Форум Арды-на-Куличках  

Вернуться   Форум Арды-на-Куличках > Хобiтон

Хобiтон Толкин и толкинистика по-украински

Ответить
 
Возможности Вид
Пред. 29.12.04, 22:39   #1
Tern
Хранительница
 
Аватарка Tern
 
На форуме с: 11.2002
Откуда: Киев/Москва
Сообщений: 1 346
Tern is an unknown quantity at this point
Статья о великом переводчике М.Лукаше

ЭПОС МИКОЛЫ ЛУКАША. (К 85-летию со дня рождения)
Вадим Скуратовский


Гуманитарная катастрофа сотрясает Украину от начала 1930-х и по сей день. И это наряду с другими интригами истории, еще более не-гуманными.

Где-то за год до своей смерти Тургенев, тяжелобольной — и телесно, и, скажем так, мировоззренчески, — чтобы «не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома», вспомнил-воспел русский язык как единственный залог иной, не-катастрофической национальной судьбы: «…ты один мне поддержка и опора… свободный русский язык».

Увы, у украинской судьбы не было даже такой «надежды и опоры». Даже язык здесь был несвободен.

Полузабыт. Затерт. Унижен. С одной стороны, вполне продуманная «украинско-языковая» политика официоза — романовского ли, советского. С другой, местная городская масса, по вполне понятным причинам шарахающаяся подальше от того полузапрещенного, а временами и вовсе запрещенного языка.

Полтораста лет егогородского одиночества. Самое мучительное существование литературы на нем. Полицейские и цензурные гротески того существования. А с того начала 1930-х украинская литература окончательно превращается в нечто прикладное. В имитацию собственно литературы. Отдельные явления и персоны в ней, пытавшиеся, в той или иной степени, отложиться от той участи, от агитпропа, заранее были обречены. И только подтверждали то беспощадное административно-тоталитарное правило.

В последние десятилетия той псевдолитературы в главную ее киевскую штаб-квартиру, эмблематически расположенную в двух шагах от штаб-квартиры партийной, можно было войти, говоря откровенно, только в моральном респираторе.

Один из самых продуктивных и самых бесстыдных делателей такой литературы впоследствии, в припадке искренности, изрек: «Стихи ушли».

Разумеется, вместе с прозой.

Вот тогда-то и процвел украинский перевод. Цветение в пустыне. Но какое…

Впервые я увидел Миколу Олексиевича где-то в начале 60-х, едва ли не первокурсником. По студенческой привычке глазеть на знаменитостей, не отрываясь, я смотрел на человека в поношенном спортивном костюме в его крошечном кабинетике, заставленном книгами. Смотрел на украинского переводчика гетевского «Фауста». Да неужели это — он?! Это — он…

Микола Лукаш перевел «Фауста» тридцати с чем-то лет. Величайшая европейская симфония — в поразительном украинском исполнении. В украинском слове — гетевское «все». Высочайшие взлеты германского идеализма и немецкое же стремительное падение в низины «матерьяльного». Патетика, которой несть конца, — и вдруг немыслимая нецензурщина… Изощреннейший словесный вокализ, акустическая и другая его прозрачность — и почти футуристическая заумь, фонетическое и смысловое смятение. Очень «народное» — и предельно «интеллигентское». Язычество — и христианско-католическо-литургийное. Одинокий голос и — хор. Быт и бытие.

В общем, все, что накопила Европа за тысячу лет, весь ее сверхтекст.

И все это было воссоздано в украинском слове. Здесь как бы совершенно забывшем о всех своих унижениях. Совершенно, потрясающе свободном. Украинское слово в том переводе, словно жених в библейской Песни песней: идет-прыгает по горам. По горам европейского духа.

…И вдруг в тот кабинетик вошел сосед-писатель, старик-еврей. Согбенный сталинской каторгой. Заговорил, путаясь в русской и украинской речи, в ее ударениях.

А Микола Олексиевич ему — легко и весело — ответил на идиш.

Так же легко и весело он однажды заговорил по-цыгански на Крещатике. С цыганками, предлагавшими погадать ему. Предсказать ему его судьбу.

А что было предсказывать?

…Неслыханная, даже среди знаменитейших полиглотов, лингвистическая одаренность. Одаренность, именно лингвистически слышавшая не менее полусотни языков. Ах, как Микола Олексиевич грассировал по-французски! Совсем, как в Париже, в котором он, понятно, никогда не был... Но это «братские» — индоевропейские языки. Романо-германские ли, цыганский… Но вот венгерский. Пребывающий в совсем другом грамматическом космосе, в иной лексической системе.

В теперь уже позапрошлом веке полунищий венгерский аристократ Имре Мадач в нищей мадьярской своей хате сочинил драму. «Человеческая трагедия». Объемлющую весь человеческий опыт, все историческое время. А Микола Лукаш в устрашающе короткий срок — к столетнему юбилею поэта — перевел его трагедию на украинский. Найдя украинские эквиваленты всем тональностям произведения, усталым пилигримом бредущего по всему тому времени.

Вопреки строгому аристотелевскому разделению литературного труда Микола Лукаш в равной степени слышал эпос, лирику и драму. Решительно всех ведущих (да и не только) литератур мира. «Песнь о Нибелунгах». Боккаччо. Сервантес. Французская поэзия. Испанская. Итальянская. Славянская, всех ее широт и времен. И, как говаривал Хлебников вообще о литературном процессе, — и так далее. Что ж. Такой слух на мировую литературу подчас прорезался у самых крупных ее знатоков-теоретиков. Скажем, вроде академиков Александра Веселовского или Александра Белецкого.

Но ведь Микола Лукаш, автор блистательных переводов, скажем, «Декамерона» или «Морского кладбища» Валери, не только слышал глубинную их речь, но и находил в глубинах речи украинской поразительное им соответствие. Украинские именно эквиваленты всем мировым смыслам.

То есть в пору, казалось, беспросветной дискриминации украинского слова, в эпоху самой наглой его подмены великий художник не просто спасал это слово. Он постоянно и неутомимо восстанавливал его в мировом гражданстве. «Украина на пути в Европу…» Задолго до появления лозунга, ныне ставшего политической злободневностью.

Этот человек в каждой своей строке был гениален. И дело не только в его беспримерной в мировом времени филологической культуре. Дело в самой его жизненной и творческой стратегии, направленной на спасение своего слова, на неутомимое перемещение его вровень с мировым.

И все впрок. В надежде на такое же грядущее перемещение самого создателя и носителя того слова. «Народ-языкотворец», — как некогда говаривал Владимир Маяковский, которого мимоходом, но также блистательно переводил Микола Лукаш.

Все сочиненное Миколой Олексиевичем Лукашем — как протомодель перемещения народа из силков истории, из самых угрюмых ее лабиринтов — в самую достойную ее сторону.

Григорий Порфирович Кочур, почтительный импресарио, «продюсер» всех переводческих усилий Миколы Олексиевича: «Миколо. Та годі тобі доміно забивати. Та нарешті переклади щось». — «А що вже перекладати? Вже все перекладено». —«А он у мене лежить томик Умберто Саба».

Микола Олексиевич берет томик поэта из Триеста, итальянской «Украины», раскрывает его — и через мгновение:

Життя таке гірке,
Вино таке солодке.


Другое, подлинно сладкое вино. Виноцветное украинское слово. Тысячелетнее его брожение, еще не закончившееся, как и вся другая украинская история.

Но нельзя верить, чтобы такой человек-язык не был дан великому народу.
Tern оффлайн   Ответить с цитатой из оригинала
Ответить

Возможности
Вид

Правила размещения сообщений
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете изменить Ваши вложения
Вы не можете изменить Ваши сообщения

BB-код Вкл.
[IMG] код Выкл.
HTML-код Вкл.

Быстрый переход


Новости | Кабинет Профессора | Каминный зал | Эсгарот | Палантир | Онтомолвище | Архивы Минас-Тирита | Гарцующий пончик | Подшивка | Форум | Гостевая книга | Карта сайта | Поиск | Кольцо | Свиридов

Ваш часовой пояс — GMT +3. Сейчас 07:42.


Powered by vBulletin® Version 3.8.7
Copyright ©2000 - 2024, vBulletin Solutions, Inc.
Лицензия на форум приобретена Ардой-на-Куличках у компании "Jelsoft Enterprises Limited". Все права защищены.