[Том Бомбадил.]

Продолжение:
*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*
Готическая книга Арды. Часть двадцать первая.
Цена неравных отношений

История о любви Берене и Лютиен своей романтичной готичностью могла бы поспорить даже с повестью о Ромео и Джульетте, потому как её герои умудрились умереть аж по два раза. Один раз от любви, в другой раз от старости. И по ходу всей этой истории гибли все, кто имел неосторожность помогать в чём-либо несчастным влюблённым, либо наоборот помешать им быть вместе…
…Когда для Берена время снова пошло своим обычным ходом, он понял, что надолго потерял сознание, провалившись в беспамятство как в чёрный бездонный колодец, а его прекрасное видение снова исчезло, выскользнув из его объятий. Но в этот раз ненадолго, ибо жребий для них уже свершился. И судьбы их так причудливо переплелись с судьбой Дориата и всей Арды, что клубок этот уже было не расплести и не разрубить так просто. И они это поняли, сразу глянув, друг другу в глаза на рассвете, когда прекрасная Лютиен вернулась к нему, по быстрому оправив все свои эльфийские дела. И с того времени ей стало очень мало дела, до своего родного эльфийского королевства. Вложила свою руку в его ладонь и вывела его из готичной тьмы беспамятства, где он бродил, держа как флаг отрубленную руку отца своего, и вывела его вперёд к свету. Предвидя на своём дальнейшем пути немало трудностей и суровый испытаний, они бродили по зелёным лесам Дориата, стараясь надышаться своим счастьем и свободой перед предстоящими ударами судьбы, пока им никто не мешает. Но как выяснилось, далеко не один охотник терпеливо наблюдал из своих кустов за этой птичкой. Даэрон песнопевец, чьё имя с сумеречно-эльфийского недаром означало – Прячущийся в тени – тоже давно наблюдал за дивными танцами Лютиен. И готично скрываясь в тени, он по слухам пытался слагать там песни о своей любви к Лютиен Тинувиэль, в сложении которых ему не было равных, но ни одна из них, к сожалению, не стала известной и до нас так и не дошла. Ведь неведомо нам, кто именно из великих но неизвестных ныне поэтов сложил Лейтиан – песнь воспевающую великую любовь Берена и Лютиен, но завистливый и отвергнутый Даэрон всяко пытался спеть про них что-то другое. Вот так бывает – кто-то после себя песнь великую оставит, а имя своё из скромности к ней не припишет, а кто-то наоборот – Великим песнопевцем всю жизнь называется, а путной песни после себя ни одной не оставит. Может быть, они так бы и проходили никем незамеченные по зелёным лесам и лужайкам все отмеренные им счастливые годы, а Лютиен бы просто заглянула домой и сказала своим родителям, что ей вздумалось ближайшую сотню лет побродить по лесам в полном одиночестве. И никто бы ничего не заподозрил. Но завистливый менестрель в очередной раз подтвердил старую присказку: о том, что лютня – тоже ударный инструмент. Пошёл да настучал на них королю Тинголу. Тингол – который, зная природу своей семейной наследственности, предвидя подобное, не пускал в своё королевство никого из эльфийских владык, считая их всех недостойными своей дочери – был просто в шоке. Он-то ожидал в качестве избранника для своей дочери никак не простого смертного, и даже не эльфа, а, по меньшей мере, пресветлого полубога – самого лунного Тилиона к примеру. С женихом подобным Берену, он бы и разговаривать не стал, велел бы страже его убить ещё на подходу к замку. Но мудрая Лютиен предвосхищая подобные намеренья отца, и разговаривать с ним на эту тему не стала, пока тот не поклялся, не причинять никакого вреда её любимому. Доставить его в Менегрот под стражей тоже не удалось, тот, кого не смогли поймать Сауроновы ищейки, легко укрылся бы и от Дориатской стражи, вконец обленившейся от мирной жизни за своим железным занавесом. Он пришёл сам, гордо подняв голову и неся в руке – руку отца своего с перстнем Финрода Фелагунда, не обращая внимания на ужас и презрение всего королевского дома ломавшего себе голову как бы не допустить такого позора их семье. Похоже, было на то, что из всех собравшихся одна только провидица Мелиан понимала, что её дочь нисколько не шутит, насчёт брака с этим смертным. Насчёт любви эльфы никогда не шутят, она случается у них в жизни лишь раз и навсегда и промашек здесь никогда не случается. Природу эльфийского естества не обманешь. Чётко как в палантир она видела, что переиграть эту партию уже никак не удастся, полюбившего раз эльфа уже никак не заставишь забыть свою любовь. Собственно говоря, сам эльфийский законный брак как таковой, перед лицом Эру Единого у них уже состоялся, и речь здесь могла идти не об их родительском благословении, а о вире со стороны смертного за своё невольное вмешательство в их государственные интересы в отношении продолжения королевской династии. Но высокомерный Тингол, юмора дочери, конечно же, не оценил, надулся как индюк – и начал на чём Арда стоит поносить смертного выскочку. Но тот, кому грозил сам Моргот с Сауроном, вряд ли смутится перед каким-то мягкотелым эльфийским корольком прячущегося всю войну за юбками своей супруги.
Как и предвидела Мелиан, угрозы и давление на Берена не подействовали, пришлось договариваться о вире. Тингол запросил за причиненную обиду и крушение своих надежд, сильмарилл из короны Моргота. Мол, если ты как вор ко мне в королевство прокрался и мою дочь покоя лишил, то и камень у Моргота запросто похитишь. А Берен которому теперь сам Моргот был не брат, не торгуясь, обещал добыть ему своей рукой этот самый камень…
Продолжение следует…