У людей в погребах и подвалах горят смолистые факелы, чадя и потрескивая; в гномьих пещерах искусно сработанные лампы дают ровное жёлтое пламя; а здесь - мертвенное зеленоватое свечение гнилого дерева. От него лица пленных серы, как камень, окружающий их, а стража... ну, этих не украсит и солнечное сияние. Орки охотно обошлись бы без освещения, но оно, говорят, угнетает душевные силы невольников, и так за ними легче уследить. Вот и тлеет, тлеет гнилой огонь по стенам бесчисленных подземелий.
       "А вообще-то следить и незачем, - ворчат скучающие стражи. - Копи глубоки, цепи прочны, а руки их - смешно даже! - тонки и слабы. Но Высшие велят не спускать с них глаз. Им, значит, виднее".
       Не боль, не голод и даже не тяжкий труд истощают их. Не видеть смены дня и ночи, зимы и лета, не иметь возможности остаться наедине с собою или увидеть любимые лица, услышать новое слово или обдумать новую мысль - вот истинная мука; и вечный грохот рудника, и безжизненный свет, и короткие цепи ненавистны им как овеществленные знаки неволи. Вспоминать былое здесь больно, и потому они даже имен своих друг другу не называют - во владениях Врага прекрасные эти имена звучат издёвкой...
       Да, они слабы теперь - умелые мастера, славные воины, знатоки законов мироздания, потерявшие всё, что лю