Отдельное сообщение
Пред. 28.01.18, 18:53   #1
Анариэль Ровэн
old timer
 
Аватарка Анариэль Ровэн
 
На форуме с: 04.2003
Откуда: Москва
Сообщений: 633
Анариэль Ровэн is an unknown quantity at this point
Гарри Поттер и Глас Народа

Рассказ к дню рождения Толкина.

Гарри Поттер и Глас Народа

Vivos voco, mortuos plango, fulgura frango



Ноябрь 1916 года


Генри Поттер, Гарри для родных и друзей, но только для них: все-таки член Визенгамота с 1913 года… так вот, Генри Поттер оказался в Бирмингемском университете, превращенном на время войны в госпиталь, не просто так.
— Непонятный, непонятный случай, — повторял Леонард, пока вел своего дальнего родственника вдоль учебных аудиторий, где сейчас лежали раненые. — Хоть я и сквиб, но ты же знаешь, Гарри, сквибы могут видеть и воспринимать недоступное магглам. Его недавно доставили с континента, и…
— Ты хоть скажи, кого «его»?
— Связиста, младшего лейтенанта ланкаширских стрелков. Я как раз дежурил в приемном покое, когда его привезли. Мы перекинулись парой слов, и оказалось, что он тоже из Бирмингема и учился, как и я, в школе короля Эдуарда. Он не по моей части, ведь я военный хирург, а у него даже не ранение, а пирексия неясного происхождения, но… С ним что-то очень странное. И мне кажется, Гарри, что это волшебство.
— Ты серьезно думаешь, что у твоего однокашника-маггла какая-нибудь волшебная болезнь, или сглаз, или проклятие? — спросил Поттер.
— Я бы не удивился. Во всяком случае, от лечения толку мало.
— От вашего лечения вообще толку немного… — вздохнул Генри, потомок славной династии зельеваров.
Леонард махнул рукой.
— Если бы министерство магии позволило использовать волшебные лекарства хотя бы в тяжелых случаях… — сказал он.
— Ты же знаешь, я пытался этого добиться. Но пока Арчер Эвермонд — министр магии, на такое рассчитывать не приходится… — Генри снова вздохнул. — И Визенгамот на его стороне. Даже мне трудно спорить с теми, кто говорит, что эта война — бессмысленная жестокость и что нарушать в ней нейтралитет — глупо и опасно.
— Доктор Гэмджи, вас зовут в приемный покой, — догнала их запыхавшаяся медсестра.
— Гарри, посмотри сам, хорошо? Он в последней палате справа по коридору, один, так что ни с кем не перепутаешь, — и Леонард устремился обратно вслед за медсестрой.

В последней палате справа по коридору и в самом деле лежал всего один больной.
Сначала Генри показалось, что над кроватью, стоящей под высоким стрельчатым окном, клубится дым, как будто пациенту вздумалось курить в постели. Но, присмотревшись, волшебник обомлел.
Над кроватью клубились… видения. Они колебались, словно дым, или пар, или языки пламени, перетекали одно в другое, но сами по себе были четкими и яркими.
Первое, что увидел Поттер, была белая башня, у подножия которой бил хвостом и изрыгал огонь огромный, каких на свете не бывает, дракон. Башня вспыхнула, словно факел, и обрушилась в пламя. Видение было настолько подробным, что волшебник разглядел и блестящее, будто сделанное из стали, тело дракона, и огненные стрелы, сыпавшиеся сверху.
А дальше видения начали сменять друг друга с головокружительной скоростью.
Сверкающие сталью драконы вдруг раскрылись посередине, и из них повалили мерзкие существа с кривыми мечами. Это были не драконы, а какие-то безумные машины!
Воин в золотых доспехах, с золотыми кудрями, ниспадающими из-под шлема, сражался с огненным демоном на краю обрыва, — и оба рухнули в пропасть: один — как золотая искра, другой — как горящая головня.
Ненадолго ужасы войны отступили, и Генри увидел, как из земли показался сначала серебряный, а затем золотой росток, которые на глазах тянулись вверх, превращаясь в два прекрасных дерева: одно в потоках голубовато-зеленоватых листьев с серебристыми цветами, как у вишни, а другое покрытое гроздьями золотых соцветий, из которых сочился и капал на землю свет.
Но в разгорающемся зареве снег на горных вершинах сделался алым, как кровь, и рукотворные драконы, блистая сталью и бронзой, извивались, наползали друг на друга, чтобы расшатать основания огромных врат высоко наверху, и вот уже белые стены пошли трещинами…
А потом все накрыла огромная, увенчанная белопенным гребнем зеленая волна, и волшебник вздрогнул и пришел в себя.
Он осознал, что сидит на свободной кровати напротив больного, над которым по-прежнему клубятся видения. Это был самый обычный маггл: молодой человек с коротко стриженными русыми волосами и небольшими усиками, должно быть, ровесник Флимонта, единственного сына Генри. Выглядел маггл не слишком здоровым, но никакого сглаза или проклятия на нем, конечно, не было.
Молодой человек открыл глаза.
— Добрый день, — сказал он, щурясь. — Вы из медицинской комиссии?
— Я? Н-нет… — Генри взял себя в руки и собрался с мыслями. — Я родственник доктора… то есть майора Гэмджи, тоже… медик. Доктор Гэмджи попросил меня взглянуть на вас.
Собеседник чуть смущенно улыбнулся.
— Но у меня ничего серьезного. Прошел битву на Сомме без единой царапины — и свалился с обычной «окопной лихорадкой»…
Генри кивнул, сообразив, что надо сделать.
— Видите ли, я занимаюсь исследованиями в области медицины. Разрабатываю экспериментальные лекарства, которые помогли бы многим… людям. И я постоянно ищу добровольцев. Если бы вы согласились принять участие в испытании моего новейшего лекарства от пирексии, я был бы вам чрезвычайно признателен.
— Конечно! — обрадовался молодой человек. — Моя матушка умерла от диабета до изобретения инсулина, и я буду очень рад оказаться полезным.
Генри достал из кармана небольшую фляжку с виггенвельдовым зельем, которую всегда носил с собой — просто на всякий случай, и подал больному, радуясь, что фляжка непрозрачная: иначе ярко-зеленый цвет «экспериментального лекарства» непременно насторожил бы маггла.
Больной отпил из фляги, и глаза у него сделались круглые, как у всякого, кто первый раз пробует снадобье из крови саламандры с добавлением слизи флоббер-червей. Но все же он допил «лекарство» до конца.
— Вот и славно, — сказал Генри, поднимаясь. — Надеюсь, вскоре вам станет лучше.

Вернувшись домой, Поттер никак не мог выкинуть из головы странного маггла. Даже прочел за вечерней трубкой маггловскую газету, зачем-то прихваченную в кабинете у Леонарда. И пришел в ужас от описания битвы на Сомме: десятки тысяч убитых, применение отравляющих газов, самодвижущиеся бронированные лоханки... Но по крайней мере волшебник понял, откуда в видениях младшего лейтенанта взялись нереалистичные бронированные драконы, в которых прятались неприятного вида существа с кривыми мечами: то было не безумие, против которого бессильно даже волшебство. Однако в остальном видения маггла оставались загадкой.
Генри все казалось, что он что-то такое читал, и даже не очень давно, но воспоминание никак не давалось. Он подошел к книжному шкафу и принялся наобум вынимать оттуда книги, в которых была хоть пара слов о волшебных видениях. И лишь убирая на место коричневый томик «Historia Regum Britanniae», куда заглянул, чтобы освежить пророчества Мерлина о красном и белом драконе, он вспомнил.
Опустившись на колени, Генри извлек из нижней полки книжного шкафа пухлый манускрипт в кожаном переплете. На первой странице пожелтевшей от старости рукописи твердой рукой было выведено «Дневнiкъ достопочтѣннаго Рѣлстона Пωттера въ бъiтность ωнаго члѣномъ Вѵзѣнгамωта съ 1612 по 1652 гωдъ». И ниже «Vox audita latet, littera scripta manet».
Перелистав несколько страниц, Генри нашел нужное место и принялся читать, хмуря брови. Оторвавшись от чтения, покачал головой, повторяя «Не может быть! Не может быть! Что за поразительное совпадение!». А через полчаса его сова Софонисба уже летела в Бирмингем с письмом.
Утром, получив от Леонарда короткий ответ «Нет, его состояние не изменилось. А почему ты спрашиваешь?», Генри спешно собрался и телепортировался в Эджбастон, в знакомый ему чуланчик в здании Бирмингемского университета.
Идя по коридору, Генри думал, что единственное разумное объяснение — это погребин, которого он в прошлый раз не заметил, будучи ошеломлен видениями. Допустим, погребин решил перебрался к необычному офицеру британской армии от обычного пленного немецкого солдата, который, в свой черед, подцепил демона русской хандры на восточном фронте… Именно погребин внушает младшему лейтенанту сплин и не дает выздороветь, хотя дозы виггенвельдова зелья, которую выпил больной, хватило бы для того, чтобы он избавился не только от своей пирексии, но и от большинства хронических болезней, которые могли быть у человека, признанного годным к строевой службе.
И теперь, подходя к палате, Генри нащупывал в кармане волшебную палочку: обычно погребину хватает пинка, но вдруг это какой-то необычный погребин, в пару своей экстраординарной жертве? Однако, приоткрыв дверь в палату и внимательно заглянув во все углы, Генри не увидел там ничего, напоминающего большой серый булыжник.
Волшебник подошел к кровати больного. Тот спал, и Генри услышал, как он прошептал во сне «Велико падение Гондолина…». И вглядевшись в клубящиеся над ним видения, Генри понял, что состояние молодого человека не просто «не изменилось», как писал Леонард.
Снова рушилась в огонь танков-драконов белая башня и падал в пропасть златовласый воин. К этому Генри был готов, но к чему он не был готов, так это к тому, как чудовищно изменилось видение о лунном и солнечном деревьях: мрак наползал на холм, где они росли, и из этого мрака возникло жуткое многоногое существо — огромный паук, даже больше акромантулы, — которое принялось сосать из деревьев сок, и их свет угас, и они превратились в два мертвых безлистых скелета на фоне меркнущего неба…
На столике рядом с кроватью лежал исписанный листок, и в глаза Генри бросились слова «и пусть ты выскажешь все то, что пытался сказать я, когда меня уже не станет…».
— Это письмо от моего друга, он сейчас на фронте, — раздался вдруг голос больного.
Генри вздрогнул и выпрямился.
— Простите, я не хотел вас будить. Как ваши дела?
— Не очень, — и молодой офицер бледно улыбнулся.
Генри присел на пустую кровать.
— Расскажите, как все было, — вдруг произнес он. — Там, на континенте.
И молодой человек рассказал. Очень спокойно, но от этого было только хуже.
О том, как покрытые маками поля превращались в грязевую топь, зеленые деревья — в обугленные скелеты, бедные, но чистые деревенские домики — в руины.
Как его часть атаковала разрушенную деревушку, но атака захлебнулась, наткнувшись на колючую проволоку, и многие из его батальона полегли под пулеметным огнем.
О ничейной земле между окопами враждующих армий, которая была буквально завалена трупами: вздувшимися, гниющими, глядящими в никуда жутким остановившимся взглядом.
Он умирает, вдруг понял Генри. Слушая голоса своего народа, что он слышал сейчас, во время самой страшной войны, которую видел его народ? Крики и стоны раненых и умирающих, плач вдов и сирот. Едва ли стотысячная часть этих предсмертных криков и слез доходила до сознания молодого человека, но этого хватило, чтобы окрасить весь мир в черный цвет и обратить чудесный дар против его беспомощного владельца. Младший лейтенант — без остановки кружащееся веретено, что прядет из кудели голосов нить повествования, — был подобен юному единорогу, который еще не успел отрастить рог и потому беззащитен перед врагами и браконьерами.
Не приходилось удивляться тому, что виггенвельдово зелье не подействовало. Да, он прошел через чудовищную мясорубку битвы на Сомме без единой царапины: его, как выражаются магглы, хранило провидение. Но рано или поздно приходит конец и самой большой удаче, и сейчас единственной надеждой младшего лейтенанта был волшебник Генри Поттер, по счастью — член В Высшей Степени Экстраординарного Общества Зельеваров, потомок легендарного Линфреда из Стинчкомба и еще более легендарного Игнотуса Певерелла…
Ошарашенный ходом собственной мысли, Генри машинально достал из нагрудного кармана трубку, из бокового кисет с табаком, сунул руку в карман за волшебной палочкой… и спохватился. Убрал все на место. Больной смотрел на него.
— Если не возражаете, я хотел бы испытать на вас еще одно лекарство, — сказал Поттер, поднимаясь. — Я пришлю его на этой неделе или на следующей, когда оно будет готово.

В палате было темно, только на столике у единственной занятой кровати с тихим шипением горела керосиновая лампа. Бэгги на цыпочках подкрался к кровати, взглянул на спящего, потом на неподвижную маггловскую фотокарточку, которую держал в руке, и кивнул сам себе.
Бэгги был домашним эльфом. Точнее, Бэгги не был домашним эльфом, потому что он был бывшим домашним эльфом: некогда он принадлежал Флимонтам, знатному семейству волшебников. Когда Доротея Флимонт, последняя в своем роду, вышла замуж за Сиприана Поттера, Бэгги стал домашним эльфом у Поттеров. После смерти Доротеи ее сын Генри, противник рабства, освободил своего единственного домашнего эльфа, подарив ему роскошный шелковый жилет с латунными пуговицами. Жилет был так прекрасен, что Бэгги просто не смог устоять перед этим подарком и прилагающейся к нему свободой. Однако покинуть своих бывших хозяев Бэгги не пожелал и выполнял все поручения Поттеров, как если бы по-прежнему был их домашним эльфом. Подаренным жилетом он щеголял и сейчас, хотя тот уже с трудом вмещал обширный животик Бэгги, по которому эльф и получил свое имя — «мешковатый».
Бэгги, надо сказать, отличался крайним любопытством. Миссис Поликсена Поттер, жена Генри, уже раскаивалась, что научила Бэгги читать: тот совал нос не только в газеты и книги с кулинарными рецептами, но и в чужие письма с записками.
И вот на тумбочке рядом с кроватью больного Бэгги увидел несколько книг. Устоять перед искушением он не мог и, подкравшись, открыл верхнюю, уже старую и в потрепанной обложке, на закладке. Но его ожидало разочарование: некоторые буковки были совсем не английские. Бэгги осилил только первую строчку — «Viggr ok Gandalfr», а дальше устрашился, закрыл книгу и заглянул в следующую. Но вторая книга, называвшаяся «Kalevala», тоже оказалась неанглийской. С горя Бэгги полез в лежащую под книгами тетрадку. На тетрадке было написано «Qenya Lexicon», и английские слова в ней шли вперемежку со словами какого-то другого языка.
— «Andesalke — Африка»… — прочел Багги вслух, радуясь, что хоть что-то понял. Перелистал дальше: — «Ulumpe — верблюд»…
В этот момент кто-то кашлянул. Бэгги оторвался от тетрадки и в ужасе уставился на лежащего на кровати человека. Ему всего-то надо было оставить скляницу, которую дал ему хозяин, на прикроватном столике так, чтобы никто его не заметил, а он все испортил!
— Прошу прощения, но кто вы такой? — вежливо поинтересовался больной.
Очень вежливо для маггла, который, проснувшись, увидел рядом со своей кроватью существо трех футов ростом, с большими оттопыренными ушами, в зеленом жилете в желтую полоску, украшенном огромными латунными пуговицами.
— Э… Бэгги… Бэггинс! — чуть не проговорился Бэгги. — Мистер Бэггинс, к вашим услугам, сэр, — и он нервно поклонился.
— Что вы тут делаете, мистер Бэггинс? — осведомился собеседник.
Он явно решил, что у него бред или что ему снится очень странный сон, но почему бы не поговорить, если есть с кем.
— Меня прислал волшебник, — брякнул Бэгги и тут же в ужасе прижал уши.
— Волшебник? — тут больной удивился по-настоящему. — Какой волшебник?
Бэгги судорожно огляделся по сторонам, и его взгляд упал на верхнюю книгу.
— Г-гандальв, сэр!
— Волшебник по имени Гандальв? — переспросил молодой человек и тоже посмотрел на лежащую на столике книгу. — Он карла?
— Ну что вы, сэр! — обиделся Бэгги. — Он ростом как вы и очень важный волшебник, заседает в самом… — Бэгги успел остановиться и подобрать другое слово для Визенгамота: — в совете. В совете волшебников.
И продолжал, вдохновленный собственной изобретательностью:
— Только глава совета, самый главный волшебник, его не любит, поэтому он прислал меня, своего лучшего друга, — Бэгги гордо выпятил грудь, — чтобы сохранить все в тайне.
— То есть вы, мистер Бэггинс, — медленно проговорил молодой человек, — явились ко мне с поручением от… волшебника Гандальва?
Бэгги истово кивнул.
— И с каким же?
— Он прислал вам лекарство.
И Бэгги извлек из жилетного кармана небольшой хрустальный флакон, который тут же начал светиться собственным светом. Точнее, светилась находящаяся в нем жидкость, похожая на расплавленное золото. По потолку и стенам палаты побежали золотистые отсветы, похожие на игру солнечных лучей на морских волнах.
— Что это? — спросил очарованный молодой человек. — Роса Лаурэлин?
— Нет, эликсир жизни, — ответил домашний эльф и сунул флакончик-фонарик собеседнику. — Пейте, это и есть ваше лекарство.
Молодой человек взял у Бэгги склянку.
— Эликсир жизни? — переспросил он. — Изготовленный из lapis philosophorum?
— Нет, не из какого не из фосфора, а из простого философского камня, — ответил Бэгги, дивясь маггловской необразованности.
Молодой человек вытащил из флакончика притертую пробку и выпил золотистую жидкость. В палате сразу стало темнее. Больной откинулся на подушку.
— Не знаю насчет эликсира жизни, но спать от него хочется, как от непентеса… — сонно пробормотал он и закрыл глаза.
Уходя, Бэгги обернулся и увидел, что по обе стороны спящего парят два окутанных золотистым ореолом видения: женщина, похожая на давнее воспоминание, и мужчина, похожий на изображение с обычной волшебной фотографии или на картинку новомодного маггловского синематографа.

На следующее утро Генри Поттер снова отправился в Бирмингем.
Подходя к знакомой палате, он услышал смех и оживленные голоса. И, пройдя в дверь, Генри с облегчением выдохнул: эликсир жизни, могущественнейшее зелье, способное практически бесконечно продлять жизнь и даже вернуть тело застрявшему на земле бесплотному духу, подействовало.
У лейтенанта были посетители, точнее, посетительница. Взглянув на нее, Генри испытал потрясение. В первое мгновение он увидел… он не знал, кого он увидел. Волшебнику пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем чары хоть сколько-то рассеялись, и он увидел, что на кровати рядом с младшим лейтенантом сидит влюбленная и очень счастливая молодая женщина, действительно красавица, но все-таки обычная женщина-маггл в синем платье со скромным белым воротничком, а не сказочная королевна, окутанная сшитым из синего ночного неба мерцающим плащом, со звездами, запутавшимися в облаке черных, как вороново крыло, волос, — на самом деле аккуратно уложенных в строгую прическу.
— Позвольте представить вам мою жену Эдит. Эдит, это мистер… — и лейтенант нахмурился, сообразив, что не знает имени «медика-исследователя».
— Поттер, Генри Поттер, — и волшебник, склонившись, почтительно поцеловал руку молодой женщине, как если бы она была самой Ровеной Рэйвенкло, на которую и в самом деле немного походила.
— Я вижу, вам уже лучше? — спросил Генри у больного.
— Да, и Эдит наконец смогла приехать.
— Это было ужасно: сначала заболела Дженни — это кузина, с которой я живу, пока Рональд воюет, — пояснила молодая женщина Поттеру, — Я никак не могла ее оставить, а потом сама слегла со страшной простудой. Я так беспокоилась за него, а приехала — и увидела, что с ним все в порядке! Если все будет хорошо, его обещают отпустить ко мне на Рождество в Грейт-Хейвуд! — и влюбленные обменялись счастливыми взглядами.
— Я очень рад, что мое лекарство вам не понадобилось, — с облегчением сказал Поттер.
— Да, Эдит меня вылечила, — улыбнулся младший лейтенант.
— Нет, это волшебный эликсир помог, — рассмеялась молодая женщина.
— Какой волшебный эликсир? — спросил Поттер, несколько озадаченный.
— Рональду приснился сегодня ночью совершенно поразительный сон: как будто к нему пришел хобгоблин…
— Хобгоблин? — выдохнул Поттер.
— Я не говорил, что это хобгоблин, — вмешался ее муж. — Я бы сказал, «хоб-что-то-там», но не «гоблин».
— Ты думаешь, это был брауни? Уж точно не эльф! — и влюбленные переглянулись и пожали друг другу руки, словно это была какая-то нежная тайна.
— Как бы то ни было, — продолжала Эдит, обращаясь к мистеру Поттеру, — это существо было небольшого росточка, с ушами, как крылья у летучих мышей, с глазами, как мячики для гольфа, и… и… — тут молодая женщина просто захлебнулась от смеха, — он был в зеленом жилете с огромными пуговицами!
И молодые люди снова засмеялись. Поттер вежливо улыбнулся.
— И что же было дальше? — спросил он.
— О, это существо сказало, что его зовут мистер Бэггинс… — сказала Эдит.
— Должно быть, из Бэг-Энда, — вставил младший лейтенант, и супруги прыснули, словно два подростка.
— В Бэг-Энде, под Дормстоном, живет моя тетя Джейн, — пояснил молодой человек.
— … и что его прислал волшебник, — продолжала Эдит.
— Волшебник? — поднял бровь Поттер.
— Да, волшебник по имени Гандальв, — ответил младший лейтенант. — Только тут я убедился, что это сон, пусть даже удивительно реалистичный: ведь на ночь глядя я перечитывал «Двергаталь», — молодой человек похлопал рукой по лежащей на прикроватном столике книге. — В «Старшей Эдде» Гандальв, конечно, дверг, то есть карла, однако его имя означает, по одной из этимологий, «эльф с посохом»…
— Не отвлекайся, Рональд! — с напускной строгостью сказала молодая женщина и обратилась к Поттеру: — Он так может часами.
— Да, так вот: этот самый волшебник Гандальв, кто бы он ни был, прислал мне с мистером Бэггинсом волшебный эликсир. Это оказалась светящаяся золотистая жидкость в небольшой бутылочке, настоящая красная тинктура алхимиков. Что на самом деле странно: скорее уж мне должны были присниться яблоки Идунн, или подойник с молоком Хейдрун, или «скальдскапар мьядар»…
— Рональд!
— Но вы выпили этот эликсир? — спросил Поттер.
— Конечно! Такими вещами не разбрасываются даже во сне. Я до сих пор помню его вкус и аромат, немного похоже на ликер. Нет, на лимпэ… — мечтательно добавил молодой человек. — Потом мне снилось что-то еще, что-то хорошее, но я не помню что. А утром я проснулся совсем здоровым и даже немного поработал до приезда Эдит, — и молодой человек указал на лежащую на столе тетрадку, на которой было крупно выведено «Туор и изгнанники Гондолина».
В этот момент в палату заглянула медсестра:
— Мистер Поттер, вас спрашивают.
Волшебник все понял.
— Прошу прощения, я отойду на минутку, — и он встал и вышел в коридор.
За дверью палаты его ждали шурин Гектор Фоли, глава отдела забвения, и министр магии Арчер Эвермонд собственной персоной. За Эвермондом маячили знакомый аврор (по фамилии Бореалис) и знакомый забвенник (по фамилии Тоталь-Реколл), которые при виде Поттера приняли чрезвычайно официальный вид: дескать, мы тут по работе, Гарри, ничего личного. Министр магии держал за ухо скулящего Бэгги.
— Как вы могли?! — начал возмущенный Эвермонд, даже не поздоровавшись, — Я знаю, что вы принципиальный магглофил, Поттер, но скормить магглу волшебное зелье, вдобавок — посредством болтливого домашнего эльфа! Я не ожидал такого даже от вас! Это Азкабан даже для члена Визенгамота!
— Добрый день, министр, добрый день, Гектор, — спокойно сказал Генри и кивнул аврору с забвенником. — Ваше обвинение вполне безосновательно, — продолжал он, обращаясь к Эвермонду, — не говоря уже о том, что никакого домашнего эльфа у меня нет. И потому извольте отпустить этого свободного эльфа.
Министр выпустил Бэгги, но того на правах члена семьи перехватил за жилет Гектор Фоли.
— Гарри, отпираться не имеет смысла, — с несчастным видом произнес Гектор. — Бэгги арестовали в кабачке «Веселый Грендель», где он, напившись, хвастался тем, что его хозяин изготовил эликсир жизни, который он, Бэгги, передал магглу.
— Это неправда! — отчаянно пискнул эльф. Его огромные глаза наполнились слезами и сделались как стеклянные елочные шары. — Я все наврал, чтобы похвалиться в «Веселом Гренделе»! Ничего я магглу не передавал!
Эвермонд махнул рукой.
— Мы стояли за дверью с вашего прихода, Поттер, и слышали весь разговор с магглами. Получается, что вы не только дали магглу волшебное лекарство вопреки прямому запрету министерства, но ваш эльф еще и нарушил Статут о сохранении тайны!
— И что же вы услышали, стоя за дверью? — вежливо спросил Генри.
Эвермонд начал закипать.
— Что ваш эльф, — он ткнул пальцем в Бэгги, — выполняя ваше поручение, передал магглу какое-то волшебное снадобье! И вдобавок показался магглу и кучу всего ему нарассказывал! Вы и это будете отрицать?
— Хозяин ничего мне не поручал! — взвизгнул Бэгги, извиваясь в хватке Гектора. — Я сам украл волшебный эликсир для маггла, судите меня!
— Нет, я не буду отрицать, что изготовил эликсир жизни из частицы философского камня, полученной в дар от Николя Фламеля, — спокойно произнес Генри.
— Фламель подарил тебе частицу философского камня? — опешил Гектор Фоли.
— Да. Надеюсь, хотя бы это не преступление — получить философский камень от его создателя и старейшего из ныне живущих алхимиков? — спросил Генри. — Я объяснил мессиру Фламелю, зачем мне нужен философский камень, и он сделал мне подарок.
Аврор и забвенник за спиной министра переглянулись.
— Я и понятия не имел, что ты знаком с самим Фламелем… — пробормотал Гектор.
Арчер Эвермонд всплеснул руками.
— Вы получили такой дар, создали aurum potabile — и потратили его на маггла! Будь моя воля, за такое полагался бы не Азкабан, а смертная казнь!
— Мы знаем ваши взгляды, министр, — вздохнул Гектор. — Давайте обойдемся без лишних слов. Гарри, — обратился он к зятю, — министерство магии готово закрыть глаза на твой проступок, если ты сегодня же подашь в отставку как член Визенгамота. Поверь, так будет лучше для всех: для тебя, для Поликсены, для Флимонта…
«…И для твоей карьеры», — подумал Генри, но вслух этого не сказал, потому что любил брата Поликсены, хотя и полагал, что для министра магии — а на блестящем Гекторе его будущее было написано большими буквами — тот чересчур склонен к соглашательству.
— Нет, я не собираюсь ни подавать в отставку, ни отправляться в Азкабан, — сказал Генри. — Поскольку никакого преступления я не совершал: я не передавал никаких волшебных лекарств магглу. И не поручал этого Бэгги, когда отправил его в госпиталь с эликсиром жизни.
Все — Эвермонд, Гектор, аврор, забвенник и даже Бэгги — уставились на Генри, как на сумасшедшего.
— Ты хочешь сказать, что Бэгги по ошибке отдал эликсир жизни магглу? — спросил озадаченный Гектор.
— Еще чего! — возмутился эльф. — Хозяин мне и карточку дал, чтобы я не перепутал!
И Бэгги извлек из жилетного кармана фотографию, которую Генри, возвращаясь в прошлый раз от младшего лейтенанта, незаметно вытащил из его медицинской карты.
Гектор посмотрел на карточку, бросил взгляд сквозь приоткрытую дверь в палату и печально покачал головой.
— Это он, ошибки нет, увы, — он с укором посмотрел на Бэгги: — И почему ты не умеешь держать язык за зубами! По счастью, нарушение Статута как таковое не влечет за собой непоправимых последствий…
И Фоли повернулся к забвеннику, который уже доставал свою волшебную палочку:
— Сотрите встречу с эльфом из памяти маггла.
— Но мессир Фламель… — начал обеспокоенный Гарри, однако заклятие забвения уже сорвалось с палочки.
Но вместо того, чтобы поразить младшего лейтенанта, оно срикошетило обратно. Забвенник еле успел пригнуться, и отраженное заклятие ударило в стену с такой силой, что на головы волшебникам посыпалась штукатурка.
— Это вам с рук не сойдет! — возопил Эвермонд, который теперь походил на обсыпанный сахарной пудрой пончик. — Что вы сделали, какое заклинание вы наложили на этого маггла?! У эликсира жизни нет такого побочного действия, как отражение заклинания забвения! Немедленно арестуйте мистера Поттера! — приказал Эвермонд аврору и забвеннику, и те подняли свои волшебные палочки, целя в Генри.
— Да разуйте же наконец глаза! — воскликнул Поттер и распахнул дверь в палату.
Четверо волшебников недоверчиво уставились на младшего лейтенанта ланкаширских стрелков. Но не прошло и десяти секунд, как челюсть Эвермонда отвалилась и изо рта министра магии вырвался какой-то неподобающий звук вроде «мэ-э-э…» или «ба-а-а…».
Пораженный Гектор переводил взгляд с министра на зятя.
— Что это такое? Я в жизни не видел ничего подобного. Но он же не волшебник!
— И не обскуриал, — сказал аврор.
— И не сквиб, — сказал забвенник.
Все трое уставились на Поттера.
— Это vox populi, — слабо выговорил Арчер Эвермонд. — Они встречаются реже, чем единороги…
— Я бы сказал, намного реже, чем единороги, — уточнил Генри. — Хотя и чаще, чем философские камни. Мессир Фламель сказал мне, что за свои шестьсот с лишним он видел всего четырех. Сам я никогда бы не догадался, с кем столкнулся, если бы не первый из членов нашей семьи, заседавший в Визенгамоте.
Гектор Фоли закатил глаза.
— Как я вам, должно быть, уже рассказывал, — безжалостно продолжал Генри, — Рэлстон Поттер был членом Визенгамота целых сорок лет…
— И поддерживал Статут о соблюдении тайны, на который вы нападаете, — сварливо вставил Эвермонд.
— Против тех, кто настаивал на войне с магглами. Так вот, Рэлстон оставил дневник, в котором, кроме всего прочего, подробно описал свою встречу с vox populi. Это случилось в самом начале его пребывания в Визенгамоте, в 1612 году, в Лондоне. И, как ни странно — в маггловском суде: зять требовал с тестя выплаты приданого, и свидетелем зятя как раз оказался vox populi.
— А что такое «вокс попули»? — пискнул любопытный Бэгги.
Генри задумался.
— Как бы это попроще объяснить? У магглов есть кошки, ежи и собаки — а у волшебников низлы, нарлы и крапы. Которые сами колдовать не умеют, но волшебными свойствами обладают. Вот и с vox populi так: это человек, которые не умеет колдовать и потому не является ни волшебником, ни обскуриалом, но притом, — Генри перевел взгляд на министра, — обладает волшебными свойствами, а потому не является ни магглом, ни сквибом. Я нарочно уточнил у мессира Фламеля.
— Значит, хозяин ни в чем не виноват! — радостно воскликнул недомашний эльф. — А Бэгги ничего не перепутал!
— Еще мессир Фламель упомянул, что никакие заклятия памяти на vox populi не действуют, — добавил Генри. — Но я не думаю, что в данном случае это проблема.
— Да уж, в этой taiga наш маленький листочек затеряется с концами… — проворчал Эвермонд. — Ни один маггл никогда не поверит, что его истории имеют хоть какое-то отношение к реальной жизни.
— Стало быть, министр, вы согласны с тем, что закон не был нарушен, — сказал Генри.
— Согласен, согласен… — махнул рукой Эвермонд.
Гектор Фоли по-прежнему смотрел на человека, над которым даже в ярком дневном свете, льющемся из стрельчатого окна, клубились видения величественных твердынь, сказочных лесов и беззвучных сражений.
— Теперь он будет жить долго… — пробормотал он.
— Если не произойдет несчастного случая, например, на войне, — сказал Эвермонд.
Он откашлялся и строго посмотрел на Генри.
— Мистер Поттер! Позвольте от имени министерства магии, Визенгамота и всего волшебного сообщества поблагодарить вас за спасение жизни vox populi. Это было своевременно и… — министр магии пожевал губами, — своевременно. В награду за этот благородный поступок я предлагаю вам официально принять ответственность, которую вы столь, гм, решительно взяли на себя сами. С соблюдением Статута о соблюдении тайны, естественно.
Генри Поттер склонил голову.
— Спасибо, господин министр. Смею вас заверить, что как protector vocis populi я, тем не менее, намерен с неослабевающим рвением исполнять свой долг в Визенгамоте.
Арчер Эвермонд бледно улыбнулся и ретировался в сопровождении аврора и забвенника: это было отступление перед преобладающими силами неприятеля.
Бэгги весь лучился, улыбаясь от уха до уха. Гектор выпустил его.
— Так-так, — сказал он. — Бэгги, ты же не пьешь. Что ты делал в «Веселом Гренделе», раз хозяин тебя туда не посылал?
— Как это не посылал?! Очень даже… — и Бэгги умолк, глядя, как Генри одновременно качает головой и улыбается.
— Зачем вся эта конспирация и интрига, Гарри? — спросил Фоли. — Ты же мог обратиться за помощью к министерству, как только понял, с кем имеешь дело.
Поттер снова улыбнулся.
— Я решил ошеломить двух троллей одним заклинанием. Думаю, теперь министр магии будет сквозь пальцы смотреть на помощь магглам. По крайней мере — лекарствами.

Ушел, качая головой, Гектор Фоли. Щелкнув пальцами, исчез улыбающийся Бэгги. А Поттер еще постоял, глядя на своего подопечного, который держал за руку жену, пока ее двойник, сказочная принцесса, танцевала в зарослях Conium maculatum, Anthriscus sylvestris и других зонтичных.
— У меня есть предчувствие, что на фронт вы больше не попадете… — пробормотал Генри. И добавил, наконец прочитав фамилию на табличке в изножье кровати: — Мистер Толкин.


2 января 2016 — 1 января 2018
Анариэль Ровэн оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала