Более блистательного сборища Поляна Лунных Танцев еще не видела. Ради одержанной победы все распри были забыты (на время, не стоит обольщаться надеждой на вечный мир!). Светлые эльфы в блистании лунного серебра волос, блеска серебряных мечей и доспехов. Темные эльфы казались рядом с ними второй половиной ночи, темнотой, в которой только и видны звезды и луна - в темных своих одеждах, воины - в черненых кольчугах, с мечами, женщины - в изукрашенных самоцветами одеяниях. Гномы, нацепившие по случаю празднества все свои драгоценности, по привычке выстроились фалангой, и во главе красовался отважный государь Мотсогнир в золотой короне о семи зубцах, которую он так и норовил сдвинуть набок. Рядом с ним, гордо подбоченясь, стоял Эйкин. Подпаленная его бородка была расчесана надвое и задрана вверх, расшитый золотом плащ сколот пряжкой в виде крылатого дракона. Поодаль стояли молчаливые и сдержанные рыцари Грааля в своих светлых столах. Среди них был и Анри. Рядом с рыцарями свернулся клубочком вокруг чаши Уголек. Время от времени дракон приподнимал голову и сверкал глазами на демонов, почти сливавшихся с тенями ночи. Надо понимать, Керри был прославлен своими проделками не только среди эльфов, а прежде всего среди сородичей, но кошачьей шкодливостью отличаются все демоны, сколько бы лет им не было. Потому что только демону придет в голову отыскать на богом забытой проселочной дороге гранитную статую неудачливого мага и приволочь ее на праздник. Керри любовно стирал с каменной физиономии Курона пыль и радостно отвечал на вопросы.
       - Какого черта ты его обхаживаешь? - спросил Майк.
       - Я подарил эту чудесную статую князю Асмодею. Он намерен поставить ее у себя во дворце, а через двести лет, когда Курон превратится в обычного человека, попробую его воспитывать, - Керри лицемерно вздохнул. - Правильное воспитание пойдет ему на пользу.

       Князь демонов, темнолицый хромой красавец с серебряными кудрями, только усмехнулся. Он стоял рядом с Аронделем, опираясь на резной посох с навершием в форме змеиной головы и вежливо разглядывал героев дня. Герои, немного пришедшие в себя и принявшие надлежащий вид, сидели тесной кучкой. Эллен устроилась чуть поодаль, в обнимку с гитарой. Вид у нее был самый трагический, так что Асмодей счел нужным осведомиться, чем она так опечалена.
       - Вы празднуете победу на костях павших. Теперь станете мстить тем из нас, кто выжил? Во славу Света все можно?
       Князь демонов удивленно приподнял брови.
       - Ты преувеличиваешь, дитя мое, - отечески сказал он. - Победа далась нам нелегко, и никто не собирается расправляться с несчастными, которые были обмануты и порабощены Утратившим Имя. Кроме того, разве ты не знаешь, что демоны и Темные эльфы привержены вовсе не Свету, а Тьме? Свет ведь удел немногих.
       Эллен смотрела на него странно блестящими глазами, потом сказала:
       - Все равно, это было против чести.
       - Против чести было втягивать тебя в дела магов и воинов, - вмешался в разговор Арондель.
       Эллен упрямо покачала головой и тронула струны.

В чем моя вина? В черном с серебром.
В чем моя война? Словом, не мечом.
В чем моя печаль - темное стекло...
Было и... - Прощай... - было, да прошло.
Тяжесть многих бед - да на плечи мне:
Горек этот хлеб, да другого нет.
Крылья лжи легки, да молва быстра:
От одной строки - к пламени костра.
В чем моя беда? Не склоню колен.
Мертвая вода, стылый холод стен...
Крылья лжи пестры, ярче радуги.
Ярые костры - кому радостью?
Ввысь бы, да крыла переломаны,
Пепел да зола - кружат вороны.
Хоровод виллис привела молва:
Рано собрались - я еще жива!
Без оружья бой - мне ли выстоять?
Против всех одной - это истина,
Помощи молить не пристало мне.
Что скажу? - "Прости... как устала я..."

       На Эллен смотрели с сочувствием и жалостью, и она с печальным достоинством несла этот крест. Остальные и не пытались уже уговаривать ее, поскольку Эллен всегда было трудно сбить с избранного ею пути.
       Но тут пропели рога, и на поляну вступила торжественная процессия. Впереди шли рука об руку прекрасная Королева эльфов и Король. Сразу видно было, что Король - из Темных эльфов, но во взгляде его, обращенном на Королеву, была любовь. Это были шекспировские Оберон и Титания, но куда более прекрасные и грозные, в мощи, славе и величии Фэери. И все поклонились им, даже князь Асмодей склонил свою серебряную голову.
       - Слушайте, жители Фэери! - выступил вперед Ллейн, Королевский Бард. - Ныне настал конец нашим бедам, и отвага и доблесть пришедших из-за Предела положили конец нашему Врагу. Радуйтесь и славьте их, ибо они достойны славы!
       - Это про нас? - спросила Инка.
       - А про болгарских слонов, что ли? - съязвила Ари.
       - ...и каждому будет дарована награда по желанию сердца его!
       - Вот эльф чертов, - прокомментировала Инка. - Вечно они выворачиваются, как намыленные, со своими словесными выкрутасами.
       И тут вперед выступила Эллен.
       - Празднуйте победу! - сказала она. - Восхваляйте победителей! Что вам до боли побежденных!
       Продела руку и голову в гитарный ремень, встала поудобнее и запела:

Как гончий пес, ты чуешь кровь,
И снова в битвах гибнут люди:
"Да сгинет Тьма - да будет Свет!" -
О благородстве речи нет.
И что тебе рыданья вдов?
Во славу Света войны вновь,
А победителей не судят.

И корчиться, как червь, у ног
Во прахе побежденный будет.
Король, избранник Света, здесь,
Чтобы вершить святую месть,
Чтоб низшим преподать урок,
А если ты и был жесток -
Что ж, победителей не судят.

Огонь и сталь - вот твой закон,
Что мир вовеки не забудет,
И ты, король и властелин,
Стоишь средь выжженной земли,
И древний Запад отомщен:
Пускай из горла кровью стон,
Но победителей не судят.

Пусть восхвалений пьяный мед
Наградой победившим будет -
Так славь героев, менестрель!
За песни - золота кошель,
А коли он не то поет,
Землей ему забейте рот,
Ведь победителей не судят!

Кто прав - решает сталь клинка,
Вершит сильнейший правосудье,
Костром взовьется еретик,
Горят в огне страницы книг.
Пускай в крови твоя рука,
Закон один на все века -
Что победителей не судят.

       И тут гитара стала периодически издавать страшные диссонансы, струны задребезжали, хоть плачь.
       - Не пугайся, - сказала ей Королева. - Твои песни хороши, и я дарую тебе волшебные струны. Всегда, на любой твоей гитаре струны под твоей рукой станут серебряными, и на каждое слово лжи они будут отзываться диссонансом. Так посоветовал мне мой менестрель, Том из Эрсилдуна. Ибо у тебя есть дар волновать сердца, и ты веришь в то, что поешь.
       Эллен осталось только смириться с этим.
       Затем вперед выступил Арондель под руку с Хиллелиль.
       - Слушайте, жители Фэери! Ныне Эйнар, прозванный Белым Волком, сын короля Эйрика из рода Инглингов, просит руки сестры моей Хиллелиль. Да будет известно, что ради нее он пустился в дальний и опасный путь, который привел его к Замку-над-Бездной, и освобождение моей сестры едва не стоило ему жизни. Вы знаете дела и славу Эйнара Скальда, так скажите - достоин ли он руки Хиллелиль?
       Поднялся одобрительный гул. Эйнар, бледный как смерть, но державшийся гордо и прямо, шагнул вперед. Арондель соединил их руки - тонкая нежная рука Хиллелиль утонула в крепкой жесткой ладони воина.

       - Славьте же их, ибо этот союз благословлен Светом и Тьмою, и всеми Фэери!
       Рыцарь в белоснежном одеянии поднес им священную чашу, и они испили из нее, а потом чашу наполнили снова, и она пошла по кругу, ибо настал час радости и песен. Много было поднесено даров, и много спето песен, но рассказать обо всем этом не хватит сил. Наши герои, подозревавшие возможность такого поворота событий, но абсолютно к нему не готовые, не знали, что бы такое подарить. И тут Майку в голову пришла идея. Он сопоставил известные ему факты и сообразил.
       - Эйнар! - сказал он. - Мы были товарищами по оружию, и ты поменялся со мной оберегами. Прими же из моих рук меч Айренара, священный Магический Меч королей!
       Настала тишина. Эйнар взял меч, повернул его в руках, блеснули в лунном свете руны на светлом клинке.
       - Благодарю тебя, побратим, - сказал он. - Клянусь - этот меч не будет пущен в ход ради неправого дела!
       И тут было самое время для свадебных-венчальных-застольных песен. Тайка блеснула иронической песней:

Да славится мастер, искусный кузнец,
Творец ожерелий, клинков и колец.
Но трижды меж нами прославится тот,
Кто кубок для сладкого меда скует.

Тебе, земледелец, Деметры слуга,
Подвластны сады, и поля, и луга.
Ты славен - но ныне возносим хвалу
Тому, кто вино доставляет к столу.

Надежных друзей проверяет война.
Друг рядом - и сеча тебе не страшна.
Да здравствует доблесть! Но сердцу милей
Тот друг, с кем пирушка пойдет веселей.

Сидит с королем молодая жена.
Он так благороден, прекрасна она.
Им слава! Но трижды прославится тот,
Кто в честном бою короля перепьет!

       В пару к ней была песня Эллен, которая не осталась безучастным свидетелем торжества. Кроме всего прочего, отчаянный скальд ей нравился.

Будь славен король, что в боях побеждал,
Чей щит украсит сияющий герб,
Будь славен кузнец, что меч твой ковал,
Но трижды - кто выковал плуг и серп.

Дворцы и твердыни рассыплются в прах,
Речь мудрого переживет короля,
Будь славен, сеющий мудрость в сердцах -
Но кто-то должен засеять поля.

Воителю меч привычнее слов,
Опора миру, да славится тот,
Кто трон хранит и разит врагов,
Но трижды - тот, кто колосья сожнет.

Слова менестреля острее стрел,
Укор разит вернее, чем меч,
Будь славен, кто песню сложить сумел -
Но кто-то должен сложить и печь.

Вино и песни сердца веселят,
В застолье не сталь, а кубки звенят.
Будь славен тот, кто растил виноград,
Но трижды - те, что пшеницу растят;

Будь славен меч, и лютни струна,
И древняя мудрость, хранящая мир,
Будь славен кубок хмельного вина -
Да только без хлеба и пир - не пир!

Но черного хлеба ломоть в пути
Мне слаще яств королей и вельмож.
Будь славен тот, кто пшеницу растил,
Но трижды - тот, кто посеял рожь!

       Далее обрученные обменялись песнями. Начала Хиллелиль:

Вертись, вертись, мое колесо,
Прядись, прядись, шерстяная нить.
Отдавай, мой гость, мне мое кольцо,
А не хочешь если - совсем возьми.

       Ответная песнь Эйнара была воинственной:

Мне слышится вой холодных ветров,
Мне помнится лай голодных собак,
Мне ведома поступь моих врагов,
Но не ведома Ночь, а известен лишь Мрак...

Я знаю формулу смеха клинка,
Я видывал смерть и что хуже ее,
Я видел Звезду, где Луна высока
Где свет распороло Тьмы острие.

Я вечно пою гимн и радость ножа,
Я жалость сожрал вместе с мертвым врагом,
Мне имя - берсерк, Ярость - мне госпожа,
И мне все равно, что случится потом.

Моя речь - это хрип разьяренных богов,
Прежде жил я и звался Серебрянный Волк,
Мышцы рвутся от бешенства нервов и слов
И дымом - плаща черно-траурный шелк...

Один я остался, а стая ушла,
И ко мне обращаютя лишь облака,
Я уже не похож на Крушителя Зла
Но безжалостно-крепка, как прежде, рука...

       И снова было подношение даров - на сей раз чествовали наших приключенцев. Немного можно унести из Фэери, разве что удачу, радость и стремление к совершенству. Собственно, награды фей бывают именно таковы, и каждый получает по заслугам. Гил получил меткий лук и стрелы, Дракон - благословение Королевы и талисман удачи, Ари - свиток в резном футляре с изложением премудростей эльфийского рукоделья и волшебное зеркальце, Тайка - чудесную флейту с серебряным колечком вместо своей треснувшей, Инка - сияющий самоцвет, Мор - серебряные струны. А насмешливо улыбающийся Арондель поднес ему очки - оправа была старая, но выправленная просто потрясающе, стекла - прозрачнейшие и самые подходящие, да еще Арондель шепнул, что разбить их будет куда труднее. Мор радостно нацепил очки и навел резкость.
       Самый радостный подарок получил Уголек. Ему нарекли имя. Свидетелями были король Оберон и граф де Ла Тур, имечко давал Дракон, то есть Мишка Брагин - так пожелал Уголек. Мишка долго думал, потом сказал:
       - Ну что, Уголек, тезки мы с тобою - ты дракон, и я Дракон. Давай уж будем полными тезками. Нарекаю тебя Михаилом!
       И коснулся клинком своей катаны основания драконьего крыла. Уголек расправил крылья, поднял голову и издал ликующую трель. Теперь он был совсем взрослый, достойно отомстил за дедушку и папу, сберег чашу и обрел друзей. Не в этом ли счастье жизни? Михаилу Угольку пока хватало. В благодарность он выдернул из своей брони чешуйку размером в ладонь, прочную и дымчато-полупрозрачную, как крыло стрекозы, и отдал Дракону - на память.
       Анри подошел к нашим героям перекинуться парой слов на прощанье. Он был уже в рыцарском плаще, с мечом. На руке у него поблескивало серебряное кольцо с альмандином, ранее бывшее у Эллен.
       - Теперь я второй хранитель Грааля, - улыбаясь, сказал он. - Благодаря вам не в последнюю очередь. Особенно тебе, Керри.
       - О, хоть один догадался поблагодарить, - фыркнул демон. - Интересно, а демонов в ваш орден принимают?
       Анри пообещал узнать.
       - А может, споешь на прощанье? - предложил Гил.
       Теперь можно было спеть и эту песню, гимн никольеров.

Безумьем полон белый свет,
Полна безумьем тьма.
Другого обясненья нет,
И я схожу с ума.

Дидли, дидли, пой, дружок,
Дидли, дидли, пой!
Дидли, дидли, пой, дружок,
Дидли, дидли,пой!

Безумны солнце и луна,
В безумных небесах
Плывут, безумию сполна
Доверив паруса.

Дидли, дидли, пой, дружок...

Олдникольер, седой как снег,
Давно мне говорил:
"Безумен каждый человек,
Что в этот мир вступил!"

Дидли, дидли, пой, дружок...

Ты можешь этот мир спасти
Одним движеньем глаз:
Согласно веки опусти -
И не разлучишь нас.

Дидли, дидли, пой, дружок...

И плащ ее в траву упал,
Примяв застежкой рожь,
И понял я, что променял
Безумье на него ж...

Дидли, дидли, пой, дружок,
Дидли, дидли, пой!
Дидли, дидли, пой, дружок,
Дидли - вот и спел!

       Мор посвятил песню лесным эльфам и их Королеве в первую очередь.

Усталость
Долгих дорог
Тает в свете ночной звезды.
Пусть малость
Отдохнет клинок,
Конь напьется чистой воды
Из прозрачного родника,
Расплескав отраженье луны.
В Имладрисе ночь, и она
Пробудит волшебные сны.

Я снова
Пришел в этот дом,
Где не властны старость и смерть.
Шли годы
Своим чередом,
Я вернулся - и снова я здесь,
Будто вышел я лишь вчера.
Тяжесть времени падает с плеч.
В Имладрисе ночь, и она
Будет медленно течь над землей, медленно течь.

Пусть песня
Звонкой струной
Поднимается до небес.
Шум листьев
Над головой
Шепчет имя, звучавшее музыкой здесь.
В этой музыке - взмах крыла,
Шелест пенной морской волны...
В Имладрисе ночь, и она
Пробудит волшебные сны.

       Тайка спела на прощанье такую песню:

Вот и солнце зашло, наконец.
Капли времени меряют вечность.
Этот день теперь не жилец,
Тихо падает синий вечер.

Звездная сеть на небе - белые искры.
Мир и бездонный покой в черном небе царит.
Льется на грешную землю свет серебристый
И, отражаясь в росе, самоцветом горит.

Льется песни печальный мотив.
Ничего, что слова непонятны -
Эта песня о долгом пути
И о мире, таком необъятном:

"Пусть ведет нас звезда вдаль по этой дороге,
И не скоро конец, да и будет ли он?
И достанет волнений, забот и тревоги.
Путь ведет в бесконечность по кругу времен."

Смолк певец, и опять тишина,
Но осталась на сердце тревога.
Ночь манит, но теперь не до сна -
Звездный свет призывает в дорогу.

Что же, певец, ты наделал мотивом своим,
Так одиноко звучавшим в подзвездном покое?
Ведь на земле стало больше скитальцем одним.
Прочь от спокойствия манит мотив за собою...

       И самой последней спела Софи, и песня ее больше всего подходила для этого расставанья.

Поступь дней и грохот битв,
Шепот ласк и страсть молитв -
Все струною отзвенит,
Все слезой уйдет в песок.
Птичьим клином улетать,
Желтым кленом облетать,
Жизнь и смерть в одно сплетать -
Для всего настанет срок.

В дней тиару вплетены
Тьма и свет, как года дни,
Чередой пройдут они,
За собою клича нас.
Не порвав событий нить,
Вечность в двери постучит,
Время верить и любить
Сменит ненависти час.

Мы сплетаем сети слов,
Но из глубины веков
Ветра западного зов
Все призывней и слышней.
В нем - небесная печаль.
Бросив дней немой оскал,
Мы уйдем, ведомы вдаль
Чередой ночных огней,

Чашу мук испив до дна.
И останется одна
Изначальная весна
На истерзанной земле.
Пряный изумруд травы,
Золотой покров листвы,
Глубь небесной синевы,
Лун и солнц спокойный блеск.

       А потом вился хоровод на поляне, и лунный свет волнами заливал лес, и все потонуло в этом чистом свете. Пела флейта, и музыка все отдалялась, смолкали голоса, и наконец настала тишина...

       А потом было утро.
       И снова они были на знакомой поляне, у разрушенной часовни. Как будто и не уходили. Все так же, как в тот памятный вечер - спальники, оплывшая свеча на подсвечнике-корневище, рюкзаки, каны, кострище... И, судя по всему, то самое утро. Ни Ари, ни Мора, ни Эллен не было.
       За завтраком и потом они как-то остерегались говорить о своем приключении. Что-то мешало. В таком же сумрачном молчании они двинулись в путь.
       Солнце уже изрядно склонилось к закату, когда на развилке Гил увидел красочный плакат-указатель: "Веселая Англия - сюда". Потом попался еще указатель - "Холмы Фей - направо. Ноттингем - прямо. Шервуд - налево. Монастырь святого Витольда - за Шервудом. Мастера - в Ноттингеме".
       Возле ярких шатров из парашютного шелка - будущий Ашби де ла Зуш - было довольно много народу. По большей части еще в туристской одежде, но кое-кто уже и в плаще, и при мече. По мере того, как наши герои приближались, на них обращало внимание все больше и больше людей. Невысокая стройная девушка с темно-русыми волосами и носом с аристократической горбинкой, в зеленой майке и черных шортах, с ярким значком "Координатор", окликнула их:
       - Привет! Уже в прикидах?
       - Привет, Тинка! - ответил Майк.
       И тут началась приветствия, обмен репликами и все прочее - как обычно бывает у людей, которые встречаются от силы два раза в год, но тем не менее дружны между собой. Хор восхищенных похвал относился в основном к костюмам и оружию наших героев. А они чувствовали себя очень неловко - привыкли и к одежде, и к кольчугам, и к оружию. Где-то были большие города, где есть машины, телефон и телевизор, но нет и не будет ни эльфов, ни демонов, ни гномов, а вместо драконов - самолеты. Но с возвращением в город можно было еще повременить, ведь еще целых пять дней можно прожить в доброй старой Англии рыцаря Айвенго, Робин Гуда и обитателей полых холмов.
       И уже звенели струны, и Зайка подстраивала флейту, и девица в белой тунике и зеленом плаще, крашеная под блондинку, пела:

Свершили в чаще колдуны
Над Робин Гудом чудо:
При свете солнца и луны
Нет смерти Робин Гуду.
В бою он будет невредим,
Из битвы выйдет целым,
И от стальной его груди
Отскакивают стрелы.

Неправда, Робин не стальной,
Ничуть других не тверже,
И может быть сражен стрелой
Или мечом повержен.
Тогда над ним склонится друг,
Из близких самый смелый,
Чтобы у Робина из рук
Взять меткий лук и стрелы.

В заветный рог он затрубит
Над чащами Шервуда.
Пока он в схватке не убит -
Он будет Робин Гудом.
Ты можешь Робин Гудом стать,
А может, я им буду.
Вот оттого на сотни лет
Нет смерти Робин Гуду!

       Тем временем Тинка говорила Гилу:
       - ...Ну так он не приехал. Вот если бы и ты не приехал, тогда совсем... Давай, а?
       - А что? - сказал Гил. - Майк, как ты считаешь, выйдет из меня Робин Гуд?
       - Да ты скорее на Хелота смахиваешь, но в общем ничего.
       Успокоенная Тинка перешла к следующему пункту.
       - Инна, у меня тут есть девочка, хочет в эльфы. У вас ведь еще есть места?
       Инка с трудом вникла в суть проблемы и, смирившись со всем, сказала:
       - Давай ее сюда, посмотрим.
       Девочка подошла, поздоровалась и представилась - Наташа Яновская. Пока Инка перекидывалась с ней репликами и соображала, парни подозрительно замолкли и разглядывали новенькую так, что той стало неловко - не то пятно на блузку посадила, не то лицо испачкала. Она была одного роста с Инкой, стройная, с миловидным лицом и рыжеватыми локонами. На шее у нее висела блок-флейта на шелковой ленточке.
       - Игровое имя есть? - спросила между тем Инка.
       - Нет еще.
       - Слушай, у меня есть одно в запасе, тебе подойдет. Мейдриль. Значит - "Медный Блеск", у тебя волосы отсвечивают. Нравится?
       - Хорошо, - согласилась Наташа. - А если сокращение?
       Инка задумалась.
       - Может, Мериль? - предложила новонареченная.
       Инка вздрогнула. И только тут поняла, что Наташа и в самом деле чем-то похожа на сестру Аронделя, князя Темных эльфов Фэери. Майк сделал вид, что смотрит в сторону, Дракон хмыкнул.
       - Ну как? - спросила Тинка.
       - Все о'кей. Одним эльфом больше, - ответила Инка и увидела нечто такое, отчего немедленно онемела.
       Из-за поворота показалась Эллен. В черном плаще, с гитарой за спиной и сигаретой в руке. Увидев их, она остановилась, как вкопанная, но все же подошла. Никто из шумной толпы не обращал на наших героев внимания - стоят себе и стоят, может, там у них гнездо.
       Н-да, современная молодежь, даже если и увлекается по уши всякими сказками, не в силах просто так поверить во всякие необъяснимые явления. Книги - это одно, там хоть на помеле летай, а в жизни так - увы, увы, увы - не бывает! Скептицизм, материализм и прочий рационализм крепко въелся в душу современного человека, не мешая, однако, верить в колдунов, экстрасенсов и параллельные миры (Отражения или Измерения - как кому нравится). Наши герои не были исключением. Поэтому и говорили они исключительно на нейтральные темы.
       А через полчаса в главный лагерь ввалилась шумная толпа норманнских наемников - будущий отряд Мориса де Браси. Впереди вышагивал Антон, победно сияя очками. Рядом с ним шествовал погруженный в собственные мысли Мор - в сером плаще, застегнутом вельтской пряжкой, с гитарой наперевес. Антон что-то втолковывал Ари, которая была мрачнее тучи и, судя по всему, с минуты на минуту могла послать его подальше. Однако не послала, поскольку увидела Зайку и побежала с ней здороваться.
       Словом, все так или иначе занялись суетными приготовлениями последнего дня перед игрой. Но - кто знает, случайно или нет - вечером в лагерь эльфов с разных сторон и почти одновременно явились: доблестный король Ричард, вольный стрелок Робин Гуд, шотландский рыцарь Мак-Дрэгон, бродячий менестрель Тай де Диа, иоаннит Мишель де Морран, валлийская ведьма Арианрод и английская ведьма Элен. В эльфийском лагере было тихо и пусто - почти все ушли в Ноттингем пообщаться. У костра сидели только Инка и Наташа.
       Разговор не клеился долго. Наконец Инка не выдержала:
       - Что, будем в молчанку играть? Я не я и шпага не моя? - она указала на шпагу Мора. И тут все поняли, что пришли сюда, чтобы убедиться - нет, это не сон, это было, было с ними.
       - Эх ты, королева эльфов, - укоризненно протянул Мор.
       - Я чувствую себя полным идиотом, - гневно сказал Майк.
       Эллен стряхнула пепел с сигареты и лениво заметила:
       - Вы не хотели мне верить. Сами виноваты.
       - А, да я не о том! Нечего было обещать нам золотые горы в нашем мире.
       - А что, кто-то сомневается в наградах фей? - невинно осведомилась Инка. - Мы все получили свое. Гил вон с луком никак не расстанется, а ты, я смотрю, так привык в кольчуге бегать, что вроде как голым себя без нее чувствуешь.
       - А на мою катану посмотри! - поддержал Инку Дракон. - И знак Владычицы - вот он, никуда не делся.
       Он продемонстрировал всем зеленый самоцвет и спрятал его обратно под рубашку. Майк, внезапно вспомнив, вытянул свой "молот Тора". Оберег был не его: вместо новенького серебряного, с блеском, - потускневший от времени, истертый, с выбитыми на другой стороне рунами, вместо цепочки крепкий шнур.
       - Значит, вот как, - произнес Майк. - Эйнар и вправду был.
       - Да есть он, - сказал Инка. - Только он там, а ты здесь. Все мы свое получили. Дракон - катану и расположение Королевы, Гил - дивной красы лук и прочее вооружение, Зайка - волшебную флейту и вечные серебряные струны, Мор - шпагу и опять же струны, Ари повоевала и поколдовала, плюс пара красивых фенек...
       - А ты? - спросил Гил.
       Инка пожала плечами.
       - А я наприключалась по уши. Да и вы тоже. Как там у Высоцкого - "а в бою испытай, что почем, что почем..."
       Эллен хмыкнула.
       - Да, я знаю, что ты считаешь нас неправыми, - ответила Инка. - Что нам теперь, удавиться, что ли? Не была ты у него в подземельях, а мы там прошли.
       - Ребята, у вас глаза сияют, - вдруг подала голос молчавшая до тех пор Наташа. - Вы такие... озаренные...
       Приключенцы переглянулись. Может, со стороны виднее, а они ничего особенного не видели. Но чувствовали, что Наташа сказала правду.
       - И, кстати, у тебя тоже струны теперь всегда будут серебряные. И дар Тома Эрсилдуна в придачу, - продолжила Инка, обращаясь к Эллен.
       - Хоть один правдоговоритель будет, - буркнула Ари. - А то тошно жить на белом свете.
       Она встала и отряхнула штаны.
       - Вы как знаете, а я спать пошла.
       После ее ухода они перебросились еще парой реплик, потом Зайка потянулась за гитарой. Серебряные струны зазвенели как-то особенно:

Обрывки снов - но это только сны,
Расплывчаты, размыты, словно тени,
Неясный блик тускнеющей луны -
И меркнут краски тающих видений
Под тихий звон неведомой струны.

Зачем - нам вспомнить это не дано,
Зачем нам знать, что мы когда-то жили?
И все же свято верим все равно
Видениям того, что раньше было.
А в памяти по прежнему темно.

И снова рог - трубит все громче он,
И блещет щит лазурной синевою,
Огонь и дым, холодной стали звон -
А может, это было не со мною?
И снова явь сменяет странный сон.

Тревожны сны, от них спасенья нет,
Но утро вновь в свои права вступает,
Уходит ночь, и меркнет лунный свет,
И нехотя тревога угасает,
А новый день опять не даст ответ.

Ну что ж, пусть все уйдет в небытие,
Пускай уйдет то краткое мгновенье,
Когда мы видим прошлое свое,
Обрывок жизни, преданный забвенью,
Твердя себе, что не было ее...

       Вот и все дела. Кто что хотел, тот это и получит. А если он и сам не знает, чего хочет? Все равно получит. Вот и получили.
       Тут к костру подошла Дара, тоже с гитарой.
       - Привет! А чего в Ноттингем не пошли? - спросила она.
       - А так просто, - ответил Гил. - Чего там делать?
       - Песни петь, - Дара уселась рядом с Инкой.
       - Ну так спой чего новенькое, - сказала Инка. - Только серьезное.
       Дара искоса глянула на нее, подумала и запела:

То было не со мной и не с тобой.
Не я тебе оплечье подарила.
Не ты мне пояс византийский дал.
Не я тебя под вечер проводила.
Не ты на аргамаке ускакал.

Не нам служили ручейки вечерню,
Не нам играла золотом река.
Не с нами это было - верно? Верно.
Мой кот, умывшись, спит у камелька,

Дорогу завалило мягким снегом,
И ни тропиночки к моим дверям.
Я сон видала: на пяти телегах
Везли гробы. Иль то к похоронам?

А может, к воскресению? Забыла.
Не ты пропал за дальней стороной,
Не я слезами очи иссушила.
То было не с тобой и не со мной.

       - Здорово, - сказала Инка. - Твое?
       Дара кивнула. Мор пробормотал что-то неразборчивое, поднялся и, буркнув "Спокойной ночи", пошел к себе в лагерь. Помаленьку разошлись и все остальные.

       Уже заполночь Инка выбралась из палатки. По берегу кто-то бродил и играл на флейте. Она направилась посмотреть, кому там не спится, и наткнулась возле палатки на Дракона.
       - Чего не спишь? - спросил он.
       - Так. Все опомниться не могу.
       Дракон хмыкнул:
       - Ты думаешь, награды без подвоха?
       - Как бы не так! Это же эльфы! Только, знаешь, хорошо, что мы не струсили. Хотя я изрядно перетрухнула. Вот Эллен хуже всех. Такая трагедия!
       Дальше она продолжать не стала - и так все было ясно. Серебряные струны, не позволяющие ни малейшего отступления от истины - достаточно тяжкая ноша.
       - Майка тоже как-то странно наградили, - перевела разговор Инка. - Ни оружия, ни чудес.
       - Ну, как сказать, - протянул Дракон. - Если в свете подвоха рассуждать, то он свое тоже получил.
       - Ты это о чем?
       - А как ты думаешь, кто там бродит по берегу в лунном свете? - заговорщицким тоном шепнул Дракон. - А это наш Горец и Мериль.
       - Мериль? Да она-то откуда здесь?..
       - Никаких чудес. Это твоя новенькая, Наташа.
       - Дурак ты, Дракон, и шуточки у тебя дурацкие... Он же трепло, каких поискать. Небось расписывает ей в красках наши похождения. Всех остальных он уже прокомпостировал.
       Дракон фыркнул и ушел. Инка пробралась через кусты и увидела на мостках две фигуры. Одна явно принадлежала Майку, а вот вторая... Второй была девушка по имени Наташа, с лицом и голосом Мериль из рода Темных эльфов. Она играла на флейте, и откуда-то с берега ей отвечала другая - очень знакомого тембра, наверное, Тайкина.
       Стараясь не шуметь, Инка выбралась из кустов и обошла их по узенькой тропке над самым берегом. В тени большой ивы вспыхивал красный огонек сигареты, выхватывая из темноты лицо Эллен. Она тоже смотрела на мостки.
       Инка, она же Моргана, королева эльфов из Холма, вздохнула и пошла спать.