[Kurt]

О победах и том, "кто прав".

"Однако "утешение" волшебной сказки - это не только воображаемое удовлетворение древних стремлений. Гораздо более важным является Утешение Счастливого Конца (happy-ending). Я могу даже набраться смелости и утверждать, что им должна обладать каждая законченная сказка. По крайней мере, я мог бы сказать, что собственно истинной формой Драмы, ее высшей функцией, является Трагедия - и что истина волшебной сказки прямо противоположна. Так как у нас нет, как видно, подходящего слова для выражения этого противополюса, то я буду называть его Евкатастрофой. "Евкатастрофическая" сказка есть истинная форма волшебной сказки, в ней выражается ее высшая функция.

Итак, утешение волшебной сказки, радость счастливого конца - или, точнее, радость внезапного доброго, "поворота" событий (ведь настоящая сказка не имеет действительного конца) - радость, которую предельно хорошо творит волшебная сказка, - эта радость, по своей сути, не является ни "уходом", ни "побегом". В сказочном (иными словами, в трансцендентном) контексте это - каждый раз - внезапная и чудесная милость, на повторение которой никогда нельзя рассчитывать.

Волшебная сказка не отрицает существования дискатастроф, скорби и поражения: возможность подобных вещей с необходимостью предполагается радостью победы. Но волшебная сказка отрицает (если угодно, наперекор всему, что явно противоречит такому отрицанию) всеобщее окончательное поражение. и потому она - благовестие, приносящее легкий отблеск Радости, Радости, запредельной по отношению к этому миру, что горек, как скорбь.

Вот окончательный признак хорошей волшебной сказки, высокой и законченной: какими бы дикими ни были описываемые в ней события, сколь бы фантастическими или ужасными ни были приключения, но когда наступает "поворот", то у читателя, ребенка или взрослого, перехватывает дыхание, сильнее и выше бьется сердце, подступают (или действительно льются) слезы, - все так же, как и при воздействии любого жанра литературного искусства, но при этом и своеобычно.

...

Я осмелюсь сказать, что когда я с этой точки зрения рассматривал Историю Христианства, то у меня давно складывалось чувство, и чувство радостное, что люди - существа, наделенные при сотворении природой творцов, но подвергшиеся порче - искуплены Богом сообразно с этой стороной их странной природы (равно как и с иными сторонами). Евангелия заключают в себе волшебную историю, либо нечто более широкое, - то, что содержит в себе сущность всех волшебных историй. В Евангелиях много чудес - особым образом художественных14, прекрасных и трогательных; "мифических" - в своем совершенном, самодостаточном значении; и среди всех этих чудес - величайшая и наиболее полная из мыслимых евкатастроф. Но эта история вступила в Историю и в Первичный мир. Желание и чаяние под-создания, соучастия в творении возвысились до исполнения в подлинном творении. Рождество Христово - это евкатастрофа человеческой истории. Воскресение - это евкатастрофа истории Воплощения.

Эта история начинается с радости и в радости завершается. Ей присуща высочайшая степень "внутренней связности реальности". Не бывало иного повествования, которое люди находили бы более истинным; которое - в силу своего смысла - было бы принято, как истина, столь большим числом скептиков. Ведь Искусство этого повествования несет в себе максимально убедительный тон Первичного Искусства, то есть Творения. Отрицающий это приходит либо к скорби, либо к ярости.

Нетрудно вообразить, какое редкое волнение и радость можно почувствовать, если какая-то особенно прекрасная волшебная сказка окажется правдой в "первичном" смысле, если сказка, история окажется Историей, не потеряв при этом своего мифологического или аллегорического значения. Это нетрудно, поскольку не нуждается в воображении какого-то неизвестного состояния. Эта радость будет радостью того же характера, если не тай же степени, которую нам дает "поворот" в волшебной сказке: такая радость имеет вкус самой первичной истины, - иначе она не называлась бы радостью. Она обращена вперед (или назад - направление здесь не имеет значения) - к Великой Евкатастрофе. Христианская радость, Слава, "Глория" - того же рода; но она премного (бесконечно, если бы наши способности не были конечны) выше и радостнее. Это - история высочайшего совершенства, и она истинна. Искусство было удостоверено. Бог есть Господь: ангелов и людей - и эльфов. Легенда и История встретились и соединились."

J.R.R.Tolkien О ВОЛШЕБНЫХ СКАЗКАХ

Так что, если бы Толкин захотел написать историю с печальным концом, то он бы ее написал. И Саурон победил бы, но благая весть и надежда на окончательную победу, тех, кто прав, остались бы. А это главное.