Аллан П.Кристиан
Поход семерыхГлава 2
Он вошел в дом, тупо постоял на пороге.
Вечернее солнце наискось заливало двор лучами, а в комнате было почти темно. Какой ужасный позор. - Позор, позор - повторил Аллен вслух, удивляясь звучанию этого вновь открытого слова. Раньше он думал, что знает его значение - отец говорил нарочито низким голосом, растягивая слова: "Позооор, Аллен! Просто позооор!" - когда сыну случалось напрудить в штанишки в солидном возрасте лет четырех. Позорно было, с точки зрения мамы, плохо учиться. Позорно было, с точки зрения дворовых законов чести, бояться собак и полицейских, или увиливать от драки, или не решаться вечером войти в темный подъезд дома "с привидениями". Позорно было - для мальчика - носить дома длинный мамин халат, и Аллен отпирался как мог от этого одеяния и, закутанный в полотенце, сидел после ванной за чашкой вечернего чая. Потом родились новые значения слова "позор" - смотреть непристойные журналы, распускать сопли на тренировке, нечестно вести бой, нарушать заповеди, в конце концов. Но подлинное значение этого слова открылось Аллену Августину только сегодня - пытаться сделать, что обещал, и не смочь, и остаться с этим навсегда. Говорить правду и в ответ получить жалость. Аллен был настолько захвачен новым открывшимся ему впечатлением, что с трудом соотносил себя с происходящим. Этот парень (я) стоял в кругу ордена, в самой его середине. Он (я, это был я!) сам подошел к мастеру и попросил собрать круг вместо тренировки, сказал, что хочет говорить, что это дело жизненной важности. Ему показалось, что вот эти люди вокруг и есть - новое рыцарство, другого-то нет, и если не им - то кому же еще говорить, кто еще поймет, о чем тут речь, и так далее - этот парень, ха-ха, посмотрите все на него, возомнил себя пророком Исайей и Иеремией, и всеми четырьмя евангелистами, вместе взятыми. Горе тебе, Иерусалим, и все такое. Потом он, запинаясь, что-то такое говорил, стоя в центре круга, этот пророк в джинсах с заплаткой на заднице, с обкусанными ногтями (я) - о Святом Граале, люди добрые, правда, это здорово? Какой у него был мерзкий тоненький голос, у этой сивиллы мужеска роду, метр семьдесят с кепкой, и как он краснел и бледнел, как невеста перед первой брачной ночью, а как уморительно подбирал слова! О, сэр Аллен, благородный рыцарь, вы нашли не того человека. Этот парень вас предал, к сожалению, он все завалил, все, что вы ему (мне) поручили - он очень хорошо все заваливает, если кто не знал. Он порол чушь и был выпорот - какой каламбур, порол и был выпорот, но они славные ребята, добрые рыцари, они пожалели его, они сказали - иди, отдохни, Аллен, если уж не можешь заниматься, иди домой и отдохни, наш поэт, ты такой впечатлительный, тебе снятся аллегорические сны, молодец, умница, ступай теперь спать... Да, добрый сэр, именно позор, да, я тоже так считаю, именно это слово. Сам мастер Эйхарт сказал - а теперь давайте заниматься, (хватит терять время - вот что он имел в виду) - вперед, мечи в руки, на разминку становись, хорошая тренировка - это в своем роде способ искать этот самый Грааль, да, духовно расти - вот что нам надо, а тренировка - это отличный способ... Да, я согласен, этот парень просто кретин, добрый сэр. Он все испортил, он обо всем налгал, и это был я, вот в чем ужас-то. Вот в чем ужас. - А в общем-то, - сказал Аллен, грозя пальцем невидимому оппоненту, - вы сами тоже хороши. Мог бы и помочь, дать какие-то силы, что ли. Если уж нашел не того человека - надо было сниться Роберту, или еще кому-нибудь... достойному, - но раз уж так, ты... должен был мне помочь. Это же были мои друзья. А теперь... как я буду им в глаза смотреть? Об этом ты не подумал, Благовещение ты хреново?! Он ударил кулаком по столу и больно ушиб руку. Скривившись и потирая запястье, он сел на диван и замер в оцепенении. Он уже точно не знал, верит ли сам в Святой Грааль, в юношу с пробитой грудью и таким спокойным, неземным лицом, в себя самого, в конце концов. Беда была в том, что он и в слова Роберта не верил, как не верил в пользу общего образования, в сон для успокоения нервов и в духовное совершенствование. Ему, кажется, было это все безразлично, как человеку с острым приступом аппендицита безразлична судьба горских беженцев и философия ранних христиан.
Большая зеленая муха - и откуда только взялась в середине мая - приковала к себе взгляд Аллена. Она билась о стекло, тяжко шмякаясь отвратительным телом и жужжа. Аллен ненавидел мух, но убивать ее было слишком противно - чересчур большая и мягкая она была. Он подошел и раскрыл окно, муха вырвалась на свободу и, едва не задев Аллена по лицу, исчезла в предзакатном небе. Аллен посмотрел вниз, на зеленеющий дворик, на пустую лавочку в тени сирени, на полоску серого асфальта под окном.
|
Неожиданно и резко зазвонил телефон. Аллен дернулся назад, как разбуженный от сна, так что стукнулся затылком об оконную раму. ("О Боже мой, я что, хотел покончить с собой?") Телефон все надрывался из прихожей. Четыре звонка. Шесть. Восемь. Кто же это может так настойчиво звонить в такую пустую квартиру?
Аллен неловко спрыгнул на пол, захлопнул за собой створки окна. Телефон звонил. Недоверчиво, будто она могла взорваться ему в лицо, Аллен взял трубку, подержал в руке, как змею, приложил, наконец, к уху. - Халло! Наконец-то. Я уж думала, тебя все-таки нет дома. Что ты там делал, вешался, что ли? Халло! Аллен! Ты меня слышишь? - Кто говорит? - голос Аллена почему-то оказался низким и хриплым, как у старого алкоголика. - Это Мария. - Какая Мария? - ошарашенно спросил неудавшийся самоубийца. Он почему-то был уверен, что звонит Роберт, и даже очевидно женский голос из трубки не сразу поколебал эту уверенность. - Ну я же, Мария Юлия. Из "Копья". Теперь узнавание пришло с такой ясностью, что Аллен даже почти увидел ее - жену мастера Ордена - как она стоит в телефонной будке, переминаясь с ноги на ногу, и прижимает трубку к уху худеньким плечом. - Да, я тебя слушаю. - Слушай, нам нужно поговорить. - О чем? - слово "поговорить" отозвалось внутри тупой и очень сильной болью, так что он привалился лбом к прохладному зеркалу. - О том... о чем на кругу говорили. О Святом... - телефонные помехи унесли последнее слово, будто она говорила в бурю. - Мария, - произнес Аллен, четко выговаривая слова, как будто говорил с иностранкой, - я уже все сказал. Надо было раньше... Я больше не буду об этом говорить. Ни с кем. - Я не могла раньше, - неведомые бури в проводах носили ее голос, делая его то тише, то громче. - Мне есть что тебе сказать. Это важно. Я тебя прошу... Аллен, пожалуйста. Аллен молчал в трубку. Не из надменности, нет - он просто боялся второй раз за этот день разреветься. - Я говорю из автомата ( - ага, из автомата, и трубку прижимаешь плечом, знаем-знаем - ), и у меня кончаются монетки. Давай встретимся где-нибудь. На улице или где угодно. Ты меня слышишь? Халло! Скажи что-нибудь! - Давай, - это сказал как будто его голос - вовсе без участия сознания. Сам Аллен снова отошел в сторону и со спокойным участием наблюдал за происходящим. - На углу Имперского проспекта, под аркой, где трамвайная остановка - годится? Это на полпути от меня до Орденского зала. В трубке что-то пикнуло, квакнуло, послышались короткие гудки. Наверно, монетки кончились, подумал Аллен безучастно - и наклонился зашнуровать ботинки.
Они с Марией пришли на место встречи почти одновременно. Кивнули друг другу в знак приветствия и медленно пошли рядом вдоль улицы в сторону, с которой появился Аллен. Аллен ростом никогда не выделялся, но Мария даже по сравнению с ним казалась маленькой, и сейчас они в своей чинной прогулке походили на парочку ровесников-старшеклассников. Мария даже одета была соответственно - в совершенно девчоночьей синей юбке и блузке с отложным воротничком она ничуть не тянула на свои тридцать (или тридцать с небольшим?) лет. Она и обулась-то не в туфли на каблуках, как большинство дам, а в спортивные какие-то тапочки на резиновой подошве, и ее аккуратная косичка мягких темных волос подрагивала при ходьбе. Кто бы мог поверить, невпопад подумалось Аллену, что ее муж - суровый бородатый воин, которого боится весь рыцарский орден (кроме Роберта, который вообще никого не боится, а с Эйхартом он дружит), а ее сыну уже семь лет, и осенью он пойдет в школу? Аллен однажды видел ее сына - она как-то заходила за мужем после тренировки, и мальчик был с нею, и Аллен запомнил его бледное насупленное личико и блестящие черные, как у Эйхарта, волосы. Мастер тогда подхватил своего сына на руки и вынес в середину зала, поднял над собой - тот висел над рыцарями очень важный, как маленький Президент - и сказал: "Знакомьтесь, сэры, это мой сын, Максимилиан Юлий. И если кто-нибудь думает, что он не вырастет в великолепного рыцаря - пусть скажет мне об этом сейчас!" Желающих высказаться в подобном духе не нашлось, только Роберт что-то изрек вроде того, что время все покажет. Подошла Мария и отобрала Максимилиана у отца, и Эйхарт, подчиняясь, поцеловал своего отпрыска в макушку, отчего тот напыжился еще больше... Наверно, она вдвое меньше своего мужа, а вот не боится его - пронеслась в голове у Аллена следующая шальная мысль и канула во мрак. По образованию Мария была, кажется, медик, но нигде не работала, а занималась домашним хозяйством и шила очень красивую рыцарскую одежду для своего мужа или его друзьям - на заказ.
"Специфический" друг Марк жил на верхнем этаже облезлого старинного дома, один в маленькой квартире, подаренной ему родителями в качестве последнего аккорда участия в судьбе своего отпрыска. Раньше здесь жила какая-то Марковская двоюродная бабушка, и теперь иногда в квартире обнаруживались внезапные следы ее пребывания - клубки пряжи под кроватью, засохший пучок герани за батареей, ужасная картинка с котятами в треснувшей рамке, свалившаяся как-то на голову Аллену из небытия, когда он в поисках мыла на свой страх и риск открыл шкафчик в ванной. Следы бабушки Марком отслеживались и тщательно уничтожались; он сам часто утверждал, что это дух престарелой родственницы пытается вторгнуться в его жизнь, и вел с назойливым привидением постоянную холодную войну. Всякая утерянная в квартире вещь считалась жертвой привиденьевой клептомании; Аллен как-то даже видел на зеркале в коридоре записку: "Бабушка, отдай мою бритву! А то я твою бегонию выкину!" Бритва, впрочем, скоро нашлась - она упала за раковину в ванной. Видно, родственница устрашилась - или смилостивилась. А может, просто поняла, что бритва ей ни к чему. ("Может, у нее и была борода, что я в общем-то могу допустить, - объяснял Марк, - но призрачные бороды настоящая бритва не берет... Так что это - деяние из чистой вредности.")
Это была не совсем война - просто подавление какого-то очередного "горского бунта". Горцы все время бунтовали - без малого двести лет они все не могли ужиться с Республикой, хотя в этой вялотекущей войне иногда случались перерывы - лет по пять, десять, даже тридцать как-то раз. Кто был прав, кто виноват, и чем, собственно, были недовольны эти самые горцы - Марк толком никогда не знал. На этот раз было какое-то выдающееся, какого давно не было, "нарушение перемирия", прибавьте еще "религиозные волнения" - горцы были, по Алленско-Марковскому выражению, в большинстве своем "сарацины". Вот с этими самыми сарацинами Марк и поехал воевать, на прощание обнявшись с Алленом на вокзале, и пропал на полгода, правда, прислал несколько невразумительных писем с просьбой передать родителям, что он в полном порядке. А потом бунт был вроде как подавлен, и Марк вернулся домой - живой, даже ни разу сильно не раненый, но чего-то он там в горах насмотрелся, чего-то, о чем не принято рассказывать за чаем - разве что за бутылкой водки, чего-то, что вынудило его по приезде сказать: "Хватит с меня! Я бросаю это дело к Темным", и остаться без своих сержантских погон, без работы и без университетского образования в однокомнатной квартире в самом центре города. Странно только, что после этого он все же остался прежним Марком.
Окошко дверного глазка слегка затуманилось, и Марк ворчливо сказал из-за двери:
- ...А потом позвонила Мария и сказала, что нам нужно встретиться. Это была история о двух рыцарях из маленького серого замка, того самого, где под крышей самой высокой башни жили ласточки, а на вересковых холмах шумел темный лес. О двух братьях, которые взыскивали Святого Грааля, и об испытаниях, выпавших на их долю в этом пути. Старшего из них звали Глэймор, и "такого имени с французскими корнями, - как утверждало Приложение, - не встречается более ни в одной артурианской хронике, скорее всего, это выдумка позднейшего автора, пожелавшего остаться анонимным". Такие дела. А младшего звали Алан. И волосы у него были действительно светлые, об этом говорила даже баллада. Его брат действительно его убил. Это случилось, когда в схватке со своим давним врагом-родичем движимый обетом непролития крови в Поиске Алан не стал против него драться и был смертельно ранен - раной из тех, что убивают долго. Тогда Глэймор его добил, избавив от мучений, и уж поверьте, дорогой Марк и милая Мария - самому Глэймору от этого пришлось куда больнее. А вскоре после того он обрел Святой Грааль и причастился из Истинной Чаши. Потом он вернулся в Камелот и еще долго жил, а на старости лет, очевидно, принялся описывать стихами их поход, и делал это из памяти и любви к своему брату. Воистину, как говорил Алан, с ними обоими все кончилось хорошо. Только это не помешало Аллену почувствовать щекотку в глазах, когда он вновь читал последний разговор двух братьев, заглядывая Марку через плечо.
- Такие дела, - сказал Марк, закрывая книгу. И они стали говорить.
За окном разгорался рассвет. День обещал быть таким же сияющим, как вчерашний. Трое друзей сидели за столом. Бессонная ночь и горячечные разговоры сказались на них всех, но на каждом по-своему. Мария напоминала смертельно больную - с огромными синими кругами вокруг глаз и полупрозрачным зеленым цветом лица. Аллен приобрел внешность сумасшедшего юного наркомана, которому срочно нужна очередная инъекция. Глаза его как-то неестественно светились. Он, наверно, мог бы в темной пещере обойтись без фонарика. Один Марк не казался усталым или нездоровым: он выглядел как полный сил маньяк-убийца, вынашивающий некий новый жестокий план. Его утреннее лицо просто просилось на плакат с надписью "Разыскивается полицией".
Они сидели на кухне. Они смотрели на бутылку. Единственным, кто хоть как-то отдал ей должное, оказался Марк - и того хватило на пару глотков.
"О Аваллон мой, Аваллон,- И кровь свою отдать не жаль...- тихо откликнулся Аллен, глядя в стол. - Да, это уже не смешно. Сейчас я разрыдаюсь, и меня утешит только, если Мария перестанет сверкать очами и меня ласково поцелует. Не обижайся, - Марк в максимально нежной своей манере потряс друга за плечо.
- Отважный рыцарь Персиваль,Аллен хмыкнул. - Пациент жив, - радостно провозгласил Марк и забросил в рот кусочек "Новости". - Приступим к следующему пункту. Кого выберем в Галахады? - Самого тихого, - предложила Мария. - Алан сказал мне... - с усилием произнес юноша, не отрывая взгляда от выцветших васильков на скатерти, и сердце его сжалось оттого, что двое других тут же замолкли. Он словно бы физически чувствовал, как "разреженная" Марком атмосфера опять сгущается, подступая к горлу. - Алан сказал, что надо идти в Дом Иосифа. Я не знаю, что он имел в виду. Я даже не знаю, в прямом ли смысле он употреблял слово "идти". Хотя тогда мне казалось, что он говорит очень просто и называет вещи своими именами. Вот вы верите, что все это - правда, то есть видение, посланное извне и с некоей целью. Теперь, с вами, я в этом уверен, и мне уже не кажется, что я схожу с ума. Спасибо. - Я верю, - медленно сказала Мария, - что это видение, и что пришло оно извне. Но... Понимаете, "извне" бывает разное. Есть верх и низ. И вещи, которые приходят сверху и снизу. Надо иметь мудрость, чтобы отличить одно от другого. Есть она у нас? Марк пожал плечами. Аллен покачал головой. - У меня, кажется, нет. Но дело-то в том, что я не знаю ни одного человека, у которого она есть. Вернее, есть настолько, что я бы мог поверить ему больше, чем своему сердцу. - Я, пожалуй что, знаю. Но это не человек. Это Церковь. Аллен вскинулся: - Ты думаешь, нам стоит пойти к священнику? А он нас не это... не предаст за что-нибудь анафеме или как это называется? - Я думаю, мы должны пойти к священнику. На анафему можешь не рассчитывать, - Мария усмехнулась, - не настолько ты солидный враг церкви, дорогой мой. А с тем, что мы услышим, придется решать, что делать дальше. Может статься, что мы не услышим вообще ничего стоящего. Но, видите ли, в церкви есть некая вещь, которой нет у людей в отдельности. Там есть Благодать. Аллен поежился. "Благодать" что-то не внушала ему доверия. Одно дело - читать в книге про мудрых отшельников и архиепископов, и совсем другое - самому говорить со священником! Священников он почему-то ужасно боялся с детства, в церкви бывал раз в год - по праздникам, в основном вдохновившись примером какого-нибудь благочестивого Галахада, или просто случайно забредал и попадал на мессу; хотя честно носил на груди серебряный крестик (не сарацин же он все-таки! К тому же король Артур, например, числится среди "трех праведных мужей христианских"), а из молитв знал "Отче наш" - мама в детстве научила. Марк только укрепил его сомнения: - Не могу сказать, чтобы я часто ходил в церковь за последние годы... Кажется, последний раз я там был, когда меня крестили, в возрасте трех месяцев... Пожалуй что, я не знаю, как говорят со священниками (на этом слове в голосе Марка мелькнула нотка легкого ужаса). Тогда я с ними, очевидно, как-то общался, но не думаю, что сейчас этот способ подойдет... - Я знаю другие способы, если хотите, могу говорить за всех, - Мария уже загорелась собственной идеей и отступать от нее явно не собиралась. - Вы можете просто посидеть рядом и подождать, помолиться, в самом деле. Не слыхала никогда, чтобы это кому-нибудь повредило... - Да, наверное, - отозвался Аллен, согласный на все, лишь бы ему не пришлось больше говорить речь. Внезапно посетившая его мысль о зачете показалась очень смешной. Зачет! Что может быть в жизни более элементарного? Прочитавший эту мысль Марк подвинул к нему очередную дымящуюся чашку. - Выпей чаю, о славный рыцарь Персиваль ( - "Не называй меня так!" - вскинулся тот), чай очень полезен тем, кого ждут великие свершения на ниве науки, а мне пожелай перед уходом приятных сновидений - и помни, сын мой, что завидовать - грешно...
2000 |
Новости |
Кабинет |
Каминный зал |
Эсгарот |
Палантир |
Онтомолвище |
Архивы |
Пончик |
Подшивка |
Форум |
Гостевая книга |
Карта сайта |
Кто есть кто |
Поиск |
Одинокая Башня |
Кольцо |
In Memoriam
|
|
Свежие отзывы |
Хранители Каминного Зала |