[Ласс]

Одиссей и Ахилл
Меоф и Ласс

Агамемнон, правитель Микен, властолюбивый и жадный брат Менелая, не считался ни с кем, ибо почитал себя единственным, богоданным царем Эллады.
…Ветер с моря раздул плащ Одиссея. Он с улыбкой, почтительно склонил голову перед царем Микен.
Не высокий, грузный, с густым, жестким черным волосом и бородой, 35-тилетний Агамемнон резко отличался от своего брата. В его лице, во всей его фигуре, исполненной самолюбования и презрения к другим, было что-то надменное, жестокое. Темные глаза жадно блестели, тем скрытым тайным огнем, что сжигает всех властолюбцев. И во всем, к чему стремилось его сердце, он проявлял ненасытность и дикую, звериную страсть.
Быстрым недовольным взглядом Агамемнон окинул воинов.
- Сколько с тобой кораблей? – к Одиссею.
-Десять.
-Ахилл?
-Корабли мирмидонян прибыли перед нами в порт Авлиды, царь.
-Твоя мудрость пригодиться нам, держись рядом. Менелай, - Агамемнон жестом подозвал брата. – Войско готово, - он положил тяжелую руку на его плечо.
Менелай коротко кивнул. И улыбчиво:
- Мудрость царя Итаки должна быть оценена тобой, брат. Если кто и мог привести в войско Ахилла, то только он.
- Я запомнил, но золота сейчас нет.
- Я не просил, царь, никакой награды, - Одиссей вновь почтительно склонил голову. – Меньше всего мое сердце стремиться к богатству.
Агамемнон убрал руку с плеча брата. И вздернул подбородок.
- Что же тебя интересует, сын Лаэрта? Женщины? Кони? Что? Скажи, и в будущем я одарю тебя всем, что ты пожелаешь.
Одиссей поглядел в небо – облака плавно текли на юг. Потом в глаза Агамемнону.
- Я хочу вернуться на Итаку. Но не в твоей власти одарить меня.
Микенский царь промолчал.
- Идем, я покажу тебе войско, Менелай, - наконец выговорил он.
Царь Спарты кивнул Одиссею и на ходу едва слышно заметил:
-По-моему, Агамемнон не в духе!
Одиссей лукаво улыбнулся. Паламед, до этого момента молчавший, вдруг возмущенно сказал:
- Нельзя забывать, что Агамемнон теперь предводитель всего войска эллинов!
-Ну, так пойди и вылижи ему сандалии, - грубо оборвал его Одиссей.
К ним сквозь строй воинов – словно огромный корабль, врезаясь в тугую волну – шел Ахилл.
- Хайре, царь Итаки!
Одиссей кивнул мирмидонцу.
- Не очень-то дружелюбный прием мы получили, - сказал Ахилл, хмуро глядя вслед Агамемнону, - остается надеяться, что мы будем вознаграждены в будущем.
- О сокровищах Илиона ходят легенды, осталось только добыть их, - отрывисто рассмеялся Паламед.
Ахилл метнул на него быстрый огненный взгляд.
- Разве за сокровищами плывем мы в Трою? Или, быть может, за неверной женой глупого мужа?
Мирмидонец не понизил голоса, и многие в войске слышали его, но предпочли не обратить внимания - несмотря на юный возраст, Ахилл славился вспыльчивостью и безжалостностью.
- Похоже, сокровища Илиона не нужны здесь никому, - Паламед спокойно поглядел сначала на Одиссея, затем на Ахилла.
Предводитель мирмидонян презрительно скривил губы:
- Золото тускнеет, а женщины старятся. Глупо тратить свою короткую жизнь на то или другое.
-Наш друг Паламед хочет прожить долго, как и царь микенский. Только, боюсь, что Агамемнон – наш щедрый и великий правитель, оставит все золото и добычу себе, если нам суждено победить. А ты, Паламед, если боги будут благосклонны к тебе, и ты не сгниешь у стен Трои, и не твои кости будут белеть у Скамандра, если случайная стрела не пронзит твои чресла, не повредит члены и ты останешься привлекателен в глазах женщин, и если сможешь вернуться в свой дом, то, да сопутствует тебе во всем удача, конечно же, проведешь остаток жизни достойно, как и пристало герою. Хотя накормить своей тушей червей, вполне достойная для тебя кончина.
- Похоже, хитроумный Одиссей хочет развязать войну прямо здесь, чтобы не отдаляться слишком далеко от Итаки, - процедил Паламед сквозь зубы, резко развернулся и скрылся в толпе.
Одиссей глухо выругался, и с ненавистью посмотрел вслед эвбейскому царевичу.
- Мой шатер уже разбит, думаю, трапеза тоже готова. Я был бы рад видеть тебя своим гостем, Одиссей, - Ахилл улыбнулся, в первый раз за весь разговор.
- Кратер неразбавленного вина, и можете меня везти хоть в Трою, хоть к самому египетскому фараону.
Ахилл расхохотался:
- Отлично! Первая мудрая мысль за весь день! Идем!
****
Одиссей с одобрением отметил, что время, проведенное среди дочерей Ликомеда, не изнежило Ахилла. Убранство его шатра не отличалось пышностью. Это было пристанище воина, а не чертог царя. Зато вино и кушанья были отменными, а вокруг - множество веселых молодых лиц. Воины относились к Ахиллу с безграничным почтением, доставшимся ему не по праву рождения, а в битвах и состязаниях. Сам же Ахилл обращался с ними, как с младшими братьями.
Одиссей молча пил неразбавленное вино и наблюдал за воинами. Завтра, а возможно и сегодня, корабли эллинов покинут гавань Авлиды и начнется плавание к берегам Трои.
Войны не избежать, хотя Агамемнон, а вслед за ним Менелай и другие твердили, что Приам не позволит разорять долину Скамандра и осаждать Трою из-за женщины, которая оставила мужа, нарушив все законы - людей и богов. Однако будь Агамемнон уверен в мирном исходе, вряд ли он стал бы собирать столь огромное войско, не имея алчной надежды развязать войну и заполучить сокровища Трои.
- Не время придаваться печальным раздумьям! - Ахилл хлопнул Одиссея по плечу. Глаза мирмидонца блестели, хотя пил он меньше других, - Или тебя не радует предстоящая война?
- Меня, мой друг, вообще не радуют войны, - Одиссей улыбнулся и отпил еще вина.
- Услышь я это от другого, я бы назвал его трусом! Но я слишком много знаю о тебе, чтобы подумать такое. Что же заставляет тебя не любить главную утеху мужчин?
-Утеху? – Одиссей опустил кубок с вином. – На Итаке, где я родился, сейчас, как и здесь, ярко светит солнце, и моя жена сидит в тени большого дерева, дающего днем прохладу и укрывающего путников во время дождя, она держит у груди нашего сына…А когда наступит ночь, она разденется и ляжет в постель. Над Итакой зажгутся звезды. Такие же, как и здесь, Ахилл, но для меня единственные во всей Элладе, - он улыбнулся. – Быть трусом, значит бояться смерти и боли. Я не боюсь ни того, ни другого – для себя. Как и ты. Но скажи, если бы твой верный и лучший друг попал в беду или погиб, разве не тосковал бы ты о нем, и его раны не были бы страшнее для тебя, чем те, что нанесли тебе враги?
- Это война, и каждый из нас знает, на что идет. Если в битве я буду бояться за своего друга, то не уберегу ни его, ни себя. Тем более, мой друг рвется в битву еще сильнее меня, - Ахилл широко и открыто улыбнулся, - Эй, Патрокл! - крикнул он.
К ним подошел совсем молодой юноша, почти мальчик, со светлыми волосами и задумчивыми серыми глазами.
- Ну, мне ли, приближающемуся к старости соревноваться с вами в храбрости. Бояться не за друга, за тебя, мне больше по душе. О нраве Патрокла я не наслышан так, как о твоем, - рассмеялся Одиссей.
- Патрокл, как и положено воину, умеет сдерживать свои чувства, в этом он меня превзошел, - взгляд Ахилла смягчился, когда он поглядел на юношу, - Но в душе он рвется к стенам Трои за бессмертной славой.
- Ты сам меня этому учил, - застенчиво улыбнулся Патрокл.- Ахилл всегда говорит, что война - единственное достойное занятие для мужчины. И трус тот, кто не ищет славной смерти в бою, - обратился Патрокл к Одиссею.
- Похоже, я ошибался, мой друг. Потому что наш гость не ищет славы, но я готов драться с каждым, чей гнилой язык посмеет назвать его трусом.
- Многие поют красоту Елены Спартанской, но не меньше я слышал восхвалений прекрасной и мудрой Пенелопы с Итаки, - улыбнулся Патрокл.
- Вот тебе еще один урок, Патрокл, - Ахилл лениво потягивал вино, - Боги создали женщину из зависти к доблести мужчины. Любовь отнимает мужество и жажду сражений. В битве ты должен думать о битве, а не о прекрасных глазах и руках, ожидающих тебя дома. Только так ты станешь богоподобным воителем.
- Урок, друзья, будет усвоен тогда, когда обиженная Афродита накажет вас за излишнюю самоуверенность. Богоподобным воителем ты останешься, Ахилл, но кто знает, о чьих глазах ты будешь думать, сражаясь? - насмешливо улыбнулся Одиссей. – Любовь к женщине не умаляет славу воина, иначе смешон был сам Арес, влюбленный как мальчишка в Афродиту.
- Тогда мне лучше принести златокудрой Афродите щедрые жертвы, дабы она не сыграла с нами злую шутку! - беззаботно рассмеялся Ахилл.