1 июня, суббота
Вчера поздно вечером неожиданно пришла Мария. Позвонила из автомата, попросила ее встретить. Аллен сбегал на остановку, некоторое время ждал там, вглядываясь в темноту и недоумевая, что случилось; потом на каком-то чуть ли не последнем трамвае приехала Мария с огромным рюкзаком на плечах и, не глядя Аллену в глаза, попросила разрешения у них переночевать. Аллен, кое-как узнавший характер маленькой дамы за последние несколько недель, не стал ее ни о чем расспрашивать, просто взял у нее рюкзак. Дома Роберт уже заканчивал великий поединок со своими и Алленскими вещами, называемый "сбором в поход"; только купленная в складчину еда - пакеты крупы, консервные банки, хлеб - громоздилась посреди ковра будто бы специально, чтобы об нее спотыкались. При виде Марии рыцарь так удивился, что выронил из рук тщательно зачехленный топор, готовый к упаковке - к счастью, не себе на ногу, а всего-навсего в груду "провианта".
- Мария! Ты откуда взялась? Вы что, с мужем поссорились?
Ответа не последовало; едва скинув у порога кроссовки, Мария прошла в ванную и щелкнула изнутри задвижкой, и через минуту оттуда донесся шум льющейся воды. Роберт пожал плечами, слегка нахмурившись, и без лишних слов принялся перестилать для Марии свою постель. Эту ночь они с братом провели вдвоем на диванчике, и то была одна из причин того, что Аллен совершенно не выспался. Роберт всю ночь ворочался и стягивал на себя Алленское одеяло; создавалось впечатление, что оный рыцарь обладает физическим свойством воды - принимать форму любого сосуда. Стоило только младшему брату освободить хоть на минуту добавочный сантиметр их общего пространства, там тут же вырастала какая-нибудь Робертовская часть тела. Кто бы мог подумать, что у одного человека может быть столько рук и ног! Аллен, стараясь как можно бесшумнее отвоевать свои владения, впервые в жизни сочувствовал Ларе - если они-таки поженятся, спать спокойно ей явно не придется... Кроме того, он не мог уснуть от волнения. Какие-то странные образы наплывами посещали его сознание - картинки из "Преданий", прадедушка Альберт Персиваль в гробу, в алой одежде с тремя полосами, с расплывшимся красным пятном напротив сердца, отец Йосеф на мессе, с золотым потиром в руках... "Се - агнец Божий, берущий на себя грехи мира. Блаженны званые на вечерю Агнца", - говорил Йосеф, поднимая из чаши белую облатку, и с облатки капала кровь... Потом Аллен почему-то дрался на поединке с кем-то средним между Марком и Эйхартом Юлием, а все рыцари и девы ордена, среди которых стояла Клара в своей белой послушнической накидке поверх черного платья, молча смотрели, столпившись вокруг... "Давай, сэр Алан!" - крикнул кто-то из них, и Аллен в ужасе обернулся, узнавая и не узнавая этот голос, и меч противника неосязаемо, но верно вошел ему в живот... Дернувшись, Аллен проснулся и увидел, что, во-первых, уже начинает светать, а во-вторых, Роберт опять содрал с него одеяло... Наконец под утро он заснул по-настоящему, и не снилось ему, вопреки всем ожиданиям, ничего.
Пробуждение принесло Аллену сплошное расстройство. Проснулся он от того, что солнце светило ему в лицо, и хотел повернуться к стене и продолжить спать, но на этом его застукал Роберт, который только что закончил утренние отжимания на полу и поднимался, тяжело дыша и откидывая с лица мокрые свежевымытые волосы. С кухни донесся звон посуды - это вставшая раньше всех Мария готовила завтрак на троих.
- Вставай, несчастный! - Роберт потянул за край одеяла. - Поход проспишь!
Аллен замычал и уцепился за одеяло со своего края.
- Нннет... Я ннне выспался... Ты всю ночь меня терроризировал и пытался выпихать с кровати. Я понимаю, почему твоя Лара за тебя замуж не идет...
Борьба за одеяло моментально окончилась в пользу Роберта. С его мокрых волос в постель падали холодные капли.
- Ну-ка, быстро отправляйся умываться! Сейчас все начнут приходить; вон, кто-то уже топает по лестнице! Интересно, кому ты будешь больше рад - священнику или Кларе?
Аллена как ветром сдуло в ванную.
Первым изо всех явился Марк, с ног до головы одетый в военный камуфляж и похожий на наемника-оккупанта, особенно - зверским выражением лица.
- Гость в дом - радость в дом, - возвестил он с порога, скидывая и прислоняя к стене свой гороподобный рюкзак. - Я вас, кстати, не разбудил? И второй пункт повестки дня: есть ли у вас какой-нибудь завтрак для бедного скитальца-богомольца, который так спешил на свидание... о-о, с вами, благородная леди, - это он увидел выходящую с кухни Марию со сковородкой в руке, - что не успел перехватить даже хлебной корочки...
- У нас есть омлет - вот что значит женская рука в доме! Иди сюда, богомолец, и помни, что слова сокращают нам отпущенный жизненный срок...
- Нам и нашим близким, - уточнила Мария, и на лице ее ясно отразилось отчаяние при мысли, что теперь ей от Марка целый месяц будет некуда деться.
Зазвонил телефон. Мария почему-то дернулась и закусила губу. Аллен, внутренне сжавшись, взял трубку - и почувствовал горячий беспричинный прилив радости: это была Клара. По ее голосу можно было решить, что у нее сгорел дом или что началась мировая война.
- Халло... Я не помешала? Слушай, Аллен, тут такая проблема - у меня нет рюкзака, и в магазин я вчера не успела... Может, у вас найдется запасной?..
- Ну конечно, - небрежно сказал Аллен, втайне ликуя оттого, что в прошлом году ему подарили новый рюкзак. - Что-нибудь найдется, приходи скорее.
- И еще... скажи, пожалуйста, что нужно брать с собой? Теплую одежду, посуду, полотенце - правильно? У меня нет... спального мешка, но я возьму одеяло - это подойдет?
- Нет, конечно, - пораженно отозвался Аллен, никогда еще не видевший человека старше себя, не имеющего спального мешка. - У нас есть Робертовский старый спальник, он, правда, тоненький, но в нем могу спать я, а тебе отдам свой... Ну, как это - что брать? Ну, что обычно берут в поход, из расчета на месяц... Особенно холодно быть не должно, а котлы уже взял Марк, так что запасайся посудой только на себя...
Клара помолчала в трубку и извиняющимся тоном объяснила:
- Понимаешь, я никогда раньше не ходила в поход... не ночевала в лесу.
Аллен просто опешил и не нашел что сказать, кроме только "Ничего себе... Как же так получилось?"
- Да вот... так уж получилось. Я потом расскажу. Еще... мне, к сожалению, нельзя носить вещи.
В первый миг Аллену пришла нелепая мысль, что ей нельзя носить никакой одежды, кроме послушнического балахона, в котором она в первый же день - чума побери - погибнет в лесу под рюкзаком; но Клара в следующий миг пояснила:
- То есть, я имею в виду, тяжести больше пяти килограмм.
- Пустяки, - героически заявил Аллен, у которого гора с плеч свалилась, - мы все за тебя донесем, ты только до нас доберись, наконец.
- Ладно, тогда я скоро выхожу, - и повеселевшая Клара положила трубку.
Вскоре явился Йосеф. Походная одежда его состояла из мешковатой штормовки, явно у кого-то одолженной, из-под которой выглядывал воротник-стоечка, столь характерный для "мирской" одежды священников. Черные вполне приличные джинсы и новенькие горные ботинки - "бульдозеры" довершали ансамбль.
Мужчины начали распределять по рюкзакам продукты, а после Роберт приподнимал поклажу каждого из них, следя, чтобы все было по справедливости. Дойдя до рюкзака Йосефа, Роберт ухватился за лямки - и... едва смог оторвать рюкзак от пола.
- Ого! Йосеф, да что у тебя там такое? Кирпичи?
Йосеф улыбнулся. Удивительно, как этот человек, такой величественный в церкви, где даже сами его движения казались отточенными, как у воина, в домашней обстановке производил полудетское и какое-то недотепистое впечатление! Он даже двигался слегка неловко, периодически задевая и роняя разные вещи. Хотя под словом "ребенок" в его случае вовсе не скрывался enfant terrible, как это подчас бывало с Алленом - скорее слишком наивный, открытый и в то же время ненавязчивый подросток, который безо всякой боязни разговаривает со страшенным разбойником, и не предполагая, что его жизни может хоть что-нибудь угрожать. И этого милого, нескладного парня я когда-то боялся до судорог, внезапно подумал Аллен и чуть не рассмеялся.
- Зачем нам кирпичи? Там просто всякие части облачения, если в дороге вдруг понадобится служить мессу. Ризы, они довольно большие, да алтарные покровы, потир и чаша для гостий... Ну, и Библия, но она совсем маленькая и ничего не весит. А остальное, кажется, просто личные вещи. Ничего особенно тяжелого.
Роберт вздохнул и с безаппеляционным выражением лица стал рассовывать Йосефову долю продуктов по рюкзакам остальных.
Накнец явилась Клара, всех немало поразив своим видом, хотя от нее и ожидали чего-то подобного. Никто из друзей ее не видел в иной одежде, кроме как в послушнической черно-белой, с покрытой головой; теперь же она предстала перед граалеискателями в синих джинсах и клетчатой рубашке, с волосами, закрученными в толстый пучок на затылке. Согласившись выпить чаю, в ожидании она присела на диван и принялась что-то менять в своей прическе, вынув из нее шпильки - и Аллен восхитился красотой ее черных блестящих волос, которые, как оказалось, падали ниже пояса, завиваясь кольцами на концах.
- Слушай, почему тебе нельзя носить тяжести? - спросил неромантично настроенный Роберт, ставя перед ней исходящую паром чашку. - Ты чем-нибудь серьезным болеешь? Не хочется тебя вынуждать говорить, но лучше нам это узнать сейчас, а не в походе, когда с тобой уже случится что-нибудь скверное.
- Именно так, - поддержала его Мария, на которую как на единственного медика в компании легла ответственность за походную аптечку.
- Ну... да, болею, - неохотно призналась Клара. - С раннего детства, меня родители поэтому и не пускали никуда... Не то что в поход - мне и во дворе бегать с ребятами запрещалось. Это называется "железодефицитная анемия".
Мария присвистнула, но так как свистеть она не умела, получилось нечто вроде шипения. Все как по команде посмотрели на нее.
- Это дрянь нешуточная, - пояснила та, взволнованно качая головой. - Такая штука с кровью, когда в ней недостает железа, и от этого происходят всякие неприятности. Например, кровь плохо сворачивается. То есть от малейшей ранки может произойти серьезная потеря крови: если ничего не предпринять, будет течь, течь, течь... Пока вся не вытечет. Переутомляться, кстати, тоже нельзя - могут начаться кровотечения.
- Откуда? - глупо спросил Аллен, сам не свой от всех этих ужасов, и тут же пожалел о своем вопросе. Но Мария серьезно ответила:
- Да откуда угодно, из носа, например. Или из горла. В случае серьезного приступа помогает только переливание крови.
"И кровь свою отдать не жаль", - безо всякой связи вспомнил Аллен. Да и разве ему было бы жаль отдать всю кровь, если бы это потребовалось для спасения Клары?.. Вот почему она такая бледная, что даже светится в темноте...
- Все вовсе не так ужасно, - попыталась разредить атмосферу девушка, - я с этим уже двадцать два года живу, и ничего... У меня есть лекарства, их надо пить каждый день. Я с собой много захватила - хоть на год хватит.
- Одно ясно наверняка, - подвел итог Роберт, вставая, - в нашем походе все ориентируемся по Кларе. Как только у нее появляется хоть малейший намек на усталость - останавливаемся и отдыхаем. Как только ей надоедает нести свои вещи - тут же у нее их берем. И еще - не подпускаем ее ни к чему острому, даже к консервному ножу.
- Ну что вы, в самом деле, - досадливо поморщилась девушка, - делаете из меня какую-то... принцессу на горошине! Может, еще в паланкине меня понесете? Тогда мы и за год никуда не доберемся!
- Так точно, понесем, мэм, - живо среагировал притихший было Марк. - А если вы будете сапратывляться, мы вас свяжем вэревками и панэсем насильно, патаму что шаху нэ нужен мертвый нэвеста, шаху нужен живой нэвеста, а наш шах такой чэловек, что шутить нэ любит...
Наконец чай был допит, вещи упакованы, чашки помыты блюстителем чистоты Робертом, и шестеро друзей оставили основательно разгромленный в процессе сборов дом. Уже на лестничной клетке, когда Роберт только собрался запереть дверь, внезапно раздался телефонный звонок, и Роберт хотел было вернуться и взять трубку. Но Мария, внезапно побледнев, удержала его за руку, и пока между ними происходил молчаливый "поединок воль", телефон за дверью замолчал. Так никто и не узнал, был ли это в самом деле Эйхарт или же, как на то смутно надеялся Роберт, прекрасная Лара в порыве раскаяния после вчерашнего скандала, когда она обозвала своего любимого "граальщиком несчастным", который занимается чума знает чем вместо поисков нормальной работы и уж никогда не будет в состоянии обеспечить семью. Под конец она все-таки смилостивилась и даже поцеловала его на прощанье, пожелав "не свернуть там где-нибудь шею", но неприятный осадок на сердце после этого разговора все же не давал Роберту покоя, и, по его предположениям, не собирался исчезать весь будущий месяц.
Путь шестерых пока что лежал на вокзал, на дневную электричку до Дольска, Алленского родного городка. Возможность еще одну ночь поспать в постели радовала всех, Дольск располагался на нужном направлении, а кроме того, Аллен имел немалое желание навестить свою маму, и в том ничего предосудительного не было. Маршрут до Стеклянных Островов, начерченный Робертом при некотором содействии Марии и Марка, дважды пересекал границу - один раз по земле, другой - по морю. Добра в том было маловато - переход границы стоил немалых денег, а общая касса отряда была не столь уж велика. Больше всего денег - полторы тысячи марок - в нее внесла Мария, раздраконившая какие-то свои прежние сбережения; а меньше всех - тридцать марок плюс обещание питаться Духом Святым и не посягать на "общественные" продукты - вложил Марк. Предложение насчет Духа Святого было с негодованием отклонено.
- Ты нам нужен в качестве тягловой силы, - утешил друга Аллен, - вон ты какой здоровый, больше всех можешь нести... Брали же с собою в поход крестоносцы вьючную скотину - и денег с этих ослов и волов наверняка не требовали!
Сам он достал из своего заветного конвертика на полке давно отложенные деньги "на лето" в количестве трехсот марок, и теперь чувствовал себя очень богатым и способным накормить и одеть весь мир.
В электричке его неожиданно настигла необходимость наверстать упущенные ночью часы отдыха, и он, прикорнув на теплом братовском плече, незаметно для себя проспал до самого Дольска, только однажды пробудившись, чтоб вместе со всеми перекусить.
Роберт достал пакетик вареных вкрутую яиц - неизменный элемент поездки на электричке, - буханку хлеба и коробочку с солью в дорогу; у Марии обнаружились очень вкусные пирожки и колбаса, у Клары - стопка бутербродов, а у Марка не было ничего. Нет, впрочем, у него была фляга с чем-то, что он назвал "дорожным напитком", но, понюхав этот коктейль, от него все дружно отказались, и оскорбленный Марк пил свою гадость один. Еду разложили на крышке Марковского рюкзака, и тут Йосеф добавил к пиршеству пакетик неких предметов в серебристых обертках, которые при ближайшем рассмотрении оказались плавлеными сырками "Новость".
Аллен, кровожадно сверкая глазами, предложил торжественно повыбрасывать их в окошко, однажды отомстив за все страдания; но Йосеф, предвидевший худшие времена, отнял у него "Новости" и спрятал их обратно в рюкзак. Впрочем, один сырок все же вдохновил Марка и был им съеден под сочувственные взгляды остальных.
В Дольск они приехали только к вечеру. Сонный Аллен вел их по тихим улочкам к своему родному дому, с трудом пробуждаясь по дороге и мечтая продолжить прерванное занятие. Звезды над маленьким городком светили куда ярче, чем над исполненным фонарей Магнаборгом, и Клара подняла лицо к их мерцающим огням, пытаясь узнать хоть какое-нибудь созвездие. Ей, которую в бытность маленькой девочкой не выпускали на улицу позже восьми вечера, удалось распознать только семизвездье Серпа, которое было куда ярче, чем то виделось из окошка ее прежнего дома. Марк взял ее под руку, чтобы она не упала, и показал на небе Арфу Артура с ослепительно-голубым алмазом Веги, Лебедя, раскинувшего в полете широкие крылья, Чайку, выгнувшуюся буквой W...
- Осторожно, тут канава, - прервал его голос Аллена, шедшего впереди, и Марк посторонился, пропуская девушку вперед себя на узенький деревянный мосток и думая, что фонари - это все-таки иногда неплохо.
2 июня, воскресенье
Аллен проснулся и сначала не мог понять, где он находится. Потом взгляд его пробежал по фотографиям на стенах, по уставленному цветами подоконнику - и Аллен узнал свой дом, в котором родился и прожил шестнадцать лет. Определился он не сразу из-за непривычного ракурса - он лежал на полу в своем спальном мешке, а его кровать - теперь он вспомнил - ночью занимала Клара.
- А где лев? - невпопад спросил Аллен спросонья, садясь на полу.
- Какой еще лев? - мгновенно среагировал лежавший рядом Марк, приподымаясь на локте.
- Не знаю... лев какой-то, - растерянно ответил Аллен, сам не понимая, что это он сказал. - Наверно, он мне снился. Не знаю.
- Доброе утро, - в комнату заглянула Мария с влажными после умывания волосами. - О чем это вы, мальчики?
- Да вот, Аллен своего льва потерял, - Марк дружески пихнул его в бок. - Ты случайно не видала, может, он на кухне сидит?
- Шли бы вы картошку чистить, - посоветовала Мария, отворачиваясь. - А то Роберт ведет беседы с твоей, Аллен, матушкой, Кларе ножик в руки давать нельзя, так что мы с Йосефом там вдвоем надрываемся...
Аллен увидел свою маму в гостиной, как раз когда она спрашивала Роберта, не собирается ли он жениться. Спасая брата от неприятностей, Аллен быстро прыгнул на госпожу Елену Августину сзади и закрыл ей ладонями глаза.
- Конечно, это ты, - отозвалась она мгновенно, разворачивая свое чадо к себе, чтобы на него полюбоваться. Мать и сын не виделись около полугода.
Елена имела те же черты лица, что и Аллен, только куда тоньше и красивее. Волосы у нее были темно-русые, очень длинные и густые, с блестящими нитями седины, и если б не тоненькая сеть ранних морщинок на лице, в нее запросто мог бы влюбиться и двадцатилетний парень.
- Ну, сын, - сказала она, сияя радостной улыбкой, - друзья у тебя очень хорошие, только с пожилыми дамами беседовать им неинтересно. Вся надежда на тебя и на Роберта, наверняка у вас полно новостей. У меня тоже есть чем похвастаться - видел, как моя герань разрослась? А был-то всего один чахленький росточек... И такой красивый плющ мне подарили добрые люди - через годик весь балкон зазеленеет... Надеюсь, вы останетесь до завтра? Речку своим друзьям покажешь...
Через силу, наступая себе на сердце, Аллен покачал головой.
Ни словом не выразив недовольства, его мама повернулась к Роберту и спросила:
- А как твои рыцарские успехи?
- Он - чемпион столицы по владению мечом, - хвастливо отозвался младший брат, гордившийся Робертовскими достижениями так, будто имел к ним какое-нибудь отношение.
- А сам-то ты как, великий воитель? Роберт, скажи, пожалуйста, он весь в синяках оттого, что он хорошо дерется, или оттого, что плохо? Я совсем в таких вопросах не разбираюсь...
До завтрака произошла одна маленькая неприятность - Аллен, возжелавший умыться, ворвался в ванную, забыв, что там сломана задвижка, - и повстречал принимавшую душ Клару, которая, недолго думая, плеснула в него водой. Но на этот раз худое дерево принесло добрый плод - Марк сделал на дверь новую задвижку, притом что старая сломалась еще в незапамятные времена, года два назад. Потом все дружно сидели за завтраком и вели светские разговоры, и Алленская мама смотрела на Клару с тем молчаливым одобрением, которое у родителей всех времен и народов изливается на "подходящую пару" для их детей. Вообще Елена Августина всем очень понравилась - она была из тех немногих людей, от которых в мир постоянно исходит спокойное добро. Это выражалось во всем - в том, как она разговаривала со своим старым беспородным псом Хальком, которого подобрала на улице и выходила; в ее многочисленных горшках с цветами; в манере ровно и нетребовательно общаться с сыном. Она подарила Кларе свою старую куртку-штормовку, едва услышав, что девушка в таковой нуждается, и попыталась отдать Марии для ее сыночка Алленские детские одежки. Мария вежливо отказалась, и Елена ничуть на нее за это не обиделась. Узнав, что Йосеф - священник, она очень обрадовалась и отозвала его к полочке в комнате, где стояло несколько икон и маленькая пластиковая статуя Девы Марии. Там она достала из коробочки купленный ей по случаю серебряный нательный крестик, и попросила Йосефа его освятить - а то когда она еще до церкви доберется... Потом, когда граалеискатели уходили, спеша на свою электричку, она, прощаясь с ними в прихожей, невзначай спросила:
- Аллен, а ты крестик-то носишь?
- А то, - и ее сын похлопал себя по груди, - конечно, ношу. Тот, крестильный. Чай, я не сарацин какой-нибудь...
- А я, значит, по-твоему, сарацин? - возмутился Роберт, помогавший Кларе одеть ее невесомый рюкзак. - Тоже мне, великий столоп веры нашелся... Вера, она в сердце, знаешь ли, братик!
- Тогда возьми ты, если хочешь, - и Елена протянула племяннику "свежеосвященный" подарок, раскачивающийся на цепочке. - Я его купила по случаю, чтобы подарить кому-нибудь; к тому же на твой прошлый день рожденья мы так и не встретились...
- Спасибо, - тихо и очень серьезно ответил Роберт, застегивая цепочку на шее, и осторожно обнял свою хрупкую тетушку.
- Следи, пожалуйста, за этим самоуверенным типом, - попросила она Роберта, обнимая сына и целуя его в лоб. - Если он упадет с горы в пропасть или пойдет сражаться с десятком разбойников, на кого же я буду ворчать раз в полгода? А пожилым докторшам необходимо иногда поворчать для душевного равновесия, Роберт, это для них как танцы для молодежи...
- Постараюсь следить, - кивнул Роберт, и Аллен с тоскою понял, что намерения у него самые что ни на есть основательные.
- С Богом! - крикнула им вслед от дверей Елена Августина и перекрестила их в спину, благословляя в путь, - и молодой ее голос эхом прозвенел во всех четырех лестничных пролетах старого кирпичного дома.
