[MayFlower]

Я посмотрю цитату, но, насколько я помню, о использовании мотовов "Большой глубины" неоднократно заявлял сам писатель "Братья Стругацкие".

Про Дауге и Машу Юрковскую. Не знаю, как воспринимает позиции обеих собеседников сейчас сам Б Н. Стругацкий, но ведь Маша тоже в чем-то права. И Дуаге это отлично понимает. Авторы, я думаю, тоже.

- Ты очень красиво говоришь сегодня, - заметила она, недобро
усмехаясь, - все так мило объясняешь. Тогда будь добр, объясни мне,
пожалуйста, еще одну вещь. Всю жизнь ты работал. Всю жизнь ты развивал
свой разум, перешагивал через простые мирские удовольствия.
- Я никогда не перешагивал через мирские удовольствия, - сказал
Дауге. - Я даже был изрядным шалопаем.
- Не будем спорить, - сказала она. - С моей точки зрения, ты
перешагивал. А я всю жизнь гасила разум. Я всю жизнь занималась тем, что
лелеяла свои низменные инстинкты. И кто же из нас счастливее т_е_п_е_р_ь?
- Конечно, я, - сказал Дауге.
Она откровенно оглядела его и засмеялась.
- Нет, - сказала она. - Я! В худшем случае мы оба одинаково
несчастны. Бездарная кукушка - так меня, кажется, называет Володя? - или
трудолюбивый муравей - конец один: старость, одиночество, пустота. Я
ничего не приобрела, а ты все потерял. В чем же разница?
- Спроси у Гриши Быкова, - спокойно сказал Дауге.
- О, _э_т_и! - Она пренебрежительно махнула рукой. - Я знаю, что
скажут они. Нет, меня интересует, что скажешь ты! И не сейчас, когда
солнце и люди вокруг, а ночью, когда бессонница, и твои осточертевшие
талмуды, и ненужные камни с ненужных планет, и молчащий телефон, и ничего,
ничего впереди.
- Да, это бывает, - сказал Дауге. - Это бывает со всеми.
Он вдруг представил себе все это - и молчащий телефон и ничего
впереди, - но только не талмуды и камни, а флаконы с косметикой, мертвый
блеск золотых украшений и беспощадное зеркало. Я свинья, с раскаянием
подумал он. Самоуверенная и равнодушная свинья. Ведь она просит о помощи!
- Ты разрешишь мне прийти к тебе сегодня? - сказал он.
- Нет. - Она поднялась. - У меня сегодня гости.
Дауге отодвинул нетронутый бокал и тоже поднялся. Она взяла его под
руку, и они вышли в вестибюль. Дауге изо всех сил старался не хромать.
- Куда ты сейчас? - спросил он.
Она остановилась перед зеркалом и поправила волосы, которые
совершенно не нужно было поправлять.
- Куда? - спросила она. - Куда-нибудь. Ведь мне еще не пятьдесят и
мой мир принадлежит пока мне.


К слову , судя по авторским черновикам (как раз недавно читала книгу _ черновики и наброски к ранним произведениям Стругацких) в "мире Полдня" нет аналогов людей, которые живут по принципу Маши, а не по принципу Дауге и его товарищей. По-видимому, это достигается воспитанием. Наверное, это нравственно и рационально. Но несколько скучно.

Между прочим, там же говорится - болле подробно, чем в окончательном тексте росана - о демографической проблеме и воспитании в "мире Полдня". Проблема номер один - женщины, которые не хотят иметь детей, а хотят достигать профессиональных высот. При этом, говорят Авторы, в мире Полдня будущим метарям обеспечены превосходная медицина, беспроблемная беременность и роды 9все это бесплатно, разумеется), всевозможная помощь в уходе за ребенком до года, а после года для желающих родителей - ясли, садики, интернаты etc. Все равно многие не хотят. И завставить женщин никак нельзя. В общем, Стругацкие предсказали будущее, хотя такого набора соц. благ для мам нет пока не только в России, но и нигде в мире, пожалуй.
Проблема номер два - дети, которых "перелюбили", в частности, потому, что решили дать им исключительно домашнее воспитание и образование, и потом они не умеют строить отношения с людьми (какое суконное выражение) и считают себя центром вселенной.

Итак, получается, в "мире Стругацких" коллективное воспитание начинается после года, хотя и по желанию? В биографии Скаландиса обсуждается этот интересны вопрос. По его словам, к такому мнению Авторы пришли позднее. Первоначально, в момент написания "Полдня", речь шла о пяти годах, это, по мнению Скаландиса, аллюзия на японский принцип воспитания, т е после пяти лет начинается ответственность. Будто бы этот вопрос братья обсужади в кругу семьи. И кто-то из родственниц (по-моему, теща одного из братьев), немолодая партийная дама, ужаснулась: как это так, оттнимать детей у родителей.

В том же сборнике черновиков есть рассказ о первых испытаниях нуль-транспортировки. Рассказ идет от лица восьми- или семилетнего мальчика, который пиехал на каникулы к родителям-геологам. Т. е. дети участся в школах-интернатах (в даннном слцчае, впрочем, это оправдано профессией родителей, которые кочуют туда-сюда), но каникулы и, возможно, выходные проводят с родителями.


А вот эпизод из окончательно текста романа о Полдне:

Возле птерокара с горестным видом
сидел на корточках мальчик лет пятнадцати. Перед ним, однообразно жужжа,
крутился в траве голенастый кибердворник. Кибердворнику было явно
нехорошо.
Тень Поля упала на мальчика, мальчик поднял голову и встал.
- Я сел на него птерокаром, - с необыкновенно знакомым виноватым
видом сказал он.
- И теперь ты очень раскаиваешься, не так ли? - спросил Поль голосом
учителя.
- Я не нарочно, - сердито сказал мальчик.

Прелестно! - сказал Поль и вытер руки о штаны. - Теперь посмотрим,
что у нас с птерокаром...
- Нет-нет, пожалуйста... - быстро заговорил мальчик Федя. - Птерокар
я сам, честное слово...
- Ах, сам, - сказал Поль. - Тогда пойду умою руки. А кто твой
учитель?
- Мой учитель - Николай Кузьмич Белка, океанолог, - сказал мальчик и
ощетинился.

Итак, школы все ж находятся в обычных поселках и городах, т . е. среди людей. Все-таки то, что мы видим в "мире Ефремова" ("Школа третьего цикла") создает впечатление некой резервации, хотя симпатичной резервации.