Троя (Game)

[Ласс]

Это тред для ролевой игры "Троя". Вся информация об игре в треде Троя (Welcome)

[Меоф]

Мирным покоем дышит Олимп. Ныне благоволят боги Элладе. Гея дарует свои плоды скромным труженикам, войны и смуты обходят стороной Спарту и Микены, Пилос, Авлиду, Итаку, Этолию – в достатке и роскоши живут цари и их слуги.
И мягким золотым светом озаряет этот покой чудная красота Елены, дочери Тиндарея, жены Менелая, царя Спарты. Многие прославленные мужи ходили в женихах Елены Спартанской – царь Итаки, коварный Одиссей, взявший в жены Пенелопу, сестру Елены; сын этолийского царя, Диомед; сын Капанея, Сфенел; оба Аякса, царь Мелибеи Филоктет; Патрокл, сын аргонавта Менетия; сын царя Филаки Протесилай. По совету Одиссея, Тиндарей взял со всех клятву – оберегать Елену.
Но скучает Зевс в поднебесных чертогах. Ему хочется войн и побед, чтобы герои показали себя! Да и бремя Геи ослабить – к Аиду отправив несколько тысяч воинов. И вот, темный рок пал на Элладу.
Некогда обласканный Афродитой Парис, сын Приама, царя Трои, прибывает в Спарту…И вскоре весть облетает Элладу – Елена похищена!
Десятки гонцов отправляются во все стороны света. Царь Спарты призывает всех, кто давал клятву беречь Елену, прибыть ко дворцу его брата Агамемнона, в Микены.
Завертелось веретено мойры Клото, и вплела она темные нити рока в судьбы многих героев.

[Ласс]

На берегах Термодонта издавна живет народ дев-воительниц амазонок, почитающих воина Ареса и охотницу Артемиду. Воинственность и бесстрашие прекрасных женщин известны по всей Ойкумене. Сказители соседних народов все еще рассказывают, как проносилась по их землям с дикими криками бешеная конница амазонок, неся ужас и разрушение, а впереди скакала на вороном коне их прекрасная царица, красотой и суровостью подобная самой Артемиде. Но вот уже несколько лет не водит прекрасная Пентесилея свой народ в битву. Давно уже не берутся амазонки за оружие. Мирно пасут они на равнинах Темискиры стада тучных коров и овец и табуны прекрасных и быстрых лошадей. Лишь фрески на стенах дворца в Темискире да воинственные танцы амазонок напоминают о подвигах былых времен. Но обманчив покой этих земель. За долгие годы мира амазонки не изнежились и не утратили воинственного духа. Их дочерей по-прежнему обучают ездить верхом, стрелять из лука, метать копье и владеть мечом, а уж потом ткать и прясть. Царство амазонок подобно задремавшему воину, ждущему лишь сигнала, чтобы пробудиться и снова вступить в битву. И сигнал близок, ибо не по душе Аресу мирная жизнь его дочерей. Бурный бог снова хочет обильных и кровавых жертв...

[stalker]

Могуч и славен Иллион, его поля необозримы. Пасутся на них овцы, козы, зреют хлеба, наливается соком виноград, оливки роняют свои черные плоды в заботливо подставлен-ные корзины. Могучие леса, полноводные реки окружают царственную Трою. Доблестны ее мужи и прекрасны девы. Но не только пастбищами и полями прирастает богатство Трои – ее порт вмещает множество кораблей, несущих свои паруса к Борею, Зефиру, Эвру и Ноту. Никто не может пройти Геллеспонтом и Пропонтидой в Понт Эвксинский и обратно, минуя Трою, никто не пройдет без позволения ее царя. Не все довольны этим, ибо плата за право прохода весьма высока!

Уже много лет Троей правит царственный Приам, окруженный доблестными сыновьями и заботливыми дочерьми. Самый славный из сынов Приама – Гектор, самый красивый – Парис. Доблестью и мужеством отличается Деифоб, способностью прорицать будущее – Гелен. Боги благоволят городу – Аполлон, Афродита, Арес, Ксанф – бог реки, омывающей могучие несокрушимые стены Иллиона, и многие другие, радуются, видя сынов Трои, и благодарно принимают их щедрые жертвы.

Но злую шутку решила сыграть судьба над троянцами – с помощью Афродиты, Парис похитил прекрасную Елену, и корабль в недобрый час принес их в гавани Трои. Мудрый Приам понимает, что Менелай не простит такого оскорбления, и начинает готовиться к войне. Он не боится ее – много войн видел он на своем веку, но царь не хочет, чтобы страдал его город и он готов многое принести в жертву, чтобы отвести беду от Трои. А пока что он готовит своих воинов и сзывает союзников, связанных клятвами.

[Меоф]

Хмурилось над Олимпом небо. Сокрылась колесница Гелиоса в темных тучах. Ни единый луч солнца не озарял светом землю, только яркие молнии то и дело вспыхивали в непроглядной тьме. Зевс гневался в царских чертогах.
В огромном пиршественном зале собрал он богов.
Величественная и прекрасная Гера сидела по правую руку от Громовержца, рядом с ней похожий на богиню лицом и статью восседал нелюбимый зевесов сын – Арес. Дальше за столом, вкушая амброзию и нектар, сидели Афродита, Афина, Аполлон и Артемида.
Богини поссорились. Афродита, златокудрая, с нежным сияющим лицом, раздраженно смотрела на Афину. Любимая дочь Зевса принесла весть с Итаки, от своего любимца Одиссея – греки собрали флот, и ждут лишь согласия Ахилла и богов, чтобы начать плавание к берегам Иллиона.
- Справедливо благословить греков в плавании! Не они, а троянцы стали причиной войны! Нарушен священный брачный союз, - воительница метнула гневный, совоокий взгляд на Афродиту, - а причиной тому глупое обещание, данное Парису!!!!
Богиня любви улыбнулась нежно, одаривая каждого этой улыбкой.
- Тебе завидно, что не тебя признали ПРЕКРАСНЕЙШЕЙ, дева-воительница! – ее голос звучал как дивная музыка.
Зевс нахмурился. Гера повела плечами и сказала:
- Я выступлю на стороне греков.
Сильнейший раскат грома на мгновение потряс олимпийские чертоги.
- Это справедливо, - кивнул Громовержец.
Афродита возмущенно привстала.
-Отчего ты настраиваешь против Париса и троянцев всех олимпийцев?! – обратилась она к Афине, - Тебе, дева, не известны томления любви и страсть, лишь из зависти ты насылаешь погибель на моих любимцев?! Неужели никто из вас не вступится за меня?!!
Артемида и Аполлон переглянулись – оба золотоволосые и голубоглазые, с одинаково прекрасными невыразительными лицами.
Гера, спокойная в своем величии и неожиданно поддержанная супругом, повелительно махнула рукой.
-Афродита, как же сильна защита троянцев! – насмешливо сказала она и посмотрела на Ареса.
Тот угрюмо молчал, в его темных глазах плясали гневные искры.
Афина, торжествуя победу над не любимой ею Афродитой, улыбнулась и произнесла.
- Неужели не участвует в споре бог войны? Или теперь ему стали ближе раздумья, чем битвы и кровь?
Боги обратили взоры на Ареса. Афродита, тряхнув волосами, гордо и дерзко сказала:
- Если так, то, пожалуй, ему лучше примкнуть к тебе, дева!
Все смолкли. Был дик и страшен гнев бога войны, даже Зевса он не боялся, едва его обуревала ярость.
- Паллада, давно не пробовал крови мой меч, - голос Ареса низкими громовыми раскатами прокатился под сводами дворца Зевса, - Ты рано отдаешь победу грекам! Будь справедлив, отец, Гера и Афина покровительствуют им! А Троя?!
Зевс нахмурился.
- Что ж, пусть Аполлон сопутствует войску Трои. Но знай, Арес, я не стану выслушивать твои жалобы, когда Афина вновь победит тебя!
Арес поднялся во весь рост. Облаченный в черные доспехи, грозный и мрачный, он лишь усмехнулся словам отца и молча покинул пиршественный зал…
Скрипнули колесничные оси под весом бога, огнедышащие кони рванули поводья. Арес, окутанный темным облаком, помчался к берегам Термодонта.

[Меоф]

На юго-западе от Пелопоннеса, в Ионическом море, благословенный богами стоит остров Итака. Овеваемая теплыми ветрами, хранимая Афиной и Посейдоном, Итака процветает. Давно, еще в правление Аркесия, сына Зевса, был здесь построен большой каменный дворец. И вот уже третье поколение царей правит страной, не зная неудач и неурожаев.
Семь лет прошло с тех пор, как Одиссей стал правителем Итаки. Спокойно и безмятежно шло время. Прекрасная Пенелопа – чернокудрая жена Одиссея, чью красоту затмевала лишь Елена Спартанская и сама богиня любви, Афродита, - родила наследника. И маленький Телемах был окружен заботой царицы и двух нянек.
Но принесли недобрые вести из Спарты корабли купцов. Похищена жена Менелая, Елена, и Одиссей, в свое время давший совет Тиндарею связать всех женихов клятвой, понял – вскоре флаги лакедемонян затрепещут в гавани Итаки.
…Солнце клонилось к закату, касаясь ярко-рыжими лучами свежевспаханных полей, уходящих вниз к морю со лба скалистого холма. Свежо и солено тянуло от воды. Теплый ветер легко поглаживал венчики цветов.
Одиссей в одиночестве сидел на склоне холма. Огненными искрами вспыхивали лучи солнца в его волосах. Но не радовали его ни игра солнца, ни умиротворяющий покой сонных полей, ни шепот ласкового моря. Был устремлен в даль его тяжелый взгляд, туда к берегам Пелопоннеса. Изо дня в день, сраженный, угнетаемый мыслями о разлуке с любимой женой и сыном он приходил на этот холм и всматривался в туманный морской простор…
-Одиссей! – позвал его и вывел из темного раздумья ласковый голос Пенелопы.
Одиссей поднялся, выпрямился во весь рост и, пряча невеселые раздумья за улыбкой, шагнул навстречу жене.
Она едва доходила ему до плеча, но разве Афродита была высокой, как Коры? Вовсе нет! Прекрасна и Пенелопа, дочь Икария. Именно сейчас, в дни, когда он с камнем на сердце ожидал приезда Менелая, томительно и сильно сдавливало грудь от одного лишь взгляда на нее, одетую в легкий пеплос, просвеченный заходящим солнцем, мягкими складками подчеркивая округлость ее фигуры, полные груди и бедра, ветер растрепал черные волосы, она запыхалась, на полных розово-румяных губах играла улыбка, а темные, агатово-черные глаза светились тепло и мягко.
- Пенелопа! – он протянул к ней руки, но она ловко отстранилась.
- Ищу тебя! В гавани прибыли корабли! – она говорила радостно, не замечая, как осунулось и побледнело его лицо. – Это спартанцы! Сам Менелай!
- Это не добрые вестники! – Одиссей нахмурился. Мелкие морщинки разбежались от уголков его глаз к вискам. – Возвращайся во дворец. Вели Экесту привести вола и осла, и принести мешок с солью. Он знает и уже готов. Гостям же скажешь, что царь сошел с ума. И как только вернется Экест, отправляй их сюда!
Пенелопа, во всем доверяя мужу, прославленному хитростью и умом, побежала к дворцу…
… Едва осела пыль под копытами коней спартанцев, как царица вышла к гостям в темных одеждах, со скорбным лицом, на котором читалось страдание.
Менелай спешился.
- Приветствую, сестра! Неужели и здесь, на Итаке, случилось несчастье??
- Приветствую, тебя царь, - отвечала Пенелопа, изучающе оглядывая спутников Менелая – бородатых, суровых лакедемонян. – Прежде, пригласи своих воинов к столу.
Менелай нетерпеливо мотнул рыжеволосой головой, и сказал:
- Нет времени, сестра. Мои воины не успели утомиться в плавании. Где твой муж, Одиссей?
Пенелопа прямо и открыто посмотрела в глаза Менелая. Экест еще не вернулся, а значит ей нужно задержать спартанцев!
- Боги гневаются на Одиссея, - она выступила вперед, будто приглашая Менелая следовать за ней. – Кого из них обидел мой супруг?!
Менелай нахмурился и подошел ближе.
-Что же произошло?! Где Одиссей?
- Не следует гневить богов, я всегда говорила ему об этом, - продолжала Пенелопа, выходя на открытое место перед дворцом, с которого были видны поля. Она первой заметит Экеста! – Но что привело на Итаку тебя, царь? Мы живем здесь в отдалении от бурлящей жизнью Спарты и Микен и ничего не знаем. Скупые вести лишь изредка приносят купцы на своих кораблях.
Менелай поправил меч. Пенелопа окинула его спокойным взглядом черных глаз.
-Что тревожит тебя, брат?
-Елена похищена! – Менелай выдохнул гневно и яростно, по его лицу прошла дрожь.
Пенелопа помолчала, по ее лицу нельзя было прочесть ничего, она была спокойнее олимпийцев!
- Следует исполнить клятву, которую дали женихи Елены! – требовательно произнес один из спутников Менелая, Паламед. Он толкнул коня пятками в бока и подъехал ближе к царице.
-Что ж, пробуйте. Мой супруг вот уже месяц как обезумел. Вы найдете его дальше, - она махнула рукой, - в полях.
Менелай вскочил на коня.
Никем не замеченный, Экест скрылся в переходах дворца.
- Ты не проводишь нас? – спросил Менелай.
- Мой маленький сын плачет, мой долг быть рядом с ним, - она слегка склонила голову в знак почтения…
…Несколько лет царь Спарты не видел своего друга Одиссея. Статную фигуру воина он узнал еще издалека. Он склонился над плугом, подставляя лучам заходящего солнца широкую спину…Но, странно, не двое волов, а осел и небольшой хромоногий вол были впряжены в плуг.
Воины спешились. По мягкой перепаханной земле пошли к Одиссею, но чем ближе подходили они, тем безумнее казался им Одиссей. Не оглядываясь на пришедших, хотя они были всего в нескольких шагах от него, он продолжал погонять осла и вола, и, загребая правой рукой из мешка, сеял соль!
-Права была царица Пенелопа! Он сошел с ума! – воскликнул Менелай. – Боги прогневались на меня, отнимая у нас такого спутника!
Паламед, самый старший из воинов, молчал. Внимательно и пристально он разглядывал Одиссея и на его смуглом, вытянутом лице читалось недоверие.
Остальные воины топтались позади и переговаривались в полголоса. Видно и правда боги не на их стороне! Раз лишили самого хитроумного из живущих на Гее, ума!
-Что ж, ошибся старец Нестор. Одиссей не сможет принять участие в нашем походе! – вздохнул Менелай.
Паламед произнес:
-Мой царь, позволь мне вернуться во дворец к Пенелопе, и обещаю, вскоре, Одиссей взойдет с нами на корабль!
Менелай развел руками.
-Что ж, если ты думаешь обмануть богов…
…Спартанцы все так же стояли на краю вспаханного поля, а безумный Одиссей продолжал сеять соль. Пали сумерки. Со стороны дворца услышали топот коня Паламеда.
Менелай вгляделся. На руках у него был младенец!
- Это сын Одиссея, Телемах! Если царь Итаки столь безумен, как говорят, я положу дитя на борозду, перед его плугом и смотри, что будет!
Менелай кивнул.
Паламед, прижимая спящего Телемаха к груди, зашагал по полю. Не глядя на Одиссея, он обошел его кругом и положил мальчика на землю. Еще шаг, и копыта животных растопчут сына Одиссея.
Паламед отошел в сторону и, скрестив руки на груди, наблюдал.
Мгновение медлил Одиссей, но вот уже отбросив от себя мешок с солью, остановив вола и осла, он, молчаливый и спокойный склонился над сыном и поднял его с земли.
- Как твое имя, спартанец? – ровным голосом спросил он.
-Паламед, сын Навплия, - ответил тот. В ясных серых глазах сына Лаэрта он не увидел ни гнева, ни угрозы.
-Можешь быть горд, ты перехитрил самого Одиссея!

[stalker]

Деифоб… Что это за имя такое – Деифоб – «боящийся богов»… Говорят, что тогдашний прорицатель, Амфибрахиль, когда отец Приам принес маленького Деифоба в храм, давать имя, сказал, что мальчика надо наречь именно так. Воля богов. А вот кто кого будет бояться – Деифоб богов, или боги устрашаться его подвигов – не сказал. В то время из всех богов Амфибрахиль более всех почитал Диониса, и в тот день воздал ему обильную жертву! А на следующий день объяснять, кто же кого станет бояться, отказался – ибо не дело, по его словам, менять волю богов, раз они сказали – Деифоб, значит так и будет. Вот и приходилось герою всю жизнь бороться с пророчеством, учиться не бояться богов.

Ну а в общем – что их бояться? Вот почти половина Эллады хоть раз в жизни, а видела какого-нибудь бога. Детей их вообще каждый видел. Хотя есть и такие, кто, не зная своего отца, говорят, что рожден от самого Зевса Громовержца. На меньшее не соглашаются… А и не бояться тоже нельзя – самый мирный с виду бог может так поменять жизнь простого человека, что его потомки до седьмого колена будут помнить, ежели вообще такие потомки окажутся.
Афродита – куда уж мирнее? Так нет – подбила Париса – беспутного братца Деифоба украсть жену у царя Спарты. Умом Парис всегда отличался слабо. А зачем ему ум – первому красавцу Трои и царскому сыну, к тому же? И вот теперь – из-за его блажи вся страна втянута в войну, равной которой на свете не было, и, видит Зевс, никогда не будет. Все герои Эллады идут на Иллион – и уже никому нет дела до Елены, все хотят богатств Трои! Боги свидетели – им есть чего желать, казна города обильна и щедра, до поры. Но в одиночку троянцам не устоять против всего мира, вот и третий день Деифоб плывет куда-то на север, к неведомым амазонкам. Они вообще есть или нет?

«Виданное ли это дело – народ одних женщин? Еще и воительниц. – Размышлял Деифоб на палубе своей триремы. – Дело женщины прясть, готовить, убирать и ждать мужа! А эти на конях скачут, от кентавра не отличишь, говорят, еще и воюют. Хотя, если целый народ, да одни женщины, молодые, красивые, страстные… Неудивительно, что многие герои хотели поехать послами именно к ним!"
Но поехал Деифоб, и не только как сын Приама. У него, да продлит Зевс его года бесконечно, одних сыновей почти полсотни. Деифоба признали храбрым мужем, опытным в политике, достойным послом Трои. Царевич высоко ценил честь, оказанную ему родным городом, но разрази их всех Посейдон, как же убедить амазонок воевать на своей стороне?! Чем завлечь их под стены Трои, когда в полях Темискиры им и так хорошо и вольготно? Они любят сражения? Ну этого будет предостаточно. Лишь бы они не стали воевать против Иллиона!
"Хотя в войске ахейцев, говорят, сплошь женихи Елены. Не думаю, что какая-нибудь амазонка к ней сваталась…», - усмехнулся про себя Деифоб.

- Что, уже виден берег? – Обратился Деифоб к моряку, отвлекшему его от размышлений. – Спустить парус, подойдем на веслах. Всем приготовиться, оденьтесь получше, что ли! И не тянитесь сразу к мечам, что бы не случилось! Они же все-таки девушки!

[Меоф]

Легкий ветер играл парусами триеры, мерно стукались в уключинах весла, шумело море - спокойное и гладкое, сливаясь на западе с ночным небом в россыпях звезд.
Пятые сутки минули с тех пор, как Одиссей покинул Итаку.
Боги благословили это плавание.
Все дальше от родных берегов уносил корабль Одиссея, к Скиросу, где укрылся от всех Ахиллес, без которого война с Троей была бы бессмысленна – так предвещал Калхас.
Одиссей стоял у носа триеры, по левому боку, наблюдая, как тьма с запада прячет под черным покрывалом черту горизонта. Ярче загорелись крупные звезды, заблистали в вышине.
Ни дня не дал Менелай Одиссею, чтобы проститься с Пенелопой. Они простились – быстро, без слез. Обещала ждать и он знал, что так и будет. Будет ждать, не позволит чужому мужчине переступить порог его дома. Но все же сжималось сердце в тоске, как перед долгой разлукой. И в эти мгновения ненавидел Одиссей всех – и богов, и людей, но больше всех – Паламеда! И свою прославленную мудрость и хитрость, в которых нуждались цари!
Вот и теперь для чего он послом плывет к Ликомеду, как не для того, чтобы забрать у матери ее сына. Ведь, как он слышал, Ахиллес едва вышел из возраста эфеба.
Одиссей повел плечами.
Что за герой может жить среди царских дочерей, переодетый в женское платье? Если он храбр и боги благоволят ему, он не откажется от участия в походе, а как распознать его меж юных дев Одиссей знал…
…Утром ахейцы сошли в гавани Скироса. Одиссей и Диомед, взяв с собой небольшую свиту, направились во дворец Ликомеда, везя драгоценные дары царю и его дочерям.
Белый дворец Ликомеда широко и величественно раскинулся среди цветущих садов. Девы в светлых одеждах, с венками в руках, вышли встречать гостей.
- Славен и благословен меж олимпийцев царь Скироса, - почтительно приветствовал Одиссей Ликомеда, едва служанки провели его к царскому трону. Невысокий, черноволосый и быстроглазый Диомед до времени укрылся за спиной Одиссея.
- Приветствую тебя в своем доме, многомудрый Одиссей! – Ликомед слегка наклонил седую голову и с интересом посмотрел на царя Итаки.
- Дань отдавая твоей силе и славе, цари микенский и спартанский шлют тебе и твоим дочерям дары, - Одиссей подал знак Диомеду и тот, ловко расстелил на каменном полу ковер. Слуги высыпали на него украшения вперемешку с оружием. Мечи и золото засияли в свете солнечного утра.
И, не давая Ликомеду сказать ответного слова, Одиссей продолжил:
-Прикажи позвать своих дочерей и пусть каждая выберет себе украшение по вкусу!
Скиросский царь хлопнул в ладоши, и вот, в сопровождении служанок, в зал вошли семь его прелестных дочерей. Высокие, сильные, словно богиня охоты Артемида, девушки походили одна на другую как близнецы, в длинных просторных пеплосах и накинутых на волосы шарфах. И невозможно было разглядеть, которая из них переодетый Ахиллес!
- Царевны прекрасны, как сама Афродита! – заметил Одиссей, приглашая дев посмотреть украшения.
Ликомед одобрительно кивнул. Царевны, щебеча, словно птички, склонились над ковром и принялись разбирать и примерять диадемы, серьги, кольца…Но ни одна из них не поднимала шарфа.
Одиссей наблюдал. Вот одна, с глубоким светлым взглядом голубых глаз посмотрела на него, в ее руках поблескивали золотые браслеты, украшенные рубинами. Отчего так внимателен взгляд этих глаз? Да и руки не по-женски сильны! Одиссей незаметно поманил Диомеда и шепнул:
-Вели воинам подать сигнал тревоги.
…И вдруг гулко затрубили рога, оповещая дворец о нападении врагов. Царевны, побросав украшения, с визгами бросились прочь, скрываясь в своих покоях. И только одна, та, которую отметил Одиссей, схватила меч, лежавший в груде браслетов. Шарф спал с ее головы и все увидели, что в женских одеждах перед ними стоит Ахиллес.
-Остановись, Ахиллес! Это по моему приказу воины подали сигнал об атаке.
Тот светло улыбнулся, одергивая неудобный в сражении, к которому он приготовился, пеплос.
- Рад, что не ошибся в тебе, Ахиллес! – Одиссей подошел к юноше и хлопнул его по плечу.
- Довольно мне было прятаться под женскими покровами! Видно, на то есть воля богов, - отвечал с той же улыбкой Ахиллес.
Ликомед поднялся с трона.
-Вижу, правдива молва о тебе, Одиссей! Разгадал ты Ахиллеса, среди моих дочерей. И выдал себя он сам! Но зачем вы явились на Скирос, уж не для того, чтобы поупражняться в хитрости!
Одиссей запустил пальцы в бороду и чуть наклонил голову.
- Тебя достигли слухи о войне с Троей?
-Да…Потому и прятала Фетида у меня во дворце Ахиллеса.
Ахиллес нахмурился, но сделал вид, что рассматривает узор на мече.
- Прожить долгие годы в безвестье или умереть в славе, но рано…, - Одиссей прямо взглянул в глаза Ахиллеса, - Что ты выберешь?
- Славу!

[cosinus]

Пчёлы жужжат над клевером, овцы жуют клевер, а молодой человек по имени Эней лежит на клеверном склоне холма и смотрит в небо. Он размышляет о путях богов, о том, как всё хорошо устроено. Об отце, Анхисе, и матери, которой не знает. О том, как вкусно пахнет обед в лагере пастухов. О брате Лире. И о своих любимых нимфах, кормилице-крестьянке и дочери её, Филире.

Единственное облако застывает над его головой. Тень падает на холм, и Эней вспоминает рассказы отца о красоте прекрасной женщины, которую не затмить. Последнее облако исчезло, и снова нельзя смотреть вверх, не прикрывая глаза ладонью. Облако было красивым, и сдерживало июньский зной. Но солнце уже почти в зените. Эней привстаёт на локте, и дважды свистит.

Стук копыт – ответ на его свист. Эней поднимается на ноги, оборачивается, и теперь он перед ним скачущий Гипп, его Конь. Отец говорил ему, что кони Владыки Лаомедонта очень умны. Гипп полностью разделяет эту точку зрения.

Эней уже верхом, и они скачут к воде. Гипп не только умён, он всё ещё очень быстр, и он всё еще способен удержать себя. Как четыре весны назад, когда он не прыгнул в море с Серой скалы, и не пустил Энея. Не потому, что было высоко, а из-за скрывающихся под скалой фессалийских пиратов, которых не заметил мальчик Эней. О пиратах сказали овцы. Сейчас можно прыгать.

Вынырнув, конь и его седок плывут к берегу. Эней хочет еще, и они прыгают ещё. Потом Эней прыгает один. Потом они направляются в лагерь.

Обед пахнет вкусно, вкуснее, чем мысль о нём, чем можно представить. Эней садится под навесом, который защищает от зноя и не даёт богам запросто смотреть, что едят пастухи. Еда не такая обычная, как во дворце Приама Подарка: её готовил отец, а пряности искал Эней.

Гора, возле которой пасутся стада, и пахнет костром – необычное место. Здесь живут нимфы, здесь прошло детство Энея. В пять лет отец сказал Энею, что теперь они будут жить вместе, но Эней по-прежнему убегал на весь день к горе, и все его друзья были отсюда. Деревья и ручьи, залитые солнцем склоны и чёрные горячие скалы. Дети пастухов и крестьян, хозяева этих ручьёв и трав, невинные юные нимфы.

Когда Энею исполнилось десять, отец уже научил его множеству вещей: смотреть прямо перед собой и видеть близкие предметы; смотреть на небо и не видеть ничего, кроме высокой дали. Гипп научил его остальному.

К пятнадцати годам Эней знал о богах столько, сколько не знал ни один взрослый пастух. Отец не мог ходить, и Эней носил его на себе. Отец не мог видеть, и Эней смотрел за него. Но рассказывать отец мог, и Эней впитал в себя уважение к богам, знание о их силе и величии, о их гневе и расплате за необдуманный поступок. Дардан, его прапрапрадед, был сыном главнейшего из богов, Зевса. Так говорил отец.

В свои 18 лет Эней так и не полюбил главное искусство мужчин. Он умел почти всё, что умели юноши его возраста, и часто побеждал в беге, плавании, в хитроумной игре на деревянной доске. И всё же главное искусство оставалось для него чужим. Убивать людей – в этом жизненном аспекте Эней не преуспел. Дважды сходив в поход, Эней не убил никого. Пусть он молод, но другие юноши уже убивали в бою: и не одного, а пятерых взрослых мужчин убил Гектор из Трои, сын Приама. Отец говорил Энею, что он с Гектором в далёком родстве. Но определённо у них различные цели в жизни.

Гектор Приамид силён и готов сразиться с любым. Его брат Парис силён, но он прекраснее любого юноши или мужа, и женщины сами сражаются за него. Лиситой и Лаодок рады хорошему барышу от торговли. Артемах из Трои не знает, чего он хочет. Эней тоже не знает, но не станет грабить простых крестьян за хребтом Ида вместе с Артемахом, Лаодоком и Лиситоем.

Эней редко приходит в Трою. Там слишком много людей, которые слишком заняты собой, и совсем не любят животных. Единственный раз Эней убил человека – на конном рынке, когда знатный арголидец, только что вставивший кольцо в нос коню, дёрнул за вёрёвку так, что зверю вырвало ноздри. Когда Эней ударил этого человека о землю, спрятанный под одеждой ахейца нож вошёл в живот хозяину. На суде Гектор вступился за Энея, но не видел, как было, и не мог говорить за него. Когда Гипп, который видел, хотел говорить за Энея, его не слушали. Но Лир выкрал у ахейцев тело торговца, и бросил его к ногам судей, и все увидели рваный след от трёхгранного ахейского ножа.

Пусть Гектор сражается, а Парис пленяет, пусть Мемнон жадно расспрашивает путешественников про чужие земли, и пусть Энея зовут в третий поход на Пелопоннес, посмотреть на Микены, сразиться с местными мужчинами и оценить женщин. Сюда, на клеверный склон Иды, он снова придёт завтра, чтобы пасти овец и любоваться местными нимфами. Слушать отца и смотреть, слушать, вдыхать. Он счастлив здесь. И его Гипп – не боевой конь, ведь боевой конь живёт до первой битвы, а Гипп – его друг.

Плыви к своим ахейцам, Парис Троянец. И вы, приамиды, деритесь, заключайте мир, и снова воюйте. А земля Энея - здесь, на зелёных холмах Иды.

[Ласс]

Алкеста с ногами забралась на большой плоский камень на берегу ручья и наблюдала, как ее конь Элиос пил воду. Если от общества людей она порой уставала, то наблюдать за животными ей не надоедало никогда.
"С ними не надо ни претворяться, ни объяснять словами. Они чувствуют тебя, а ты их", - думала она. А Элиос тем временем напился и принялся лениво щипать траву.
Алкеста опрокинулась на спину, замерла и прислушалась... тишина... лишь обычные звуки летнего полдня и неясный гул голосов из лагеря. И еще один звук, непривычный ей - шум моря.
Алкеста жила далеко от побережья, в Темискире у царицы Пентесилеи, сестры своей матери. Боги, за что-то гневаясь на Пентесилею, не дали ей дочери. А сыновей амазонки отсылали к отцам еще в младенчестве. И когда мать Алкесты погибла в битве, Пентесилея взяла девочку к себе. Алкеста редко расставалась с Пентесилеей, которую она обожала и боготворила. Не хотела она разлучаться и в этот раз. Но амазонки побережья пригласили царицу на праздник в честь возведения нового храма Артемиды. Сама царица приехать не смогла и послала вместо себя верховную жрицу богини-охотницы Электру и свою племянницу Алкесту.
Приятно было побывать в незнакомых землях, а новый храм поразил своим великолепием даже жительниц Темискиры. Хозяева не скупились ни на дары, ни на добрые слова и упрашивали гостей остаться еще. Но Алкеста затосковала и решила отправляться в обратный путь...
Алкесту вырвал из раздумий стук копыт. Кто-то скакал прямо к ней. Она резко выпрямилась и подозвала Элиоса. Вряд ли ей что-то могло угрожать, но ее с детства учили всегда быть на стороже.
Через минуту из-за деревьев вылетела на своей белоснежной кобыле Электра. Щеки верховной жрицы раскраснелись от быстрой скачки, рыжеватые кудри растрепались и падали на лицо.
- Что случилось?! - воскликнула Алкеста, встревоженная поспешностью и взволнованным видом девушки.
- Алкеста! Корабль!
- Что?.. - смысл сказанного Электрой не сразу дошел до сознания Алкесты. Сами амазонки мореплаванием не занимались, а другие народы, зная их воинственность, редко осмеливались подходить к их берегам.
- Мы увидели корабль на море! Плывет прямо сюда!
Эти слова вывели Алкесту из оцепенения. Она взвилась на спину Элиосу, и обе девушки пустили коней галопом.
Лагерь амазонок расположился на опушке рощи. От берега моря его отделяла только гряда невысоких холмов, с вершины которых дозорные и заметили корабли. Остановившись на вершине холма, Алкеста вгляделась в даль. Солнце слепило глаза... но вот она и правда увидела корабль, приближающийся к берегу...
Алкеста оглядела столпившихся вокруг амазонок... слишком маленький отряд, если придется драться... надо придумать что-то другое. Но враги амазонок страшились не только силы и ловкости воинственных дев, но и их хитрости. И вскоре план был готов.
- Тушите костры и завалите пепелища! Чтобы ни струйки дыма не было! Потом садитесь верхом и спрячьтесь в роще. Луки держать наготове. Мое оружие пока пусть будет у тебя, - обратилась она к Электре. Жрица удивленно приподняла бровь.
- Я останусь здесь, - пояснила Алкеста, - встречу их и выясню, зачем они прибыли. Ну же, за работу!
Амазонки бросились выполнять приказ, одна Электра осталась неподвижно стоять подле Алкесты.
- Мне не нравится твоя идея, - Электра была немного выше и старше Алкесты на шесть лет. Алкеста вздернула голову, упрямый взгляд серо-голубых глаз воительницы встретился с не по возрасту серьезным взглядом жрицы.
- Что может случиться? Вы ведь будете рядом. Если что, мне стоит только подать знак...
- Мы можем не успеть, и они убьют тебя, - перебила Электра.
Алкеста звонко рассмеялась:
- Убьют одинокую безоружную девушку?! На это неспособны даже мужчины!
Электра вздохнула и пожала плечами. С Алкестой было бесполезно спорить.

************

Когда корабль подошел к берегу, от пребывания амазонок ни осталось и следа. Только на вершине холма верхом на Элиосе сидела Алкеста, неподвижная, словно изваяние. Золотистая шерсть коня и светлые волосы всадницы блистали на солнце. Ни оружия, ни доспеха не было на ней. Да и спрятать оружие было некуда: на ней была лишь короткая белая эксомида и сандалии. Спокойные и внимательные глаза девушки наблюдали за высаживающимися на берег воинами.

[Ласс]

Легко ли найти нужный город, стоящий на побережье? Опытный мореход всегда сумеет это сделать. Если он не знает дорогу сам, он спросит у более опытных товарищей, посмотрит искусно сделанные карты. Деифоб был опытным моряком, он повидал многие прибрежные города, как в Эгейском море, так и за его пределами. Вот уже больше трех лет он сам командует кораблем, названным им Кроносом, в честь отца Зевса Громовержца, но как найти народ, который не имеет городов на море? Амазонки – дочери степей, они не мореходы. Но живут они и у моря, стоит попробовать поискать их там. Сын Приама возрадовался, приметив дым костров, поднимающийся из-за холма, и уверенно направил свой корабль в ту сторону. Если это амазонки, рассудил он, то они отведут меня к своей царице, а если это просто какие-то пастухи, путники или торговцы, по каким-то неведомым причинам решившие разбить лагерь именно здесь, то, быть может, они подскажут, где искать дев-воительниц.
Разбойников Деифоб не боялся, во главе своего отряда из 35 воинов, он мог смело приставать к любой земле. Самые лихие люди десять раз подумают, прежде чем напасть на таких воинственных мужей! А вот при встрече с амазонками стоило проявить осмотрительность! Деифоб не верил, что они так уж хороши в бою, как про них рассказывают – слухи всегда все преувеличивают, но одолеть его людей числом девы-воительницы могут. Тем более, что они воюют на конях, а мореходам придется биться пешими. Да и случись что, самые многоопытные и закаленные в боях мужи могут заколебаться, доведись им сражаться с женщинами. И, в конце концов, напомнил Деифоб себе, он прибыл заключить союз, а не покорять амазонок силой! Девы славятся своей мнительностью, упрямством и свободолюбием, кто знает, на что придется пойти, чтобы заключить союз? Но он должен это сделать для родного города, и чтобы заслужить милость Приама – близится война, многие доблестные герои отправятся к Аиду, а кто наследует Приаму еще не известно. Кто знает…
На берег Деифоб вышел во главе 20 троянцев. Еще 15 остались охранять корабль. Кронос оставили на мелком месте, чтобы он был готов отплыть при любой опасности. Воины, уходящие вглубь берега, облачились в полный доспех. Кто знает, что их ждет? Может ужасный циклоп-людоед специально приманивает корабли дымом, или кентавры устроили за холмами свое буйное празднество и только и ждут, с кем бы померяться силой. А сила-то у них лошадиная, да и сноровки не занимать…
Красивы леса и рощи близ Трои! Деифоб с детства любил в них гулять. Но там везде видно присутствие человека – пень от срубленного дерева, след повозки, сломанная ветка. Места, в которые попали мореходы, были куда красивее, и было видно, что если люди и бывают здесь, то не часто. Дым, на который Деифоб направил свой корабль куда-то пропал, люди тоже не спешили бежать на встречу троянцам. Отовсюду доносились голоса каких-то птиц, в прочем, царевич смотрел на птица только как на еду, вкусную, или не очень.
Только из густой рощи по левую руку от небольшого отряда не доносилось ни звука. Воины, побывавшие не в одной битве, поняли сразу – засада!
- И птицы не поют… - произнес кто-то из маленького отряда.
Деифоб приказал было своим воинам держать оружие наготове, но тут они все увидели дивное зрелище – из-за деревьев показалась девушка, сидящая верхом на коне какой-то невиданной масти.
Моряки были так поражены ее юной красотой и изяществом, что на мгновение забыли об опасности.
- Должно быть, нам посчастливилось повстречать саму Артемиду-охотницу! – почтительно обратился к ней Деифоб. – Какой же случай привел ее сюда, где мы ищем встречи с амазонками – ее почитательницами и спутницами?
- А какой случай привел сюда тебя, воин? - в тон ему отвечала девушка, - Если ты ищешь амазонок, то ты их нашел. Что же тебе нужно от народа Артемиды и Ареса?
- Как звать тебя, о, юная дева, равная богине в своей красоте? Я рад, что нашел амазонок, ибо прибыл к вам издалека, по приказу Приама – царя славной Трои и моего отца – Обратился Деифоб к амазонке. – Жители нашего далекого и славного города наслышаны о вашем гордом и воинственном народе, и я рад, что мне посчастливилось увидеть вас воочию. Могу ли я надеяться увидеть вашу царицу, ибо только ей я могу рассказать о цели своего визита.
Юная амазонка окинула Деифоба оценивающим взглядом:
- Тебе следовало бы первому назвать свое имя, царевич Трои, - сухо сказала она, - мое имя Алкеста. И я племянница царицы Пентесилеи. Если ты прибыл к нам с миром, я с радостью проведу тебя и твоих воинов в нашу столицу. Если же ты что-то замышляешь против моего народа... что ж, тем хуже для тебя. Знай, что на тебя нацелено более десятка луков!
- Не бойся, о прекрасная Алкеста, - заверил ее Деифоб, - мое имя Деифоб, и я прибыл с миром. Трое есть что предложить вашему народу, я думаю, Пен… Пентесилея (Деифоб чуть запнулся на незнакомом имени) будет рада нашей встрече.
- Поклянись именем Зевса, что не причинишь никому из моего народа никакого вреда, - потребовала Алкеста.
- Клянусь именем Зевса Громовержца, отца богов и героев, что ни я, ни кто из моего отряда, не причинит вреда никому из амазонок – ответил Деифоб. Он не кривил душой – он не собирался причинять им вред собственноручно, но как на счет того, что им может причинить вред военный союз с Троей? Ведь их зовут не на праздник урожая, а на битву!
Девушка внимательно посмотрела в карие глаза Деифоба и кивнула. Затем она громко и пронзительно свистнула, и из-за деревьев показался небольшой отряд всадниц. Все амазонки были при мечах и луках, глядели настороженно и недоверчиво, но за оружие не хватались. В отряде троянцев послышались восхищенные восклицания. Сказка об амазонках становилась былью прямо у них на глазах.
- Мы отведем вас в Темискиру, - сказала Алкеста.
Непрочное доверие было установлено, важно было его не нарушить.

[stalker]

Деифоб не много запомнил из поездки до Темискиры. Слишком много впечатлений навалилось разом на него и его спутников. Если до этого они бывали в городах, в общем. не сильно отличавшихся от Трои, то теперь все было просто невероятно. Бескрайние степи, новые земли, а главное – амазонки. Кто бы мог подумать, что все, что о них рассказывали – правда!? Троянцам все было в диковинку – как они одеваются (хотя это как раз их вполне устраивало!), как они разговаривают, как они сидят на конях – без седел, сгибая ноги так, что ступни чуть ли не лежали на крупе коней. А то, как они держались с Деифобом и его людьми? Такое чувство, что самые юные из них никогда не видели мужчин, зато с детства наслушались про них ужасных рассказов! Зато те, кто был чуть старше, уже скоро стали держаться ближе к троянцам. Уже во время первого привала у костров звучал смех, песни и рассказы. И если бы кто-нибудь слушал песни издалека, он бы сразу понял, кто поет, и не только потому что трудно перепутать голос троянского мужа и девушки-амазонки. В песнях троянцев виделась гладь синего моря, разбросанные в нем островки, запахи новых городов и стены родной Трои. Амазонки пели о степях, конях, битвах. Но и те, и другие пели о любви. Пусть Афродита не была главной богиней, ей поклонялись в любой стране.

Деифоба сопровождала Алкеста, племянница царицы, и Электра, жрица Артемиды, как понял сын Приама. Девушки были очень похожи на первый взгляд, и очень разнились, стоило присмотреться к ним лучше. Холодная, чуть надменная и презрительная Алкеста, воплощение девы-воительницы, относилась к Деифобу без всякого тепла. Она усиленно делал вид, что сопровождает его только по обязанности, и будь ее воля – давно бы улетела вдаль на своем коне. Если царица такая же, то нелегко ее будет уговорить – думалось Деифобу. Электра же была гораздо мягче, приветливей. Она охотно рассказывала ему о местах, через которые проезжал отряд, поведала много о жизни амазонок в степях. А когда Деифоб на привале «случайно» порезал руку, Электра оказалась умелой целительницей и заботливо помогла троянцу.
- Если не удастся уговорить всех амазонок прибыть к стенам Трои, то эту одну надо будет пригласить обязательно. Когда война закончится, и если я останусь жив, да будет на то воля Зевса, мы вместе отправимся в Эфес. Тот Храм Артемиды – это же настоящее чудо света! Она не откажется! Кстати, надо бы спросить у кого-нибудь – жрицы Артемиды случайно не дают обет безбрачия? – Думал Деифоб по дороге.

[Меоф]

…Потянуло свежим ветром с моря. И по высокой, желтой от солнца траве, прошла легкая дрожь. Море в лучах заката, золотым руном раскинулось вширь и вдаль. Воздух – пронизанный светом – наполнился ароматом меда и хлеба. И где-то, в этом янтарном, ослепляющем мире он услышал ее голос и с налета, что-то теплое и живое, прижалось к нему. И нужно было открыть глаза, чтобы понять, осознать, увериться – это она.
Коснуться ее губ – ты здесь, ты моя. И не сдерживать рвущих тело желаний.
И грубо, в шуме бешеного моря, откуда-то – зачем-то? – выкрик. И глубокий кивок триеры – шторм!!!
Одиссей вскочил. Палуба уходила из-под ног. Не ласково встречало его Эгейское море. И этот сон… Он вернулся к жесткому ложу.
Шторм проходил стороной – волны все реже били о бока корабля. Одиссей вслушивался в глухой ропот моря. Он усмехнулся своим мыслям – цепь воспоминаний – не связанных, но мирных и светлых - сковала его. Пенелопа! Сон о ней, мысли о ней.
Она, незамеченная никем – все взгляды, мысли, свобода отданы золотоволосой Елене. А Одиссею не нравилось делить с кем-то свободу. А что было в Елене? В ее спокойном взгляде – пустота, покорность – ему довольно рабынь, да и не покорна дочь Тиндарея. Уже тогда успел пожалеть Одиссей о совете, данном царю Спарты. Лишь желание обладать женщиной, похожей на богиню, держало большинство из женихов. Держало и его. Пыл охотника, среди прочих заметившего ценного зверя. Уйти не позволит гордость – ему, царю Итаки, внуку хитреца из хитрецов Автолика – сдаться? Нет. Но уже много месяцев – в безделье, один за одним – прошло в скуке и бесконечных пирах. И все чаще взгляд останавливался на дочери Икария. И к чему пустоглазая Елена? И красота ее стала пресной, ненужной, блеклой. Что ее светлый взгляд, перед глубиной и мудростью темных глаз Пенелопы? Что ее стать? Разве она воин, а не дева? Не кора и не богиня, просто женщина. И золото ее волос, разве прекраснее темных кудрей Пенелопы? И Одиссей предпочел ее, Елене.
…Над Итакой покойно шли облака. Родился сын. И Одиссей много раз спрашивал себя – нужен ли, нравится ли ему этот неколебимый ничем покой, уходящее время, неизменность, мир? И сколько спрашивал, столько раз отвечал – да. Еще не забыли цари Итаки о покое земли и не ослеплены были роскошью. Не жаждало сердце Одиссея ни войн, ни побед. Прямым был его путь.
«И что теперь?» - спросил он сам себя. «Я далеко от земли, далеко от Итаки, далеко от жены и сына, который будет расти без меня…Мой отец воспитает его. Но сколько продлится эта война? И останусь ли я жив? Нет, я не боюсь. Завещано всем встречать смерть с улыбкой на губах. Но разве стоит Елена моей жизни, или жизни этого мальчика – Ахиллеса?»
- Авлида!!!
Крики матросов пробудили Одиссея от раздумий.
- В Авлиде ждет флот Агамемнона и тех, кто встал под его знамена, - дверь в каморку, где отдыхал Одиссей, распахнулась – вошел Менелай и Паламед – соленый пыльный ветер от берега задул светильник.
- Флот огромен, я слышал, - заметил Паламед, многозначительно поглядывая то на одного, то на другого царя.
Одиссей улыбнулся. Растерянные, мирные мысли о доме и Пенелопе, пропали. Давно он не держал в руках меч.
- Вставай! – Менелай с силой хлопнул Одиссея по плечу. – Идем на палубу, хочу чтобы ты взглянул как встречает нас мой брат.
…Черными тучами, застилая по низу горизонт, стояли в гавани Авлиды корабли.
Солнце слепило глаза, и Одиссей прищурился.
- Тысяча? – ветер ударил в лицо и забился в парусе триеры.
-Не знаю. Сказал, соберет достаточно, - отвечал Менелай.
-Достаточно, чтобы Приам сразу понял, что его сын не прав?
- Агамемнон тактик, - Менелай ухмыльнулся.
- У Трои достаточно союзников. Переговоры, а потом «тактика».
- Переговоры…, поговорим с Агамемноном.
Одиссей промолчал.
Все близилась, разрасталась Авлида. Грудились, темнея, корабли. Неслись на восток белые облака, к Трое…Неслись, пролиться дождем, или закрыть солнце или рассеяться еще над морем. И сколько глаз успеет проводить их в этом пути??? Одиссей не знал…

[Ласс]

Одиссей и Ахилл
Меоф и Ласс

Агамемнон, правитель Микен, властолюбивый и жадный брат Менелая, не считался ни с кем, ибо почитал себя единственным, богоданным царем Эллады.
…Ветер с моря раздул плащ Одиссея. Он с улыбкой, почтительно склонил голову перед царем Микен.
Не высокий, грузный, с густым, жестким черным волосом и бородой, 35-тилетний Агамемнон резко отличался от своего брата. В его лице, во всей его фигуре, исполненной самолюбования и презрения к другим, было что-то надменное, жестокое. Темные глаза жадно блестели, тем скрытым тайным огнем, что сжигает всех властолюбцев. И во всем, к чему стремилось его сердце, он проявлял ненасытность и дикую, звериную страсть.
Быстрым недовольным взглядом Агамемнон окинул воинов.
- Сколько с тобой кораблей? – к Одиссею.
-Десять.
-Ахилл?
-Корабли мирмидонян прибыли перед нами в порт Авлиды, царь.
-Твоя мудрость пригодиться нам, держись рядом. Менелай, - Агамемнон жестом подозвал брата. – Войско готово, - он положил тяжелую руку на его плечо.
Менелай коротко кивнул. И улыбчиво:
- Мудрость царя Итаки должна быть оценена тобой, брат. Если кто и мог привести в войско Ахилла, то только он.
- Я запомнил, но золота сейчас нет.
- Я не просил, царь, никакой награды, - Одиссей вновь почтительно склонил голову. – Меньше всего мое сердце стремиться к богатству.
Агамемнон убрал руку с плеча брата. И вздернул подбородок.
- Что же тебя интересует, сын Лаэрта? Женщины? Кони? Что? Скажи, и в будущем я одарю тебя всем, что ты пожелаешь.
Одиссей поглядел в небо – облака плавно текли на юг. Потом в глаза Агамемнону.
- Я хочу вернуться на Итаку. Но не в твоей власти одарить меня.
Микенский царь промолчал.
- Идем, я покажу тебе войско, Менелай, - наконец выговорил он.
Царь Спарты кивнул Одиссею и на ходу едва слышно заметил:
-По-моему, Агамемнон не в духе!
Одиссей лукаво улыбнулся. Паламед, до этого момента молчавший, вдруг возмущенно сказал:
- Нельзя забывать, что Агамемнон теперь предводитель всего войска эллинов!
-Ну, так пойди и вылижи ему сандалии, - грубо оборвал его Одиссей.
К ним сквозь строй воинов – словно огромный корабль, врезаясь в тугую волну – шел Ахилл.
- Хайре, царь Итаки!
Одиссей кивнул мирмидонцу.
- Не очень-то дружелюбный прием мы получили, - сказал Ахилл, хмуро глядя вслед Агамемнону, - остается надеяться, что мы будем вознаграждены в будущем.
- О сокровищах Илиона ходят легенды, осталось только добыть их, - отрывисто рассмеялся Паламед.
Ахилл метнул на него быстрый огненный взгляд.
- Разве за сокровищами плывем мы в Трою? Или, быть может, за неверной женой глупого мужа?
Мирмидонец не понизил голоса, и многие в войске слышали его, но предпочли не обратить внимания - несмотря на юный возраст, Ахилл славился вспыльчивостью и безжалостностью.
- Похоже, сокровища Илиона не нужны здесь никому, - Паламед спокойно поглядел сначала на Одиссея, затем на Ахилла.
Предводитель мирмидонян презрительно скривил губы:
- Золото тускнеет, а женщины старятся. Глупо тратить свою короткую жизнь на то или другое.
-Наш друг Паламед хочет прожить долго, как и царь микенский. Только, боюсь, что Агамемнон – наш щедрый и великий правитель, оставит все золото и добычу себе, если нам суждено победить. А ты, Паламед, если боги будут благосклонны к тебе, и ты не сгниешь у стен Трои, и не твои кости будут белеть у Скамандра, если случайная стрела не пронзит твои чресла, не повредит члены и ты останешься привлекателен в глазах женщин, и если сможешь вернуться в свой дом, то, да сопутствует тебе во всем удача, конечно же, проведешь остаток жизни достойно, как и пристало герою. Хотя накормить своей тушей червей, вполне достойная для тебя кончина.
- Похоже, хитроумный Одиссей хочет развязать войну прямо здесь, чтобы не отдаляться слишком далеко от Итаки, - процедил Паламед сквозь зубы, резко развернулся и скрылся в толпе.
Одиссей глухо выругался, и с ненавистью посмотрел вслед эвбейскому царевичу.
- Мой шатер уже разбит, думаю, трапеза тоже готова. Я был бы рад видеть тебя своим гостем, Одиссей, - Ахилл улыбнулся, в первый раз за весь разговор.
- Кратер неразбавленного вина, и можете меня везти хоть в Трою, хоть к самому египетскому фараону.
Ахилл расхохотался:
- Отлично! Первая мудрая мысль за весь день! Идем!
****
Одиссей с одобрением отметил, что время, проведенное среди дочерей Ликомеда, не изнежило Ахилла. Убранство его шатра не отличалось пышностью. Это было пристанище воина, а не чертог царя. Зато вино и кушанья были отменными, а вокруг - множество веселых молодых лиц. Воины относились к Ахиллу с безграничным почтением, доставшимся ему не по праву рождения, а в битвах и состязаниях. Сам же Ахилл обращался с ними, как с младшими братьями.
Одиссей молча пил неразбавленное вино и наблюдал за воинами. Завтра, а возможно и сегодня, корабли эллинов покинут гавань Авлиды и начнется плавание к берегам Трои.
Войны не избежать, хотя Агамемнон, а вслед за ним Менелай и другие твердили, что Приам не позволит разорять долину Скамандра и осаждать Трою из-за женщины, которая оставила мужа, нарушив все законы - людей и богов. Однако будь Агамемнон уверен в мирном исходе, вряд ли он стал бы собирать столь огромное войско, не имея алчной надежды развязать войну и заполучить сокровища Трои.
- Не время придаваться печальным раздумьям! - Ахилл хлопнул Одиссея по плечу. Глаза мирмидонца блестели, хотя пил он меньше других, - Или тебя не радует предстоящая война?
- Меня, мой друг, вообще не радуют войны, - Одиссей улыбнулся и отпил еще вина.
- Услышь я это от другого, я бы назвал его трусом! Но я слишком много знаю о тебе, чтобы подумать такое. Что же заставляет тебя не любить главную утеху мужчин?
-Утеху? – Одиссей опустил кубок с вином. – На Итаке, где я родился, сейчас, как и здесь, ярко светит солнце, и моя жена сидит в тени большого дерева, дающего днем прохладу и укрывающего путников во время дождя, она держит у груди нашего сына…А когда наступит ночь, она разденется и ляжет в постель. Над Итакой зажгутся звезды. Такие же, как и здесь, Ахилл, но для меня единственные во всей Элладе, - он улыбнулся. – Быть трусом, значит бояться смерти и боли. Я не боюсь ни того, ни другого – для себя. Как и ты. Но скажи, если бы твой верный и лучший друг попал в беду или погиб, разве не тосковал бы ты о нем, и его раны не были бы страшнее для тебя, чем те, что нанесли тебе враги?
- Это война, и каждый из нас знает, на что идет. Если в битве я буду бояться за своего друга, то не уберегу ни его, ни себя. Тем более, мой друг рвется в битву еще сильнее меня, - Ахилл широко и открыто улыбнулся, - Эй, Патрокл! - крикнул он.
К ним подошел совсем молодой юноша, почти мальчик, со светлыми волосами и задумчивыми серыми глазами.
- Ну, мне ли, приближающемуся к старости соревноваться с вами в храбрости. Бояться не за друга, за тебя, мне больше по душе. О нраве Патрокла я не наслышан так, как о твоем, - рассмеялся Одиссей.
- Патрокл, как и положено воину, умеет сдерживать свои чувства, в этом он меня превзошел, - взгляд Ахилла смягчился, когда он поглядел на юношу, - Но в душе он рвется к стенам Трои за бессмертной славой.
- Ты сам меня этому учил, - застенчиво улыбнулся Патрокл.- Ахилл всегда говорит, что война - единственное достойное занятие для мужчины. И трус тот, кто не ищет славной смерти в бою, - обратился Патрокл к Одиссею.
- Похоже, я ошибался, мой друг. Потому что наш гость не ищет славы, но я готов драться с каждым, чей гнилой язык посмеет назвать его трусом.
- Многие поют красоту Елены Спартанской, но не меньше я слышал восхвалений прекрасной и мудрой Пенелопы с Итаки, - улыбнулся Патрокл.
- Вот тебе еще один урок, Патрокл, - Ахилл лениво потягивал вино, - Боги создали женщину из зависти к доблести мужчины. Любовь отнимает мужество и жажду сражений. В битве ты должен думать о битве, а не о прекрасных глазах и руках, ожидающих тебя дома. Только так ты станешь богоподобным воителем.
- Урок, друзья, будет усвоен тогда, когда обиженная Афродита накажет вас за излишнюю самоуверенность. Богоподобным воителем ты останешься, Ахилл, но кто знает, о чьих глазах ты будешь думать, сражаясь? - насмешливо улыбнулся Одиссей. – Любовь к женщине не умаляет славу воина, иначе смешон был сам Арес, влюбленный как мальчишка в Афродиту.
- Тогда мне лучше принести златокудрой Афродите щедрые жертвы, дабы она не сыграла с нами злую шутку! - беззаботно рассмеялся Ахилл.

[stalker]

Деифоб и Алкеста

До Темискиры оставалось ехать всего несколько часов. Пейзаж вокруг не изменился: все то же бескрайнее море трав, однообразие которого лишь изредка нарушалось грядой не-высоких холмов. О близости города можно было догадаться только по все чаще попадав-шимся на глаза амазонкам. Одни из них пасли табуны великолепных лошадей, другие ска-кали во весь опор по своим делам, третьи учили своих дочерей верховой езде и владению оружием. Они, особенно дети, во все глаза наблюдали за проезжающими мимо троянцами. Некоторые приставали к Алкесте и воительницам ее отряда с расспросами, но Алкеста резко обрывала их и говорила, что они спешат к царице. Особой спешки, в прочем, не бы-ло. Был второй час после рассвета, и солнце еще не успело раскалиться. Воздух был свеж и прохладен, пахло мокрыми от росы травами. Деифоб наслаждался неспешной верховой ездой и свежестью летнего утра. По правую руку от него ехала Алкеста, как всегда бодрая и нетерпеливая. Но, видимо, благодаря близости родного города, сегодня она была благо-склоннее и разговорчивее обычного. Слева от царевича ехала Электра, напротив, задум-чивая и молчаливая. Деифоб уже несколько раз ловил на себе взгляд ее золотисто-карих глаз.
Впереди показались поросшие деревьями холмы. Среди листвы виднелись белые стены какого-то строения, но с этого расстояния Деифоб не мог рассмотреть его хорошенько.
- Это храм Афродиты, - с гордостью сказала Алкеста, проследив за взглядом троянца.
- Афродиты? - удивился Деифоб, - Разве амазонки поклоняются богине любви?
- Ей поклоняются все народы, - улыбнулась Электра.
- Но не все бездумно следуют ее велениям, - перебила подругу Алкеста, - Для нас превы-ше всего свобода и битва. Поэтому более всех прочих богов мы чтим Артемиду и Ареса.
- Но на всякий случай поставили храм и Афродите. Предусмотрительно! - Ехидно похва-лил Деифоб.
Алкеста вспыхнула и бросила на него злобный взгляд, но промолчала.
- Похоже, ты считаешь нас только бездушными воительницами, - тихо рассмеялась Элек-тра, - Но это не так. Или в Трое не знают о Тесее?
- Кто же не знает самого Тесея! А что он совершил такого, что ты вспомнила его именно сейчас? - Поинтересовался троянец.
- Значит, ты все же знаешь не все его подвиги, - лукаво улыбнулась девушка, - Иначе бы ты не спросил. Тесей пленил амазонку Антиопу и увез ее в Афины, где она стала его же-ной. Когда же амазонки собрали войско и попытались освободить ее, она вместе с мужем вышла на защиту Афин. Что же это было, как не власть Афродиты?
- Тогда жаль, что мы будем воевать на одной стороне, а то бы я тоже кого-нибудь пле-нил... - Заметил Деифоб в полголоса, но так, чтобы его услышали.
- Ты многое себе позволяешь, - сухо сказала Алкеста, - В любом случае, прежде чем стать мужем амазонки, даже на два летних месяца, воин должен победить ее в бою. И никакие чары Афродиты не заставили бы меня стать рабыней мужчины на всю жизнь!
- Как же ты можешь судить о том, чего никогда не пробовала? У нас, в Трое, женщины с удовольствием соединяются с мужчинами на всю жизнь, и никто не считает это рабством.
- Что же это, если не рабство? Мужчине позволено все, женщина же должна смиренно сидеть дома, ткать, прясть, вынашивать и воспитывать его детей...
- Если бы в этом не было мудрости, боги бы не установили так, - возразила Электра.
Алкеста удивленно воззрилась на нее:
- В чем же тут мудрость? Какая радость женщине в такой жизни?
- Радость, неведомая амазонкам, - задумчиво сказала Электра. Алкеста не поняла ее слов, но не стала расспрашивать, и лишь раздраженно передернула плечами, тронула пятками бока Элиоса и немного обогнала Деифоба и Электру.
Деифоб ехал и размышлял над словами амазонок. Как бы не вышло, что их царица ока-жется больше похожа на горячую Алкесту, а не на умную Электру.

- Далеко ли до вашей столицы? - Спросил он Электру, чтобы нарушить молчание.. - Ты говорила, что мы прибудем до полудня.
- Недалеко! От нас город загораживают эти холмы, скоро ты увидишь Темискиру, - глаза девушки сияли, - Я уверена, ты полюбишь наш город!
- Я люблю новые города! А еще я думаю, что ты бы полюбила Трою...
- Я думаю так же, - чуть слышно произнесла она.

[Ласс]

Сталкер и Ласс

Темискира поразила Деифоба. Он привык к прекрасным храмам и дворцам Эллады, к неприступным стенам, тенистым садам, полным цветов и редких птиц. Царевич ожидал, что и в столице амазонок будет что-то подобное. Но нет, город даже не был окружен каменной стеной, дома были деревянные, рядом с ними стояли походные шатры. Было много коней, хотя самые большие табуны паслись за стенами. Из камня были построены только дворец царицы Пентесилеи и немногочисленные храмы. К удивлению троянца, его прекрасные спутницы явно ждали от него восхищения городом. Деифоб хорошо понимал важность своей миссии, и сказал не мало лестных слов о Темискире. К сожалению, они шли не от его сердца. В прочем, он легко хвалил город, восхищаясь не его зданиями и садами, а его жительницами, хотя последние об этом не узнали. А восхититься ими было не трудно - на улицы высыпало множество женщин, кто-то в легких доспехах, кто-то в одной тунике. Большинство были юными и прекрасными, как Алкеста и Электра, но были среди них и зрелые женщины, мало уступавшие красотой и статью своим младшим подругам, и величавые седые старухи. С женщинами были девочки всех возрастов: от младенцев на руках у матерей до нескладных подростков. Амазонки перешептывались, хихикали, показывали на троянцев пальцами, и так им улыбались, что многие из отряда пожелали поскорее закончить аудиенцию у Пентесилеи и прогуляться по улицам.
Впереди Деифоба ждало самое важное в его поездке - встреча с царицей амазонок. Она уже знала о прибытии троянцев, и Деифоб решил явиться к ней сразу, не приводя себя в порядок после дороги.
Дворец царицы амазонок походил на дворцы эллинов, но был меньше и не так богато украшен. Стены его были сложены из грубо обтесанного камня и украшены незатейливыми орнаментами и яркими фресками, изображавшими сцены битв и охоты.
Главный зал дворца был битком набит амазонками в полном воинском облачении. Но их веселые глаза и улыбки ясно говорили о том, что это - часть дворцового этикета, а не мера предосторожности. Царица Пентесилея сидела на возвышении в центре зала. Она сразу приковала к себе внимание всех троянцев. Пентесилея была прекрасна, но так величественна и грозна, что напоминала скорее богиню, чем смертную женщину. На ней была короткая черная эксомида, на плечах - шкура пантеры, из-под золотого шлема на спину спадали длинные темные косы. Руки царицы покоились на рукоятке прославленного меча Ипполиты. Пентесилея поднялась навстречу своим гостям и обвела их холодным взглядом ярко-голубых глаз.
Деифоб широким шагом вышел из ряда своих спутников, пересек зал и остановился в семи шагах от Пентесилеи.
- Приветствую тебя, о прекрасная царица воинственного народа! Я Деифоб, сын Приама, царевич Трои. - торжественно произнес он. Деифоб не решался называть ее по имени из боязни напутать - ему в диковинку были странные для эллинского уха имена амазонок.
- Я рад, что мы прибыли в твою страну и были гостеприимно встречены твоим народом. Мы видим, что ваш народ процветает, боги благоволят вам, а также что столица и ее жительницы прекраснее, чем мы могли вообразить.
Взгляды царицы и Деифоба встретились.
- Приветствую тебя, Деифоб, царевич Трои! - у царицы был низкий, приятный голос. - амазонки не принимали гостей из столь дальних земель со времен славного Геракла и Тесея. Но те гости были нежеланными. Тебя же я принимаю в этом дворце с радостью.
В словах Пентесилеи звучала легкая насмешка. Она словно давала понять, что не доверяет Деифобу, но будет радушной хозяйкой, если он не даст повод к обратному.
- Я благодарен за гостеприимство, но я спешил (деифоб чуть поправил пыльную дорожную одежду) не только для того, чтоб наслаждаться обществом твоих прекрасных подданных.
Деифоб сделал паузу, хотя по этикету полагалось, чтобы говорил он. Хитрый троянец хотел, чтобы больше говорила Пентесилея, так как только в разговоре он мог понять ее сильные и слабые стороны.
- Не сомневаюсь, что прекрасных дочерей у Трои не меньше, чем сладкоречивых сыновей, - сказала Пентесилея, улыбнувшись одними губами, - и что у тебя были более веские причины, чтобы пересечь море, чем красота амазонок.
- Народу Трои ведомо, - продолжил царевич, - что вы ищите радости не в тихом отдыхе и уходе за полями и скотом, а в битвах и подвигах.
В глазах царицы мелькнул интерес, она поняла, что Деифоб подходит к цели своего приезда.
- Мне лестно слышать, что подвиги Ипполиты и Антиопы еще не стали для вас легендой.
- Ходят слухи, - Деифоб повел речь издалека, подогревая интерес царицы, - что народ амазонок давно не воевал, и начал уже забывать вкус битвы. А некоторые, разумеется не присутствующие здесь, даже начали склоняться к мирной жизни и заводить семью.
- Слухи, дошедшие до тебя, царевич, верны лишь от части, - лицо Пентесилеи снова стало холодным и непроницаемым, - Мы не воюем лишь потому, что среди соседних племен нет для нас достойного врага. Но это не значит, что мы разучились держать в руках оружие. Если пожелаешь, то можешь сразиться с любой из моих воительниц, и убедиться в моих словах.
Услышав это, амазонки стали шептаться и посматривать на Деифоба, но суровый взгляд царицы разом утихомирил их.
- Для меня было бы честью сразиться с любой из твоих воительниц, но у нас, в Трое, не принято сражаться с девушками. Что же до достойных врагов...
В лице Пентесилеи ничего не изменилось, но ее пальцы нервно скользнули по рукояти меча.
- Мы можем стать достойными друзьями! - Закончил Деифоб. - Ну а достойные враги не заставят себя ждать, - добавил он после паузы.
Пентесилея слегка улыбнулась:
- Я верю, что мы ими и станем. Но друзья должны помогать друг другу. Какой же помощи ждет Приам от моего народа?
- Страшная опасность грозит прекрасной Трое, - со вздохом произнес царевич.
Деифоб рассказал о надвигающейся войне со всей Элладой. Поведал он и о союзниках, спешащих на помощь Иллиону. Не утаил он и причину, из-за которой разгорелась война, только в его речах на первый план незаметно вышли сокровища Трои, до которых так жадны ахейцы, а похищение Елены и поведение Париса оказались незначительным предлогом. В конце речи Деифоб просил царицу принять сторону Трои и повести своих воительниц в бой. Когда же она полушутя полусерьезно спросила не намеревается ли царь Приам купить их дружбу сокровищами, он с улыбкой ответил:
- Не бойся, я не посмею оскорбить вашу гордость! Любой знает, что верные союзники, а амазонки в особенности, не покупаются за золото. Конечно, если мы победим, царь Приам непременно захочет наградить всех, кто сражался на его стороне. Но, как говорили герои-аргонавты, Не дели золотое руно раньше времени! Сейчас я не буду обещать вам ничего, кроме дружбы нашего народа и удалой битвы, достойной дочерей Ареса.
Царица улыбнулась - ей понравился ответ молодого царевича.
- Твои слова искренни, хотя и непривычно изысканны для нас. Я ценю то, что Приаму так важна наша помощь, ведь многие не верят, что мы чего-то стоим в битве. Но ты должен понимать, что такие решения не принимаются в спешке. Дай мне время подумать и обсудить все с моими людьми. Я надеюсь, для тебя и твоих воинов это время пройдет быстро!
- мне было приятно увидеть столь красивую и любезную царицу. Я и мои люди были бы рады погостить здесь как можно дольше, но мы не можем задерживаться - надо спешить на защиту Трои.
- Я понимаю, царевич, и дам ответ как можно скорее, - кивнула Пентесилея и поднялась с места, показывая, что прием окончен.

[Ласс]

В комнате было душно и шумно. Амазонки, громко разговаривая, рассаживались вокруг стола с простыми кушаньями и кубками с вином. Алкеста не ела с восхода солнца, но сейчас ей кусок не лез в горло. Она снова и снова вспоминала рассказ Деифоба о похищении Елены спартанской и близящейся войне. Если бы только она знала раньше, с какими вестями прибыл он! Она бы обращалась с ним по-иному.
Амазонки продолжали входить и рассаживаться по местам. Верховные жрицы храмов, родственницы царицы, главы самых богатых и влиятельных семей... когда же все соберутся?!
Вот вошла сама Пентесилея, заняла свое почетное место и поманила к себе Алкесту.
- Ну как поездка? - спросила она племянницу.
- Замечательно! Никогда еще не бывала так далеко от Темискиры... новый храм - просто чудо! И на празднике Артемиды было много добрых знаков.
Пентесилея удовлетворенно кивнула и указала Алкесте на место подле себя. На языке у девушки вертелось множество вопросов, но она не смела их задать. Что же думает Пентесилея о словах Деифоба? По лицу царицы невозможно было догадаться об ее чувствах.
Наконец все были в сборе. Последней в комнате появилась сестра царицы Меланиппа. Смуглая, точно египтянка, черноволосая и черноглазая девушка скользящей походкой прошла через всю комнату и грациозно села на почетное место по левую руку от Пентесилеи.
Царица амазонок обвела всех взглядом и подняла руку, призывая к молчанию.
- Итак, все вы слышали речь царевича Трои, - разнесся под сводами ее сильный грудной голос, - Грядет великая битва, и Приам хочет видеть амазонок в числе своих союзников. Он сулит нам богатства и славу, но за них мы должны будем платить своими жизнями. Я давно не водила вас в битву, и мало кто из вас помнит те времена, когда нам приходилось бы воевать так далеко от дома, - Пентесилея умолкла. Под сводами комнаты монотонно жужжала муха.
- Это непростое и важное решение, - продолжала она, - Я хочу услышать, что думаете об этом вы.
Амазонки заговорили все разом, но Пентесилея заставила всех замолчать, снова подняв руку:
- Прежде всего я хочу знать волю богов, - с этими словами она взглянула на Электру и Ипподамию, верховных жриц Артемиды и Ареса.
Первой заговорила Электра:
- Мы видели множество знаков в последнее время, но лишь теперь, узнав о цели прибытия царевича Деифоба, можем верно растолковать их. Сегодня, въезжая в Темискиру, я видела ворону, вьющуюся над храмом Ареса. Служительницы бога говорят, что ворон замечали над храмом со дня высадки троянцев на наших берегах.
Электра взглянула на Ипподамию, мрачная жрица Ареса кивнула.
- Были и другие знамения, - продолжала она, - Дым от жертвенных костров сносит к морю, то есть, в сторону Трои.
- Многим из нас были видения, - заговорила Ипподамия хриплым отрывистым голосом. Жрица Ареса была старше многих присутствующих, но тело ее по-прежнему было могучим, даже для амазонки, - Так прошлой ночью я видела кровь на статуе бога, а во сне многие слышали звон оружия.
- Все эти знаки теперь стали ясны, - снова заговорила Электра, - И знаков этих много. Боги хотят, чтобы мы шли на войну, и мы должны исполнить их волю.
- Воля богов непреложна для нас, - медленно проговорила Меланиппа, небрежно играя прядью черных волос, - Но правильно ли прорицательницы растолковали ее? Близится война, и это ясно и без знамений. Но действительно ли боги хотят нашего участия в ней? Быть может, это предостережение, а не призыв?
- Разве бывало так, чтобы мы ложно толковали волю богов? - ответила Электра вопросом на вопрос.
- Даже жрицы могут ошибаться, и случайно выдать собственную волю за волю богов, - снова заговорила Меланиппа, - Я подчеркиваю, случайно! Ибо не хочу незаслуженно оскорбить мудрых жриц.
Серые глаза Ипподамии грозно блеснули, но лицо Электры осталось спокойным и доброжелательным.
- К чему Электре и Ипподамии желать этой войны против воли богов? - спросила Алкеста, оскорбленная за подругу.
- Всем известен воинственный нрав и жажда подвигов Ипподамии, - Меланиппа расправила складки алого хитона, - Возможно, и сам Арес стремится к тому же, но мы почитаем не только Ареса. Что до Электры... - девушка с лукавой улыбкой взглянула на жрицу Артемиды, - Слава богам, зрения мы не лишены. Все видели, как смотрел на нее юный царевич троянцев.
- Если я смею искажать волю олимпийцев, пусть же покарают они меня в эту самую минуту, - спокойно сказала Электра, не отводя взгляд.
- Довольно, - прервала их Пентесилея, - я хочу услышать и других. Говори ты, Меланиппа.
Девушка подождала, пока все взгляды в комнате обратились к ней, и лишь тогда заговорила:
- Времена Ипполиты и славы амазонок прошли. После войн с Гераклом и Тесеем нас осталось совсем мало. Что будет с нами, если мы присоединимся к троянцам? Кто будет защищать наши земли? В царстве Аида сокровища Илиона ни к чему. Процветание - вот к чему должны мы стремиться. Сегодня ахейцы идут войной на трою, завтра им захочется разорять поля Темискиры. Сможем ли мы противостоять им? Нет, особенно если растратим все силы в троянской войне. Мы не должны ничего Приаму. Почему мы должны сражаться за него? Сражаться за женщину, сменившую рабство Менелая на рабство Париса. Эта женщина - игрушка в руках мужчин, награда за победу в битве. Стоит ли она нашей крови?
Кое-кто из амазонок одобрительно зашумел, но Алкеста с удовольствием заметила, что большинство было согласно с Электрой.
- Алкеста, скажи теперь ты, - обратилась к ней Пентесилея. Алкеста вспыхнула. Она была слишком юна для участия в совете, и ей льстило внимание Пентесилеи.
- Я согласна с Меланиппой в одном, - неуверенно начала она, - Слава амазонок уходит. Для троянцев мы - миф. Они даже не надеялись найти нас! - она перевела дыхание, пытаясь заставить голос не звенеть, - Я считаю, мы должны идти в битву, чтобы слава амазонок не померкла в веках.
Она умолкла и бросила быстрый взгляд на Пентесилею. Ей показалось, или царица действительно улыбнулась?
- Юная Алкеста рвется за подвигами, - насмешливо сказала Меланиппа, - Ты ведь еще не принесла в жертву Аресу головы трех поверженных противников, верно?
Алкеста почувствовала, как горят ее щеки. Она и правда за всю свою жизнь участвовала лишь в одной незначительной стычке и убила всего одного врага, и поэтому еще не могла называться воительницей и не имела права иметь детей.
- Алкеста жаждет славы и благосклонности царицы, - продолжала Меланиппа, - Это похвально, но разве мудрая женщина будет ставить это на первое место?
Амазонки говорили и спорили еще долго, но Алкеста больше не говорила и не слушала речей других. В висках у нее стучало. В эту минуту она испытывала жгучую ненависть к Меланиппе. Между ними шло вечное соперничество за любовь Пентесилеи. И не только за это. Царица дала жизнь пяти детям, но все они были мальчиками, поэтому прямой наследницы у нее не было. Ближайшей претенденткой была Меланиппа, но Алкеста, несмотря на юный возраст, превосходила ее в воинском искусстве. И завистливая и алчная до власти Меланиппа боялась, что Пентесилея предпочтет сестре племянницу.
В чувства Алкесту привел голос Пентесилеи.
- Я ценю мнение каждой из вас, но я приняла решение. Оно было непростым, но оно принято. Будь я только воительница, я бы, как многие из вас, рвалась к подвигам и славе. Но боги сделали меня царицей, и я несу ответственность за всех. Среди нас не только воительницы, но и старые женщины, и беззащитные дети. Я должна думать о каждом, и вот мое решение: амазонки откажут Приаму в помощи.
Сердце Алкесты упало. Мечта о славе была разрушена.

[Ласс]

Сталкер и Ласс

Деифоб в ярости метался по комнате, благо все воины были в городе, и никто не мог его видеть. Не след царевичу давать волю эмоциям! Эта Пентесилея, бабская царица, сделала из него дурака. Ей, видите ли, боги не позволяют вести ее народ на бой. Боги, как же! Да ей просто не охота вставать с ее мягкой лежанки и брать в ручку копье! И все ее амазонки такие же. А он поверил, что есть на свете народ женщин-воительниц. Похоже, воевать они могли бы только в постели!
Приам над ним поиздевался, отправив за тридевять земель договариваться с этими никчемными истеричками. Из них могли бы выйти неплохие жены, если вытрясти строптивость, но никак не воины. Хотя некоторые из них очень даже ничего...

Деифоб с радостью бы покинул Темискиру немедленно, но он должен был принять участие в прощальном пире. Как-никак, это был шанс еще раз уговорить царицу отправить на помощь Трое хоть какое-то войско. Да и нельзя было упускать возможность дать воинам нормально поесть и развлечься перед дорогой домой.

*********

Царица устроила прекрасный симпосион в честь своих гостей. Начался он, когда лучи заходящего солнца ярко освещали внутренний двор, заставленный столами и скамьями для гостей и хозяек. Напротив столов было оставлено свободное место, там выступали танцовщицы, наездницы и сказительницы. Возможно, вино и угощение и уступали греческим, но зато артистки могли поспорить красотой и искусством с гетерами Трои. Сильнее всего восхитил троянцев иппогиннес - танец с лошадьми. Деифоб готов был поклясться, что наездницы вот-вот упадут с коней и разобьются, но они казались слитыми с лошадьми в одно целое, словно кентавры.
Деифоб занимал почетное место за столом царицы. Она вела себя благосклонно, с интересом выслушивала все рассказы о Трое, но все искусные попытки Деифоба еще раз попросить о помощи натолкнулись на вежливый, но холодный и твердый отказ.
Тихий вечер незаметно перетек в теплую ночь. На столбах зажглись факелы. Грозная резкая музыка военных танцев сменилась ласковым напевом флейты. Перед гостями танцевала Электра. Девушка плавно скользила по плитам двора, свет факелов ярко освещал её спокойное прекрасное лицо и длинные распущенные волосы, играл на серьгах и браслетах. Складки серебристого полупрозрачного хитона подчеркивали юную красоту ее гибкого сильного тела.
Деифоб глядел на танцы с удовольствием и легкой грустью. Завтра ему придется уехать ни с чем и он больше никогда не увидит Электру. Кто знает, удастся ли ему выжить в войне? Сможет ли он за ней вернуться? А если война будет идти лет десять? Она его не дождется, уж точно. Да и нужен ли он ей. А она такая красивая... какой стан, какая грациозная поступь, какие завораживающие глаза...
деифоб попробовал в уме сосчитать сколько дней прошло с тех пор, как он покинул Трою. Получалось не так и много, а казалось - что несколько лет.
Но тут его раздумья прервала Пентесилея:
- Что же ты расскажешь, царевич, о моем народе Приаму? - спросила царица.
- Я не умею врать, - гордо сказал Деифоб - а тем более не стану врать своему отцу-царю. Я расскажу все как есть, что видел. Расскажу про то, что ваша страна не похожа на Иллион, но тоже прекрасна и богата. Что ваш город достоин лучших городов Эллады. Что ваши девушки красивы как богини и милы как нимфы. И что слухи о воинственности амазонок давно стали мифом. Ваше миролюбие и учтивость делает вам честь, - с невинной улыбкой добавил царевич.
Если Деифобу и удалось задеть Пентесилею, то она этого не показала. Все так же спокойно и надменно царица сказала:
- Однажды я уже предложила тебе испытать в битве любую из моих воительниц. Тогда ты отказался, но, быть может, согласишься теперь? И тогда Приам действительно узнает всю правду о моем народе.
- Если ваши воительницы действительно так хороши, как я когда-то слышал, то Приам уже ничего не узнает от меня... - быстро но весело ответил Деифоб.
- В мои планы не входит убийство царевича Трои! - коротко рассмеялась она в ответ, - Но могу ли я считать твои слова согласием?
- Если это доставит тебе удовольствие, то да. Но я не собираюсь убивать ни одну из твоих подданных!
- Тогда позволь мне биться с тобой, - вмешалась Электра. Деифоб и не заметил, когда она кончила танцевать и подошла к ним.
- Я дал слово - мрачно сказал Деифоб, - и если будет на то твоя царская воля, то готов биться с любой из твоих подданных.
При этих словах он посмотрел на Электру, всем своим видом желая ей оказаться как можно дальше.
Деифобу с детства говорили, что бить девочек не хорошо. Да и потом он как-то не привык с мечом бросаться на красивых девушек. И ему, воину, был непривычен поединок с оружием в руке. Если взял в руки меч - готовься убивать. А поединки ради красоты, как на играх в Олимпии или в Дельфах, они же проводятся атлетами без оружия, обнаженными... Тут Деифоб на секунду представил себе такой поединок с Электрой на глазах у всех и его бросило в жар.
- Отлично! - воскликнула Электра, не обращая внимания на мрачные взгляды Деифоба, в глазах ее плясали лукавые искорки.
Пентесилея улыбнулась и кивнула им.
Они вышли туда, где до этого выступали артистки. Им подали мечи.
Деифоб не знал, как ему драться с Электрой, к тому же вино давало о себе знать. Сначала он хотел ее вымотать и при первом удобном случае выбить меч из ее рук. И как можно дальше. Но она казалась неутомимой и с легкостью отбивала его удары. Амазонки восторженно кричали, а троянцы с ожиданием глядели на него.
Деифобу было не до зрителей. Он разрывался между желанием наказать несносную девчонку за дерзость и опасением повредить ей. Оглядев ее стройную фигуру и одежду, Деифоб решился на необычный план. Проведя две стремительные атаки, отбитые Электрой не без труда, он отошел назад, и во время ее выпада концом меча сорвал застежку, поддерживающую ее хитон. Тонкая ткань скользнула вниз, обнажая плечо и грудь девушки. Электра остановилась в легком недоумении, свободной рукой придержав разорванную одежду.
- У нас, в Элладе, принято проводить поединки без одежды, - с довольной улыбкой заметил Деифоб.
Растерянность девушки быстро прошла, и она продолжила бой.
- Интересный обычай, - амазонка тоже улыбалась, - Но в нашей стране принято раздеваться в других случаях!
Но драться, придерживая одежду на груди, было неудобно, а сползший хитон путался в ногах, и Электра перешла из нападения в оборону.
Деифобу в таком виде девушка понравилась еще больше, и он уже привычным движением срезал вторую застежку. Электра теперь совсем перестала размахивать мечом и остановилась, пытаясь не дать упасть тому, что осталось от хитона. От столов, где сидели троянцы, донесся восхищенный вздох - им явно нравилось происходящее.
Выходки Деифоба нисколько не смутили Электру. Щеки ее раскраснелись, а в глазах был озорной блеск. Она дерзко взглянула в сторону воинов Иллиона и бросила свой меч под ноги своему противнику.
- Сдаюсь! Бой окончен! - крикнула она.
Зрители разразились восторженными криками. Троянцы ликовали.
Деифоба окружили. Все бурно обсуждали бой и поздравляли его с победой. Когда, наконец, все начали расходиться, Деифоб огляделся в поисках Электры. Но девушки нигде не было. Попрощавшись с царицей и Алкестой, Деифоб побрел в ту часть дворца, где была его комната. В душе было легкое разочарование.
Когда он шел по темным коридорам и переходам, кто-то в полголоса окликнул его.
- Электра?..
- Да... - девушка приблизилась и остановилась совсем близко.
- Мы забыли попрощаться, - продолжала она все так же тихо, по-прежнему придерживая хитон на груди, - И потом, я не поздравила тебя с победой...
Внезапно она подняла руки и обвила его шею. Мягкая ткань хитона соскользнула к ее ногам. И Деифоб позабыл обо всем, кроме ее прекрасного тела и горячих губ.

[Меоф]

Ласс-Меоф

Удар за ударом волны бились в бока триер, пенясь и поднимая брызги. Часть греческих кораблей вошла в устье Скамандра – глубоководной, с низкими берегами реки-хранительницы Трои.

Белоснежный город был укрыт от взора негустым лесом, но часть его стен и плоских крыш можно было разглядеть с моря. Одиссей сошел с корабля на берег.

Семь дней плавания остались позади, и он уже без прежней тоски вспоминал о покинутом доме.

Едва был разбит шатер Агамемнона, как вокруг тотчас поднялись серые шатры воинов, Одиссей предпочел разместиться поближе к наскоро сооруженному подобию агоры.

Стяг мирмидонцев поднялся в восточном крыле лагеря греков. Ахилл старался держаться подальше от предводителя войска.

По стану прошла весть о скором совете у Агамемнона. Но простые воины лишь усмехались и точили мечи. Никто не верил в мирный исход.

Солнце палило нещадно, и, несмотря на близость воды, воздух раскалился и обжигал раздраженную морским ветром кожу. Одиссей, изнывая от жары, а еще больше от вынужденного безделья, оделся в легкую тунику, нацепил пояс и меч, и побрел вдоль берега, к скалистым утесам, рядом с которыми трепетали знамена Ахилла.

Еще не дойдя до лагеря мирмидонцев он услышал звон мечей и одобрительные крики воинов.

Бились Ахилл и Патрокл. Оба бойца были обнажены до пояса. Под загорелой кожей вздувались могучие мускулы. Лицо Патрокла было сосредоточено и напряжено, светлые пряди прилипли к вспотевшему лбу. Ахилл дрался играючи, со смехом отражая удары друга.

Одиссей смешался с толпой воинов, и некоторое время с улыбкой наблюдал за сражением. Наконец, не выдержав, он слегка подвинул одного мирмидонца и вышел вперед.
Друзья прекратили сражение и обернулись, чтобы приветствовать Одиссея.

- Патрокл, - обратился Ахилл к юноше, - Может, Одиссей не откажется испытать тебя? Если ты не устал, - добавил он, глядя на тяжело дышащего Патрокла.
- Я не устал, - буркнул тот, - И я хочу закончить наш поединок.
Ахилл положил руку на плечо друга:
- Послушай, ни одному воину не суждено превзойти меня, и в твоем поражении нет позора. Ты будешь славным опытом, когда наберешься опыта, а Одиссей сможет многому тебя научить.

Одиссей приподнял бровь, с насмешкой поглядев на Патрокла.
- Что ж, если ты действительно не устал, я готов сразиться. До первой крови, как ты?

Патрокл отер пот со лба:
- Начнем!

Одиссей обнажил меч. Его зеленые глаза потемнели, и в лице появилось что-то волчье. Он дал Патроклу сделать несколько выпадов, отступая назад и уклоняясь от острого меча – воины вокруг затаили дыхание. Казалось Одиссей не в силах противостоять атакам юноши, его меч лишь отражал удары Патрокла.

Ахилл внимательно следил за поединком, скрестив руки на груди. Он видел, как просияло лицо Патрокла, когда Одиссей начал отступать. Но Ахилл знал коварство царя Итаки и понимал, что скоро юношу ждет горькое разочарование.

Еще несколько сильных ударов нанес Патрокл, вновь скрестились мечи, и уже предвкушая легкую победу, юноша сделал шаг вперед, но Одиссей не отступил, а резким движением ударил Патрокла локтем в лицо. Брызнула кровь.

Одиссей отбросил меч в сторону, а Патрокл, зажимая лицо ладонями, опустился на песок.

-Научи его правильно закрываться, он слишком открыт в бою. Мне даже не понадобился меч, - сказал Одиссей Ахиллу, вытирая ладонью взмокшую шею.

***
Жаркий яркий огонь в медных светильниках, расставленных по периметру шатра, развеивал влажную ночную тьму. С моря задувал несильный ветер, хлопая тканью, принуждая пламя неровно вздрагивать и плясать.
Рабы разостлали на песке ковры, установили треногий трон Агамемнона, и пока советники, воины и стратеги царя ахейцев рассаживались по скамьям, разнесли разбавленное водой вино.

За полотняными стенами шатра гудел лагерь. Одиссей, одетый по-военному, в короткий хитон, кирасу и поножи, держал на согнутой руке шлем с высоким гребнем, из черного конского волоса, и прислушивался к едва различимому шепоту моря.
Ахилл, Менелай, Паламед и другие знатные воины, сидели, одетые, как и он, по-военному, угрюмо уставившись на пустующий трон.

Агамемнон появился из глубин шатра и, ни на кого не глядя, сел на трон. Воцарилась тишина. Одиссей разглядывал рукоятку своего меча.

- Итак, первый совет на берегах Трои…, - буркнул кто-то со скамьи.
Агамемнон грозно свел брови.
-Вижу, воинам не терпится начать бой. Но, следуя велению богов и не желая проливать кровь, я предлагаю совету выбрать нескольких воинов, которые с ветвью мира отправятся назавтра к Приаму и потребуют восстановления справедливости!

Поднялся Менелай.

- Я выберу тех, кто поедет к царю Трои, и сам отправлюсь с ними.

-Стоит ли, брат, ты выйдешь из себя, и переговоры ни к чему не приведут! – отозвался Агамемнон.

- Елена пока моя жена, - упрямо ответил Менелай и обвел всех хмурым взглядом. – Ты, мой друг, мудрейший из греков, поедешь со мной, и твое слово будет искуснейшим в переговорах.
Все обернулись к Одиссею.
Он отложил шлем и поднялся со скамьи.

-Достойные мужи, - широким жестом Одиссей обвел всех воинов, - мой царь, - он слегка поклонился Агамемнону, - тысячу десять судов пристали к берегам Трои. Мы все покинули свои земли, отдавая дань дружбе и клятве, что связала нас. И вот мы здесь. Для чего? Воевать, утопив в крови цветущий край или призвать к соблюдению законов тех, кто их нарушил? – Одиссей замолчал, вглядываясь в лица.

-К чему ты клонишь? – недовольно спросил Агамемнон.

-Царь, ты отправляешь вестников мира ПОТРЕБОВАТЬ справедливости. Но сам вряд ли стал бы выслушивать таких послов. Мы можем лишь уповать на мудрость Приама, но получить мы можем только войну. Иначе, зачем мы явились сюда с армией, превосходящей все армии Эллады?!

-Ты отказываешься вести переговоры? - взгляд Агамемнона стал тяжелым.

- Я отказываюсь убеждать троянцев в том, что мы пришли с миром. Достаточно выйти за стены города, чтобы понять наши намерения!

- Что ты предлагаешь?! – прорычал тот, нетерпеливым жестом подзывая раба с кувшином вина.

- Мы не явимся вестниками мира к троянцам, я не вор, подобный Парису, и не базарный фокусник, обманывающий простой народ дешевыми представлениями. Я поеду к Приаму, как воин и царь Итаки и буду говорить с ним как с равным. И, если он откажется внять голосу рассудка, я укажу ему на берег, и армию греков, ставшую под стенами Трои.

- Ты хорошо сказал! И я поеду с тобой, - свирепо сказал Ахилл, поднимаясь и вставая рядом с Одиссеем.

Агамемнон хмуро посмотрел на юношу, чья дерзость была ему не по нраву.

- Пусть троянцы знают, что с нами приплыли самые отважные, - заключил Менелай.

[Меоф]

Ласс-Сталкер-Меоф

Солнце поднялось над равниной Скамандра. Зловеще легли на каменистую витую дорогу длинные кривые тени города, стоящего на холмах.

Стены Иллиона в 20 локтей высоты, крыльями гигантской птицы расходились от Великих врат на север и юг, дважды пересекая реку, несущую свои воды с северо-востока к морю. Город ярусами возносился над долиной – величественный и грозный.

Вооруженные всадники - Менелай и его спутники, в сопровождении декады воинов, - приближались к Великим воротам Трои.

Ехали неторопливой рысью. Конь Одиссея то и дело сбивался на шаг, тянул удила, порываясь сойти с дороги пощипать траву.

Одиссей, прикрывая глаза ладонью от косо бьющих лучей солнца, разглядывал городские стены и долину, которая в скором времени могла стать полем битвы.

Скамандр тек ровно и не широко, пологие берега его были обнажены и лишь кое-где торчали объеденные овцами или козами кусты. Ближе к стенам города жалось несколько лачуг пастухов, над их крышами поднимался темный дымок – значит, жители не испугались огромного войска греков, не ушли и уверены в мудрости Приама. Дальше на север долина переходила в невысокие холмы, поросшие редким лесом, вдоль леса шла дорога, огибавшая городские стены. На юг поднимались скалистые утесы, закрывая подступы к городу со стороны моря, но чуть восточнее острый глаз мог заметить протоптанную вверх дорожку, и, за царственными кедрами, белеющие стены храма Аполлона.

- Кто вы, и что вам нужно во владениях Приама?

Голоса стражников заставили Одиссея оторваться от созерцания долины и придержать коня.
Он задрал голову вверх. Лучники разглядывали их с высоты троянских стен, держа луки наготове.

-Царь Спарты и его воины! – зычно крикнул Менелай.

- Откройте, если желаете мира! – добавил Одиссей, конь под ним недовольно затряс головой.

- Звучит как угроза, - тихо заметил спартанец.

Но ворота дрогнули и отворились, открывая взорам всадников длинную мощеную улицу, проложенную вдоль ряда высоких, обмазанных белой глиной, домов.

Менелай тронул коня, и процессия шагом стала продвигаться вперед по улице. Им на встречу, бряцая оружием, выбежал командир стражи.
Усмехнувшись в бороду, он нарочито громко и торжественно выкрикнул:

- Лисимах, капитан утренней стражи. Следуйте за мной.

…Троя не походила ни на один из городов Эллады, виденных Одиссеем. Дома здесь строились высокие, с плоскими крышами и узкими прямоугольными окнами, они жались друг к дружке, единственной широкой улицей была та, по которой они ехали. Остальные ответвлялись от нее во все стороны, и были довольно узки. На них с трудом могли разъехаться двое всадников.
Дворец Приама, как и все в этом городе, был построен в азиатском стиле , но что-то эллинское, родное, было и в его стройных ровных колоннах, и в высоких открытых ступенях, ведущих во внутренние помещения.

У этих ступеней их попросили спешиться, и повели через коридор в верхние покои царя Приама.

В прямоугольном зале с высокой кровлей пахло благовониями, вдоль стен были расставлены скамьи, и, ровно напротив проема, который открывал роскошный вид на море и всю долину Скамандра, располагался трон.

Одиссей не успел как следует оглядеться, как слуги отворили тяжелые двери и к послам вышел царь Приам со свитой.

Лицо его было добродушным, и он не нес никакого оружия, но на поясах окружавших его сыновей и советников висели мечи.



Он был высок, и, несмотря на возраст, держался прямо. И казался полным сил. В его выцветших голубых глазах сияла спокойная мудрость властного, зрелого правителя.
Приам откинул белоснежный плащ и сел на трон. Сыновья и советники обступили его пестрой толпой.

- С добром ли пожаловали к берегам Трои доблестные сыны достойнейших отцов Эллады? - величественно спросил он.
Менелай выступил вперед и почтительно приветствовал старого царя.

- Мы прибыли с миром, - отвечал он, но взгляд его, полный ненависти был устремлен на младшего из сыновей Приама, Париса. Красивого нежной, почти женской красотой, с белыми завитыми локонами и глупым светлым взором.

- Пусть твой век будет долог, Менелай! А кто твои мужественные спутники, и почему с вами так много кораблей, полных воинов? Уж не идете ли вы походом на скифов?

- Это Ахилл, сын Пелея, - отвечал Менелай, указывая на юношу, - и Одиссей, царь Итаки, сын Лаэрта.
Одиссей внимательно разглядывал сыновей Приама и самого царя. Услышав, что Менелай назвал его, он коротко и быстро поклонился.

- Позволь, царь, поправить тебя, - заговорил Одиссей, и спартанец отступил назад. – Ты спросил нас – с добром ли мы прибыли. И царь Менелай ответил – с миром. Это так. Но разве мы, ведомые ахейским вождем Агамемноном, вправе отвечать за 10 тысяч воинов? Потому, мы, царь, отвечаем лишь за троих.

- Мы рады гостям, если они приходят с миром, - со значением сказал Приам.

- А мы не рады ворам, которые крадут наших жен! – гневно воскликнул Менелай, но тут же осекся под взглядом Одиссея.

- Не след повышать голос на гостеприимных хозяев, - встрял Парис в своей обычной манере.

Менелай глухо зарычал.

- Не мальчишке, едва вышедшему из возраста эфеба, указывать мне как себя вести! – голос спартанца дрожал от гнева. – И если твой поганый язык…, - он снова замолчал, бросая бешеные взгляды в сторону царевича.

-В моей стране чтят законы, и закон гостеприимства тоже. Если бы не это, многие поплатились бы за свою дерзость, - задумчиво произнес Приам.

- А как, по-твоему, следует наказывать тех, кто нарушил закон? – вновь спросил Одиссей.

- Это решает суд. Если закон справедливый, то наказывают по мере вины. А если закон устарел, то по справедливости.

- А что, греки приплыли за советом? – спросил воин в боевой кирасе, с суровым, цепким взглядом карих глаз.
«Гектор? Вот кто опасен, он, не Приам в случае войны поведет войско троянцев»

Одиссей встретился с ним взглядом и вновь обратился к Приаму.

- Как бы наказали того, кто нарушил законы гостеприимства в твоей стране?

Приам печально посмотрел на воина. Он знал, что стоит ему ответить, какое наказание положено провинившемуся, как ему предложат наказать собственного сына. Потому Приам молчал, обдумывая ответ.

-Многомудрый Одиссей, - проговорил он, - ты, верно, хочешь что-то спросить? Мы ценим красивую и долгую беседу, но не меньше мы ценим и истину. Спрашивай, что бы ни томило твое сердце, не бойся. Мои люди не причинят тебе зла, как бы дерзок не был вопрос!

- Я задал вопрос, царь, но не получил на него ответ, - улыбнулся Одиссей.

- Как и я! - улыбнулся Приам в ответ.

-Если бы я не знал, что троянцы по крови близки к грекам, я бы подумал, что твоя родина в Иудее. Ибо там принято отвечать вопросом на вопрос. Но я уважаю старость и отвечу тебе. В Спарте твой сын Парис был гостем царя Менелая, но презрев законы богов и людей он обворовал его дом. И увел Елену Спартанскую. Мы приплыли к берегам Трои за справедливостью. Ибо твой сын нарушил все мыслимые законы, поправ самый главный, закон гостеприимства. Что скажешь, царь?

Приам вновь замолчал, его советники быстро заговорили в полголоса.
Тот, кого Одиссей определил как Гектора, холодно и спокойно разглядывал греков. Несколько раз его взгляд пересекся с взглядом Ахилла, который то и дело сжимал рукоять меча, пытаясь преодолеть гнев, охвативший его после дерзких слов сыновей Приама.

-Вот достойный соперник, - тихо сказал Одиссей, наклонившись к юноше и указывая на Гектора.

Ахилл залился краской.
-Если будет суждено нам встретиться в бою, победа останется за мной, мой хитроумный друг, - так же тихо отвечал сын Пелея.

Парис, бледный и нервный, перебирал полы своей туники. Он то и дело нагибался к отцу и что-то страстно шептал, но, судя по всему, Приам не слушал сына, и только тонкая морщинка в углах его губ говорила о недовольстве.

- Парис молод и славится в нашем городе красотой, а не дальновидным умом, - наконец громко произнес царь Трои, - Он верит в волю богов... Но я ценю дружественные отношения с Элладой. Я готов отдать вам Елену...

Одиссей торжествующе улыбнулся. Скоро он вернется к Пенелопе!

- Твоя мудрость не преувеличена, царь! Выдай нам Елену Спартанскую немедленно, и мы сегодня же покинем берега Трои.

Неожиданно раздался голос Париса.
- Не бывать этому! Пока я жив и стоит Троя, ни богу, ни человеку не разлучить меня с Еленой. Ахейцы могут отправляться за женщинами к скифам - большего они не достойны.

Менелай до последнего момента подавлявший свой гнев, не выдержал и выхватил меч.

- Щенок, да как ты смеешь!

Вслед за Менелаем обнажил свой меч и Ахилл. Его терпение тоже иссякло.
- Пора ответить за нанесенные оскорбления, - тихо и зловеще произнес он.

Парис тоже выхватил свой меч и бросился бы на ахейцев, если бы его не удержал Гектор.

- Достойные мужи Трои и Эллады! – громко и призывно прозвучал голос Одиссея под сводами зала. – Спрячьте мечи в ножны, мы еще успеем пролить кровь за прекрасную Елену.

Менелай глухо выругался и убрал меч. Ахилл пожал плечами.

- Приам, давай оставим наших друзей и врагов, поговорим наедине, не ослепленные ненавистью и гневом!

Приам поднялся.

- Я призываю своих сыновей, прежде тебя – Парис, и тебя – Гектор, - он обратился к тому, кого и сам Одиссей определил как старшего из сыновей царя, - соблюдать законы наших отцов и не проливать крови послов! И тебя, царь Спарты, хоть гнев твой справедлив, удержать меч в ножнах, - он шагнул к Одиссею. – Я готов выслушать тебя, идем.

…Приам провел Одиссея через высокий проем, который вывел их на плоскую крышу дворца.
Величественный старец остановился у перил и взглянул на море.

- Много лет я правил Троей, много войн пережил, но сейчас мое сердце тревожно. Не потому что я испугался воинства греков, нет, но потому что каждый зверь чует время, когда ему нужно свернуть с тропы и умереть. Мои сыновья…, - он посмотрел на Одиссея, - у тебя есть сын?
-Да, но он едва научился ходить.

-Значит, ты поймешь меня. Я царь, но для своих сыновей всегда был прежде отцом и не в силах видеть, как гибнет мой сын…
- Он погибнет от мечей или стрел, если ты развяжешь войну!
Приам поднял вверх руку и бессильно уронил ее вновь.
- Скажи, Одиссей, ты самый хитроумный из людей, так говорят люди, веришь ты, что царь Микен пришел сюда ради жены своего брата? – старец повернулся к Одиссею и обратил на него полный печали взгляд.
Тот молчал, рассматривая темное пестрое войско греков, их корабли, которые закрывали берег, тугие стяги над шатрами, бьющиеся на ветру, воинов, которые укрепляли защитные стены, костры, дым над лачугами пастухов, мирный покой долины перед Илионом.
-Нет, - наконец ответил Одиссей. – Я передам своему царю, что Троя отказалась принять его условия, - он поклонился.

- Я рад, что мы поняли друг друга.