Берен Белгарион, 1244 год 8-й эпохи Перевод - Ольга Брилева, Днепропетровск, 2001 Иллюстрации Anke-Katerine Eiszmann
ПО ТУ СТОРОНУ РАССВЕТА |
Редколесье Димбара погружалось в сумерки.
Роуэн (31), - подумал он, погрузившись в белый свет. И глубины камня явили друга - таким, какой он был в те давние дни... Полный, широкоплечий и приземистый - из тех, о ком говорят: легче перепрыгнуть, чем обойти. Ресницы - густые и длинные, как у девушки, плотные, волосок к волоску, брови - орлиными крыльями, глаза - большие и влажные, по-детски пухлые губы - такие называют "сладкими". Черная поросль над верхней губой подернута... инеем? А на ресницах дрожат - слезы?
Ясность видения была такой, что Берен снова прожил те минуты и успел озябнуть - летней ночью! Больше того, он понял, что с точностью до мгновения может вызвать в своей памяти все, что происходило до и после, в любой момент его жизни - даже, наверное, младенчество... Он не стал это проверять, просто испугался - и отпустил рвущийся в небо шар Палантира.
- Ты ошибся, Финарато.
Ну что, друг мой? Тебе не нужен был Дагмор, пока имелся собеседник получше - а теперь ты с ним расплевался...
Берен сел в траве, провел ладонью по рукояти меча - синий блик прошелся по вделанному в гарду аметисту, ограненному "звездой".
|
Поутру хозяин был какой-то вареный, а Финрод так и вовсе без стеснения спал в седле - грезил с открытыми глазами, как это умеют делать эльфы.
Они тронулись в путь до света, чтобы к вечеру добраться до реки Миндеб. Снова - шлемы и кольчуги, снова - щиты и луки... Пограничье. На севере высилась стена гор - обманчиво близких в прозрачном утреннем свете. Оттуда, из-за этих гор, из родной земли Берена, приходили орки. Это были небольшие ватаги, редко когда превышающие числом полсотни, рассказывал позавчера начальник заставы, рослый горец по имени Нарво. Не то, что было здесь пять лет назад, о-о-о! Тогда было - только держись: перли, как муравьи, сметали заставы, жгли хутора и деревни до самого хребта Андрам, счастлив был тот, кто успел семью в лесу схоронить... А сейчас - нет: стараются малой шайкой просочиться через кордон, налететь на какой-нито одинокий хутор или малое поселение, порезать всех и забрать все, что можно унести на себе. Кого перехватит пограничная стража из дориатских эльфов, кого - горцы, кого бретильцы... Но бывает, что и просачиваются, да... Голод их гонит, я слыхал, - вставил слово другой воин. Ард-Гален сгорел, негде пасти скот, а Черный лишние рты кормить не желает. И в Дортонионе сейчас не очень-то пограбишь: что у нас отобрал Саурон, тем не поживишься. Ничего-о, мрачно протянул Нарво. Мы их накормим... Землей накормим под самую завязочку. Здесь, на "ничьей" земле, небольшой отряд казался легкой добычей. Наслушавшись на заставе разговоров об обычаях и нравах орков, Гили все время с тревогой поглядывал на север - хотя и понимал, что если появится какая-то напасть, то эльфы углядят ее первыми. Красив был Димбар. Широкие луга перемежались здесь с небольшими рощицами, и чем больше к северу - тем реже делались рощицы, тем шире луга - они ехали по самой границе этого редколесья и полоски степи, протянувшейся вдоль гор. Любой, кто ехал бы или шел со стороны гор, был бы рано или поздно замечен - а вот их почти все время скрывал перелесок. В отличие от эльфов - Аэглоса, не выпускавшего гор из виду, Лауральдо, готового в любой мог схватиться за лук, Вилварина, внимательно смотрящего на гряду Криссаэгрим - Берен все больше чего-то высматривал на юге. Гили небрежно поинтересовался у Айменела, что там такое, и тот просто ответил - Дориат, владения Элу Тингола. Гили месяц назад уже был в такой близости от Дориата - когда шел с купцами. То ли от скуки долгого пути, то ли от близости Зачарованного Королевства, но купцы и возчики каждый вечер рассказывали об эльфах Дориата истории одна другой невероятнее и страшнее. И про парня, который подсматривал за купающейся эльфийской волшебницей, а она превратила его в камень, - так он, каменный, и стоит до сих пор, зачарованный ее красотой. И о младенцах, которых эльфы крадут, оставив вместо них подменышей, потому что эльфам для войны с орками надобны те, кто не боится держать в руках холодное железо, а это, вестимо, могут только люди да гномы. И о напитке бессмертия, секрет которого боги открыли эльфам, но утаили от людей... Болтовня эта прекратилась после того как к обозу пристал Берен. Раза два он одернул особо ретивых рассказчиков - и в его присутствии больше никто не решался завести небылицы об эльфах Дориата. Гили еще раз задумался, откуда Берен мог появиться тогда, на тракте. По его словам и оговоркам эльфов - он шел из Дортониона. Но тогда он не мог не пройти через Химлад - а в Химладе он не был. Неужто... Гили об этом не задумывался, но тут пришло само собой - неужто Берен побывал в Огражденном Королевстве? Гили не решался спросить ни у него, ни у эльфов. Солнце покатилось к закату, когда они увидели идущую с востока тучу. Темно-серая и плотная, она словно подминала собой вершины гор, а под ней полупрозрачной косой пряжей висел дождь. Рваные, разлохмаченные края тучи ползли во все стороны. Первые резкие порывы ветра заставили деревья и травы встрепенуться. - Сука удача, - пробормотал Берен, глядя на восток. - Угодили под шквал. - Мы успеем добраться до берега Миндеба прежде чем встретимся с ним, - сказал Лоссар. - Давайте поищем укрытие. - Здесь негде укрыться, - покачал головой Кальмегил. - Я знаю эти места. - От такого шквала, - добавил Менельдур, - эти лесочки нас не защитят. Но лучше свернуть в рощу: я не ищу встречи с молнией. - Так и сделаем, - сказал Финрод. - Есть еще одно предложение, - Эдрахил привстал на стременах, вглядываясь в застилающую восток черноту. - Соберем побольше хвороста и укроем его попонами, когда придем на место. У нас будет сухая растопка. - И полным-полно валежника, если я что-то понимаю в жизни, - подытожил Берен. - Ходу! Они наподдали коням пятками и поскакали вперед. Ветер понемногу крепчал и бил в лицо, становясь все холоднее. Берен и Нэндил, не сговариваясь, снова затеяли гонку, и вскоре почти пропали из виду, только крупы их коней двумя точками выделялись на зеленой траве: серебристо-серая и черная. Остальные не гнались, но тоже ехали резвым галопом, и Гили впервые почувствовал трудности со своим Лайросом. Рысью он бежал так гладко, что усидел бы и младенец, а вот галоп потребовал от Гили немалого напряжения. Когда они выехали на берег Миндеба, паренек уже весь взмок, а ведь предстояло еще многое сделать: отыскать место для лагеря, расседлать коня, найти хворост, сложить в кучу его и седельные сумки, укрыть щитами и попонами... Они еле-еле успели все сделать, когда это началось. Сначала на берег навалились сумерки - такой черной и густой была туча - но лучи низкого солнца все же пробивались под нее, как под навес палатки. Ветер задул крепко и словно со всех сторон сразу, по листьям ударили одиночными стрелами первые капли дождя - и сразу же ливень обрушился всей мощью, словно в небе опрокинули ведро. Кони беспокойно ржали и пританцовывали на привязи, эльфы, находясь рядом, успокаивали их. Гили тоже обнимал за шею своего гнедка, и чувствовал всем телом его дрожь, когда молния рвала ранние сумерки, и гром накрывал перелесок. Сполохи били все чаще и чаще, и Гили бросил щит, которым укрывался от дождя - все равно порывы ветра рвали его из рук и швыряли воду в лицо горстями, с самой неожиданной стороны. Мальчик обхватил Лайроса за шею обеими руками, так же сделал со своим конем Айменел. Ветер теперь дул с такой силой, что труда стоило просто устоять на ногах. Струи дождя срывали ветки и листья с деревьев, Гили казалось, еще немного - и он под напором тяжелых капель уйдет по колено в землю, как сказочные воины после молодецкого удара. Поднять лицо было невозможно - вода, летящая с неба, забивала дыхание. Оставалось вжимать голову в плечи, лишь краем глаза следя, что же делают другие. Берен стоял, опустив лицо, завернувшись в плащ по самые глаза, слегка придерживая свою кобылу за уздечку - похоже, Митринор совершенно не боялась ни сполохов, ни грома, ни тяжелых бичей ливня, способных свалить человека с ног. Точно так же вели себя кони Нэндила, Финрода, Эллуина - а вот остальные беспокоились. Тьма сгущалась все кромешнее и кромешнее, и даже сквозь барабанный грохот дождя слышались стоны деревьев под ветром. Гили вцепился в шею коню, просто чтобы не унесло вихрем... Вовремя: началось такое, что хоть кричи: полетели ветки и листья, деревья затрещали, вода Малдуина аж кипела, земля и небо смешались. Раздался треск, Гили поначалу решил - рядом ударила молния. Но то была не молния: одно из деревьев - то ли вяз, то ли ясень, в темноте не разобрать - треснуло по стволу и повалилось. Гили вздрогнул, представляя, как сейчас рухнет одно из тех деревьев, что господствует над поляной, и придавит их всех своим стволом - но Валар были милостивы: молодые ясени гнулись и трещали, но не ломались. Только ветки летели на поляну. Одна из них пребольно попала Гили по спине, от второй еле увернулся Аэглос. Гили уже совсем было отчаялся увидеть когда-нибудь синее небо и подставить лицо солнцу - как вдруг все кончилось: столь же внезапно, как начиналось. Убийственный ливень сменился обычным дождем, солнце засветило ярче, в разрывах тучи проглянула синева, и вскоре стала видна граница облака, его хвост, задевающий за склоны Эред Горгор. Прошло еще немного времени - и шквал ушел. Остались обломанные ветки и поваленные деревья, Малдуин помутился и волок всякий мусор, набросанный ветром, да мокрая трава взблескивала росой - а так все осталось по-прежнему. Гили вспоминал себя полчаса назад - трясущегося от страха, измученного борьбой с холодным ветром, и подумал - а не сон ли это? Да нет, не сон: он весь мокрый, и Лайрос дышит тяжко и часто - натерпелся, дурачок... Эльфы разобрали хворост и свои вещи, укрытые щитами и попонами. Расчет оправдался: седельные сумки не намокли. Точнее, намокли только те, то лежали с краю. Сухого хвороста тоже было много, и очень кстати: всем хотелось поесть и погреться. Все, кроме Аэглоса и Менельдура, отправились за валежником. Далеко ходить было не нужно: ветками забросало всю поляну - руби и складывай в кучу. Куча выходила большой, эльфы были намерены жечь костер всю ночь, сушиться и греться. - Эла! - крикнул вдруг Берен откуда-то из-за можжевеловых зарослей. - Идите сюда, эльдар, это по вашей части! Гили, хоть и не был эльфом, тоже поспешил на зов. Он бежал, хоть и был ближе всех к Берену, но когда добежал и остановился, переводя дыхание, оказалось, что все остальные уже здесь, и дышат так ровно, как будто тут и стояли, а не примчались на зов. Эта полянка вся заросла полынью. Тут было много и другой травы, но беспощадный дождь прибил ее всю, а упругая полынь устояла. Ее горьковатым запахом был напитан воздух, а от ее серебристой зелени кругом было светло. Но не поэтому Берен позвал эльфов - а потому что на бархатных пушистых листьях полыни яхонтами горели дождевые капли, и одни сияли солнечным золотом, другие горели чистым огнем, третьи были пронзительно-синими, а четвертые - зелеными, как камешки в перстне хозяина (знай Гили слово "смарагды", он подумал бы "как смарагды"). Но стоило шевельнуться - и все цвета мгновенно менялись, и живая радуга сполохами пробегала по полянке. - А что, нолдор, - Берен нарушил благоговейное молчание, на минуту сковавшее всех. - Йаванна, Ульмо и Манвэ этак, мимоходом, творят самоцветы не хуже ваших. Жалко, что недолговечные. Еще и солнце не сядет - а эта роса испарится. - Но я запомню, - Лоссар опустился на колени над одним из стебельков полыни, рассматривая его. - И я сделаю эту красоту долговечной. Когда-нибудь я это сделаю... - Серебро? - Лауральдо опустился на корточки рядом с ним. - И адамант? - Едва ли. Серебро тяжело и темно для этого даже на вид... Какой-то другой сплав. И адамант ты не огранишь так, как нужно мне... Хрусталь. Или даже вирин. - Да, пожалуй... Солнце ушло за дерево и сумрак погасил очарование полянки. Гили вдруг почувствовал, как холодно. Он пожаловался Айменелу - тот предложил взять меч и погреться. Гили не очень нравилась эта затея, но ничего получше он выдумать не мог. Достал свою скату и отошел с Айменелом на берег, на мокрый песок. Упражнение, которое они делали в последнее время, называлось "зеркало", и Айменел его усложнил: теперь он наносил удары не в том порядке, к которому Гили привык - два соударения вверху, два внизу - а куда хотел, без предупреждения. Гили видел, что он двигается медленнее, чем мог бы, но не всегда успевал отбить - и ската замирала на волоске от его щеки или бедра. И чем больше он уставал, тем чаще это случалось. Он разгорячился и вспотел. Эльфы, набросав такую кучу валежника, что хватило бы на небольшую хижину, развели костер из сухого хвороста и начали ставить над ним шалашом толстые, промокшие снаружи ветки. Ветки постреливали, искры улетали в темнеющее небо - и гасли. Золотисто-красные сполохи пробегали по лезвиям мечей, белые искры рождались на миг - и исчезали. Вернулись Аэглос и Менельдур - им удалось уполевать косулю. Гили дернулся было помочь ее разделать, но Берен вернул его к занятиям и взялся сам. Наконец Айменел, как это бывало всегда, прекратил занятие, увидев, что Гили выбился из сил. Он крикнул что-то на эльфийском языке - и Кальмегил бросил ему свернутое одеяло. Не поймай его Айменел - оно упало бы в воду, но Айменел не мог его не поймать. Они с Гили завернулись вместе и сели рядом на землю. От Айменела пахло как от вспотевшего ребенка. Гили был мрачен: - Не будет с меня мечника, - сказал он грустно. - Те ребята правы были. Наверное, мне уж поздно научаться. - Никогда не поздно, - заспорил Айменел. - У тебя хорошо получается. - Ты это... не надо, а? - Нет, послушай! Я тоже не сразу научился! И потом - это ведь не самое главное. Ты думаешь, орки - хорошие мечники? Таких мало, очень мало! Если ты сойдешься в бою с орком - вот увидишь, кто победит. - Умение - еще не все, - Берен подошел сзади, неслышно. - Главное - решимость, Руско. Иной раз хорошо обученному человеку не хватает простой решимости, чтобы первым нанести удар - и все обучение насмарку. - Берен нахмурился каким-то своим неприятным воспоминаниям. - Лорд Берен, - спросил Айменел. - А почему ты сам не учишь Руско? - Плохой из меня учитель. Во-первых, потому что я левша. Во-вторых, потому что я нетерпелив. - Ты не обидишься если я тебя спрошу? - Спроси, а там будет видно. - Вы, люди, учитесь быстро. Намного быстрее нас. Но только если начать рано. А если вы начинаете учиться чему-то взрослыми - то учитесь намного медленнее. Почему так бывает? Разве можно разучиться учиться? Берен вздохнул, завернулся в одеяло, обхватив свои плечи. - Ты задал вопрос, на который я не знаю ответа. Разве что вот: пока мы маленькие, мы учимся как... Ну, как собаки или лошади. Мы не думаем о том, как учиться - мы просто делаем что-то и по ходу учимся. И как это бывает - мы не помним... Ты же не помнишь, как учился ходить или говорить? - Отчего же? - удивился Айменел. - Помню. Берен открыл было рот, а потом снова закрыл, так ничего и не сказав. Прикусил губы, прищурился, задумался... Потом вскочил. - Эльдар! А нет ли у кого-нибудь желания согреться пляской стали? - Право же, Берен, я порядком продрог даже здесь, у костра, - отозвался Финрод. - Я не прочь погреться. - Это честь для меня, аран... - Берен слегка склонился в приветствии. К удивлению Гили, Финрод ответил таким же поклоном. - Таков обычай, - прошептал Айменел, сверкая глазами, и Гили понял, что юный эльф чувствует то же самое, что и он сам - предвкушение интересного поединка. - Противники кланяются друг другу. Нужно любить противника, быть благодарным ему за то, что он тебя учит. Смотри! Король и Берен взяли мечи, отбросили ножны в стороны и встали друг напротив друга. Солнце садилось, и тени друзей-противников были такими длинными, что протянулись на другой берег Малдуина. Они стояли, опустив мечи, держа их совсем не в том положении, с которого уже приучился начинать Гили (Айменел шепотом объяснил: начальная стойка удобна для новичка, опытный боец начинает как хочет). Оба обнаженные до пояса, с мокрыми волосами, высокие, стройные, широкоплечие - они вдруг показались Гили похожими как братья, хотя больше ни одна черта их не роднила. Финрод был светловолос и светлокож, Берен - темный и смугловатый. Кожа эльфа была гладкой, на теле человека отливали перламутром старые шрамы. Эльф стоял прямо, Берен слегка сутулился - и все равно казалось, что один - как диковинное отражение другого. Гили не заметил, кто сделал первое движение. Клинки зазвенели с такой скоростью и страстью, что казалось - кому-то здесь не сносить головы. Но, глядя на лица, Гили не видел ярости - оба противника смотрели друг на друга тепло, так, словно они вместе танцуют. И вдруг он понял: так и есть, каждый позволял противнику довести свой прием почти до конца, каждый хотел скорее подыграть, чем воспользоваться промашкой другого, благородно дарил противнику красивый ход. Наконец, наступил миг - и мечи, столкнувшись в последний раз, напряженно застыли: Берен дожимал отбитый выпад, Финрод не поддавался. Так прошло несколько мгновений. - Все, - сказал человек, отнимая свой меч и кланяясь. - Благодарю тебя, Король. Видел? - повернулся он к Гили. - Ага, - восхищенно выдохнул оруженосец. - Так вот, сам так не делай. Гили удивился. - Бейся мы по-настоящему, - объяснил Берен. - Кто-то из нас ударил бы другого ногой в пах или головой в лицо, или локтем в зубы. Вот если тебя начнут давить - так и делай. Я же говорю: решимость важнее выучки. Они вложили мечи в ножны, отошли к огню и сели. Берен потрогал свою рубашку, развешенную на ветке - мокрая. Эллуин предложил ему разделить один на двоих сухой плащ. Финрод оказался счастливым обладателем сухого полукафтанья, который и набросил на плечи. - Вода, вода... - проворчал Берен, укрываясь своим краем плаща. - Хорошо, что прошел дождь. Не придется тащить с собой. - В Нан-Дунгортэб нет воды? - спросил Аэглос. - Воды для питья, - сказал Берен. - Так-то есть... - Сегодняшний шторм смыл на время всю дрянь, - сказал Лауральдо. - Какую? - полюбопытствовал Айменел. - Там плохое место, - нахмурился Лауральдо. - Этого не объяснить, это чувствуешь только когда попадаешь туда... - Чары? - Они тоже. Говорят, к этому месту приложил руку Враг. - В это легко верится, - сказал Аэглос. - Но незадолго до вашего прихода из-за моря там стало хуже, чем прежде. Появились какие-то Морготовы твари... - Не Морготовы, - решительно возразил Берен. - Я не знаю, что это за твари, они безобразнее ночного кошмара, но если Нан-Дунгортэб творил Моргот, то эти создания - не его. Он... не творит ничего уродливого... Эльфы смотрели в потрясенном молчании. - Ты уверен? - спросил один из них. - Я понял, о чем говорит Берен, - вмешался Вилварин. - Твари Моргота, те же волки или орки - они могут быть страшными, но не уродливыми. Я не могу с ходу вспомнить нужного слова, но Моргот все делает... - Изящно, - подсказал Эдрахил. - Вот! Именно так. Ему нравится красивое, хотя он и исказил понимание красоты. В его созданиях чувствуется его гордость, он словно спрашивает: ну, кто еще умеет это делать так, как я? - Точно, - поддержал эльфа Берен. - А то, что там водится... Да что вам рассказывать, Аэглос знает. - Я не знаю, мне самому любопытно! - заспорил эльф. - Ты видел их? На что они похожи? - На унгола, которого раздули в корову, а потом били, пока не переломали все ноги, - Берена передернуло. - А потом вываляли в навозе до самых глаз. Только не спрашивайте, эльдар, сколько у него глаз - мне было не до того... - Так может, это обычный унгол? Но искаженный Морготом? - Моргот так не искажает, говорю вам! Он искажает себе на потребу, а эта мразь не потребна никому, даже себе! Это - само уничтожение. - Похоже, что я знаю, о чем ты говоришь, - Кальмегил переглянулся с Финродом. - Скольких таких ты видел? - Не знаю... Мне кажется - пятерых. Трех больших и двух маленьких... - Кажется - или точно? Вместо ответа Берен пошарил рукой в траве, взял свой меч и наполовину обнажил его в свете костра, держа так, чтобы все увидели наполовину стертые точилом зазубрины на лезвии. - Я изрубил первую из этих тварей за минуту, а после этого полчаса блевал, извините за такую подробность. Оно пахло еще хуже чем выглядело. Второй... был просто огромным. Я даже не думал с ним драться - унести бы ноги... Но... Эта туша быстро двигалась... И, видно, была голодна. Я... позволил ей себя догнать - и отсек жало. А потом... Их ужасно трудно убить, эльдар: ты его рубишь и рубишь, а оно все лезет и лезет... Уж лучше волк: того можно завалить одним махом... И после этого я сделал страшную глупость, эльдар. Я напился воды в ручье неподалеку. Эти твари поджидают жертв у водопоя. От этой воды я ходил как в бреду. И вот тогда-то и встретился с третьей и четвертой... Или только с одной из них... - Берен еще раз посмотрел на зазубрины. - Когда я пришел в себя, я увидел на мече эти щербины... Но увидел и слизь. Один раз я рубил настоящую тварь, а второй раз - камень. Или оба раза рубил настоящих, а когда рубил камень - не помню. Эта отрава - опаснее, чем пауки: кто знает, не начнем ли мы рубить друг друга. Так что воды нужно набрать здесь. - А дальше? Берен вогнал меч в ножны и взъерошил волосы. - Дальше - ничего... Почти. Был маленький, его я убил просто камнем. - Если их там так много, то путь опаснее, чем я думал, - сказал Лауральдо. - Прежде можно было забраться довольно далеко в пустошь - и не встретить ни одного. - Прежде и дориатские эльфы, и феаноринги очищали это место. А теперь, я слышал, они добираются даже до Нан-Эльмута, - поддержал Аэглос. - Но такому большому отряду они не опасны. Они никогда не ходят стаями, только поодиночке. - Опасаться нужно других - тех, кто сам опасается пауков. Тех, кто более совершенен, чем они и порожден Морготом, а не той Пустотой, что он призвал... - Эдрахил посмотрел на темный восток. - Верно, - согласился Финрод. - Завтра нам опять ночевать без огня и без песен - Вилварин, прошу, достань свою лютню.
|
Гили, как обычно за время их странствий, проснулся от холода - и, еще не проснувшись как следует, услышал тихий плеск и фырканье лошади. Он насторожился и приоткрыл глаза.
Берен въехал в Нан-Дунгортэб не без страха. Это было, конечно, совсем не то, что в прошлый раз - он ехал с немаленьким отрядом, вооруженный и одетый в броню, но предчувствие томило его.
An nardh omin, iest tul thenin.Лица обоих были напряжены и сосредоточены, глаза точно прозревали нездешний мир, а голоса звучали монотонно, перебирая три или четыре лада в усыпляющем, одуряющем чередовании. И тут девица завопила и забилась, а лицо Финрода исказилось и на лбу его выступил пот. Ей было больно и ему тоже, но он возвысил голос, преодолевая боль - и вскоре девушка затихла, взгляд ее стал осмысленным, и между пальцев Нэндила перестала сочиться кровь. Берен уже совсем было решил, что дело сделано, но тут она снова крикнула: - Тано! - и добавила: - Kori'm o anti-ete! (34) И - угасла, точно лучинка на ветру: раз - и нет. Лишь миг назад - жили глаза и розовыми были бледные узкие губки, и вот на песке лежит труп. Берен положил ее голову на землю, встал и попятился. Много раз люди, и однажды - эльф умирали у него на руках, но такое было впервые. Он готов был принести самую страшную клятву, что рана ее не смертельна, что остановить кровь - и девчонка еще сто лет проживет... И вот - она была мертва, а он стоял столбом и глядел на нее. - Как всегда, - прошептал Нэндил, отпуская тело. - Как всегда... - Женщин я еще не убивал, - зачем-то сказал Берен. - Никогда не убивал... Сколько ей было лет? Восемнадцать, двадцать, двадцать пять? По лицу - не скажешь. Ее пепельно-серые волосы теперь были ярче щек, а глаза, обращенные к горцу, кричали: "Женоубийца!" Нэндил провел рукой по ее лицу и закрыл ей глаза. - Ты этого не делал, - сказал он. - Это Моргот. Нам не удается вылечить тех, кто попадает в плен раненым. В них словно не держится жизнь, и наше прикосновение для них мучительно. Они просто говорят: "сердце мое - в ладони твоей"... И он сжимает ладонь... - Ублюдок, - прошептал Берен. Людей похоронили поблизости, в промоине, орков побросали кучей, одного на другого. Конными были только люди - их лошадей забрали. Берен взял Гили и пошел с ним на место поединка с девицей-воином - взять то, что он побросал, снимая с нее доспех. Шлем девицы, по его мысли, как раз должен был Гили подойти. Кроме шлема, он взял еще кое-что: маленькую плоскую сумочку, которую девушка носила на груди. В этот день проехали немного - из-за ран Эдрахила и Вилварина. Остановились на ночлег задолго до темноты, на всякий случай обшарили окрестности - паучьих нор не было. Костра не разводили - и опасно это было, и ночь обещала быть теплой, и вчерашнего мяса еще хватало. Берен начал подгонять подшлемник точно по голове своего оруженосца, Аэглос, Нэндил и Финрод принялись лечить раненых. Эдрахилу просто зашили рану, а Вилварину начали сращивать ребра при помощи чар. Берен знал, что эльфы пользуются этим умением крайне редко, потому что оно отнимает много сил и у лекаря, и у исцеляемого. И верно: когда они закончили, Вилварин был весь в поту. Он поел неохотно, почти через силу, и сразу же заснул, завернувшись в плащ. Нэндил, уставший от лекарских заклятий, последовал его примеру. - А что значит "Atarinya"? - спросил Гили - "Отец", - Берен подтянул очередной ремень. На душе у него было скверно. - А отчего государь так бледен? - Пока лечили Вилварина, Государь принимал на себя его боль. - Ошибаешься, - оказывается, Айменел слышал их разговор. - Это известное поверье, но неправильное. Боль на себя принять нельзя. - А что же тогда? - спросил Гили. - Я же сам видел, что Государю нехорошо. - Он почувствовал боль Вилварина, да, - Айменел кивнул. - Когда сращивают кости, это очень больно. Он почувствовал, и заговорил боль в себе, и это передалось Вилварину, понимаешь? Гили не понимал. - Просто перенимать чужую боль бесполезно, - Айменелу явно не хватало человеческих слов. - Ты не наносишь себе рану, если друг ранен, правда? Здесь то же самое. Боль - она ничто сама по себе. Она - знак того, что целостность нарушена. Лекарь при помощи осанвэ, соприкосновения разумов, может почувствовать чужую боль как свою - чтобы правильно определить болезнь. Но лечение состоит не в этом. Нужно восстановить целостность. Чтобы кости, кожа, плоть - все как раньше. Тело умеет исцеляться само, нужно только дать ему время. А когда времени нет - тогда чары. Но редко. Очень редко. Природа не любит, когда ее подгоняют - быстрей, быстрей. Обычно - маленькая боль, ты терпишь неделю, месяц... А здесь за час делают то, что за месяц. Вся боль - сразу. Поэтому без того, кто успокаивает боль, нельзя. Можно умереть. - А как успокаивают боль? - продолжал любопытствовать Руско. - Если сильный разум в здоровом теле, как у Государя, то он заполняет собой того, кого лечат. Тоже осанвэ. Тот, кто заговаривает боль, здоров - и тот, у кого заговаривают, чувствует себя здоровым. Понимаешь? Нет? Вилварин дал Государю войти в свой разум, и чувствовал свое тело как тело Государя. Как здоровое. Он будто бы вышел из себя. Как будто бы Государь закрыл его разум щитом от его тела. Высокое искусство. Не каждый может. Я не смогу, отец не сможет, Вилварин сам не сможет. Аэглос, если будет учиться еще столько, сколько учился - тогда сможет. - Айменел, - сказал Берен. - А что Нэндил? Я правильно понял, что он тоже вошел в разум Вилварина, чувствовал его тело как свое и лечил как свое? - Ты понял, - улыбнулся Айменел. - Да, так делают. Он тоже делил боль. Лекаря никто не может от этого избавить: чтобы творить чары, он должен чувствовать. Но боль не делается меньше от того, что ее делят. Как шум не делается меньше от того, что его слышат. - А девица? - тихо спросил Берен. - О, это совсем плохо, - Айменел печально вздохнул. - Она порчена, в ней нет многого, что должно быть. Это Моргот. Барды знают, они пробовали лечить их. У них совсем нет avanire. Они все время открыты для него... - последнее слово Айменел произнес полушепотом. - Поэтому их так трудно лечить. Бардам каждый раз приходится соприкасаться с ним... Берен почувствовал пустоту под ложечкой. Так вот, чего он требовал от Нэндила и Финрода... Вот, на что они пошли безотказно... - Не так все страшно, как ты думаешь, - вмешался в разговор Аэглос. - Мы не прикасаемся к самому Морготу - только к его силе. - Все равно приятного мало, а? - Это страшно. Если бы ты обладал вторым зрением, ты бы видел это как рану. Это словно черное отверстие в разуме человека; там нет ничего, но в любой миг он может там появиться. Это черный ход, который он держит постоянно открытым для себя. Берен почувствовал, как по лопаткам его ползут мурашки. - Мы часто пытались закрыть его, - продолжал Аэглос. - Но нам никогда не удавалось. А для них это мучительная боль. Вот, откуда берут начало рассказы о жестоких эльфах, которые пытают пленников. Беда в том, что заговорить их боль тоже невозможно: осанвэ с эльфом для них мучительно само по себе. Это мгновения. Если бы хоть кто-то из них сделал хоть шаг навстречу - он бы преодолел боль. Но у них всегда есть черный ход. Они взывают... И феа ускользает в этот провал. В ничто. Мы не отказывались ни от одной попытки исцелить оскверненного человека... И ни одна из этих попыток не увенчалась успехом. - И... никак? - спросил Берен. - Одно только и нужно: добрая воля. То, чего никогда и ни у кого еще не вынудили. Эдрахил взялся осматривать трофеи, пока светло, король присоединился к нему, вскоре вокруг собрались все, кто не спал. Через какое-то время окликнули Берена - он как раз подогнал для Руско ремни подшлемника. Шлем девицы пришелся впору и был много лучше того кожаного, что ему подыскал Хурин. - Это должно быть тебе знакомо, - Эдрахил показал Берену сумку, взятую у девицы, потом открыл ее - это оказалась книга в кожаной обложке. Маленькая, каждый лист размером с ладонь - удобно возить за поясом, в голенище сапога... Пухлая: крупные знаки, даже малограмотный сумеет прочесть. Она была написана рунами кирта, а вторая, в руках у Финрода - знаками Румила... Без картинок, без полей - мастерство переписчика не в том, чтобы наплести красивых завитушек, а в том, чтобы сберечь дорогую бумагу. Берен сверился с первой страницей другой книги и убедился, что начинаются книги одинаково: "Был Эру, Единый, которого в Арде называют Отцом Всего Сущего..." У краев знаки были слегка размыты и смазаны. - Надо же... морготовцы возят при себе "Айнулиндалэ". - А ты почитай дальше, - посоветовал Эдрахил. - Это очень интересно. Берен начал читать, то и дело заглядывая через плечо Финрода, чтобы сверить. Квенты, написанные кирт и тенгвар действительно повторяли друг друга дословно, и написаны были на одном языке - хороший синдарин. На первой странице был отрывок из "Айнулиндалэ", причем нигде не перевранный. Берен справился у эльдар - да, ответил Финрод, текст переведен на синдарин с самой большой точностью, с какой только возможен перевод, и не искажен нигде. Видимо, мелькоровские ingolmor пользовались захваченной где-то книгой Румила. А вот дальше... - Так не пишут! - воскликнул Аэглос, первым сказав то, что вертелось у всех на языке. Да, так не писал никто и никогда, не слагал слов таким образом. Так не пишут - так думают, так чувствуют, и тот, кто читает эти строки или слушает их, тут же проникается этой мыслью и этими чувствами, так, словно сам испытал их... Это было почище искусства эльфийских певцов - ибо сотканные ими видения всегда переживаешь, глядя со стороны или за себя самого, а тут сам читатель словно бы становился одним из Валар... Мелькором... Берен захлопнул книгу с шумом и так быстро сунул Эдрахилу, словно она обжигала. - Это колдовство, - сказал он. - Это... Нельзя, чтобы это попало к людям. Эти книги нужно спалить... - Здесь нет колдовства, - покачал головой Финрод. - В этих книгах нет ничего волшебного. Здесь даже не очень хорошие стихи. - Стихи? - Берен поразился. - А разве нет? Я слышал человеческие повести - они звучат не так. Ведь люди так не говорят. - Мы так думаем, Ном! - для пущей наглядности Берен постучал себя пальцем по лбу. - Ты забыл? Мы так чувствуем! Так выглядят наши мысли, если их вытащить из головы и записать сразу, пока они еще не остыли - а тут наоборот: берут мысли Моргота и вкладывают прямо тебе в голову, понимаешь? Эльфы переглянулись. - Вы и в самом деле так мыслите? - удивился Эдрахил. - Так... бессвязно? - А вы, значит, мыслите как по-писаному? - Есть два способа мышления - образом и словом. Мы выбираем тот, который удобнее, - пояснил Аэглос. - Но словом мы мыслим не так, как образом. Какой смысл? Эти способы так хороши именно потому что не похожи друг на друга. Здесь же все написано так, как будто кто-то пытался словами изложить образное мышление. Зачем? - Затем, - процедил Берен сквозь зубы. - Посмотри на меня, Метелица: мы с Морготом на таких ножах, что и мысли о примирении с ним я допустить не могу. Он отнял у меня все, превратил мою жизнь в дорогу по трупам - и что же? Я прочитал две страницы - и уже готов влезть в морготову шкуру! Это колдовство, эльдар, иначе нельзя и сказать! Если вы не можете его распознать - стало быть, это не ваше, эльфийское колдовство и не на вас оно рассчитано. - Значит, это оружие, - тихо сказал Финрод, листая книгу. - Не менее сильное и страшное, чем меч или самострел. И отковано оно людьми. Против людей. - Я знаю, кто это был, - Берен стукнул себя кулаком в ладонь. - Черные проповедники. И шли они на юг - шпионить для Моргота и разносить там его заразу. - Мы догадались, - сказал Эдрахил. - Нам доводилось таких встречать. Они всегда ходят парами - мужчина и женщина. И книжки такие мы видим не впервые. - Они собираются отравить весь Юг, - заключил Берен. - Боги земные и небесные, они действительно собираются наступать. За год до Браголлах у нас начали появляться такие... - У нас такие тоже появлялись... - задумчиво сказал Эдрахил. - Но успеха не имели. - Ха! - Лауральдо приподнял брови. - Я ничего не слыхал об этом. - Сыновья Феанора - это пугало для них, - объяснил Лоссар. - Они не пересекали Рубежа Маэдроса. А в Хитлум и Нарготронд они ходили так, как будто им там медом помазали. Если государь Финрод был в настроении их слушать, прелюбопытное получалось представление... - Полагаю, не настолько любопытное, насколько они того желали, - Финрод усмехнулся. - Они эту затею оставили довольно скоро. Решили, по всей видимости, что эльфы неисправимы и занялись людьми. - Послушайте! - крикнул Айменел, заглядывая через плечо Кальмегила в книгу. - Оказывается, Свет не враждебен Тьме! Ей враждебна какая-то Не-Тьма. А Свету враждебен какой-то Не-Свет! - О, да... - вздохнул Аэглос. - Надо думать, что вода не враждебна огню, ей враждебна какая-то Не-Вода... Вот только почему-то огонь не может гореть там, где течет вода... - А голове не враждебна задница, - проворчал Берен. - Ей враждебна не-голова. Ему отчего-то хотелось казаться грубым. Изысканной, хрупкой красоте слога книги противопоставить грубую насмешку. - Эльдар, - сказал он. - Это зараза хуже чумы. Давайте спалим ее прежде чем мы добрались до людских поселений - если она попадется на глаза какому-нибудь грамотею, то этого уже не остановишь. Люди любят плескать языком - разговоры о добром Морготе пойдут как пожар. - Зачем же так торопиться, - возразил Лауральдо. - Не в каждом людском поселении сыщется книгочей. Я вижу эту книгу в первый раз, хотя кое-что слышал о ней. Мне любопытно. - Ну ладно. Утоли свое любопытство - а потом уничтожь это писание! Нельзя дать ему расползаться среди людей. Поверьте мне, эльдар, я знаю, о чем говорю! - Берен, - сказал Финрод. - Ты веришь в то, что здесь написано? - Во что? В то, что Моргот - истинный Создатель, а Единый - тиран? В то, что слуги Моргота были невинными детишками, а с ними расправились так зверски? В то, что их Учитель желает только добра, а нехорошие нолдорские поганцы готовы удавиться, лишь бы ему насолить? Не верю. - А почему же ты тогда боишься этой книги? Почему считаешь, что поверят другие? - Потому что люди - дураки и верят складным баечкам, если те играют на их сегодняшнюю потребу. А здесь очень складные баечки, и очень хорошо они играют на сегодняшнюю потребу людей: остаться в стороне от вашей войны. Ничего не знаю, моя хата с краю. А то и с чистой совестью присоединиться к тому, кто уже мнит себя победителем! - Неужели ты думаешь о людях так плохо? - изумился Кальмегил. - Я знаю им цену. Каждый ополчится на Моргота только тогда, когда начнут топтать его собственный огород - не раньше. Мы ведь слышали эти песенки и прежде, до Дагор Браголлах: зачем вам, людям, влезать в драку орков и эльфов; они меж собой родня, пусть и истребляют друг друга, а мы лучше позаботимся каждый о своем доме. Князья получили землю от эльфов, а конены - от князей, а бонды - от коненов, вот пускай они и воюют, а наше дело телячье... Тем паче, что Моргот не такой уж плохой, как про него эльфы сказывают: у страха глаза велики. Он нам сам поможет от тех орков отбиться, которых эльфы не добили... Помог, как же! - Но и до того, как началась война, ты этим рассказам не верил? - Финрод не совсем спрашивал, скорее даже уточнял. - Не верил. - А почему? - Как это почему? - не сразу нашелся Берен. - Эльдар, что ж вы спрашиваете, вы же сами все знаете! Или это вы отняли мой дом? Или руками эльфов убиты Бреголас, его сыновья и мой отец? Или это вы десять лет насилуете нашу землю и наш народ? Или это ваши стрелы, клинки и бичи оставили на мне свои отметины? Почему я верю вам, а не им? Да потому что они убийцы, грабители и лжецы, потому что их руки в крови по локоть, рот полон клеветы, а брюхо - человечины. - Но ты это узнал только после начала войны. А до войны - какие у тебя были причины не верить в сказку о добром Морготе? - Аран, ты знаешь, какие. Наши предания говорят, что он был человекоубийцей от начала - верить ли ему теперь? - Но они то же самое говорят о Валар и о нас, - возразил Эдрахил. - Как ты думаешь, если бы Дагор Аглареб закончилась падением Ангбанда - разве мы позволили бы оркам сохранить свой уклад, разве не заставили бы их измениться под угрозой смерти или изгнания, разве не установили бы там свою власть - железной рукой? Разве мы не согнали бы народы севера с насиженных мест, разве не разрушили бы Ангбанд, не перебили бы вождей и воинов? Что делал бы ты сам, войдя в Ангбанд победителем? - Я не оставил бы там никого, кто мочится стоя, но это другое! - разозлился Берен. - Я не трогал бы детей и женщин. Всем нам приходилось убивать по необходимости, но никто из нас не стал бы чинить зло удовольствия ради! - Вот, - сказал Эдрахил, постукивая пальцем по книге. - Свидетельство о том, как те, кого мы полагаем столпами правды в этом мире, творили безобразную и бессмысленную расправу удовольствия ради. Почему ты полагаешь это свидетельство ложным? Нам - или им - ты можешь верить только на слово: почему ты предпочитаешь нас? Или скажем так: если бы ты не видел от них никакого зла - поверил бы ты этому писанию? - Нет, - Берен тряхнул головой. - Нет... Аран! - теряя почву под ногами, он крикнул как утопающий кричит из болота стоящему на твердой земле. - Скажи мне, чего они хотят! Я на вашей стороне, мой меч по твоему слову поднимается и опускается - разве этого не достаточно? - Нет, Берен. - спокойно ответил король. - Этого недостаточно. Или ты будешь поступать против правды, если я прикажу тебе поступить против правды? - Но ты же мне не прикажешь! Ты всегда поступал по правде! - Откуда ты знаешь? - Ты не лжешь! - Чем ты поверишь мои слова? - Проклятье! - Берен вскочил, метнулся в одну сторону, в другую - и, пробежав мимо изумленного Руско, взобрался на один из каменных холмов. Там он довольно долго сидел, играл ножом и злился на весь белый свет. Солнце садилось. Небо расчерчено было длинными, легкими и прямыми облаками - и закатные лучи выкрасили эти облака багряным. Казалось - небесный свод треснул, обнажив алую изнанку, и так же красны были холмы и скалы Нан-Дунгортэб, выпирающие из земли, что треснула здесь когда-то... В этот час очень хорошо верилось, что этого места коснулась рука Моргота - сама гордыня рвалась в небо гранитными столбами. Берен тихо бесился и кусал костяшки пальцев - пока небо не потемнело и не высыпали звезды. Финроду мало было преданности - ведь и рыцари Моргота были преданы своему господину. Финроду мало было безоглядной верности и любви - ведь и Моргота можно было любить. Ему нужно было, чтобы человек понимал, почему правда - за эльфами. Берену было плохо в тот вечер. Хуже, чем тогда, три ночи назад. Тогда он усомнился в себе - но успокоился в своей верности. Сейчас он усомнился в верности. Он сидел на скале - но чувствовал себя так, словно лишен опоры и болтается в воздухе: падает, падает в пропасть без дна и берегов. Это было хуже, чем в той ледовой трещине, хуже, чем в Сарнадуине: тогда истерзанная плоть предавала его, но дух словно бы собрался в одну точку. Сейчас он рассеялся - и ни за что не мог зацепиться. Когда мир давил на Берена со страшной силой, ему неважно было, где его середина - он весь держался крепко, как алмаз. А сейчас - рассыпался, словно песок. Мысли ускользали. Ну и пес с ними - решил он - и они ушли: все, кроме одной, которая покинула бы его только вместе с жизнью. Горец повернулся лицом в сторону Дориата - леса не было видно за нагромождениями камня, но Берен знал, что он там. Сколько же времени, подумал он, пройдет прежде чем я пересеку эту границу второй раз? И произойдет ли это хоть когда-нибудь? Огромность задачи встала передо ним - так гора по мере приближения предстает все более страшной и непреодолимой. Даже если следующей весной все пройдет успешно и Дортонион станет для эльфов и людей тем, чем он был для Саурона - опорным камнем, местом сбора армий - пройдет не меньше десяти лет прежде чем можно будет начать эту войну... Которая так или иначе станет последней большой войной между нолдор и Врагом. Десять лет... Ему будет сорок или сорок один - начало старости по людскому счету. Он изменится за это время так же сильно, как изменился со времени своего двадцатилетия. Будет ли он все еще любить ее? От этой мысли болезненно сжалась в комок душа - нельзя так думать! Моргот возьми, если он хоть в чем-то не будет уверен, эта скала рассыплется под ним в прах, и он свалится вниз, как подбитый камнем дурной петух с овина. Но словно дух нехороший нашептывал в ухо: что было однажды - может и повториться. Ты уже страдал и сходил с ума, и готов был перевернуть весь мир, лишь бы сокрушить порядок, который мешал вам с Андис быть вместе. И что же? Мир и порядок сокрушился и без тебя, Андис разлюбила... Не ради тебя, а ради Борвега она оделась мужчиной и осталась с отрядом лучников; Тинувиэль вытеснила из сознания ее образ. За годы разлуки и тоски - не появится ли третья женщина, жизнь которой ты разрушишь? Разрушишь неизбежно - ибо не в твоих правилах отступаться от своих слов, хоть бы ты не скрепил их клятвой. Тебе нельзя приближаться к тем, кто носит платья. Вы взаимно приносите друг другу несчастья... "Друг мой, король мой - зачем ты посеял эти сомнения? Я должен пройти сквозь них и найти правду, что пребудет и тогда, когда ветер источит в пыль эти столпы. Я должен найти ту крепость, в которой успокоится мое сердце". Луна вползла на небо - желтая, уже ущербная. В ее свете холмы обретали нездешний вид, от которого мурашки ползли по коже. Самого жуткого из пауков Берен видел здесь ночью, при луне - но тогда она была вовсе узкой, как улыбка скверного человека. Днем пауки нападали только на тех, кто проходил слишком близко от их логова - ночью они выползали и уходили довольно далеко. Следовало вернуться в лагерь. Спустившись с холма - осторожно, задом - он вынул меч из ножен и поплелся к стоянке. Не для того, чтоб кому-то угрожать - а чтоб почувствовать угрозу. Дагмор при близости орков или еще какой-нибудь нечисти начинал светиться бледно-синим светом. Но все время, пока он шел до лагеря, лезвие было темно. Часовых он не заметил (и хороши бы они были, сумей он это сделать!), нашел Руско и постель, которую паренек приготовил, расчистив место от камней, набросав сухой травы и покрыв ее плащом. Он уже давно и сладко спал, а Берен ворочался и никак заснуть не мог. А когда все же заснул - луна уже встала высоко и побледнела - сон ему привиделся скверный: он бродил один в раскаленных, душных ущельях Нан-Дунгортэб, а убитая девица-воин молча ходила за ним, не приближаясь, но и не отставая, и когда бы он ни оглянулся - видел ее щуплую постать, бледное личико и черную беспросветную дыру во лбу, над переносьем, действительно похожую не то не отверстую рану, не то на чудовищный третий глаз...
На следующий день тропа пошла уже в виду Дор-Динена. Кругом еще высились диковинные каменные столпы, но внизу уже шумел настоящий зеленый лес. Гили полегчало, когда бескрайний ковер зеленых крон открылся с края обрыва: хоть им и не встретился ни один паук, из тех, о ком вел речь Берен, а все ж таки гадкое это было место - Нан-Дунгортэб. Там словно и ветер умер - в кольчуге и войлочной куртке Гили просто потом истекал. А здесь, на краю пустоши, прохладный ветерок снова сделал жизнь сносной.
По словам Лауральдо, они должны были бы достигнуть Амон Химринг через два дня, а завтра оказаться уже в Химладе и встретиться с пограничной стражей феанорингов.
|
Новости |
Кабинет |
Каминный зал |
Эсгарот |
Палантир |
Онтомолвище |
Архивы |
Пончик |
Подшивка |
Форум |
Гостевая книга |
Карта сайта |
Кто есть кто |
Поиск |
Одинокая Башня |
Кольцо |
In Memoriam
|
|
Свежие отзывы |
Хранители Каминного Зала |