Форум Арды-на-Куличках  

Вернуться   Форум Арды-на-Куличках > Ривенделл > Каминный Зал

Каминный Зал Стихи, проза, музыка и другие искусства. Разговоры о книгах.

Ответить
 
Возможности Вид
Пред. 11.03.08, 13:13   #1
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
Один из сильнейших рассказов Стивена Кинга: "Катание на "Пуле"" в моем переводе

Я никогда никому об этом не рассказывал, и никогда не думал, что расскажу – даже не потому, что боялся, что мне не поверят, а потому, что мне было стыдно… и потому, что это слишком личное. Мне всегда казалось, что рассказав эту историю, я обесценю как себя, так и ее, умалю ее значение, она станет заурядной, страшным рассказом вроде тех, какие рассказываются в летнем лагере перед отбоем. Думаю, я также боялся, что если я ее расскажу, услышу своими собственными ушами, я могу сам перестать в нее верить. Но после смерти матери я не очень-то хорошо сплю. Я задремываю, потом опять резко просыпаюсь, вздрагивая. Если оставить лампу у кровати гореть, это помогает, но не слишком. Ночью земля полнится тенями, вы замечали? Даже когда свет горит, их по-прежнему много. И вам кажется, что длинные тени могут принадлежать чему угодно.
Чему угодно.

Я учился на третьем курсе в Мэнском университете, когда миссис Мак-Керди позвонила насчет мамы. Отец умер, когда я был еще совсем маленьким, так что я его не помню, и я был единственным ребенком, так что нас было всего двое – только Алан и Джин Паркер, команда в борьбе за место под солнцем. Миссис Мак-Карди, которая жила рядом, чуть выше по улице, позвонила в квартиру, которую я делил с троими другими ребятами. Она прочитала номер на магнитной доске, которая висела у мамы на холодильнике.
''У нее был удар,' - сказала она, растягивая слова как все янки. - 'В ресторане. Но тебе не стоит срываться с места и мчаться сюда сломя голову. Доктор сказал, все не так плохо. Она в сознании и говорит.'
'Ну и как она говорит?' - спросил я. Я старался говорить спокойно, даже с юмором, но мое сердце билось часто, а в комнате вдруг стало очень жарко. Я был в квартире один; была среда, и у обоих моих товарищей были занятия весь день.
'Очень даже ничего. Первое, что она сказала, - позвонить тебе, но не пугать. Очень даже разумно, как ты думаешь?'
'Ага.' Но, само собой, я был напуган. Когда кто-то звонит тебе и сообщает, что твою мать увезли на «Скорой» прямо с работы, как еще ты должен себя чувствовать?
'Она говорит, чтобы ты никуда не ехал и нормально доучился до конца недели. Говорит, чтобы ты приезжал в уикэнд, если будет время.'
Ага, подумал я. Непременно. Я буду ждать в этой провонявшей пивом крысиной норе, пока моя мать лежит в больнице на сотню миль к югу, может быть, умирает.
Она ведь еще молодая, твоя мама,' - сказала миссис Мак-Керди. - 'Она просто очень отяжелела за последние годы, и еще у нее давление. Плюс сигареты. Ей придется бросить курить.'
Но я сомневался, что она сможет бросить, даже несмотря на удар, и был прав — мама ни за что не отказалась бы от курения. Я поблагодарил миссис Мак-Керди за звонок.
'Позвонила первым делом, как пришла домой,' - сказала она. - 'Так когда тебя ждать, Алан? В субботу?' В ее голосе была лукавая нотка, которая говорила сама за себя.
Я выглянул в окно: стоял прекрасный октябрьский день – ярко-голубое небо Новой Англии над деревьями, с которых на улицу Милл облетали желтые листья. Затем я взглянул на часы. Три двадцать. Я как раз собирался на семинар по философии в четыре, когда раздался звонок.
'Вы шутите?' - спросил я. - 'Приеду сегодня же вечером.'
Она засмеялась сухим и слегка надтреснутым смехом — только миссис Мак-Керди с ее любовью к «Уинстону» было и рассуждать об отказе от курения. 'Молодец! Прямиком в больницу, а потом домой?'
'Наверное,' - сказал я. Ни к чему было говорить миссис Мак-Керди, что у моей старой машины что-то неладно с приводом, и в ближайшем будущем никаких дальних путешествий ей не светит. Я доберусь автостопом до Льюистона, потом до нашего маленького домика в Харлоу, если будет не слишком поздно. А если будет, переночую в комнате для отдыха в больнице. Мне не впервой было добираться до дома до попутках. Или ночевать, прислонившись к автомату по продаже кока-колы, если уж на то пошло.
'Ключ будет под красной тачкой,' - сказала она. - 'Ты знаешь, где это?'
'Конечно.' Мама держала ключ под красной тачкой у двери в сарай на заднем дворе; летом она утопала в цветах. Эта мысль заставила меня осознать слова миссис Мак-Керди как реальный факт: моя мама была в больнице, и в маленьком домике в Харлоу, где я вырос, будет темно нынче вечером — некому будет включить свет, когда сядет солнце. Миссис Мак-Керди могла называть маму молодой, но когда тебе самому всего двадцать один, сорок восемь кажется глубокой старостью.
'Будь поосторожней, Алан. Не гони.'
Моя скорость, конечно, будет зависеть от того, кто будет меня подвозить, и лично я надеялся, что кто бы это ни был, он будет мчаться во весь опор. И все равно я не доберусь до Медицинского центра центрального Мэна достаточно быстро. Но ни к чему было тревожить миссис Мак-Керди.
'Не буду. Спасибо.'
'Не стоит,' - сказала она. - 'С твоей мамой будет все в порядке. И то-то она обрадуется, когда тебя увидит.'
Я повесил трубку, потом нацарапал записку, где сообщил, что случилось и куда я направляюсь. Я попросил Гектора Пассмора, самого ответственного из своих товарищей по квартире, позвонить руководителю моей группы и попросить его сказать моим преподавателям, что случилось, чтобы мне не пришлось отвечать за прогул — двое из троих моих учителей этого на дух не выносили. Потом я запихнул в рюкзак одежду на смену, туда же положил свой потрепанный экземпляр «Введения в философию» и вышел. На следующей неделе я бросил философию, хотя довольно неплохо по ней успевал. В эту ночь мой взгляд на мир изменился, очень изменился, и мой учебник по философии не мог ответить ни на один из появившихся у меня вопросов. Я понял, что есть глубинные вещи, понимаете — глубинные, и никакая книга вам о них не расскажет. Думаю, иногда лучше просто забывать об их существовании. Если, конечно, можете.

От Мэнского университета в Ороно до Льюистона в графстве Андроскоггин сто двадцать миль, и самый короткий путь туда – I-95. Хотя вообще-то главная магистраль – не лучшая дорога для путешествия автостопом; полиция штата может остановить каждого, кто движется по дороге пешком, даже если вы просто стоите на обочине, а если один и тот же коп поймает вас дважды, он вполне может вас оштрафовать. Так что я выбрал Маршрут 68, который сворачивает на юго-запад от Бангора. Там хорошее движение, и если вы не выглядите полным психом, вы успешно доберетесь куда надо. И с полицией проблем не будет, во всяком случае, по большей части.
Первым меня подвозил мрачный страховой агент, который довез меня до Ньюпорта. Я стоял на перекрестке Маршрута 68 и Маршрута 2 уже около двадцати минут, когда рядом остановился пожилой джентльмен, направлявшийся в Баудуингем. По дороге он все время хватался за промежность. Как будто пытался поймать что-то, что бегает у него между ног.
'Жена всегда говорила, что я кончу жизнь в канаве с ножом в спине, если не брошу брать попутчиков,' - сказал он, - 'но когда я вижу, что молодой парень стоит голосует, всегда вспоминаю, как сам был молодым. Сам все время ездил автостопом. И на машине ездил. И гляди-ка, ее уже четыре года как нет, а я еще скриплю, езжу на том же старом 'додже'. Ужасно по ней скучаю иногда.' Он схватился за промежность. - 'Куда ты направляешься, сынок?'
Я рассказал ему, что еду в Льюистон, и почему.
'Ужасно,' - сказал он. - 'Бедная твоя мама! Мне так жаль!'
Его сочувствие было таким сильным и неожиданным, что в уголках глаз у меня защипало. Я моргнул, чтобы слезы ушли. Меньше всего мне хотелось разреветься в старой машине этого джентльмена, которая дребезжала, качала и сильно воняла мочой.
'Миссис Мак-Керди — леди, которая мне позвонила — сказала, что это не так серьезно. Моя мама еще молодая, всего сорок восемь лет.'
'Все-таки это ужасно! Удар!' Он искренне переживал. Он снова схватился за промежность своих мешковатых зеленых штанов, и дернул за них своей разработанной, похожей на птичью лапу старческой рукой. 'Это всегда серьезно! Сынок, я бы сам тебя довез до МЦЦМ — прямо до главного входа — но обещал своему брату Ральфу, что свожу его в дом престарелых в Гейтсе. У него там жена, у нее эта болезнь, когда все забывают, как ее там, Андерсона или Альвареза или что-то этом роде — '
'Альцгеймера,' - сказал я.
'А, наверное, у меня она тоже началась. Черт, я бы все равно тебя подвез.'
'Не стоит,' - сказал я. - 'От Гейтса я легко доберусь.'
'Ужасно,' - повторил он. - 'Удар! Всего сорок восемь!' Он снова схватился за свои мешковатые штаны. 'Чертов бандаж!' - вскричал он, потом засмеялся — жалобно и одновременно весело. - 'Чертова грыжа! Если долго проживешь, сынок, начнешь разваливаться. Господь даст тебе под зад, вот что я тебе скажу. Но ты хороший сын, все бросил и поехал к ней.'
'Она хорошая мама,' - сказал я, и снова глаза защипало. Я никогда слишком не скучал по дому, когда уезжал на учебу — немного в первую неделю, и все — но сейчас тосковал. Нас было только двое на свете, никаких других родственников. Я не мог представить себе жизни без нее. Не так уж плохо, сказала миссис Мак-Керди; удар, но все не так плохо. Черт, лучше бы старуха говорила правду, подумал я, ну зачем она бережет мои нервы.
Какое-то время мы ехали молча. Совсем не та быстрая езда, на какую я надеялся —старик строго держался сорока пяти миль в час и иногда выезжал за разделительную полосу, чтобы испытать другую половину дороги — но дорога была долгой, и столь же хорошей. Маршрут 68 разворачивался перед нами, прокладывая мили через леса, разделяя пополам городки, которые показывались и исчезали, как мигнув, каждый с собственным баром и собственной газовой станцией: Нью Шерон, Офелия, Западная Офелия, Ганистан (когда-то бывший Афганистаном, странно, но факт), Микэник-Фоллз, Касл-Вью, Касл-Рок. Ярко-голубое небо темнело по мере того, как из него уходил день; старик включил вначале задние, а потом передние фары. Они ярко горели, но он словно этого не замечал, даже когда встречные машины ослепляли нас светом своих фар.
'Моя невестка даже своего имени не помнит,' - сказал он. - 'Не может отличить черное от белого. Вот что с тобой делает болезнь Андерсона, сынок. Она так смотрит . . . как будто говорит 'Выпустите меня отсюда' . . . или сказала бы, если бы помнила, как это сказать. Ты понимаешь, о чем я?'
'Да,' - сказал я. Я потянул носом воздух и подумал, его мочой пахнет в салоне или, может быть, он возит на машине свою собаку. Я подумал, обидится ли он, если я немного опущу оконное стекло. В конце концов я так и сделал. Он, похоже, не заметил, также как не замечал света фар встречных машин.
Около семи часов впереди показался холм, на котором стоял Вест-Гейтс, и мой водитель воскликнул: 'Гляди, сынок! Луна! Потрясающе, правда?'

Last edited by Erinn; 11.03.08 at 20:42.
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 11.03.08, 13:14   #2
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
Действительно, это было потрясающее зрелище — огромный оранжевый шар, поднявшийся над горизонтом. Я подумал, что в нем есть что-то ужасное. Луна казалась одновременно беременной и больной. Пока я глядел на встающую луну, мне в голову пришла внезапная ужасная мысль: что, если я приеду в госпиталь, а мама меня не узнает? Что, если она потеряла память, полностью, и не может отличить черное от белого? Что, если доктор скажет мне, что ей нужен человек, который бы заботился о ней всю оставшуюся жизнь? Этим человеком, конечно же, придется быть мне; никого больше у нее не было. Прощай, колледж. Как вам такая перспектива, друзья-товарищи?
'Загадай желание, мой мальчик!' - вскричал старик. Его возбужденный голос стал резким и неприятным—точно битого стекла натолкали в ухо. Он с чудовищной силой рванул себя за промежность. Что-то внутри щелкнуло. Я не понимал, как можно так дергать себя между ног и не оторвать себе яйца, с бандажом или без. 'Желание, которое загадываешь на полную луну, всегда сбывается, так мой отец говорил!'
И я загадал, чтобы мама узнала меня, когда я войду к ней в палату, чтобы ее глаза загорелись и она произнесла мое имя. Я загадал желание и тут же захотел взять его назад; я подумал, что ни одно желание, загаданное при этом лихорадочном оранжевом свете, ни к чему хорошему не приведет.
'Эх, сынок!' - сказал старик. - 'Как бы я хотел, чтобы моя жена была тут! Я бы попросил прощения за каждое резкое слово, которое ей сказал!'
Двадцать минут спустя, при угасающем свете дня и раздувшейся луне, низко висящей в небе, мы прибыли в Гейтс-Фоллз. На перекрестке Маршрута 68 и улицы Плезант есть желтый указатель. Как раз перед тем, как подъехать к нему, старик свернул к обочине дороги, врезавшись правым передним колесом доджа в бордюр, после чего машину отбросило назад. У меня зубы застучали. Старик взглянул на меня с каким-то лихим, вызывающим задором — во всем его поведении была какая-то лихость, хотя я не заметил этого вначале; во всем его поведении чувствовалась эта резкость битого стекла. И все, что выходило из его рта, звучало как восклицание.
'Я довезу тебя до госпиталя! Да, сэр! К черту Ральфа! Ко всем чертям! Только скажи!'
Я хотел попасть к маме, но мысль, что придется проехать еще двадцать миль в этой пропахшей мочой машине, мне не нравилась. Как и представившаяся мне картина, как этот старик рулит и виляет по четырем дорожкам улицы Лисбон. Но главным образом мне не нравился он сам. Я бы не выдержал еще двадцати миль хватания за промежность и звучания дребезжащего как стекло голоса.
'Нет, спасибо,' - сказал я, - 'не стоит. Поезжайте к брату.' Я открыл дверь, и тут случилось то, чего я боялся — он схватил меня за руку своей скрюченной старческой рукой. Той самой рукой, которой хватался за промежность.
'Только скажи!' - сказал он. Его голос был сиплым, уверенным. Его пальцы впились мне в руку пониже плеча. - 'Я тебя доставлю прямо к главному входу! Какая разница, что я тебя в первый раз в жизни вижу, а ты меня! Какая разница, что она не отличает черного от белого! Довезу тебя прямо . . . дотуда!'
'Не стоит,' - повторил я, одновременно попытавшись выбраться из машины, оставив в его руке свою рубашку, если придется. Он хватался за нее как утопающий. Я думал, что если я дернусь, его хватка окрепнет, что он может схватить меня за горло, но он этого не сделал. Его пальцы разжались, потом соскользнули с моей руки, когда я ступил наружу. И я удивился, как мы всегда удивляемся, когда иррациональный приступ паники проходит, чего же я так боялся. Он был просто дряхлой углеродной формой жизни в дряхлой воняющей мочой экосистеме доджа, которая была разочарована, что ее предложение не принято. Просто старик, которому неудобно в бандаже. Чего во имя неба я так боялся?
'Большое спасибо, что вы меня подвезли, и еще больше за ваше предложение,' - сказал я. 'Но я могу пойти туда' — я показал на улицу Плезант — 'и меня очень скоро подберут.'
Он какое-то время молчал, потом вздохнул и кивнул. 'Наверное, так лучше,' - сказал он. - 'Только не ходи в город, в городе никто не берет попутчиков, никто не хочет тормозить, чтобы в него не врезались.'
Тут он был прав; ловить попутку в городе, даже таком маленьком, как Гейтс-Фоллз, было бесполезно. Думаю, он и правда в молодости поездил автостопом.
'Ты уверен, сынок? Ты ведь помнишь пословицу про синицу в руке.'
Я опять заколебался. Он был прав насчет синицы в руке. Улица Плезант переходила в Ридж-Роуд спустя милю или около того к западу от указателя, а дальше на пятнадцать миль тянулись леса, перед тем, как перейти на Маршрут 196 на окраине Льюистона. Было почти темно, а ночью всегда труднее поймать попутку — в свете фар на дороге за городом вы выглядите как юный преступник, сбежавший из Уиндгемского исправительного заведения для мальчиков, даже если волосы причесаны и рубашка заправлена в брюки. Но я больше не хотел ехать вместе со старым джентльменом. Даже теперь, когда я благополучно выбрался из его машины, мне чудилось в нем что-то подозрительное — может быть, просто из-за этих его постоянных восклицаний. Кроме того, с попутками мне всегда везло.
'Уверен,' - сказал я. - 'Спасибо еще раз. Большое спасибо.'
'Всегда пожалуйста, сынок. Всегда пожалуйста. Моя жена . . .' Он остановился, и я увидел, что в уголках глаз его показались слезы. Я снова поблагодарил его, затем захлопнул дверцу, прежде чем он успеет сказать что-нибудь еще.
Я поспешил через улицу, моя тень то появлялась, то исчезала в свете указателя. На той стороне я оглянулся. Додж был все еще там, припаркованный у «Фруктов и фонтанов Фрэнка». В свете указателя и уличного фонаря за двадцать или около того миль от машины, я видел, как он сидит скрючившись за рулем. Вдруг я подумал, что он умер, что я убил его своим отказом принять от него помощь.
Потом из-за угла появилась машина, и водитель осветил додж своими фарами. Тут старый джентльмен переключил свет фар с дальнего на ближний, и я понял, что он все еще жив. Затем он вырулил обратно на дорогу и медленно завернул за угол. Я смотрел ему вслед, пока он не скрылся из виду, потом посмотрел на луну. Она казалась меньше и побледнела, но в ней все еще было что-то зловещее. Я вдруг понял, что никогда прежде не слышал о загадывании желания на луну — может быть, на вечернюю звезду, но не на луну. Я снова захотел взять свое желание назад; чем больше темнело, тем упорнее вспоминалась история об обезьяней лапе.

Я пошел по улице Плезант, сигнализируя большим пальцем машинам, которые даже не замедляли хода. Вначале по обеим сторонам дороги были магазины и дома, потом тротуар кончился и к дороге подступили деревья, безмолвно отвоевывая землю. Каждый раз, когда дорогу заливал свет, расстилая передо мной мою тень, я поворачивался, поднимал палец и улыбался, как хотелось думать, приветливой улыбкой. И каждый раз машина проносилась мимо, даже не снижая скорости. Один раз мне крикнули, 'Эй ты, чучело, найди работу!' и раздался смех.
Я не боюсь темноты — во всяком случае, тогда не боялся — но начал жалеть, что не принял предложение старого джентльмена довезти меня прямо до госпиталя. Я мог бы сделать табличку с надписью «ПОДВЕЗИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, МАТЬ ТЯЖЕЛО БОЛЬНА», прежде чем отправиться в путь, но я сомневаюсь, чтобы это помогло. В конце концов, сделать такую табличку может любой псих.
Я брел вдоль дороги, шаркая кроссовками по мягкой сыпучей земле, слушая звуки сгущающейся ночи: собачий лай вдалеке; крик совы, гораздо ближе; вздох налетевшего ветерка. Ярко светила луна, но самой луны я сейчас не видел — высокие деревья скрыли ее.
Чем дальше я уходил от Гейтс-Фоллза, тем реже встречались машины. Мой отказ принять предложение старика казался все глупее с каждой минутой. Я представлял себе свою мать на больничной койке, рот, искривленный застывшей усмешкой, борющуюся за жизнь, цепляющуюся за эту скользкую кору ради меня, не зная, что я к ней не успею, просто потому, что мне не понравился резкий голос старого джентльмена и запах мочи в его машине.
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 11.03.08, 13:16   #3
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
Я взошел на крутой холм и оказался на освещенной луной вершине. Деревья справа пропали, там было маленькое сельское кладбище. Надгробия блестели в неярком свете. Около одного из них притаилась какая-то маленькая черная зверушка, наблюдавшая за мной. Я из любопытства подошел ближе. Черная зверушка ожила, оказавшись сурком. Она укоризненно блеснула в мою сторону красными глазками и исчезла в высокой траве. Вдруг я понял, что очень устал, почти вымотан. После звонка миссис Мак-Керди пять часов я двигался на чистом адреналине, но теперь силы кончились. Это была плохая сторона ситуации. Хорошая сторона – то, что бесполезное паническое стремление успеть к матери оставило меня, во всяком случае, пока. Я сделал свой выбор, выбрал Ридж-Роуд вместо Маршрута 68, и не было смысла бить себя по голове — что сделано, то сделано, как говаривала моя мать. Она часто говорила такое, афоризмы в духе созерцательной философии, к которым часто даже стоило прислушаться. Но стоило или не стоило, а этот меня успокоил. Если она умрет к тому моменту, как я доберусь до госпиталя, ничего не поделаешь. А может, еще и не умрет. Доктор сказал, что все не так плохо, если верить миссис Мак-Керди; а еще миссис Мак-Керди говорила, что мама еще молодая женщина. Немного отяжелела, это правда, и слишком много курит в придачу, но еще молодая.
А пока что я был тут, и вдруг очень устал — мои ноги словно увязли в цементе.
Со стороны дороги кладбище огораживала каменная стена, в которой был разлом, куда юркнули две крысы. Я сел на стену, так что одна моя нога оказалась в колее, проделанной крысой. Отсюда я обозревал Ридж-Роуд по обоим направлениям. Когда я видел свет фар, приближающийся с восточной стороны, я спускался к обочине и сигнализировал. А в остальное время я сидел, положив рюкзак на колени, и отдыхал.
Из травы поднимался туман, прозрачный и светящийся. Деревья, окружающие кладбище с трех сторон, шелестели от поднявшегося ветерка. Издали доносился шум бегущей воды и редкий плеск лягушки. Это было красивое и странно умиротворяющее место, как картинка в сборнике романтических стихотворений.
Я посмотрел сначала направо, потом налево. Никаких признаков машин, даже света фар на горизонте. Положив рюкзак в колею, где стояла моя нога, я поднялся и пошел вглубь кладбища. На лоб мне упала прядка волос; ветер отдул ее с лица. Туман лениво клубился у моих ног. Позади меня были все старые надгробия; порядочное число упало. Камни впереди были гораздо новее. Я нагнулся, положив руки на колени, чтобы разглядеть одно, у которого были положены почти свежие цветы. При лунном свете надпись легко читалась: «ДЖОРДЖ СТОБ». Ниже ее шли цифры, обозначающие недолгий срок жизни, отпущенный Джорджу Стобу: январь 19, 1977, слева, октябрь 12, 1998, справа. Вот почему цветы едва начали увядать; 12-е октября было два дня назад, а 1998 год – два года назад. Друзья и родные Джорджа приходили, чтобы почтить его память. Ниже имени и даты было выбито что-то еще, короткая надпись. Я нагнулся пониже, чтобы прочитать ее —
— и отпрянул, в ужасе, вдруг полностью осознав, что один оказался лунной ночью на кладбище.

«Что сделано, то сделано»

было выбито на надгробии.
Моя мать умерла, быть может, в эту самую минуту, и это было послание. От кого-то с очень неприятным чувством юмора.
Я начал медленно пятиться в сторону дороги, слушая, как ветер шелестит в кронах деревьев, как бежит ручей, как плюхается в воду лягушка, вдруг охваченный страхом, что услышу другой звук, звук разрываемой земли и вырываемых корней, как будто что-то, что не совсем умерло, выбирается наружу, хватает меня за кроссовку —
Мои ноги заплелись и я упал, ударившись локтем об одно надгробие и едва не стукнувшись затылком о другое. Я приземлился с глухим стуком, смягченным травой, увидев над собой луну, которая едва вышла из-за деревьев. Теперь она была белой, а не оранжевой, и яркой как полированная кость.
Вместо того, чтобы увеличить мою панику, падение прояснило мой разум. Я не был уверен, что именно увидел, но это не могло быть то, что я подумал, что вижу; такое бывает в фильмах Джона Карпентера и Уэса Крэйвена, но не в реальной жизни.
Ну пусть будет так, раз ты хочешь, прошептал голос у меня в голове. И если ты уйдешь отсюда прямо сейчас, можешь продолжать в это верить. Можешь продолжать в это верить всю оставшуюся жизнь.
'Заткнись,' - сказал я и встал. Джинсы сзади промокли, и я одернул их, чтобы они не касались кожи. Было не так-то легко снова подойти к месту упокоения Джорджа Стоба, но и не так трудно, как я ожидал. Ветер шумел в кронах деревьев, не утихая, а все поднимаясь; похоже, погода менялась. Вокруг меня плясали тени. Ветви потирались друг о друга, потрескивая далеко в лесу. Я склонился над надгробием и прочитал:

ДЖОРДЖ СТОБ
ЯНВАРЬ 19, 1977–ОКТЯБРЬ 12, 1998
«Хорошо начато, слишком мало сделано»

Я стоял, согнувшись, упираясь руками в бедра чуть повыше колен, не сознавая, как колотилось мое сердце, прежде чем начало успокаиваться. Неприятное маленькое совпадение, только и всего, и что удивительного, что я неправильно прочитал надпись под датой? Даже не будь усталости и стресса, я бы все равно мог ошибиться — лунный свет известный обманщик. Дело закрыто.
Да только я знал, что прочел: что сделано, то сделано.
Моя мама была мертва.
'Заткнись,' - повторил я, и отвернулся. И в то время, как я поворачивался, я увидел, что туман, клубящийся над травой и окутывавший мои лодыжки, осветился. Я услышал урчание приближающегося мотора. Подъезжала машина.

Last edited by Erinn; 11.03.08 at 20:46.
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 11.03.08, 13:17   #4
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
Я поспешно выбрался через разлом в стене, на ходу подхватывая рюкзак. Свет фар приближающейся машины уже добрался до середины холма. Я поднял большой палец в тот момент, как фары осветили меня, на мгновение ослепив. Я знал, что водитель остановится, еще до того, как он начал замедлять ход. Странно, как работает это чувство, но любой, кто много поездил автостопом, знает, что оно есть.
Машина пронеслась мимо, вспыхнули фары, и автомобиль свернул к обочине у конца каменной ограды, отделявшей кладбище от Ридж-Роуд. Я побежал к дороге, чувствуя, как рюкзак колотит по колену. Это был мустанг, шикарная модель конца шестидесятых или начала семидесятых. Мотор громко заворчал, низкое урчание пробивалось сквозь глушитель, который, наверное, не пройдет контроль в следующий раз. . . но это была не моя проблема.
Я распахнул дверцу и скользнул внутрь. Когда я ставил рюкзак между ног, в нос мне ударил запах, знакомый и чем-то неприятный. 'Спасибо,' - сказал я. - 'Огромное спасибо.'
Парень за рулем был одет в вылинявшие джинсы и черную футболку с отрезанными рукавами. Он был загорелым и мускулистым, и правое плечо, как браслет, охватывала голубая зигзагообразная татуировка. На голове у него была зеленая кепка в стиле Джона Дира, надетая козырьком назад. У полукруглого воротника футболки был прицеплен значок, но я не мог со своего места рассмотреть надписи. 'Никаких проблем,' - сказал он. - 'Тебе надо в город?'
'Да,' - сказал я. В этой части страны 'в город' означало в Льюистон, единственный город к северу от Портленда. Когда я захлопнул дверцу, то увидел освежитель воздуха с эффектом сосны, прикрепленный к зеркалу заднего вида. Вот что это был за запах. С чем-чем, а с запахами сегодня вечером мне не везло; вначале моча, а теперь ароматизатор с запахом сосны. Но все-таки меня согласились подвезти. Я должен был чувствовать облегчение. И когда водитель выезжал обратно на Ридж-Роуд (большой мотор мустанга заурчал), я попытался себя убедить, что действительно чувствую облегчение.
'Какие у тебя дела в городе?' - спросил водитель. Он был примерно моих лет, городской парень, который, возможно, посещал летний техникум в Оберне или работал на одной из немногих оставшихся в районе текстильных фабрик. Наверное, в свободное время чинил свой «мустанг», потому что этим занимались все парни из маленьких городков: пили пиво, иногда баловались марихуаной, чинили свои машины. Или мотоциклы.
'Брат женится. Я буду его шафером.' Я солгал ему без колебаний. Я не хотел, чтобы он узнал про мою мать, хотя не знал почему. С ним что-то было не так. Я не знал, что именно или почему мне в голову первым делом пришла такая мысль, но знал, что что-то не так. Я был уверен. 'Завтра днем репетиция. И мальчишник вечером.'
'Да? Правда?' Он обернулся ко мне – красивое лицо, широко поставленные глаза, полные губы слегка улыбались, в глазах было недоверие.
'Ага,' - сказал я.
Мне было страшно. Мне опять было страшно. Что-то было не так, наверное, пошло не так, когда старый чудак на «додже» предложил мне загадать желание на больную луну вместо звезды. Или, может быть, с того момента, как я снял трубку и услышал, как миссис Мак-Керди говорит, что у нее для меня плохие новости, но все не так плохо, как могло бы быть.
'Отлично,' - сказал молодой человек в кепке козырьком назад. 'Брат женится, парень, просто отлично. Как твое имя?'
Мне было не просто страшно; я был в ужасе. Здесь было все не так, все, и я не знал, что именно и как ситуация могла так быстро повернуться к худшему. Но одно я знал точно: я не хотел, чтобы этот парень узнал мое имя, так же как не хотел, чтобы он узнал, какие дела у меня в Льюистоне. Хотя в Льюистон мне не попасть. Вдруг я почувствовал уверенность, что никогда больше не увижу Льюистона. Как понял, что машина остановится. И этот запах, он что-то мне напоминал. Не просто освежитель воздуха; было что-то помимо него, чего запах сосны не мог заглушить.
'Гектор,' - сказал я, назвав ему имя своего товарища по квартире. - 'Гектор Пассмор.' Слова вышли из моего пересохшего рта гладко и спокойно, и я был этому рад. Что-то внутри меня говорило, что нельзя дать водителю «мустанга» знать, что я почувствовал, что что-то не так. Это был мой единственный шанс.
Он обернулся ко мне, и я смог прочитать надпись на значке: «Я КАТАЛСЯ НА «ПУЛЕ» В ШРИЛЛ-ВИЛЛИДЖ, ЛАКОНИЯ». Мне было знакомо это место; я там был, хотя и недолго.
Я также видел жирную черную линию, опоясывавшую его горло, как татуировка охватывала плечо. Только метка на горле была не татуировкой. Множество черных вертикальных отметин. Стежки, сделанные тем, кто бы ни пришил ему голову обратно к туловищу.
'Рад познакомиться, Гектор,' - сказал он. - 'Я Джордж Стоб.'
Рука моя протянулась для рукопожатия словно помимо моей воли, как во сне. Я бы хотел, чтобы это был сон, но это был не сон; происходившее имело резкость и отчетливость реальности. Запах, заглушавший тот, глубинный, был сосновым. А глубинный был запахом каких-то химикалий, возможно, формальдегида. Меня вез мертвец.
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 11.03.08, 14:33   #5
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
«Мустанг» мчался по Ридж-Роуд со скоростью шестьдесят миль в час, преследуя бегущий впереди свет собственных фар в свете луны, похожей на блестящую брошь. По обеим сторонам дороги деревья ходили ходуном от ветра. Джордж Стоб улыбнулся мне своими пустыми глазами, потом отпустил мою руку и вновь переключил свое внимание на дорогу. В старших классах я прочел «Дракулу», и теперь мне вспомнилась строчка оттуда, звеневшая в моей голове как треснувший колокольчик: "мертвецы любят быструю езду".
Нельзя дать ему понять, что я знаю. Эти слова тоже звенели у меня в голове. Не очень-то ободряло, но ничего другого не оставалось. Нельзя дать ему понять, нельзя дать ему понять, нельзя. Я спросил себя, где сейчас тот старый джентльмен. Благополучно приехал к брату? Или он тоже в этом замешан? А вдруг он прямо позади нас, дребезжит на своем «додже», скрючившись за рулем, поддергивая свой бандаж? Он тоже мертвец? Хотя, наверное, нет. Мертвецы любят быструю езду, если верить Брему Стокеру, а старик ни разу не перешел границы в сорок пять. Я почувствовал, как в горле клокочет безумный смех, и сдержал его. Если я засмеюсь, он поймет. А ему нельзя дать понять, потому что это моя единственная надежда.
'Свадьба – это здорово,' - сказал он.
'Ага,' - сказал я, - 'это стоит проделать как минимум дважды.'
Мои руки сцепились вместе, и я крепко стиснул их. Я чувствовал, как ногти впиваются в кожу повыше костяшек, но так, будто это были не мои руки. Нельзя дать ему понять, это было главное. Нас окружали леса, единственным светом был безжалостный свет полированной луны, и нельзя было дать ему понять, что я знаю, что он мертвец. Потому что он был не призрак, далеко не такое безобидное существо. Призрак можно увидеть, но какое сверхъестественное существо может согласиться вас подвезти? Кто он такой? Зомби? Вампир? Ни то, ни другое?
Джордж Стоб засмеялся. 'Дважды! Да это у нас семейное!'
'И у нас,' - сказал я. Мой голос звучал спокойно, голос путешественника автостопом, коротающего время в разговорах с водителем — в данном случае вечер — ведущего светскую беседу в качестве отплаты за услугу. 'Похороны – это здорово.'
'Свадьба,' - мягко поправил он. В отсветах от приборной панели его лицо казалось восковым, лицом трупа, на которое не успели наложить грим. Кепка козырьком назад особенно пугала. Она заставляла задаваться вопросом, сколько под ней осталось. Где-то я читал, что при бальзамировании череп вскрывают, мозги извлекают, а на их место кладут что-то вроде ваты, обработанной химикалиями. Наверное, чтобы лицо не запало.
'Свадьба,' - повторил я непослушными губами, и даже засмеялся — вернее, похихикал. - 'Я хотел сказать «свадьба».'
'Мы всегда говорим то, что хотим сказать, я так думаю,' - произнес водитель. Он по-прежнему улыбался.
Да, Фрейд тоже так думал, я читал в разделе 101 учебника по психологии. Я сомневался, чтобы этот парень много слышал о Фрейде, не думаю, чтобы много учеников фрейдовской школы носило футболки с отрезанными рукавами и бейсболки козырьком назад, но он слышал достаточно. Похороны, сказал я. Боже милостивый, я сказал похороны. Тогда-то я и понял, что он играет со мной. Я не хотел дать ему понять, что я знаю, что он мертв. Он не хотел дать мне понять, что знает, что я знаю, что он мертв. И поэтому никак нельзя было дать ему понять, что я знаю, что он знает, что я знаю . . .
Все закачалось передо мной. Сейчас все закружится, потом завертится как карусель, и я потеряю сознание. Я на мгновение прикрыл глаза. В темноте передо мной висел остаточный образ луны, который стал зеленым.
'С тобой все нормально, парень?' - спросил он. Озабоченность, прозвучавшая в его голосе, была ужасна.
'Да,' - сказал я, открывая глаза. Все стало на свои места. Боль повыше костяшек, где ногти впивались в кожу, была сильной и реальной. И этот запах. Не только освежитель воздуха с эффектом сосны, не только химикалии. Пахло еще и землей.
'Точно?' - спросил он.
'Просто немного устал. Еду уже долго. И подустал от машин.' Вдруг меня осенило. 'Знаешь что, лучше высади меня. Мне надо глотнуть воздуху, и все пройдет. Кто-нибудь еще будет проезжать и —'
'Не могу,' - сказал он. - 'Высадить тебя здесь? Ни за что. Ты здесь можешь час прождать, и даже если кто-нибудь появится, еще неизвестно, согласятся ли тебя подвезти. Я о тебе позабочусь. Как там поется в той песне? Доставь меня в церковь в срок, так? Я не могу тебя высадить. Опусти немного стекло, и станет полегче. Я знаю, что запах тут не ахти. Я повесил освежитель воздуха, но эти штуки ни черта не помогают. Конечно, одни запахи заглушить труднее, чем другие.'
Я хотел взяться за ручку окна и повернуть ее, чтобы впустить свежего воздуха, но мышцы руки не напрягались. Я мог только сидеть, стиснув руки, так что ногти впивались в кожу повыше костяшек. Одна группа мышц не работает; другая никак не расслабится. Забавно.
'Как в той истории,' - сказал он. - 'Про парня, который купил почти новый «кадиллак» за семьсот пятьдесят баксов. Ты ведь ее слышал?'
'Ага,' - выдавил я сквозь непослушные губы. Я не слышал этой истории, но превосходно осознавал, что не хочу ее слушать, не хочу слушать ничего из уст этого существа. - 'Все ее слышали.' Впереди дорога взмыла вверх, как в старом черно-белом кино.
'Да уж. В общем, он подыскивает машину и видит почти новый «кадиллак» на газоне у этого парня.'
'Я сказал, что я —'
'Ну да, а в окне «мерседеса» табличка «ПРОДАЕТ ВЛАДЕЛЕЦ».'
За ухом у него была сигарета. Он вытащил ее, и когда он тянулся за сигаретой, футболка спереди задралась. Я увидел еще один черный рубец из вертикальных стежков. Потом он наклонился за зажигалкой, и рубец скрылся.
'Этот парень знает, что не может позволить себе такую роскошь, даже близко, но ему интересно, сколько тот стоит. Так что он подходит к продавцу и спрашивает: ‘Сколько это стоит?' И тот выключает брандспойт — он мыл машину — и говорит: ‘Малыш, тебе повезло. Семьсот пятьдесят баксов и он твой.'
Зажигалка выскочила. Стоб вытащил ее и зажег сигарету. Он втянул носом дым, и я увидел, как колечки дыма просочились между стежками, скреплявшими разрез на шее.
'И тот парень заглядывает в окошко со стороны водителя, и видит, что на одометре всего семнадцать тысяч. И говорит продавцу: "Ага, очень смешно, прямо обхохочешься." И тот ему: "Без шуток, малыш, плати деньги и забирай. Черт, я даже на чек согласен, у тебя честное лицо." А тот ему . . .'
Я отвернулся к окну. Я и правда слышал эту историю, много лет назад, наверное, еще в школе. В той версии был «тандерберд», а не «кадди», но все остальное совпадало. Парень сказал: "Может, мне всего семнадцать, но я не идиот, никто не продаст такую машину, особенно с низким пробегом, всего за семьсот пятьдесят баксов." И продавец говорит ему, что в ней воняет, ничем нельзя вывести этот запах, он пытался, пытался, и никак. Видишь ли, он уезжал в деловую поездку, довольно длинную, по меньшей мере . . .
'. . . пару недель,' - говорил водитель. Он улыбался, как улыбаются люди, рассказывая любимый анекдот. - 'И когда он возвращается, машина стоит в гараже, а в ней его жена, которая была мертва почти все время, что он отсутствовал. Может, это было самоубийство, или сердечный приступ, или что-нибудь еще, но она вся распухла, там все провоняло, и все, чего он теперь хочет – это избавиться от машины.' Он засмеялся. - 'Ничего себе история, да?'

Last edited by Erinn; 11.03.08 at 20:50.
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 11.03.08, 14:34   #6
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
'Почему он не позвонил?' Мой рот говорил сам по себе. Мозг был парализован. 'Он уехал в деловую поездку на целых две недели и ни разу не позвонил жене?'
'Ну,' - сказал водитель, - 'это к делу не относится, так ведь? Я хочу сказать, повезло так повезло — вот в чем суть. Кто бы не соблазнился? В конце концов, можно ведь ездить, не закрывая окон, так? И это всего лишь выдумка. Фикция. Я вспомнил ее из-за запаха в моей машине. Реального.'
Последовало молчание. И я подумал: Он ждет, пока я что-нибудь скажу, пока попрошу это прекратить. И я хотел. Очень. Только . . . что последует потом? Что он сделает потом?
Он потер большим пальцем значок, тот, с надписью «Я КАТАЛСЯ НА «ПУЛЕ» В ШРИЛЛ-ВИЛЛИДЖ, ЛАКОНИЯ». Под ногтями у него была грязь. 'Вот куда я сегодня ездил,' - сказал он. - 'Шрилл-Виллидж. Мне дали отпуск на целый день. Моя девчонка хотела поехать со мной, но позвонила и сказала, что плохо себя чувствует, ее во время месячных прямо крутит. Жаль, конечно, но я всегда думаю, а если бы поехала? Случись чего, вдруг прокладок не хватит, и я бы попал, мы оба.' Он хохотнул, невеселым лающим смехом. - 'Так что я поехал один. Нет смысла тратить отпуск зря. Ты бывал в Шрилл-Виллидж?'
'Да,' - сказал я. Один раз. В двенадцать лет.
'С кем?' - спросил он. - 'Не один же? Тебе ведь было всего двенадцать.'
Я ведь ему об этом не сказал? Нет. Он играл со мной, с самого начала, гоняя туда-сюда как кошка мышь. Я подумал было, чтобы открыть дверцу и выкатиться на дорогу, прикрыв голову руками, чтобы смягчить удар, да только знал, что он протянет руку и втащит меня обратно. И в любом случае руки у меня не поднимались. Я мог только стискивать их.
'Нет,' - сказал я. - 'Я ездил с папой.'
'А на «Пуле» ты катался? Я так четыре раза. Ну, я тебе скажу! Болтает так болтает!' - Он взглянул на меня и издал еще один бледный смешок. Лунный свет отразился у него в глазах, превращая их в белые, слепые глаза статуи. И я понял, что он не просто мертвец; он сумасшедший. 'Ты на ней катался, Алан?'
Я подумал было, чтобы сказать ему, что он ошибается, что меня зовут Гектор, но какой смысл? Игра подходила к концу.
'Да,' - прошептал я. Единственным источником света была луна. Деревья проносились мимо, качаясь и изгибаясь как танцующие на вечеринке. Дорога убегала назад. Я взглянул на спидометр, и увидел, что он разогнался до восьмидесяти миль в час. Мы мчались на «Пуле», он и я; мертвецы любят быструю езду. 'Да, катался.'
'Не-а,' - сказал он. Он снова закурил свою сигарету, и снова я увидел, как колечки дыма выползают из разреза на шее. - 'Ни разу. И уж никак не с отцом. Ты встал в очередь, точно, но с мамой. Очередь была длинная, как всегда на «Пулю», и она не хотела так долго стоять на солнце. Она уже тогда была полной, и плохо переносила жару. Но ты канючил весь день, канючил и канючил, и вот смешно—когда ваша очередь подошла, ты струсил. Так ведь?'
Я не мог выговорить не слова. Язык мой прилип к гортани.
Он протянул руку, кожа казалась желтой в свете приборной доски «мустанга», под ногтями была противная грязь, и сжал мои стиснутые руки. Они тут же расцепились и обвисли, как узел, сам собой развязывающийся от прикосновения палочки волшебника. Его кожа была холодной и шершавой, похожей на ощупь на змеиную.
'Так ведь?'
'Да,' - сказал я. Я не мог поднять голос выше шепота. - 'Когда мы подошли близко и я увидел, какая она высокая. . . как она вертится и как внутри кричат . . . я струсил. Она отшлепала меня и не говорила со мной всю дорогу домой. Я ни разу не катался на «Пуле».' Во всяком случае, до сегодняшнего дня.
'Много потерял, приятель. Это лучшая карусель. Самая лучшая. Ничего с ней не сравнится, во всяком случае, будет не то. По дороге домой я купил пива в магазине у дороги в город. Я хотел заехать к своей девушке, подарить ей этот значок на память.' - Он потрогал значок у себя на груди, потом опустил стекло и выбросил сигарету в темноту. - 'Только, думаю, ты знаешь, что произошло.'
Конечно, я знал. Самый обычный финал страшного рассказа, так ведь? Он попал в аварию, и когда полиция обнаружила машину, он сидел среди обломков, туловище за рулем, а голова на заднем сиденье, кепка козырьком назад, а глаза уставились в крышу, и с тех пор он появляется на Ридж-Роуд при полной луне, когда воет ветер, ууу, продолжение после рекламы. Теперь я знаю то, чего не знал тогда — самые ужасные истории в действительности те, которые ты слышишь всю жизнь. Они оказываются ужаснее всего.
'Похороны – это здорово,' - сказал он и засмеялся. - 'Ты ведь так сказал? Тут-то ты и оступился, Ал. Оступился, споткнулся и упал.'
'Выпусти меня,' - прошептал я. - 'Пожалуйста.'
'Ну,' - сказал он, поворачиваясь ко мне, - 'я думаю, это стоит обсудить. Ты знаешь, кто я, Алан?'
'Ты призрак,' - сказал я.
Он раздраженно хмыкнул, и в свете спидометра стало видно, как его рот изогнулся нетерпеливой гримасой. 'Ну что ты говоришь, сам подумай. Какой-нибудь Каспер, вот это привидение. Я что, вишу в воздухе? Ты видишь сквозь меня?' Он поднял руку, разжал и сжал пальцы. Я услышал сухой треск его суставов.
Я попытался что-нибудь сказать. Не знаю что, и неважно что, потому что ничего не получилось.
'Я что-то вроде посланника,' - сказал Стоб. - 'Федеральный инспектор с того света, как тебе это нравится? Народ вроде меня частенько выходит из могилы — в подходящей ситуации. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что кто бы ни сидел там наверху — Бог или кто еще — он от души веселится. Он всегда проверяет, останешься ты доволен тем, что имеешь, или захочешь взглянуть, что там за занавесом. Хотя нужно, чтобы обстоятельства были соответствующие. Сегодня самые те. Ты на улице посреди ночи, совсем один . . . мать больна . . . ловишь попутку . . .'
'Если бы я принял предложение того старого джентльмена, ничего бы не произошло,' - сказал я. - 'Или произошло бы?' Теперь я остро чувствовал запах Стоба, резкий запах химикатов и более приглушенный, скучный запах разлагающейся плоти, и удивлялся, как я мог его не заметить или принять за что-нибудь другое.
'Трудно сказать,' - ответил Стоб. - 'Может быть, старик, о котором ты говоришь, тоже был мертв.'
Я вспомнил пронзительный, скрежещущий как битое стекло голос того старика, щелканье его бандажа. Нет, он не был мертв, и я принимал запах мочи в его «додже» за что-то гораздо более ужасное.
'Хотя у нас нет времени на эти разговоры. Еще пять миль, и покажутся первые дома. Еще семь и мы пересечем границу Льюистона. Что означает, что тебе пора выбирать.'
'Что?' Хотя я догадывался.
'Кто едет на «Пуле», а кто остается на земле. Ты или твоя мать.' Он повернулся и взглянул на меня своими призрачными лунными глазами. Он улыбнулся шире, и я увидел, что у него недостает большей части зубов, их выбило при аварии. Он похлопал по рулю. 'Я заберу с собой одного из вас, приятель. И тебе придется выбирать, кого. Что скажешь?'
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 11.03.08, 14:40   #7
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
Это шутка, хотел я сказать, но какой был смысл это говорить, или что-нибудь еще в этом роде? Разумеется, он был серьезен. Дьявольски серьезен.
Я подумал обо всех годах, что мы провели вместе, Алан и Джин Паркер, команда в борьбе за место под солнцем. Множество замечательных дней и немало по-настоящему паршивых. Брюки в пятнах и готовые обеды. Большинство других ребят получали четвертак в неделю на горячий ланч; а я сандвич с ореховым маслом или кусок копченой колбасы на залежавшемся хлебе, как во всех этих идиотских сказках о золушке. Она сменила Бог знает сколько ресторанов и закусочных, чтобы прокормить меня и себя. Я подумал о днях, когда она брала выходной, чтобы встретиться с представителем «Общества финансовой поддержки детей из проблемных семей», одетая в свой лучший брючный костюм, а он напротив нее в нашем кухонном кресле-качалке в костюме, который даже на взгляд девятилетнего ребенка вроде меня был гораздо качественнее, с планшет-блокнотом на коленях и солидной сияющей ручкой в руке. Как она отвечала на оскорбительные, ставящие в тупик вопросы, с дежурной улыбкой на губах, даже предлагая ему еще кофе, потому что если он подаст какой надо рапорт, она будет получать дополнительные пятьдесят долларов в месяц, вшивые пятьдесят баксов. Как она после его ухода лежала на кровати и плакала, а когда я входил, она пыталась улыбнуться и говорила, что ПД значит не «Поддержка детей», а «Проклятые дуболомы». Я смеялся, и она смеялась вместе со мной, потому что иначе было никак, мы это поняли. Когда вас всего двое в борьбе за выживание – ты и твоя толстая мама, которая к тому же заядлый курильщик – смех был единственным средством, чтобы не сойти с ума и не начать биться головой о стены. Но дело не только в этом, вы знаете. Для людей вроде нас, маленьких людей, снующих по миру как мыши в мультфильме, смеяться над сволочами, сидящими наверху, было единственным способом отмщения. Она работала на стольких работах, работала сверхурочно, измеряла свои распухающие лодыжки и откладывала деньги в банку с надписью «ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ ФОНД АЛАНА»—как в этих идиотских сказках о золушке, ага—и снова и снова твердила мне, что я должен трудиться, что другие ребята, может, и могут позволить себе валять дурака в школе, а я не могу, потому что, случись что с ней, денег в банке может не хватить; и тогда мне придется надеяться на стипендии и займы, если я хочу получить высшее образование, а мне нужно было получить высшее образование, потому что для меня это было единственным способом пробиться . . . и для нее тоже. Так что я вкалывал, уж можете мне поверить, потому что у меня были глаза—я видел, как она отяжелела, как много курит (это было ее единственным маленьким удовольствием . . . ее единственным пороком, если вы из тех, кто так смотрит на вещи), и я знал, что когда-нибудь наше положение изменится и мне придется заботиться о ней. Имея высшее образование и хорошую работу, может быть, я смогу о ней позаботиться. Я этого хотел. Я ее любил. Она была вспыльчивой и невоздержанной на язык—день, когда мы стояли в очереди на «Пулю», а я струсил, был не единственным днем, когда она накричала на меня, а потом отшлепала—но я любил ее несмотря на это. Частично даже за это. Я любил ее, когда она наказывала меня, не меньше, чем когда она целовала меня. Понимаете? Я тоже. И это нормально. Не думаю, что можно подвести итог чьей-либо жизни или объяснить отношения в семье, а мы были семьей, мама и я, у нас была самая маленькая семья, какие только бывают, наш общий секрет. Если бы вы спросили, я бы сказал, что сделаю для нее что угодно. И теперь именно это от меня и требовалось. Требовалось умереть за нее, умереть вместо нее, несмотря на то, что она уже прожила половину своей жизни, может быть, гораздо больше. А я едва начал жить.
'Что скажешь, Ал?' - спросил Джордж Стоб. - 'Время поджимает.'
'Я не могу такое решать,' - сказал я хрипло. Луна плыла над дорогой, быстрая и сияющая. - 'Нечестно меня спрашивать.'
'Я знаю, и поверь мне, так все говорят.' - Он понизил голос. - 'Но вот что я тебе скажу—если ты не примешь решение до того, как покажутся первые огни, мне придется взять вас обоих.' Он нахмурился, потом снова улыбнулся, словно вспомнив, что есть и хорошие новости. 'Вы будете сидеть рядом на заднем сиденье, болтать о старых добрых временах, пока мы едем.'
'Куда?'
Он не ответил. Может быть, не знал.
Деревья проносились мимо, смутные чернильные пятна. Свет фар бежал перед нами, дорога убегала под колеса. Мне было двадцать один. Я не был девственником, но был с девушкой лишь один раз, и я был пьян и не очень-то хорошо помню, как это было. Была тысяча мест, которые я хотел повидать—Лос-Анджелес, Таити, может быть, Люкенбах, Техас—и тысяча вещей, которые хотел сделать. Моей матери было сорок восемь, и она была старая, черт побери. Миссис Мак-Керди так бы не сказала, но она сама была старая. Моя мама растила меня как надо, работала сверхурочно, заботилась обо мне, но я ведь не просил ее об этом? Не просил, чтобы она родила меня и жила для меня? Ей было сорок восемь. Мне двадцать один. Передо мной, как говорится, была целая жизнь. Но разве так судят? Как было сделать такой выбор? Как можно было сделать такой выбор?
Леса проносились мимо. Луна глядела на нас как сверкающий беспощадный глаз.
'Поторопись, приятель,' - сказал Джордж Стоб. - 'Леса скоро кончатся.'

Last edited by Erinn; 11.03.08 at 20:52.
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 11.03.08, 14:42   #8
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
Я открыл рот и попытался заговорить. Ничего не вышло, кроме сухого вздоха.
'Вот, держи-ка,' - сказал он и потянулся назад. Футболка задралась, и я снова увидел (вполне мог бы без этого обойтись) его заштопанный живот. Интересно, там есть еще кишки или просто набивка, пропитанная химикалиями? Когда его рука вернулась на место, в ней была банка пива—наверное, одна из тех, которые он купил во время своей последней поездки в магазине у дороги.
'Я знаю, каково это,' - сказал он. - 'От стресса во рту пересыхает. Держи.'
Он протянул мне банку. Я взял ее, открыл, потянув за колечко, и сделал большой глоток. Пиво было холодное и горькое. С тех пор я пива в рот не брал. Просто не могу. Даже рекламу по ТВ с трудом выношу.
Впереди в колышущемся сумраке блеснул желтый свет.
'Быстрее, Ал — пора поторапливаться. Вон первый дом, прямо на холме. Если у тебя есть что сказать, лучше говори сейчас.'
Свет погас, потом снова зажегся, только теперь уже не один, а несколько. Окна. За ними обычные люди делали обычные дела—смотрили телевизор, кормили кошку, может быть, мылись в ванне.
Я представил себе, как мы стоим в очереди в Шрилл-Виллидж, Джин и Алан Паркер, крупная женщина с темными пятнами под мышками на платье без рукавов, и ее маленький сын. Она не хотела стоять на солнце, тут Стоб был прав. . . но я канючил и канючил. Тут он тоже был прав. Она отшлепала меня, но достояла со мной очередь. Она выстояла со мной тысячу очередей, и я мог бы снова начать это перебирать, все за и против, но времени не было.
'Возьми ее,' - сказал я, видя, как навстречу несутся огни первого дома. Голос мой был хриплым, грубым и громким. - 'Возьми ее, возьми маму, оставь меня.'
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 11.03.08, 16:27   #9
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
Вот это выбор, правда? Я прочитала этот рассказ, когда была еще младше Алана (в 19 лет, четыре года назад), и он произвел на меня очень сильное впечатление. Не будет преувеличением сказать, что неизгладимое.
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 11.03.08, 23:51   #10
Хелик
old timer
 
Аватарка Хелик
 
На форуме с: 03.2005
Откуда: Москва
Сообщений: 603
Хелик is an unknown quantity at this point
До конца выложите? :)
Я, правда, уже дочитала на lib.ru, просто интересно сравнить перевод.
Хелик оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 12.03.08, 12:13   #11
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
Да, конечно. )
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 12.03.08, 13:39   #12
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
Я бросил банку из-под пива на пол и закрыл лицо руками. Он снова прикоснулся ко мне, пробежал пальцами по переду рубашки, и я подумал—с внезапной необыкновенной ясностью—что это было испытание. Я его не выдержал, и теперь он вырвет у меня сердце, как злобный джинн в жестокой арабской сказке. И закричал. И тогда он убрал руку—словно передумав в последнюю секунду—и рука вернулась на место. На какое-то мгновение мои нос и легкие так переполнились запахом мертвечины, что я был уверен, что умер сам. Потом щелкнула открываемая дверца, и в салон ворвался свежий холодный воздух, унося запах смерти.
'Приятных слов, Ал,' - сказал он мне в ухо и толкнул меня. Я выкатился в ветреную октябрьскую темноту, закрыв глаза, подняв руки и напрягшись в ожидании смертельного удара. Может быть, я кричал, но точно не помню.
Его не последовало, и после бесконечного мгновения ожидания я осознал, что уже лежу—я чувствовал под собой землю. Я открыл глаза и тут же снова зажмурился. Луна слепила глаза. Свет отдался болью в моей голове, не в глазах, как от неожиданно яркого света, но в затылке, как раз повыше шеи. Я осознал, что ноги и зад у меня промокли и замерзли. Мне было все равно. Я был на земле, а остальное неважно.
Я приподнялся на локтях и снова открыл глаза, в этот раз более осторожно. Я думаю, я уже понял, где я, и одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в этом: лежал на спине на маленьком кладбище на вершине холма у Ридж-Роуд. Луна была уже почти прямо над головой, ослепительно яркая, но гораздо меньше, чем несколько мгновений назад. Туман сгустился, окутав кладбище будто покрывалом. В молочно-белом море торчало несколько надгробных камней, как каменные островки. Я попытался встать на ноги, и затылок снова прострелила боль. Я потрогал его и почувствовал шишку. А еще он был липким и мокрым. Я поглядел на руку. В свете луны кровь на ладони казалась черной.
Со второй попытки я смог подняться, и стоял, качаясь, среди надгробий, по колено в тумане. Я повернулся, увидел разлом в каменной ограде и сквозь него Ридж-Роуд. Я не видел своего рюкзака, потому что его скрыл туман, но знал, что он лежит где лежал. Если я пойду к дороге по левой колее тропинки, я его найду. Черт, я об него просто споткнусь.
Вот и вся история, аккуратно упакованная и перевязанная бечевкой: я остановился отдохнуть на вершине холма, забрел на кладбище, чтобы осмотреться, а когда пятился от могилы Джорджа Стоба, запнулся о свои собственные неуклюжие ноги. Упал, ударился головой о камень. Как долго я пробыл без сознания? Я был недостаточно сообразителен, чтобы определить время по луне с точностью до минуты, но по меньшей мере час. Достаточно, чтобы пригрезилось, что меня подвез мертвец. Какой мертвец? Джордж Стоб, разумеется, чье имя я прочел на надгробии как раз перед тем, как вырубиться. Классическая концовка, правда? «Черт, какой кошмарный сон мне приснился». А когда я доберусь до Льюистона и обнаружу, что моя мать умерла? Просто слабое предчувствие, будем так считать. История, которую можно рассказывать годы спустя, под конец вечеринки, а все будут задумчиво кивать с торжественным видом, и какой-нибудь тип с кожаными заплатками на локтях твидового пиджака скажет, что есть многое на свете, что нашей философии и не снилось, а потом—
'Заткнись,' - прокаркал я. Туман медленно клубился, как пар на запотевшем зеркале. - 'Я не собираюсь об этом говорить. Никогда, даже на смертном одре.'
Но все было так, как я помнил, я был уверен. Джордж Стоб подъехал на своем «мустанге» и подобрал меня, старый приятель Икебода Крейна, с головой на плечах, а не под мышкой, и потребовал, чтобы я сделал выбор. И я его сделал—увидев огни первого дома, я перечеркнул жизнь матери почти без колебаний. Меня можно было понять, но это не уменьшало моей вины. Хотя никто об этом не узнает; это было хорошо. Ее смерть будет выглядеть естественной—черт, будет естественной—и так я и намеревался все оставить.
Я вышел с кладбища по левой колее, и когда моя нога наткнулась на рюкзак, я подобрал его и закинул за спину. У подножия холма появились огни, как будто по сигналу. Я поднял большой палец, в странной уверенности, что это старый джентльмен на «додже»—что он вернулся, разыскивая меня, разумеется, вернулся, и это придавало всей истории законченность.
Только это оказался не старик. Это был фермер на «пикапе», жующий табак, машина была забита корзинами из-под яблок, самый обычный парень: нестарый и не мертвый.
'Куда направляешься, сынок?' - спросил он, и когда я ответил, сказал, - 'Нам по пути.' Меньше чем через сорок минут, в девять двадцать, он подъехал к Медицинскому центру центрального Мэна. 'Удачи. Надеюсь, твоя мама поправится.'
'Спасибо,' - сказал я и открыл дверь.
'Вижу, ты нервничаешь, но думаю, скорее всего все будет в порядке. И продезинфицируй эти царапины.' Он указал на мои руки.
Я поглядел на руки и увидел глубокие пурпурные ранки в форме полумесяцев на тыльной стороне. Я вспомнил, как стискивал их, впиваясь в руки ногтями, чувствуя боль но не в силах разжать их. И я вспомнил глаза Стоба, призрачные глаза, в которых отражалась луна, как сияющая вода. Ты катался на «Пуле»? спросил он. Я так четыре раза.
'Эй,' – сказал водитель. - 'Ты в порядке?'
'А?'
'Ты весь дрожишь.'
'Все нормально,' - сказал я. - 'Спасибо еще раз.' Я захлопнул дверцу «пикапа» и пошел вдоль ряда припаркованных у больницы машин, сияющих в лунном свете.
Я подошел к справочному столу, напоминая себе, что у меня должен быть удивленный вид, когда мне скажут, что мама умерла, должен быть, будет странно, если я не удивлюсь . . . или, может быть, подумают, что я в шоке . . . или что мы не ладили. . . или . . .
Я так погрузился в эти мысли, что не сразу понял, что говорит мне женщина за столом. Я попросил ее повторить.
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 12.03.08, 14:08   #13
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
'Я сказала, что она в палате 487, но вам сейчас к ней нельзя. Время посещений заканчивается в девять.'
'Но . . .' Вдруг у меня закружилась голова. Я схватился за край стола. Приемная была залита флуоресцентным светом, и в этом ярком ровном сиянии отчетливо выступили ранки у меня на руках—восемь маленьких пурпурных полумесяцев, словно ухмылки, повыше костяшек. Водитель «пикапа» был прав. Нужно их продезинфицировать.
Женщина за столом терпеливо ждала. Табличка перед ней гласила «ИВОННА ИДЕРЛИ».
'Но как она?'
Она взглянула на экран компьютера. - 'У меня стоит «У». Удовлетворительно. А четвертый этаж – общее отделение. Если бы состояние вашей матери ухудшилось, ее бы перевели в отделение интенсивной терапии. Это на третьем. Я уверена, что если вы придете завтра, вы найдете ее в полном порядке. Часы посещений с—'
'Это моя мама,' - сказал я. - 'Я добирался к ней на попутках от Мэнского университета. Может быть, мне можно подняться к ней, хотя бы на пару минут?'
'Для ближайших родственников иногда делаются исключения,' - сказала она и одарила меня улыбкой. - 'Подождите минутку. Посмотрим, что я могу для вас сделать.' Она сняла трубку и потыкала в кнопки, без сомнения, связываясь с постом медсестры на четвертом этаже, и я видел, что произойдет в следующие две минуты, как если бы был ясновидящим. Ивонна, леди-информатор, спросит, можно ли сыну Джин Паркер из 487 подняться к ней на минутку—хотя бы чтобы поцеловать ее и подбодрить—и сестра скажет, о Боже, миссис Паркер умерла всего пятнадцать минут назад, мы только что отправили ее в морг, просто не успели обновить данные, как ужасно.
Женщина за столом сказала: 'Мюриэль? Это Ивонна. У меня тут молодой человек, его зовут'—она взглянула на меня, подняв брови, и я сообщил ей свое имя—'Алан Паркер. Его мать Джин Паркер, в 487? Он спрашивает, можно ли . . .'
Она остановилась. Послушала. На другом конце провода сестра с четвертого этажа, без сомнения, говорила ей, что Джин Паркер умерла.
'Хорошо,' - сказала Ивонна. - 'Да, я поняла.' Она некоторое время сидела без движения, глядя перед собой, потом прижала трубку плечом и сказала: 'Она послала Анну Корриган взглянуть на нее. Это быстро.'
'Когда же это кончится,' - сказал я.
Ивонна нахмурилась. - 'Прошу прощения?'
'Ничего,' - сказал я. - 'Я просто очень устал и—'
'—и беспокоитесь за маму. Конечно. Я думаю, вы очень хороший сын, раз бросили все и поехали к ней.'
Я подозревал, что мнение Ивонны Идерли обо мне кардинально переменилось бы, доведись ей услышать мой разговор с молодым человеком за рулем «мустанга», но откуда ей. Это был наш с Джорджем маленький секрет.
Казалось, что прошли часы, пока я стоял под яркими лампами дневного света, ожидая ответа медсестры с четвертого этажа. На столе перед Ивонной лежали какие-то бумаги. Она аккуратно прошлась ручкой по одному из листов, ставя птички напротив каких-то имен, и я понял, что если ангел смерти вправду существует, он или она, наверное, будет как эта женщина, немного усталый служащий за столом с компьютером и грудой бумаг. Ивонна по-прежнему зажимала трубку между плечом и ухом. Громкоговоритель сказал, что доктора Фаркьюхэра вызывают в рентгенологию, доктора Фаркьюхэра. На четвертом этаже медсестра по имени Анна Корриган сейчас смотрит на мою маму, лежащую мертвой в постели с открытыми глазами, а с ее губ исчезает судорожная усмешка.
Ивонна выпрямилась, снова услышав голос в трубке. Она послушала, потом сказала: 'Хорошо, да, я понимаю. Хорошо. Конечно. Спасибо, Мюриэль.' Она повесила трубку и торжественно взглянула на меня. 'Мюриэль говорит, что вы можете подняться, но только на пять минут. Ваша мать приняла вечерние лекарства и уже засыпает.'
Я стоял, глядя на нее во все глаза.
Ее улыбка немного увяла. 'Вы в порядке, мистер Паркер?'
'Да,' - сказал я. - 'Я просто подумал—'
Она вновь расцвела, в этот раз ее улыбка была теплой. - 'Многие люди так думают,' сказала она. - 'Ничего страшного. Вас вдруг выдергивают с места звонком, вы мчитесь сюда . . . вполне понятно, что вы ожидаете самого худшего. Но Мюриэль не пустила бы вас к матери, если бы она не была в полном порядке. Можете мне поверить.'
'Спасибо,' - сказал я. - 'Большое вам спасибо.'
И когда я поворачивался, она вдруг сказала: 'Мистер Паркер? Если вы приехали из Мэнского университета на севере, можно спросить, откуда у вас этот значок? Шрилл-Виллидж ведь в Нью-Гэмпшире, разве нет?'
Я взглянул на рубашку и увидел значок, пришпиленный к нагрудному карману: «Я КАТАЛСЯ НА «ПУЛЕ» В ШРИЛЛ-ВИЛЛИДЖ, ЛАКОНИЯ». Я помнил, как подумал, что он собирается вырвать у меня сердце. Теперь я понял: он приколол к моей рубашке свой значок, как раз перед тем, как вытолкнуть меня из машины. Он пометил меня таким образом, сделал так, что нашу встречу невозможно было счесть сном. Об ее реальности говорили ранки у меня на руках; об этом говорил и значок у меня на рубашке. Он предложил мне выбор и я его сделал.
Как же вышло, что моя мать до сих пор жива?
'Этот?' - Я дотронулся до значка большим пальцем, даже слегка потер его. - 'Это мой талисман.' Эта ложь была такой чудовищной, что прозвучала великолепно. 'Я побывал там с матерью, давным-давно. Катался на «Пуле».'
Ивонна, леди-информатор, улыбнулась так, словно никогда не слышала более приятной вещи. 'Покрепче обнимите ее и поцелуйте,' - сказала она. - 'И она уснет крепче, чем от любых лекарств.' Она показала в сторону. - 'Лифт там, за углом.'
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 12.03.08, 14:09   #14
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
Поскольку время посещений закончилось, я ждал лифт один. Слева от лифта была мусорная корзина, у двери закрытого, темного газетного киоска. Я сорвал значок и бросил его в корзину. Потом вытер руки о штаны. Я все еще вытирал их, когда одна из дверей лифта открылась. Я зашел в кабину и нажал на четыре. Кабина поехала вверх. Над кнопками висел плакат с расписанием анализов крови на следующую неделю. Когда я читал его, меня осенила мысль. . . даже не просто мысль, а уверенность. Моя мать умирает сейчас, в эту самую секунду, пока я к ней еду на этом медленном производственном лифте. Я сделал этот выбор; поэтому именно я и должен найти ее мертвой. Совершенно логично.

Дверь лифта открылась, и я увидел другой плакат. Нарисованный палец, прижатый к нарисованным большим красным губам. Ниже шла строчка «СОБЛЮДАЙТЕ ТИШИНУ»! За коротким коридором, ведущим к лифту, шли коридоры направо и налево. Нечетные номера были слева. Я пошел налево, казалось, мои кроссовки набирают вес с каждым шагом. Я замедлил шаг после 470-го, потом полностью остановился между 481 и 483. Я не мог идти дальше. Пот, холодный и липкий, как наполовину застывший сироп, стекал мне на виски маленькими капельками. Желудок сжался как кулак в облегающей перчатке. Нет, не мог. Лучше повернуться и удрать, как трусливое дерьмо, каким я и был. Я доеду автостопом до Харлоу и позвоню миссис Мак-Керди утром. Утром легче будет встретиться с фактами лицом к лицу.
Я начал поворачиваться, и тут медсестра высунула голову из палаты через две двери. . . из палаты моей матери. 'Мистер Паркер?' - негромко окликнула она.
Какое-то безумное мгновение я хотел ее проигнорировать. Затем кивнул.
'Заходите. И быстрее. Осталось недолго.'
Я ожидал этих слов, но они все равно пронизали меня ужасом, а ноги отказались повиноваться.
Медсестра увидела это и поспешила ко мне, шурша юбкой, на лице ее была тревога. Маленький золотой значок на груди говорил «АННА КОРРИГАН». 'Нет, нет, я имела в виду снотворное, она засыпает. О Боже, я такая глупая. С ней все хорошо, мистер Паркер, я дала ей «Амбиен» и она засыпает, вот что я хотела сказать. Вы ведь не упадете в обморок?' Она взяла меня под руку.
'Нет,' - сказал я, не зная, так ли это. Мир ходил ходуном, а в ушах у меня гудело. Я вспомнил, как дорога прыгнула навстречу нам, как дорога в черно-белом кинофильме в серебряном лунном свете. Ты катался на «Пуле»? Я так четыре раза.
Анна Корриган провела меня в палату, и я увидел свою мать. Она всегда была крупной женщиной, а больничная койка была маленькой и узкой, но она почти потерялась в ней. Ее волосы, теперь больше чем наполовину седые, а не черные, разметались по подушке. Ее руки лежали поверх одеяла как у ребенка, даже куклы. На ее лице не было застывшей усмешки, какую я воображал, но оно пожелтело. Глаза были закрыты, но когда медсестра прошептала ей мое имя, они открылись. Они были глубокие и переливчато-синие, как в юности, и совершенно живые. Какой-то миг они смотрели в пространство, потом нашли меня. Она улыбнулась и попыталась протянуть ко мне руки. Одна рука поднялась. Другая задрожала, приподнялась, потом упала. 'Ал,' - прошептала она.
Я подошел к ней, начиная плакать. У стены был стул, но я не обратил на него внимания. Я опустился на колени и обнял ее. Она была теплая и пахла чистотой. Я поцеловал ее в висок, потом в щеку, потом в уголок рта. Она подняла здоровую руку и вытерла мою щеку.
'Не плачь,' - прошептала она. - 'Не надо.'
'Я приехал как только смог,' - сказал я. - 'Мне позвонила Бетси Мак-Керди.'
'Говорила… в уикэнд,' - сказала она. - 'Чтобы ты приехал в уикэнд.'
'Ну его к черту,' - сказал я и крепко обнял ее.

Last edited by Erinn; 12.03.08 at 22:03.
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 12.03.08, 14:10   #15
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
'Машину… починил?'
'Нет,' - сказал я. - 'Доехал автостопом.'
'Ох ты,' - сказала она. Каждое слово очевидно давалось ей с трудом, но она говорила отчетливо и я не заметил ни растерянности, ни нарушения ориентации. Она знала, кто она, кто я, где мы, почему мы здесь. Единственное, что было не так, это ее левая рука. Я испытал огромное облегчение. Стоб меня жестоко разыграл. . . или, может быть, никакого Стоба не было, может быть, мне все приснилось, банальнейшая история. Теперь, когда я был с ней, на коленях у ее постели, обнимая ее, слыша слабый запах ее духов «Ланвин», эта мысль казалась куда более правдоподобной.
'Ал? У тебя кровь на воротнике.' Ее глаза закрылись, потом снова медленно открылись. Наверное, ее веки так же отяжелели, как мои кроссовки там, в холле.
'Я ушиб голову, это ерунда.'
'Хорошо. Береги… себя.' Ее веки снова опустились; потом поднялись, еще медленнее.
'Мистер Паркер, думаю, теперь нужно дать ей поспать,' – сказала медсестра у меня за спиной. - 'У нее был очень трудный день.'
'Я знаю.' – Я снова поцеловал маму в уголок рта. - 'Я пойду, мама, но завтра еще приду.'
'Не езди… автостопом… опасно.'
'Не буду. Меня подвезет миссис Мак-Керди. А ты спи.'
'Только и делаю… что сплю,' сказала она. 'Я разгружала посудомоечную машину. Вдруг как заболит голова. Упала. Очнулась . . . здесь.' Она взглянула на меня. 'Удар. Доктор говорит . . . все не так плохо.'
'Все будет хорошо,' – сказал я. Я поднялся, потом взял ее за руку. Кожа была тонкой, гладкой как влажный шелк. Рука пожилой женщины.
'Мне снилось, что мы в том парке развлечений в Нью-Гэмпшире,' – сказала она.
Я взглянул на нее, вдруг весь похолодев. - 'Правда?'
'Угу. Будто мы стоим в очереди на эту карусель . . . которая так качает. Ты ее помнишь?'
'«Пуля»,' – сказал я. - 'Я помню, ма.'
'Ты испугался, а я на тебя накричала.'
'Нет, мама, ты—'
Она сжала мою руку, а в уголках рта появились ямочки. Призрак прежнего нетерпеливого выражения.
'Да,' – сказала она. - 'Накричала на тебя и отшлепала. По затылку . . . да?'
'Наверное,' – сказал я. - 'Больше всего.'
'Не надо было,' – сказала она. - 'Было жарко, я устала, но все равно. . . не надо было. Хотела извиниться.'
В глазах у меня снова защипало. 'Ничего, мама. Это было давно.'
'Ты так и не покатался,' – прошептала она.
'Покатался,' – сказал я. - 'В конце концов.'
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 12.03.08, 16:57   #16
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
Она улыбнулась мне. Она выглядела маленькой и слабой, ей так далеко было до сердитой, потной, мускулистой женщины, которая накричала на меня, когда подошла наша очередь, накричала, а потом отшлепала по затылку. Наверное, она увидела что-то на лицах людей—кого-нибудь из людей, стоявших за нами—потому что я помню, как она сказала: На что ты смотришь, дорогой? и увела меня за руку, а я шмыгал на жарком летнем солнце, потирая затылок . . . хотя он почти не болел, она не так сильно меня шлепнула; я больше был благодарен, что меня увели от этой высокой, крутящейся штуки с кабинами на обоих концах, этой крутящейся визжальной машины.
'Мистер Паркер, пора идти,' – сказала сестра.
Я взял мамину руку и поцеловал костяшки. 'До завтра,' – сказал я. - 'Я люблю тебя, ма.'
'Я тоже тебя люблю. Алан . . . прости, что я тебя била. Так не годится.'
Но это годилось; это годилось для нее. Я не знал, как объяснить, что я знал это и принимал. Это было частью нашего семейного секрета, из тех, что шепотом передаются по нервам.
'Увидимся завтра, ма. О’кей?'
Она не ответила. Ее глаза снова закрылись, и на этот раз не открылись. Ее грудь стала подниматься и опадать медленно и размеренно. Я попятился от кровати, не отрывая от нее глаз.
В холле я сказал сестре: 'С ней правда будет все в порядке? На самом деле?'
'Никто точно не знает, мистер Паркер. Ее ведет доктор Наннэлли. Он очень хороший врач. Он придет завтра днем, и вы спросите—'
'Скажите мне, что вы думаете.'
'Думаю, что все будет хорошо,' – сказала сестра, провожая меня по коридору до лифта. 'Основные показатели в норме, а судя по остаточным явлениям, удар был очень слабый.' - Она слегка нахмурилась. - 'Конечно, ей придется изменить образ жизни. Питание . . . привычки . . .'
'Вы имеете в виду курение.'
'Да, конечно. Это нужно бросить.' Она сказала это так, словно для моей матери отказаться от своего сильнейшего пристрастия было все равно что переставить вазу из гостиной в холл. Я вызвал лифт, и дверь кабины, в которой я приехал, тут же открылась. С окончанием часов посещений жизнь в МЦЦМ явно замедлялась.
'Спасибо вам за все,' – сказал я.
'Не за что. Простите, что я вас напугала. Выразилась ужасно глупо.'
'Ничего,' – сказал я, хотя в душе был согласен с ней. - 'Не переживайте.'
Я вошел в лифт и нажал кнопку. Сестра подняла руку и помахала пальцами. I помахал в ответ, и нас разделила дверь. Кабина поехала вниз. Я посмотрел на отметины на тыльной стороне рук и подумал, что я паскудная тварь, паскуднейшая из паскудных. Даже если это был сон, я был паскуднейшей из паскудных тварей. Возьми ее, сказал я. Речь шла о моей матери, но все равно я сказал: Возьми маму, оставь меня. Она вырастила меня, работала для меня сверхурочно, стояла со мной в очереди на жаре в пыльном маленьком парке развлечений в Нью-Гэмпшире, и после всего этого я выбрал почти не задумываясь. Возьми ее, оставь меня. Ты дерьмо, ты полное дерьмо.
Когда дверь лифта открылась, я вышел, откинул крышку корзины и нашел его где бросил, в чьем-то почти пустом бумажном стаканчике из-под кофе: «Я КАТАЛСЯ НА «ПУЛЕ» В ШРИЛЛ-ВИЛЛИДЖ, ЛАКОНИЯ».
Я нагнулся, вытащил значок из холодной лужицы кофе, в которой он лежал, вытер его о джинсы и положил в карман. Я не имел права его выбрасывать. Теперь это был мой значок—талисман или проклятие, он был мой. Я покинул больницу, по пути махнув на прощание Ивонне. Снаружи луна катилась по небесной дороге, заливая все своим удивительным, совершенно нереальным светом. Я никогда еще не был таким усталым и подавленным. Я бы хотел, чтобы мне снова предложили этот выбор. Я бы выбрал по-другому. Что было забавно—найди я ее мертвой, как ожидал, думаю, я бы с этим примирился. В конце концов, разве не так кончаются все подобные истории?
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 12.03.08, 16:58   #17
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
В городе никто не берет попутчиков, сказал старик в бандаже, и это была совершенная правда. Я прошел пешком весь Льюистон—три дюжины кварталов улицы Лисбон и девять улицы Кэнел, мимо всех клубов, где музыкальные автоматы играли старые песни «Форейнер» и «Лед Зеппелин» и бисексуальные песни на французском—ни разу не подняв большого пальца. Ничего хорошего не вышло бы. Было уже хорошо за одиннадцать, когда я достиг Демутского моста. Когда я перешел на сторону Харлоу, остановилась первая же машина, которой я просигналил. Через сорок минут я уже выуживал ключ из-под красной тачки у двери в сарай на заднем дворе, а десять минут спустя был в постели. Когда я засыпал, я вдруг осознал, что в первый раз в жизни сплю в нашем домике совсем один.

В четверть первого дня меня разбудил телефон. Я подумал, что это звонит кто-то из больницы, чтобы сообщить, что моей матери внезапно стало хуже и она отошла всего несколько минут назад, примите наши соболезнования. Но это оказалась только миссис Мак-Керди, которая хотела удостовериться, что я нормально доехал, и услышать все подробности моего вчерашнего визита к матери (она заставила меня повторить рассказ три раза, и к концу третьего пересказа я начал чувствовать себя преступником, допрашиваемым по обвинению в убийстве), а еще спросила, не хочу ли я съездить с ней в больницу сегодня днем. Я ответил, что это будет замечательно.
Повесив трубку, я подошел к двери в ванную. На ней висело зеркало во весь рост. В нем отражался высокий, небритый молодой человек с немного выпирающим животом, одетый только в мешковатые трусы. 'Соберись, малыш,' - сказал я своему отражению. - 'Нельзя жить всю оставшуюся жизнь, думая всякий раз, как телефон звонит, что это хотят сообщить тебе, что твоя мать умерла.'
Но это не помогло. Время притупило воспоминания, как всегда . . . но удивительно, насколько реальной и близкой казалась вчерашняя ночь. Каждая деталь была отчетливой и ясной. Я все еще видел красивое лицо Стоба под кепкой козырьком назад, сигарету за ухом и как дым просачивался сквозь разрез на шее, когда он затягивался. Я все еще слышал, как он рассказывает о «кадиллаке», который владелец продает за смехотворную цену. Время сотрет подробности и сгладит углы, но только потом. В конце концов, у меня остался значок, он лежал на комоде у двери в ванную. Это был мой сувенир. Разве не у каждого героя страшного рассказа остается сувенир, доказательство, что это был не сон?
В углу комнаты была старая стереосистема, и я порылся в своих старых кассетах, подбирая что-нибудь послушать, пока я бреюсь. Я нашел одну с надписью «ПОП-МУЗЫКА, РАЗНОЕ» и вставил ее в магнитофон. Я записал ее в старших классах и почти не помнил, что там. Боб Дилан спел об одинокой смерти Хэт-Тай Кэрролла, Том Пэкстон спел о своем собственном приятеле-бродяге, и наконец Дэйв Ван Ронк запел о кокаиновой хандре. В середине третьей песни я замер с бритвой у щеки. От джина и виски трещит голова, пел Дэйв своим хриплым голосом. Мне сказали, я сдохну, но не сказали, когда. Вот в чем было дело, конечно же. Сознание вины привело меня к мысли, что моя мать умрет прямо сейчас, а Стоб не поправил меня—да и как он мог, если я не спрашивал?—но это явно было не так.
Мне сказали, я сдохну, но не сказали, когда.
Ну и за что же я бью себя по голове? Разве мой выбор не означал естественное положение вещей? Разве дети не переживают родителей? Сукин сын пытался запугать меня—поймать меня в ловушку, заставив чувствовать вину—но я ведь не обязан был покупать то, что он продает, так ведь? Разве не всех нас в конце концов ожидает катание на «Пуле»?
Ты просто пытаешься извинить себя. Найти себе оправдание. Может быть, то, что ты думаешь, и правда . . . но когда он предложил тебе выбрать, ты выбрал ее. И ты от этого не отвертишься, приятель—ты выбрал ее.
Я открыл глаза и посмотрел в лицо своему отражению. 'У меня не было выбора,' – сказал я. Я не вполне в это верил, но думал, что со временем поверю.

Миссис Мак-Керди и я отправились навестить маму, и ей было уже немного лучше. Я спросил ее, помнит ли она свой сон про Шрилл-Виллидж в Лаконии. Она покачала головой. 'Я помню только, как ты приходил,' - сказала она. - 'Я была такая сонная. А что?'
'Ничего,' – сказал я и поцеловал ее в висок. - 'Ерунда.'
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 12.03.08, 20:03   #18
Хоттабыч
old timer
 
На форуме с: 10.2007
Откуда: Овраг за Дорогомилово
Сообщений: 724
Хоттабыч is an unknown quantity at this point
Эрин, мне очень понравилось. Прочитал с таким удовольствием, как будто сам по Мэну прокатился.
Хоттабыч оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 12.03.08, 21:04   #19
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
Спасибо! Стараемся.
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Пред. 13.03.08, 11:59   #20
Erinn
old timer
 
На форуме с: 01.2008
Сообщений: 926
Erinn is an unknown quantity at this point
Маму выписали из больницы пять дней спустя. Какое-то время она прихрамывала, но это прошло, а через месяц она вышла на работу—вначале на полсмены, а потом на полную ставку, как будто ничего не случилось. Я вернулся в университет и нашел работу в «Пицце Пэт» в нижней части Ороно. Заработок был не бог весть какой, но хватило на ремонт машины. И хорошо; у меня пропал всякий вкус к путешествиям автостопом.
Мама попыталась бросить курить и какое-то время воздерживалась. А когда я на день раньше приехал домой на апрельские каникулы, в кухне было накурено как раньше. Она взглянула на меня одновременно со стыдом и с вызовом. 'Не могу,' – сказала она. - 'Прости, Ал—я знаю, что надо, и знаю, что ты хочешь, чтобы я бросила, но без этого мне все время чего-то не хватает. И ничем эту дыру не заполнишь. Лучше бы я никогда не начинала.'

Через две недели после того, как я закончил учебу, мама перенесла новый удар—слабый. Когда доктор ее отчитал, снова попыталась бросить курить, потом набрала пятьдесят фунтов и вернулась к курению. 'Как пес возвращается к своей блевотине,' – как говорит Библия; мне всегда нравилось это место. Я нашел неплохую работу в Портленде с первой попытки—просто повезло, я думаю—и начал убеждать маму бросить работу. Вот это был нелегкий труд. Я мог бы плюнуть и бросить, но мне не давало покоя некое воспоминание, которое заставляло меня штурмовать стену ее упрямства истинного янки.
'Тебе надо откладывать на собственную жизнь и не думать обо мне,' – сказала она. - 'Когда-нибудь ты женишься, Ал, и того, что ты потратил на меня, уже не вернешь. Ты должен копить на свою настоящую жизнь.'
'Ты моя настоящая жизнь,' – сказал я и поцеловал ее. - 'Нравится тебе это или нет.' И в конце концов она сдалась.
После этого мы провели вместе несколько очень неплохих лет—в целом семь. Мы не жили вместе, но я почти каждый день приходил к ней. Мы сыграли множество партий в джин рамми и посмотрели кучу фильмов на видеомагнитофоне, который я ей купил. Посмеялись от пуза, как она говорила. Не знаю, задолжал ли я эти годы Джорджу Стобу, но это было хорошее время. И мои воспоминания о встрече со Стобом за это время не побледнели и не стали казаться сном, как я ожидал; каждая подробность, начиная с момента, когда старый джентльмен предложил мне загадать желание на полную луну, до того, как Стоб приколол свой значок к моей рубашке, помнилась совершенно отчетливо. И наступил день, когда я потерял свой значок. Я знаю, что он у меня был, когда я переезжал в маленькую квартиру в Фэлмуте—я хранил его в верхнем ящике прикроватной тумбочки, вместе с расческами, двумя комплектами запонок и старым политическим значком с надписью «БИЛЛ КЛИНТОН ЗА БЕЗОПАСНЫЙ СЕКС»—но потом он пропал. И когда день или два спустя зазвонил телефон, я сразу понял, почему миссис Мак-Керди плачет. Плохие новости, которых я не переставал ждать; что сделано, то сделано.

После похорон, поминок и, казалось, бесконечной череды скорбящих, которая наконец кончилась, я отправился в маленький домик в Харлоу, где мама провела последние годы жизни, курила и ела пончики, посыпанные сахарной пудрой. Была команда – Джин и Алан Паркер, борющиеся за место под солнцем; теперь остался только я.
Я перебрал ее вещи, отложив в сторону бумаги, до которых дойдет очередь потом, складывая то, что я хочу сохранить, в одну кучу, а то, что хочу раздать, в другую. Когда работа приближалась к концу, я опустился на колени и заглянул под мамину кровать, и обнаружил там то, что всегда искал, не вполне отдавая себе в этом отчет: пыльный значок с надписью «Я КАТАЛСЯ НА «ПУЛЕ» В ШРИЛЛ-ВИЛЛИДЖ, ЛАКОНИЯ». Я сжал его в кулаке. Булавка впилась мне в ладонь, и я сжал кулак крепче, получая от боли горькое удовлетворение. Когда я разжал пальцы, на глазах у меня были слезы, и слова на значке двоились, накладываясь друг на друга в сиянии. Это было как смотреть трехмерный фильм без очков.
'Ну, доволен теперь?' – спросил я у пустой комнаты. - 'Этого тебе хватит?' Ответа, конечно же, не последовало. - 'Зачем ты вообще все это затеял? С какой целью?'
По-прежнему тишина, а какой должен был быть ответ? Просто стой в очереди. Жди своей очереди при луне и загадай желание при ее лихорадочном свете. Жди своей очереди и слушай, как там кричат—люди платят за то, чтобы их напугали, и на «Пуле» всегда получают то, что хотят. Может быть, когда придет твоя очередь, ты поедешь; может быть, побежишь. Хотя в любом случае конец будет один, я так думаю. За этим должен быть более глубокий смысл, но его нет—что сделано, то сделано.
Бери свой значок и уходи.
Erinn оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Ответить

Возможности
Вид

Правила размещения сообщений
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете изменить Ваши вложения
Вы не можете изменить Ваши сообщения

BB-код Вкл.
[IMG] код Выкл.
HTML-код Выкл.

Быстрый переход


Новости | Кабинет Профессора | Каминный зал | Эсгарот | Палантир | Онтомолвище | Архивы Минас-Тирита | Гарцующий пончик | Подшивка | Форум | Гостевая книга | Карта сайта | Поиск | Кольцо | Свиридов

Ваш часовой пояс — GMT +3. Сейчас 16:52.


Powered by vBulletin® Version 3.8.7
Copyright ©2000 - 2024, vBulletin Solutions, Inc.
Лицензия на форум приобретена Ардой-на-Куличках у компании "Jelsoft Enterprises Limited". Все права защищены.