[Unicorn]

Солнце умирало. Как во все вечера. Кровью окрасился каждый древесный лист. Становилось холодно. Вечерний ветер тихо шелестел ветвями.
С самого восхода солнца до этого заката Гаэт не покидал седла. За день он покрыл довольно большое расстояние, и пока что не собирался останавливаться.
Он думал о Бланш. Где она теперь? Неужели они в последний раз виделись тогда, в ту звёздную ночь? Но нет, сэр Ричард не допустит, чтобы с леди Бланш что-нибудь случилось. Этот человек скорее погибнет, чем позволит кому-либо затронуть честь дочери его друга.
Сэр Ричард… Как получилось, что воин и поэту стали братьями? Но так было. Гаэт почувствовал их родство ещё в тот вечер, когда пел для Бланш. Ричард был в гневе, им владели страсть и неистовство – но в его душе бард слышал отклик на песню. Сначала Гаэт решил, что ошибся… ведь и ненависть жила в благородном сердце де Бара... Но когда они расставались… когда прозвучала прощальная песня поэта к рыцарю, всё прояснилось. Братья обрели друг друга. Воистину, враги могут стать родными.
Когда Гаэт пел, то смысл в слова вкладывал не разум его, а душа. У него были такие моменты – когда слова рождались сами и сами создавали мелодию… так было в тот вечер с Бланш, так было и сегодня на рассвете. В один из этих моментов бард познал любовь к женщине, в другой – братскую любовь. Ни то, ни другое не открывалось ему раньше. Он не знал, что так бывает… и тем более не знал, что сам может вызывать чувство в других.
Финн однажды видел Гаэта в минуту baile bard, высшего вдохновения. И тогда он поведал своему сыну о силе, рождённой «безумием барда»*. Неужели когда-нибудь эта сила найдёт применение и принесёт кому-нибудь пользу, а не горе?
Baile bard не посещало Гаэта по желанию. Для этого необходим был толчок в душу, сильное переживание. Впервые бард ощутил это ещё в детстве, когда только научился играть на лютне, и сложил песню радости. А во второй раз baile принесло ему песню горя – её спел он над могилой Финна, оплакивая его. Потом, возможно, вдохновение посетило Гаэта в ночь перед тем, как он попал в руки наёмников, - но он не был в этом уверен, песня не была доведена до конца, и смысл её так и остался неясным и туманным.
Если бы сила вдохновения могла спасти хоть кого-нибудь от тяжкого жребия…
- Ричард, брат мой… - прошептал бард. – Бланш, любовь моя… - ещё тише добавил он.
И в который раз его мысли обратились к единственным близким ему людям, потерянным почти безвозвратно.
К наступлению ночи он понял, что лес вокруг него становится всё гуще…