленно. Легенды надо переработать и согласовать друг с другом (они создавались в разное время, некоторые ≈ много лет назад), увязать с Властелином Колец и внести в них некую последовательность. Простые приемы вроде путешествия или экспедиции здесь уже непригодны.

Меня терзают сомнения относительно этой затеи┘╩

Когда, после его смерти, возник вопрос о публикации ╚Сильмариллиона╩ в той или иной форме, я не придал значения этим сомнениям. Эффект ╚отблесков мощного пласта историй, служащих повествованию фоном╩ во Властелине Колец неоспорим и чрезвычайно важен, но я не думал, что эти ╚отблески╩, использованные в нем с таким мастерством, будут препятствовать любому дальнейшему углублению в этот пласт.

Литературное ╚ощущение глубины, возникающее┘ благодаря вкрапленным в него [Властелин Колец] песням и историям╩ не может служить критерием оценки произведения, выполненного в совершенно ином стиле: это означало бы рассматривать историю Предначальной эпохи прежде всего или даже исключительно с точки зрения ее ценности для художественного приема, использованного во Властелине Колец. Точно так же нельзя механически переместиться назад по вымышленной истории к событиям, имеющим лишь смутный и нечеткий абрис, чья прелесть заключается именно в неопределенности их очертаний. Более подробные хроники могущественных королей Нарготронда и Гондолина предполагали бы опасное приближение ко дну колодца, в то время как подробная хроника Творения означала бы касание этого дна и окончательную утрату ощущения глубины ≈ ╚когда ты уже опустился на самое дно╩.

На самом деле все совсем не так, вернее, не совсем так. ╚Глубина╩, о которой речь, требует лишь взаимосвязи между разными временными слоями или уровнями одного и того же мира. Невообразимая древность незапамятных времен будет обязательно и непрерывно ощущаться при условии, что у читателя есть место, наблюдательный пункт в воображаемой истории, с которого он смотрит в прошлое. И этот необходимый наблюдательный пункт предоставляется уже тем обстоятельством, что Властелин Колец дает мощное ощущение фактуры физического времени, гораздо более мощное, чем голая хронология или список дат. Чтобы прочесть Сильмариллион, следует представить себя в Средиземье конца Третьей Эпохи, добавив к возгласу Сэма: ╚ЗдОрово!╩ -≈ пожелание: ╚Узнать бы обо всем этом побольше╩. Более того, приданная Сильмариллиону сжатая форма, его очерковая манера вместе с намеками на стоящие за ним века поэзии и преданий создают ощущение ╚нерассказанных историй╩ даже по ходу изложения этих историй, постоянно удерживая необходимую дистанцию. Повествование разворачивается неспешно, читателя не гнетет предчувствие того, что вот-вот что-то случится. Самих Сильмариллов мы на самом деле не видим, как видели Кольцо. Создатель ╚Сильмариллиона╩, используя его собственные слова об авторе Беовульфа, ╚рассказывает о делах далеких и исполненных печали, и его искусство вонзает в сердце острие давнего и непоправимого горя╩.

Как теперь стало окончательно ясно, у отца было большое желание опубликовать ╚Сильмариллион╩ вместе с Властелином Колец. Я не касаюсь вопроса об осуществимости и целесообразности этого в то время, так же как не строю никаких предположений о последующей судьбе такой объемистой и пестрой тетралогии, или о разных планах, которые мог бы принять отец после того, ≈ ибо дальнейшее развитие собственно ╚Сильмариллиона╩, истории Предначальной эпохи, было бы прекращено. Однако с его посмертной публикацией почти четверть века спустя естественный порядок представления ╚средиземских дел╩ оказался поставленным с ног на голову. Весьма спорно благоразумие решения опубликовать в 1977 году первоначальную версию ╚легендариума╩ отдельной книгой, заявляя при этом, что она не требует пояснений. Выпущенное в свет произведение, не сопровождаемое хотя бы намеком, что это такое и откуда (в том, вымышленном мире) взялось, повисло в пустоте. Сегодня я полагаю эту публикацию ошибкой.

В уже цитировавшемся письме 1963 года звучат размышления отца о форме, в которую могли бы быть облечены легенды Предначальной Эпохи. Исходный вариант, представленный Книгой Забытых сказаний, где Эриол из племени Людей, пересекая океан, попадает на остров, населенный эльфами, и из уст обитателей острова узнает их историю, постепенно был отвергнут. Когда в 1973 году отец умер, ╚Сильмариллион╩ все еще находился в характерном для незавершенной работы состоянии: первые главы были серьезно исправлены или вообще переписаны, а заключительные застыли в том виде, в котором были оставлены двадцать лет назад. В самых последних исправлениях текста нет никакого указания или намека на повествовательное обрамление, в которое их предполагалось поместить. Мне кажется, в конце концов отец склонялся к тому, чтобы вообще не объяснять, когда и кем в Средиземье были записаны эти предания.

В первом издании Властелина Колец Бильбо в Раздоле в качестве прощального дара преподносит Фродо ╚несколько книг преданий и песен, плод многолетнего труда; листы были тесно исписаны его мелким почерком, а на малиновых обложках красовались ярлыки: Перевод с эльфийского Б.Т.╩. ^vi Во втором издании ╚несколько книг╩ стали ╚тремя книгами╩, а в замечании О летописях Хоббитании, добавленных в этом издании к Прологу, отец говорит, что содержание ╚трех томов, переплетенных в красную кожу╩ сохранилось в Алой Книге Западных Пределов, записанной в Гондоре, в 172 году Четвертой Эпохи королевским писцом Финдегилем, а также что:

╚Эти три тома ≈ работа, потребовавшая великого мастерства и упорства, в которой┘ Бильбо использовал все доступные ему в Раздоле источники, письменные и устные. Поскольку они рассказывают почти исключительно о Предначальной Эпохе, Фродо их почти не использовал, и больше они здесь не упоминаются╩.

В Полном путеводителе по Средиземью Роберт Фостер говорит: ╚Квэнта Сильмариллион ≈ это, несомненно, один из Переводов с эльфийского Бильбо, сохранившихся в Алой Книге Западных Пределов╩. Мне тоже кажется, что ╚книги преданий╩, которые Бильбо подарил Фродо, в конце концов должны были оказаться ╚Сильмариллионом╩. Но поскольку, насколько мне известно, кроме процитированного выше отрывка в сочинениях отца на этот счет ничего не говорится, то я не осмелился принять на себя ответственность и определенно высказать то, что лишь подозревал ≈ и, как мне сейчас кажется, напрасно.

Что касается ╚Сильмариллиона╩, передо мной было три пути. Я мог неопределенно долго препятствовать его публикации на том основании, что это незавершенное произведение, не свободное от противоречий. Мог принять эту работу как есть и, цитируя свое предисловие к ней, ╚попытаться представить все разнообразие материалов, чтобы показать ╚Сильмариллион╩ как творческий процесс, последовательно развивавшийся на протяжении более чем полувека╩. В этом случае, как я писал в Незаконченных преданиях (с. 1), он выглядел бы ╚как комплекс ветвящихся текстов, связанных между собой комментариями╩ ≈ предприятие, более грандиозное, чем может показаться из этих слов. В итоге я выбрал третий путь ≈ ╚выработать единый текст, отбирая и упорядочивая фрагменты таким образом, чтобы получить наиболее гладкое и внутренне согласованное, на мой взгляд, повествование╩. После того как это решение, наконец, было принято, вся редакторская работа ≈ моя и помогавшего мне Гая Кэя ≈ была направлена на то, чтобы в соответствии с указанием отца в письме 1963 года, ╚легенды┘ переработать и согласовать друг с другом┘ [и] увязать с Властелином Колец╩. Так как целью являлось представление ╚Сильмариллиона╩ в виде ╚законченного и единого целого╩ (хотя по природе своей он вряд ли позволял добиться этого в полной мере), то и в опубликованной книге не оказалось никакого введения во все перипетии его истории.

Как бы ни оценивать все это, результат, которого я никак не предвидел, заключался в том, что запутанность ╚Сильмариллиона╩ получила дополнительное измерение, связанное с неопределенностью его возраста. Камнем преткновения и источником многих недоразумений стали вопросы о том, рассматривать ли его как ╚раннего╩ или ╚позднего╩ Толкиена, или как их смесь в какой-то пропорции; какова степень редакторской правки, перестановок (или даже дописывания). Профессор Рэндел Хелмс в книге Толкиен и Сильмариллы поставил вопрос таким образом:

╚Любой, кто подобно мне интересуется развитием Сильмариллиона, захочет ознакомиться с Незаконченными преданиями ≈ и не только потому, что они интересны сами по себе, но и потому, что соотношение между ними и Сильмариллионом служит классическим примером к извечному вопросу литературной критики: что же на самом деле является литературным произведением? То, что создал (или намеревался создать) автор, или же то, что в конечном счете выходит из-под редакторского карандаша? Для действующего критика проблема становится особенно острой когда, как произошло с Сильмариллионом, писатель умирает, не закончив работу, и оставляет разные версии некоторых ее частей, которые затем, правдами и неправдами, публикуются. Какую версию критик должен считать ╚настоящей╩?╩

Он, однако, говорит также: ╚Кристофер Толкиен в данном случае помог нам, честно признав, что Сильмариллион в доступном нам виде ≈ творение не отца, но сына╩. Это серьезное недоразумение, причиной которого послужили мои неосторожные слова.

Тот же профессор Шиппи, принимая на с. 169 мои заверения в том, что в опубликованной версии остался ╚почти весь╩ ╚Сильмариллион╩ образца 1937 года, в другом месте, тем не менее, явно не желает видеть его ничем иным, как ╚поздним╩ или даже последним произведением автора. В статье же Констанс Б. Хайетт ╚Текст Хоббита: разбирая пометки Толкиена╩ (English Studies in Canada, VII, 2, Summer 1981) делается вывод: ╚на самом деле предельно ясно, что в тени Сильмариллиона мы никогда уже не сможем различить последовательные этапы развития авторского замысла╩.

Однако при всех сложностях и неясностях не вызывает сомнения тот очевидный факт, что для создателя Средиземья и Валинора все их эпохи, страны и обитатели взаимосогласованы и неразрывно связаны вне зависимости от литературных обстоятельств и от того, как преображались отдельные части замысла на протяжении всей его жизни. Он хорошо понимал, что многие, с удовольствием прочитавшие Властелин Колец, никогда не захотят видеть в Средиземье что-то большее, чем просто декорацию пьесы, и будут наслаждаться ощущением ╚глубины╩, вовсе не желая нырять до дна. Но эта ╚глубина╩ ≈ не фокус, наподобие полки с декоративными книжными корешками, за которыми нет собственно книг; а квениа и синдарин ≈ это полноценные языки. Мы имеем полное право исследовать этот мир вне зависимости от литературно-критических соображений, и попытка самым подробным образом выяснить его конструкцию, начиная с мифа о Сотворении, будет совершенно правильной. При этом каждый обитатель, каждая деталь выдуманного мира, уже в силу того, что они показались существенными его автору, достойны внимания: Манве или Феанор ничуть не меньше, чем Гэндальф или Галадриэль; Сильмариллы не меньше, чем Кольцо. Великая Музыка, иерархия божеств, обиталища Валар, судьба Детей Илуватара являются деталями, важными для восприятия целого. В принципе, такие исследования вполне законны; они основываются на отношении к вымышленному миру как к предмету наблюдения и изучения, который ничуть не хуже множества других предметов наблюдения и изучения в нашем слишком прозаическом мире. Опираясь именно на эти соображения и зная, что другие разделяют их, я подготовил сборник, получивший название Незаконченные предания.

Авторское видение его собственного детища исподволь, постепенно смещалось, меняло очертания и расширялось. Только в Хоббите и Властелине Колец части творения слились при жизни творца и были запечатлены в книге. Поэтому исследовать Средиземье и Валинор ≈ сложная задача: предмет исследования текуч и по-разному выглядит в сечениях ╚поперек╩ времени (таким поперечным сечением служит напечатанная книга, не претерпевающая затем существенных изменений) и ╚вдоль╩ времени (времени жизни автора). Публикацией ╚Сильмариллиона╩ ╚продольная╩ история была рассечена поперек, что придало ей подобие законченности.

Это довольно сумбурное обсуждение ≈ попытка осветить основные мотивы, побудившие меня к публикации Книги Забытых сказаний. Она представляет первый этап ╚продольной╩ истории Средиземья и Валинора, когда мощное укрупнение географического масштаба, как бы растягивающее карту во все стороны от центра и отодвигающее Белерианд все дальше на запад, было еще делом далекого будущего; когда и речи не шло о Предначальной эпохе, завершающейся затоплением Белерианда, ибо не было представления о других Эпохах; когда эльфы были всего лишь ╚волшебными существами╩, и даже Румилю, ученейшему из Нолдор, далеко до грозных мудрецов позднего Толкиена. В Книге Забытых сказаний принцы Нолдор ≈ редкие гости, так же как Серые эльфы Белерианда; Берен ≈ эльф, а не человек, и попадает он в плен к чудовищному коту, одержимому злом, ≈ самому первому исполнителю роли, которая впоследствии перейдет к Саурону; гномы ≈ недобрый народ; а историческая связь квениа и синдарина представляется весьма непривычной. И это лишь несколько самых заметных деталей, полный же их перечень был бы слишком длинным. С другой стороны, уже возникает жесткий несущий каркас, пригодный для дальнейшего использования. Более того, история истории Средиземья редко шла путем исключения тех или иных эпизодов ≈ гораздо чаще легенды подвергались деликатной трансформации, наподобие той, которая возникает при пересказе предания множеством поколений людей. Именно так история Нарготронда соприкоснулась с историей Берена и Лютиэн, ≈ соприкосновение, на которое в Книге Забытых сказаний нет даже намека, хотя обе повести в ней присутствуют.

Книга Забытых сказаний была начата отцом в 1916√17 годах, во время Первой мировой войны, когда ему было двадцать пять лет, и оставлена незавершенной несколькими годами позже. Она служит отправной точкой истории Валинора и Средиземья, по крайней мере, если говорить о полноформатных произведениях. Однако, прежде чем Сказания были закончены, отец обратился к сочинению длинных поэм ≈ Песнь о Лейтиан (история Берена и Лютиэн) в обычных рифмованных строфах и Дети Хурина в технике аллитерационного стихосложения. Повторно работа над мифологией в прозе началась с новой отправной точки ^vii ≈ весьма краткого конспекта, или ╚Наброска╩, как его называл отец, написанного в 1926 году и предназначенного служить лишь в качестве контекста, необходимого для понимания второй поэмы. В дальнейшем прозаический ╚Набросок╩ развивался по прямой линии к той версии ╚Сильмариллиона╩, которая была почти готова к ноябрю 1937 года, когда отец оборвал работу над ней, чтобы отослать ≈ как есть ≈ в издательство Allen and Unwin. Существуют, однако, важные ответвления и вспомогательные тексты, созданные в 30-е годы, такие как Анналы Валинора и Анналы Белерианда (фрагменты которых сохранились также в переводе на староанглийский, сделанном Эльфвинэ (Эриолом)), принадлежащее Румилю космологическое описание, называемое Амбарканта, ╚Очертание Мира╩, и Лхаммас, или ╚Описание языков╩ Пенголода из Гондолина. После этого история Первой эпохи была на многие годы отложена, до завершения работы над Властелином Колец, но непосредственно перед публикацией последнего отец с большой энергией вернулся к ╚Сильмариллиону╩ и связанным с ним произведениям.

Двухтомник Забытых сказаний станет, как я надеюсь, началом серии, в которой история продолжится этими более поздними произведениями в стихах и прозе. В надежде на это я снабдил книгу серийным заголовком, рассчитанным на то, чтобы под него подходило всё, что может появиться в дальнейшем, хоть я и опасаюсь, что ╚История Средиземья╩ может звучать чересчур амбициозно. В любом случае данный заголовок не предполагает ╚Истории╩ в обычном смысле слова. В мои намерения входит публикация законченных или почти законченных текстов, так что книги будут больше похожи на ряд переизданий. Главной целью я ставил себе не распутывание каждой отдельной ниточки, а ознакомление читателей с теми произведениями, которые могут и должны восприниматься как полные.

Мне всегда было крайне интересно следить за развитием этой долгой истории, и я надеюсь, что те читатели, кому по душе такого рода штудии, разделят этот интерес, к коренным ли трансформациям сюжета и космологии или к такому нюансу, как явление остроглазого Леголаса Зеленого Листа еще в легенде о Падении Гондолина. Однако эти старые рукописи интересны не только для выяснения первоначал. Здесь можно найти многое такое, от чего отец не отказывался окончательно (насколько это вообще можно утверждать), ведь не следует забывать, что ╚Сильмариллион╩, ведя свое происхождение от ╚Наброска╩ 1926 года, писался как краткое изложение, конспект, дайджест, излагающий суть гораздо более объемных произведений (будь то существующие или только задуманные). Откровенно архаичную манеру письма, избранную Толкиеном для этой цели, нельзя назвать напыщенной. Она вполне уместна и законна, и как нельзя лучше подходит для выражения сверхъестественной сущности ранних эльфов, но легко оборачивается саркастической насмешкой над Мэлько или над занятиями Ульмо и Оссе. Последние временами выставляются в комическом свете и тогда описываются живым разговорным языком, который не вынес тяжести прозы позднего ╚Сильмариллиона╩. Так, Оссе, прикрепляя острова к океанскому дну, ╚носится туда и обратно весь в мыле╩, утесы Тол Эрессеа, обживаемые первыми птицами, ╚полны птичьего галдежа и рыбной вони, на каждом уступе идет своя перебранка╩; когда же Прибрежные эльфы, наконец, доставлены через океан в Валинор, Ульмо ко всеобщему изумлению ╚вздыбливает свою колесницу, запряженную рыбами, и во весь голос трубит о посрамлении Оссе╩.

Забытые сказания так никогда и не достигли формы, в которой отец мог бы задуматься об их публикации, и даже не приблизились к ней. Сказания были экспериментальной и подготовительной работой. Затрепанные тетради, в которые они записывались, были отложены в дальний угол и годами не открывались. Превращение их в печатную книгу поставило перед редактором целый ряд щекотливых вопросов. Во-первых, сами по себе рукописи далеки от идеала ≈ отчасти из-за того, что большая часть текста написана карандашом на скорую руку, и теперь местами предельно неудобочитаема, требуя лупы и большого, не всегда вознаграждаемого терпения. Кроме того, иногда отец стирал исходный карандашный текст и по тому же месту записывал исправленную версию чернилами. Поскольку в этот период он чаще использовал сшитые тетради, а не отдельные листы, ему приходилось сталкиваться с нехваткой места, и тогда отдельные фрагменты сказания записывались посреди другой истории, что местами порождало повергающий в отчаяние текстовый вариант головоломки-паззла.

Во-вторых, не все Забытые сказания писались последовательно, одно за другим, следуя логике повествования. Отец неизменно начинал новую перестройку и переделку, не завершив работу над предыдущей версией. Падение Гондолина было сочинено первым из сказаний, поведанных эльфами Эриолу, а Сказание о Тинувиэль ≈ вторым, однако события этих легенд происходят ближе к концу всей истории. С другой стороны, их сохранившиеся тексты ≈ результат более поздних переделок. В некоторых случаях первоначальные варианты просто нечитабельны; в некоторых они сохранились полностью или частично. Иногда существует только предварительный набросок, а иногда связное повествование отсутствует вообще ≈ есть только заметки и наметки. После многочисленных экспериментов я убедился, что нет другого разумного подхода, кроме как выстроить Сказания по логике событий.

И наконец, по мере развития Сказаний изменялись взаимоотношения, вводились новые концепции, а шедшая параллельно эволюция языков приводила к непрерывным изменениям в именах.

В издании, которое, подобно настоящему, останавливается на всех этих сложностях, не пытаясь их искусственно сгладить, и потому неизбежно является запутанным и нелегким для понимания, читатель ни на мгновение не должен оставаться наедине с текстом. Я попытался сделать Сказания доступными и последовательными, одновременно предоставив полное и точное описание реальной текстологической ситуации для тех, кому это интересно. Для этого я свел к минимуму число примечаний к текстам, руководствуясь следующими правилами:

- все многочисленные изменения имен фиксируются, но не отмечаются особо при каждом появлении в тексте, а собираются в конце легенды, (ссылки на имена можно найти в Указателе);

- почти все примечания к содержанию текста сжаты и сведены в комментарий или короткий очерк, сопровождающий каждую легенду;

- почти все лингвистические комментарии (касающиеся, прежде всего, имен) собраны в конце книги, в приложении ╚Имена в Забытых сказаниях╩, из которого можно почерпнуть богатую информацию относительно ранних стадий развития ╚эльфийских╩ языков;

- нумерованные примечания ограничиваются, главным образом, вариантами и разночтениями, обнаруживающимися в других текстах, так что читатель, не желающий беспокоить себя по этому поводу, может читать Сказания в уверенности, что это почти все, что он пропускает.

Комментарии охватывают ограниченный круг вопросов, затрагивая почти исключительно подоплеку того, о чем идет речь, в контексте самих Сказаний и в сравнении с Сильмариллионом. Я воздерживался от обсуждения параллелей, источников, взаимных влияний и почти полностью обошел молчанием сложности превращения Забытых сказаний в Сильмариллион (так как попытка обозначить этот процесс хотя бы пунктиром увела бы, я думаю, слишком далеко), рассматривая проблему упрощенно, как переход от одной фиксированной точки к другой. Я не претендую на абсолютную точность и правильность своего анализа; наверняка есть такие подсказки к решению головоломных загадок Сказаний, которые я пропустил. Кроме того, в книгу включен краткий словарь вышедших из употребления, архаичных или редких слов, встречающихся в легендах и стихах.

Все тексты приводятся в виде, максимально близком к рукописи. Молча исправлялись только самые незначительные и очевидные ошибки; неуклюже построенные или грамматически несогласованные предложения, встречающиеся в тех фрагментах Сказаний, которые застыли в форме первого скорописного наброска, я оставлял как есть. Я дал себе бОльшую волю в расстановке знаков препинания, ибо при быстром письме отец в пунктуации ошибался или пренебрегал ею вовсе. Кроме того, я позволил себе несколько упорядочить употребление прописных букв. Я принял, хотя и с некоторыми колебаниями согласованную систему расстановки акцентов в эльфийских именах. К примеру, отец писал: Palu^rien, Palu^rien, Palurien; O'nen, Onen; Ko^r, Kor. Я же использую острый акцент вместо символов долготы, циркумфлексов, острых (а иногда и тупых) акцентов оригинального текста, но оставляю циркумфлекс в односложных словах ≈ так, Palu^rien, O'nen, но Ko^r: та же самая-система, по крайней мере, внешне, что принята в позднем синдарине.

Напоследок замечу, что издание Книги Забытых сказаний в виде двухтомника связано исключительно с ее объемом. Издание задумывалось как единое целое, и я надеюсь, что второй том увидит свет не позже, чем через год после первого. Однако у каждого тома свой собственный указатель и приложение ╚Имена в Забытых сказаниях╩. Второй том содержит Сказания, наиболее интересные во многих отношениях: Тинувиэль, Турамбар (Турин), Падение Гондолина и Легенда о Науглафринге (Ожерелье Гномов), а также наброски к Легенде об Эарендиле и ее заключительную часть, и, наконец, Элфвинэ из Англии.

Пpимечания

ⁱ Предисловие написано Кристофером Толкиеном для первого издания Забытых сказаний, вышедшего в издательстве Allen and Unwin в 1983 году - прим. перев.

ⁱⁱ Если название набрано курсивом, это означает ссылку на произведение в напечатанном виде; если же оно заключено в кавычки - более общую ссылку, на работу в любой или во всех ее формах.

ⁱⁱⁱ Перевод В. Муравьева.

^iv Перевод И. Гриншпуна.

^v Перевод Н.В. Григорьевой, В.И. Грушецкого.

^vi Перевод В. Муравьева.

^vii Только в случае Музыки Айнур имеет место прямое развитие, от рукописи к рукописи, от Книги Забытых сказаний к более поздним вариантам; ибо Музыка Айнур была вычленена из мифологии и развивалась как независимое произведение.