Под деревом зеленым (Опираясь о платан)

[Ивандамарья Яиц]

Интро:

Бездельным днем отдельный тред в Поэтику повешен. Отсель грозим да будет швед, конь с людью в кучу смешан, в огне эльфийских мастерских меч заново откован и сочиненный мною стих сюда опубликован.

Под деревом зеленым

Под деревом зеленым
Вдали от обезумевшей толпы
Сидели два оленя и курили.
Смерть Автора! Смерть Бога! Смерть Субъекта!
На лестнице забав и деконструкций
Платок отметил шаткую ступень.
Олень сказал: «Не пей вина, Гертруда!»
Олень ответил: «Уберу-ка лес!»
Луна висела, словно запятая,
В бесцветной пустоте небес.

[Ивандамарья Яиц]

Я хотел написать о собаке – существе довольно простом: как известно, четыре лапы дополняются в ней хвостом. Многократно сия задача решена в печатных словах, стара в прозе тема собачья (и в поэзии не нова). У собаки принципы крепки – равно мощна захватом челюсть: хоть меж внучкой и кошкой в «Репке», хоть прыжком в Кархарота целясь. Только я хотел не о драке, баталист из меня …собачий – я хотел написать о собаке, как о ней говорят иначе. Как живот ее – замшей-плюшем, хвост – колечком, глаза – жуками, как она поразвесит уши на крылечке да с мужиками. Лапы ей велики щенячьи, взгляд смущен, совершивши пакость; как забор она обозначит, воплощенная деликатность. Нос ее, холодный и влажный, – так Тереза в книжке прочла: мой Каренин, дважды бумажный (два рогалика и пчела). Я хотел написать о собаке – и слова сложить не могу. Череда следов по бумаге, золотые звезды в снегу.

[Хелик]

Собакой очень порадовали меня, старую собачницу.
За Есенина отдельный респект.

[John]

Очень хорошо.
Вообще, дон Хуан, Вас читать очень и очень интересно.
1. Вы грамотны.
2. Вы необычны.
3. Вы не пафосны.
4. Вы талантливы.

Продолжайте и дальше, поверьте - я всё читаю. Подмигивающая ул.

[Ивандамарья Яиц]

Не стихи, а так. Рифмованье от безделья.

Не вставаю я с кровать –
Горько, больно:
Не велят мне рифмовать
Отглагольно.

К рифам смысла занесло
Рифмы лодку,
Ой ты, палочка-весло,
Ой, селедка.

Не велят мне шить бомбон
Да к рубахе,
Не велят мешать с ямбом
Амфибрахий,

И «помпон», а не «бомбон»,
Далем лупят…
Выпью с горюшка бурбон –
Стану глупый.

Рифмы не велят мужски,
Где все дамски, –
Только правилам таким
Не поддамся!

Совершить бы, что ли, рейс
На недельку
Во вселенную, как рельс,
Параллельну:

Где бы в небе солнце-шар
Зеленело,
Чтобы рифма без гроша –
Обеднела,

А от шара чтобы тень –
Треугольна,
Рифмовал бы целый день
Отглагольно,

А по небу перевал –
Звездный, млечный,
Я бы с «вечно» рифмовал
«Бесконечно»,

Я б на ритмы наплевал,
На размеры,
Рифмам-дамам дали б бал
Кавалеры,

Чтобы, юбками шурша,
В вихре танца
Мчались рифмы-без-гроша,
Голодранцы,

Чтобы пламя из искры –
Алым платьем…
Мой талант не без сестры –
Вот и хватит.

[Ивандамарья Яиц]

Надумал я сложить сладостную и печальную (именно!) балладу о прекрасной и добродетельной эльфийской деве, о ее глубокой и истинной любви к дерзкому и ветреному Майе воздуха, о его пылкой, но недолгой страсти - короче, чтобы "в общем, все умерли". Дева моя была бы чудно хороша, но не прекраснее своего имени... И вот тут я увяз в трясине "видения души" и "предвидения будущего". От чего б ни плясал - каждый раз получалась какая-то лукьяненская Макрель из эльфов озера Лох-Несс. Как из нашего окна дева дивная видна, а из нашего болота не видать ее чего-то... Один-единственный обрывок пергамента, измазанный тиной, залитый слезами, удалось мне не без помощи благорасположенных пиявок да лягушек переправить на Большую Твердую Землю. Вот этот:

Звезда Полуночи, искристо Форэль сияла б наверху -
Когда б голодному туристу не пригодилась на уху.
Артэль, Светило Благородных, водила б королей на бой -
Но строем ходит на субботник, сопровождаема трубой.
Звезда Стены, как парус, Алой, с Кремля сияла б Карамэль -
Да вот беда, ее сжевали (и парус тоже сел на мель)*.

P. S.: Прядут стихи из слов кудели сказитель, бард и менестрель:
Красна не словом, а на деле Обитель Звездная, Бардэль.

*Чтобы кого-то не отправили штудировать энциклопедию морских терминов, провозглашаю парус синекдохой.

[Ивандамарья Яиц]

Сотня, клянется, слышала, а кто-то будто бы видел: в благопристойнейшем викторианском твиде – в пренатуральнейшем полупрозрачном виде сидели и ели Алиса Лидделл и Лиза Сиддал. А у Алисы – накрытый чистенький столик, Соня и Кролик, дым в кисете, Кингсон Крим на кассете, залейся – чая, растворись – алкоголя, желе – до колик; сдался тебе, Лизанька, ветреник твой Россетти. А Алиса в десять поймана этой сетью: мистер Л. К., воскресенье, прогулки, лодки; а Лизе – сладко: «ее Россетти», они соседи: щека к щеке, и побуковки, и погодки. А Алиса жует бланманже, ведет свой ЖЖ (лукавым галльским, когда не знает, о чем); а Лиза в ванне месяц позирует в неглиже – не двинуть пальцем, не шевельнуть плечом – лежи, не дергайся, Лизанька, не ругайся: Офельям, кисанька, знаешь, не горячо.

Роса засохла, коса скосила, стекла клепсидра, Миллес ушел, ванну спустили, чай тоже допит, сидели и грелись Алиса Лидделл и Лиза Сиддал, охрипший шепот вплетая в свечную копоть. Щелк – выключатель, книзу кулисы, Кролика сгрызли лисы, деньги истрачены, стулья задраны с полу; английские музы в шелковых блузах, Лиза-Алиса – полупрозрачны… ах, кисанька-Чешир, уже не полу-.

А Кролик – лисы? выкуси! – скачет, пушит манишку, опять воскресенье, веселье да каруселье, о вас, о музах, в Лайм-Риджисе сложат книжку (а Сару – Лиза, привет! – здесь даже на год поселят). Ну что же, каждый доволен, фин де тристесс, лети, воскресенье, сколько там той субботы, скачите, сэр Кролик, – свинья… лиса вас не съест, а что музы в себе не вольны – ноближ их на то облесс, с зевоты до рвоты – такая их, мерд, работа.

А те, кто слышал, забыли слова и ноты.
А тот, кто видел, больше не покидал лес.

[John]

Буду краток. Браво! У(эл)л.

[Ивандамарья Яиц]

Писаться-то пишется, да все не про то. Вот разве что:

Кошкин дом-блюз

колыбельная

Тили-тили-Тилион, мы цветок растили, он распустился в том же стиле, что и Галатилион.
Тили-тили-Тилион, мы уплыли, галеон отмеряет мили ильмен, миль до тверди – миллион.
Тили-тили-Тилион, дом мой, ты ли? – вдали он: Гондолин или Калинин, Авалон или Лион.
Тили-тили-лунолик, плыл кораблик невелик, то ли был он – то ли пыль он, то ли ялик – то ли блик.

Очередное жертвоприношение смысла форме. При чем тут Галатилион? Разве что рядом повалялся. И галеон - это здоровенный корабль, это не к Тилиону точно, в крайнем случае к Эарендилу. И вообще, там, кажется, не ладья, а лунный остров был, а ладья у Ариэн. Или нет?

Зато мурлыкается усыпительно. Проверено на себе:)

[V_l_a_d_i_mir]

Класно пишешь ты куплетом,
И без занудства всех поэтов
Вплетаешь в рифму чертежи
Моя ж болезь эт жи и ши,
Что в 3м классе недодали,
Сейчас спеши иль не спеши
Шипящие сломают слог
Косяк увидел - рифм утёк.

[Ивандамарья Яиц]

Белая песня

Пеплом Горней Колымаги Терренс-графопироман
Выжег огненными знаками златопламенный роман,
И этот роман не держала бумага в границах квадратных книг –
Так Терренс проник во владения мага и сделался ученик.

Вод ему реченья внятны, звезд хвостатых письмена,
Вязью букв клеверомятных август сеет семена,
Шепчет поле цепью вмятин, ветром весть принесена,
В травах, путниками смятых, расцвели их имена.

Своды башен цельнокаменных мнутся бабочкой в горсти,
Во глубинах незапамятных зубу зверя прорасти,
Устилает облаками дно – еле двинутся персты,
Да вот с книгой легкопламенной отношенья непросты:

Вспыхнет истина огнистая – чтоб рассыпаться золой.
Ночью Терренс пьет неистово, поутру тверез да злой:
Каменистыми монистами взялись степи – пыль да зной,
Стали вязы с остролистами нестерпимы белизной.

…Оплетает гряды горные – то ли тропка, то ли так,
Той тропой гуляет Орментир – расписная калита,
Кручей шаг непереспоренный, неисчислены лета
И на все четыре стороны его песня разлита:

Город белых башен и черных скал
Каменною пеной над морем стал.
Стены вьются в нем чередой кругов,
Стал от берегов он и до берегов.
Как по белой стороне
Дремлет дерево в зерне.
Как по черной стороне
Хорт летит на вороне.
Вот идет конь явлен да конь незрим,
Несказанный след вьется по морю за ним,
Где берет исток заповедный след –
В той земле не ведают хода лет.
Алое полотнище
По ветру полощется,
До зари на площади
Огненные лошади…

Терренс сказал: я иду впотьмах в виду ледяных небес,
На тяжкие двери в моих домах пущен дремучий лес;
Воздам тебе щедро, чем в силах маг, за некоторый ликбез:
Стрекоз объезженных, голых Мах и золота в полный вес.

И был ответ: широко окрест известна твоя беда,
В гортани чертит о ней шартрез и Эверест – по льдам;
Я видел прорву времен и мест, и слушай меня сюда:
Дано на эти следы набресть, будь то угодно следам.

Не то чтоб идея сия нова; не то чтоб ты сам не знал,
Как расползается в дым канва – как берет свое белизна –
Как опрокинута синева, облаком глаз блазня, –
А все это строго обосновать будет кому и без нас.

Один император держал огород, в молчании овощей
Внемля, как дышит подземный крот, и ряду иных вещей,
Дыханье крота колыхало укроп среди остальных хвощей,
И тайный город подземных троп… Да, вот тебе мой кошель:

Подкинул бы ты от своих щедрот деньжат – столбика с два,
А дев и прочий рогатый скот – не знаю, куда девать.
Простимся здесь, у твоих ворот, между Тельца и Льва –
И будь я Орел, мой трехгранный рот сказал бы тебе слова.

…И было слово – как белый слон; как всадник орлоголов;
Как навигатор; как гистрион; как мастер острых углов;
А тех, о коих поведал он без оболочки слов,
Не изловил бы сам Орион, прославленный зверолов:

Туман по земле, плетью мха остролист долгобрад,
Врата Водолей растворяет для тех, кто у врат,
И время как клей, и пространство как блик серебра,
И чаши колей, полны дымкой, – два белых ребра.
И ночь над рекой, и луна золотым колесом,
И зыбь широко залита золотой полосой,
Рассудком реком, якорь нынче почти невесом –
И вот моряком отдаляюсь от берега в сон.
Вода подо льдом и вода над обрывом глубин,
Луна рыбий дом заливает до дна голубым;
Виденьем ведом, Господином видений любим,
Придонной водой проплывает змей Келедин.

В свете диво чудодеется – мигом вести разнеслись,
Как из замка красна девица приносила огнелист.
Терренс виски льет под деревце: пламенеет – чисто лис!
Терренс верит и надеется. Верой многие спаслись.

А Орментир купил кораблик за два столбика монет –
Белопенною параболой огибает континент:
Дни к зиме – ковром пера белеть берегам в снегах тенет.
Север, спирт, Равель по радио.
Смерти нет.
17-19.02.09

Кто добрался до конца, тот герой и молодца. Вообще это песня. А начало первой песенки Орментира старше основного текста лет на шесть-семь. Вот к чему приводит разгребание старых файлов. За все остальное старье мне стыдно, а за это – самую чуточку.

[Ивандамарья Яиц]

Рассказ речной выдры о рыбной ловле Ондатры (не короля)

Некто именем Ондатра
Плавал плесами Нан-Татрен,
За полмарта и апрель
Перевел нам всю форель.
И теперь мы – без форели –
Дуем в дудки да свирели,
Только брюхо в голодухе
Не наполнит пища духа.
Буде вздумает Ондатра
Снова промышлять в Нан-Татрен –
Да оставит требуху
С потрохами нам в уху!

[Ивандамарья Яиц]

Соленая песня

Когда под вечер,
Окончив труд в положенные сроки,
Начальник лета сложит полномочья –
Закат сойдет на медленные воды,
Закат сады молчанием затопит,
И все замрет.
Пройду среди деревьев
К порогу вод – деревья вслед не обернутся,
И лягу яблоком в прохладную ладонь –
Она хранит меня, как сорок тысяч футов,
Воздвигнутых за пенными морями,
Хранят далекий опустевший берег,
К которому не ходят корабли.

Мой берег, мой берег дальний,
Осыпался цвет миндальный
На берег дальний.

Кладет предел надменная волна
Стремлению, тоске или надежде –
Бездонных вод вовек не одолеть:
Они кольцом сомкнулись неразрывно,
Путями прихотливыми течений
Безмолвствуя и кругообращаясь –
Беспамятно и неостановимо.

Мой берег, мой берег дальний,
Не ведает увяданья
Мой берег дальний.

Вхожу в ночное гаснущее море;
Как воды холодны и тяжелеют!
Здесь не растут змеистые растенья,
Здесь не живут приплюснутые рыбы,
Здесь не висят лиловые медузы,
Не ходят многоглазые созданья;
Лишь бледные таинственные твари,
Которым нет и не было названий –
И оттого они неуследимо
Влекут свои протяжные тела
По плотным, застывающим глубинам, –
Но и такие здесь не обитают.
Придавлено немыслимой водою,
Движенье замедляется и меркнет.
Но, может быть, со следующим шагом –
Последний отблеск вспыхивает… гаснет –
Но, может быть, со следующим шагом –
Вода, она вокруг, неумолимо –
Но, может быть, со следующим шагом
Иной поток, свободный и нездешний,
Возьмет легко в протянутые руки
И принесет меня на дальний берег,
Домой.
О, может быть, со следующим шагом –
Так холодно, что холод исчезает –
Со следующим шагом…

Мой берег, мой берег дальний,
Протянется мост хрустальный
На берег дальний.


Так наглотался Светлой Печали, что самопародия («поскачет мой конь педальный на берег дальний» и все такое) сдулась в зародыше. Ну и фиг с ней.

[Майя Звездинка]

В ответ на сообщение Ивандамарья Яиц

Надумал я сложить сладостную и печальную (именно!) балладу о прекрасной и добродетельной эльфийской деве, о ее глубокой и истинной любви к дерзкому и ветреному Майе воздуха, о его пылкой, но недолгой страсти - короче, чтобы "в общем, все умерли".

Опа! Это ж из моей собственной квэнты эпизод! И дева была прекрасна и добродетельна (а звали её Линэйтель), и даже Майя был именно Воздуха... Как подслушали, честное слово ;))) А может, и сами там были? ))
Что ж вы не сочинили-то... я сама хотела, да вот таланта не хватило (((

А теперь касаемо темы - мне очень нравятся ваши стихи! Пожалуйста, пишите ещё! ))

[Ивандамарья Яиц]

Спасибо, Майя, рад, что Вам понравилось.

А мне сочинить не хватило... незамутненности, что ли.

Кстати, об именах. Есть известные таблетки "от печени", состав читается как список персонажей хоббитской любовной баллады: Силимарин плюс Фумария! Куда там Фантазиэли!

[Хелик]

В ответ на сообщение Ивандамарья Яиц

Кстати, об именах. Есть известные таблетки "от печени", состав читается как список персонажей хоббитской любовной баллады: Силимарин плюс Фумария!

Хе-хе! Так и приходят на ум Баралгин и брат его Эффералган :)))

[Ивандамарья Яиц]

Битва деревьев

Осваиваю жанр УПС (Ужасно Пафосный Стишок). Это боевая песня энтов. Коротковатенькая:) И получились они как-то однобоко, такие рррешительные, грррозные и кррровожадные. Прямо перводомовцы:) Ну, алягеркомалягер. Понеслася.

Древобратья, древобратья, древорадостная рать –
Се, грядем в корней объятья круг строений древобрать;
Ствол ли временем изребрен, тропы ль прежние в траве –
Но горит златосеребрян свет под дугами бровей!
Наступает Древобратство, строг и строен ход рядов,
На старинное убранство восьмигранных городов –
Равномерно, невозбранно, без дорог и переправ –
И река течет багряно, воздаяние вобрав!
Долгожданны, трубнозванны, чей напор неодолим, –
Древобратья во Йаванне, дальних воинство долин!
Кементари Амилеммэ, Землецарственная Мать,
Древле дремлет наше племя, ныне время воевать!
Незапамятные бездны были скрыты до поры –
Пылью сыплются железной бесполезны топоры,
Вековечному покрову кровь янтарную хранить –
И текут струи багровы на раскрошенный гранит!
И безмолвен, и покорен, сокрушен железный трон,
Камень стен сражен под корень, окружен с восьми сторон.
Не удержит оборону стародавних зодчих Клык –
Крон тяжелые короны, темен лик лесных владык,
Переполнившейся чаше час пролиться гневом чащ –
Се, разгул реки умчаша тьму прислужников меча,
Се, побеги пышнокудры оплели ребро и грань!

Невозвратно наше Утро, в море канувшая Рань,
В вихре огненном и гневном перемолотый Рассвет;
Горьким лезвием Полдневным пресечется наша ветвь,
Что хранили, потеряем – и, пройдя пределы вод,
За последним черным краем обретем стозвонный свод,
Что вовек несметнолиствен, нет прекрасней и ясней –
И единственен, и истин дом для кроны и корней.

Древобратья, древобратья, ополченье гор и чащ –
Се, грядем зеленой ратью, зов и трубен, и рычащ,
Не снести камней преграде слитной силы древних дней –
Древобратья, древобратья, племя кроны и корней!

[ironGen]

Круто, прямо-таки!

[Ивандамарья Яиц]

Пасиб!

А вот еще.

Кукушка

За лесом поет кукушка.
На холме мелкого хлама
Сидит шафрановый лама,
Бликует бритой макушкой.
Он реальный пацан.
Над речкой стоит дацан,
В речке стоит другой.
Лама качает ногой,
Дует ромашковый чай –
Будущий воин духа.
Укладывает под ухо
«Чань для чайников» по ночам,
Чтоб премудрость сама вползала.
Уставит глаза в пол зала:
Половица, за ней половица…
Приходит белая львица,
Безмолвно целует в лоб:
Вот хлев, вот выход из хлева.
На раз-два-три, одной левой
Лама делает ХЛОП.

Окцидент исперчен, арриведерчи,
Еду я в отпуск в Керчь, и
До самого Еревана
Будет одна нирвана.
После будет вторая,
И так до самого рая.
…Хрена я тут втираю,
Нет того, кто читает
И пишет, гуд бай!

Улетает.
Тает.

[Liberis]

О-ОООо!!!!!!!!!!!!

Ивандамарья!!! Вы преркасны! Еще, еще творчества - прошу вас!

С уважением
Либерис