***

       Нашел недавно свалку оставшихся после обработки обрывков звериных шкур, набрал много довольно больших кусков кожи, подровнял их и сшил медвежьими жилами в книжицу. Это, конечно, не пергамент, но чернилами, изготовленными из дубового чернильного орешка и сажи, вполне получается писать. К тому же чернила эти от воды не расплываются. Каждый день со времени своего пленения я вижу столько странного и необычного, что отсутствие бумаги и чернил просто убивало меня. Теперь у меня есть возможность делать заметки о жизни и обычаях этого народа. Мало надежды, что когда-нибудь эти заметки превратятся в нечто большее, но все же, если я найду способ бежать отсюда...
       На случай, если эти заметки прочтет кто-то, умеющий читать: сие писано Бэльтиром из Эльдалондэ, попавшим в плен к гватуирим, прозываемым также Народом Тени, в начале аста йаванниэ йэн 2194. Если есть возможность, передайте эти записи в Виньялондскую Школу Следопытов.

***

       У гватуирим есть предание, что великий вождь (на чьем кургане мы так неудачно начали вычисления) некогда возродится, объединит все кланы и вернет земли, захваченные го-хиллег, Морским Народом. С будущим возрождением этого великого вождя у них связано множество поверий. К примеру, считается, что он родится под "опорой неба" - как традиционно называют они и дуб, и копье. Но дуб для замужней женщины запретен, она не имеет права подходить к нему или касаться его, поэтому предсказание обычно относят к копью. Вот почему рожать женщина у гватуирим обязана под скрещенными копьями своего мужа, пусть даже она и не принадлежит к клану Волка, где должен возродиться Волк (как они называют своего будущего Вождя).

***

       Сегодня Утреннее Облако принесла мне пучок гусиных перьев. Оказывается, она видела, как я пишу дневник. Только попросила меня поклясться, что от этого колдовства не будет вреда ее родственникам. Мне снова не удалось разубедить ее на этот счет. Она долго выясняла, к какому тотему я отношусь, и мы порешили, что клятва Белым Древом устроит нас обоих.

***

       Брачные обычаи у них также весьма странны. Обычно о браке договариваются родители, а чувства молодых в расчет не принимаются. Но возможен также брак посредством похищения невесты, который, как ни странно, тоже законен при соблюдении определенных условий: девушка считается законно похищенной, если ее пронесли на руках на пятьсот шагов от ее жилища. Обычно это ведет к кровной вражде между семьями. Не всегда похищение совершается против воли девушки, но выполнение формальностей необходимо. Да, важное примечание: браки у них могут заключаться только между представителями определенных кланов. Нарушителей убивают, в лучшем случае - изгоняют из племени.

***

       Иногда мне кажется, что я попал не к людям, а оркам: дикие чужие раскрашенные лица, переплетенные ремешками немытые космы, грязная одежда из вытертого меха и драной кожи... А их обычаи! Иногда мне кажется, что они вообще не отличают дурного от хорошего и живут как звери, повинуясь лишь необходимости, принуждающей их трудиться для своего пропитания, и желаниям собственного тела. Для души у них тошнотворные обряды, когда они мажут лица звериной кровью, а потом пляшут вокруг костра под дикие крики, пока не упадут полумертвые от усталости. С другой стороны - Утреннее Облако, кровь от крови и плоть от плоти жестоких волков (иногда они почтительно называют ее "Волчица", хотя счет родства идет у них по мужской линии, а по отцу Утреннее Облако должна быть из клана Ястреба), но такая непохожая на них! Единственное человеческое лицо среди глумливо кривляющихся звериных морд. Если бы не ее видимое сходство с родичами, я бы решил, что она из детей эдайн, похищенных гватуирим.

***

       Быт их весьма примитивен, а потому вся домашняя работа отнимает бездну времени и сил. Металлических иголок у них нет, поэтому шьют они, протыкая острой костью кожу или ткань, а потом протаскивают костяным крючком в отверстие нитку или шнур. Ткацкий станок им известен самой примитивной конструкции: столбы с перекладиной, на которую вешаются нити основы. К ним привязывают груз. Так что уток приходится протягивать между каждой соседней ниткой, а не между всеми ними сразу, как в обычном ткацком станке. Ткань получается неровная и рыхлая, поэтому они предпочитают одеваться в меха и шкуры, которые выделывают с несколько большим умением. Никаких усовершенствований они не принимают, ибо считают всякие устройства сложнее рычага злым чародейством. (Собственно, меня оставили в живых только потому, что у меня была астролябия, которую они сочли могущественным талисманом, а убивать такого сильного колдуна с их точки зрения очень опасно). Когда я сделал для дочери моих хозяев, двоюродной сестры Утреннего Облака, небольшой ткацкий станок из дерева и кости, то для уничтожения этого ужасного предмета они позвали шамана, который провел очередную длинную церемонию очищения. Потом станок сожгли, а меня в очередной раз наказали.
       Боятся они не только изобретений рук человеческих или всякого изменения в своих обычаях. Вместо того, чтобы часами наливать в мех воду из мелкого ручья при помощи горсти, я построил на ручье запруду. Запруда была разрушена (с обычным для меня результатом), а мне объяснили, что дух ручья мог прогневаться за ее постройку и что если после этого ручей пересохнет или около него случится какое-то несчастье, то для умилостивления разбушевавшегося духа может потребоваться и человеческая жертва. По их словам, когда они жили у Гватло, то каждый год духу Великой Реки приносили в жертву девушку.

***

       Я начинаю тихо сходить с ума от ненависти к этим людям. Иногда мне трудно поверить, что они человеческие существа, а не звери, ведь даже дикие животные так не поступают! Неделю назад в соседнем стойбище молодая женщина родила первенца - девочку. Ее муж хотел сына, а потому забрал младенца, которого мать даже не успела приложить к груди, унес в лес и бросил на съедение неразумным тварям! Сегодня обо всем этом, зайдя в гости, рассказывала жене вождя, моей хозяйке, сама мать ребенка, и клянусь, в ее голосе звучало настолько мало скорби и горечи, что в это невозможно поверить! Она считает, что ее муж вправе так поступать, а ребенка она не оплакивает потому, что верит - как и весь ее народ, - будто у новорожденного нет души и его смерть "не считается". Я и раньше слышал здесь о том, что новорожденных убивают по множеству причин и поводов (в голодный год, если умирает мать, если рождаются близнецы, если беременность и роды сопровождаются зловещими знамениями, или если ребенок рождается с какими-то физическими изъянами), но прежде думал, что плохое знание языка мешает мне понять смысл фигурального оборота и что речь идет о каком-то обряде, которому подвергают новорожденных - ведь смертью здесь называют и ритуальное посвящение в мужчины...

***

       Вопреки распространенным предрассудкам об этом народе, они вовсе не корыстолюбивы. При набеге на стойбище соседнего клана могут увести в плен женщин, детей, но никогда не возьмут даже крашеные деревянные бусы этой женщины или игрушки ребенка. Даже такие ценные вещи, как оружие или металлические изделия, не меняют в таких случаях хозяев. Но причина этому не врожденная порядочность, а боязнь того, что магическая связь, существующая между вещью и ее хозяином, плохо повлияет на того, кто возьмет чужое. У него, к примеру, может отсохнуть рука, или на него может упасть в лесу дерево. Я понял, что отчасти по этой причине они задолго до Эрэгионской войны отвергали все попытки завязать с ними торговлю или обмен: они с полной серьезностью верят, что чужак, одевший мех их куницы, сможет навести порчу на всех куниц в их лесах, и те умрут или уйдут. Той же природы, по их представлениям, связь народа и его земли, поэтому они так ненавидят Виньялондэ - ведь им пришлось уйти с земли, где лежат их предки и с которой связаны сила и могущество их народа. Их самоназвание можно перевести как "Народ Утраченных Жилищ". Из тех мест их, собственно, никто не гнал, но это лесной народ, и на равнине они жить просто не умеют... Поэтому им пришлось уйти от Новой Гавани, когда там вырубили леса.

***

       Женщине в этом народе оказывают чрезвычайно мало уважения. Мать и дочери доедают объедки после трапезы отца, мужа, братьев и сыновей. В мужской разговор женщине вмешиваться неприлично. Долг ее - угождать всем желаниям своего господина. Друг перед другом жены часто хвалятся своими синяками и побоями как знаками внимания мужей. Честь девушки защищают ее родные, а если она сирота и у нее нет взрослых братьев, ее считают легкой добычей, принадлежащей тому, кто ее пожелает.

***

       Как ни странно, но Народ Тени ненавидит черное колдовство и боится его! Шаман, по их представлениям, необходим для жизни народа, но бывают и колдуны, которые вредят людям, и таких "черных магов" презирают и обходят стороной! Порой, правда, человек совершенно неповинен ни в каком чародействе, но обвинение в колдовстве означает смерть. Часто поводом для подобного обвинения становится удачливость человека или несчастье с его соседом. Всякому несчастному или даже естественному случаю (как, например, смерть от старости) они приписывают тайные причины: порчу, колдовство и тому подобное.

***

       Сегодня Утреннее Облако брала меня с собой в лес показать травы. Она терпеливо ждала, пока я ковылял - из-за цепи я не могу быстро ходить - но все же успела рассказать мне про множество здешних травок. Некоторые их свойства, насколько я понял, неизвестны даже виньялондским следопытам. В какой-то момент я снова отстал от нее, а выйдя на поляну, увидел ее стоящей на коленях перед крохотным дубком не старше года от роду. Она подняла над ростком руки, и меня словно ударили в лицо - это было как картинка к какой-то старинной повести о халадинской деве. Поистине, мне почудилось, будто я вижу саму Халэт.
       Я глупец.

***

       Все их обычаи исходят из жизни и направлены к ней. Они ничего не объясняют и ничему не верят, ибо у них нет представлений, вытекающих из потребности знать или понимать. Они страшатся духов земли и воздуха, которые вызывают непогоду и заставляют с боем вырывать пищу у земли и леса. Они боятся бога Луны, который насылает зиму, нужду и голод... Боятся Матери Зверей, мертвой роженицы, живущей в лесной чаще и повелевающей животными. Боятся болезней, которые постоянно видят возле себя, смерти и страдания, что неусыпно подстерегают их. Боятся коварных духов жизни, воды, земли, огня, которые могут помочь злым черным и белым колдунам причинить вред людям. Они боятся и духов своих мертвых, и духов убитых ими животных. Вот почему и для чего им нужны унаследованные от отцов все древние правила жизни, основанные на опыте поколений. Они не знают, что происходит, они не могут сказать, почему это происходит, но лишь соблюдают правила, дабы уберечься от несчастья. И в таковом неведении пребывают они, несмотря на своих шаманов, что все необычное вызывает у них страх. Они боятся всего, что видят вокруг себя, всего зримого и незримого, что их окружают. Боятся всего, о чем говорится в преданиях и мифах их предков. У них нет представления ни о судьбе, правящей миром, ни даже высшего божества, которое заботилось бы о людях. Нет у них и точного знания зол и их причин, которое позволило бы, по крайней мере - в некоторых случаях, предупредить их и бороться с ними. Единственная возможность спасения - в следовании преданиям, унаследованным от минувших поколений. Если точно следовать этим правилам, то удастся, подобно предкам, не пасть в борьбе и обеспечить сохранение племени. С их точки зрения, порядок вещей в мире неустойчив и покоится на соблюдении правил, которые бы мы назвали правилами общежития. Таким образом, их упрямая, почти непреодолимая приверженность к запретам и предписаниям, зачастую, на наш взгляд, бессмысленных или же вредных, проистекает из страха перед окружающим миром. Тот, кто вольно или невольно нарушает правила, ломает соглашение с невидимыми силами, и, следовательно, подвергает опасности не только свою жизнь, но и существование своего клана или же всего народа - ибо именно эти невидимые силы могут в любой момент обречь людей на смерть от голода, болезней или стихийных бедствий. К духам же иных чувств, кроме страха или своекорыстных желаний, они не испытывают... Рвение и благочестие в выполнении обрядов не имеют под собой ни любви, ни доверия.

***

       Я слишком долго обманывал себя и приписывал свои чувства дружбе и признательности, а ее привязанность - сочувствию. Мне следовало оказаться мудрее - в конце концов, я старше ее...
       Все получилось как-то само собой: она растирала на камне зерна, а я наблюдал за ее ловкими и аккуратными движениями. Потом машинально протянул руку и поправил выбившуюся из-за ее ремешка жесткую прядь. Она удивленно посмотрела на меня, но я почему-то вовсе не смутился, а, напротив, сказал ей:
       - Утреннее Облако, я хочу, чтобы ты стала моей женой.
       Она спокойно отложила работу и отвечала:
       - Долго я ждала этих слов.
       От изумления я утратил дар речи.
       - Остается решить, по какому обычаю нам следует пожениться, - так же спокойно продолжала Утреннее Облако, - в жены тебе меня не отдадут. Дело даже не в том, что ты колдун и пленник, а в том, что дядя почему-то не хочет, чтобы я выходила замуж и рожала детей. Да и выкупа тебе не заплатить... Остается похищение. Когда же?
       - Что - когда?
       - Когда ты меня похитишь? - она улыбнулась, но потом ее лицо опять стало серьезным. - Я знаю: больше всего на свете ты хочешь бежать к себе домой. Но я имела ввиду иное - помнишь, я рассказывала тебе, что для заключения брака достаточно пронести девушку на пять сотен шагов от ее дома? Если только, - добавила она, запнувшись, - если только это не против обычаев го-хиллег, твоего народа.

***

       Я медленно шел, неся ее на руках, а она молчала, только постукивали на весу ее украшения. Не знаю, как я слышал это, ведь у меня в ушах свистел ветер и звенела кровь.
       В роще она спрыгнула на землю:
       - Теперь мы муж и жена по обряду Народа Леса. Что же обычаи твоего народа?
       Я сказал ей:
       - Нужно принести клятвы именами Стихий этого мира - если ты веришь в них.
       Она подняла на меня свои темно-карие глаза:
       - Неужто ты забыл? Жена переходит в клан мужа. Теперь и я из Клана Белого Древа и могу клясться теми, кем клянется твой народ.
       И я принес клятвы, которые произносят лишь единожды, и она повторила их за мной. И тогда я надел ей на палец свое кольцо.

***

       Ночью снова шел снег, и когда я утром выглянул в окно, Виньялондэ была белой гаванью до самых коньков крыш. В честь приближения мэттарэ мой целитель, лорд Альвион, наконец позволил мне взяться за перо. События, произошедшие с того времени, как я последний раз писал в этом дневнике, все еще свежи в моей памяти и, думаю, поблекнут не скоро: до сих пор перед глазами белая пустыня, покрытая снегом голая равнина. И лишь цепочка моих следов на ее глади. Так и этот пустой лист. Я должен пройти его до конца, как прошел Энэдвайт от Ангрэна до Гватло.

***

       В начале осени клан Волка откочевал за Ангрэн. Мы (к тому времени я уже привык считать Волков в каком-то смысле "своими" - в противовес Медведям и прочим, как это ни смешно) переправились через эту реку возле Врат, где она мельче и не такая быстрая, и спустились на юго-восток по ее левому берегу. Таким образом, я оказался еще дальше от Виньялондэ и мест, куда смог бы добраться, если бы мне удалось бежать: теперь от них меня отделял довольно широкий и быстрый Ангрэн. Мысль о побеге не оставляла меня, но теперь не приходилось думать о том, чтобы уйти одному. Утреннее Облако спокойно отнеслась к этой мысли, гораздо спокойнее, чем я ожидал. Как она выразилась, "и в твоем народе, и в моем женщина живет там, где живет ее муж. Как же я могу оставить тебя?". Со свойственным ей здравомыслием она принялась потихоньку от родичей запасать еду: высушенные на огне полоски мяса, копченую рыбу, орехи, травы, придающие силу и снимающие усталость - Народ Леса немало их знает, спрятала в лесу меховую одежду и дорожные мешки. Еще Утреннее Облако сказала, что с побегом надо поторопиться, пока не начались дожди, когда станет еще труднее перебраться через Ангрэн, чтобы добраться до Гватло до зимы, которая обещала быть суровой. Но я видел, что ей все же больно расстаться с братом: она стала баловать малыша и проводила с ним почти все время. Поэтому я медлил приводить в исполнение план, который мы с ней придумали: однажды ночью она должна была вытащить ключ от моей цепи у своего дяди. Если бы я знал, что все будет так, как получилось, я бы поторопил ее, но тогда...
       За несколько дней до назначенного срока ее брат заболел: его трясла лихорадка, мучила головная боль. Они давали мальчику какие-то травы и окуривали дымом можжевельника, но это не помогло: озноб не проходил, лихорадка усиливалась. Тогда жена Волка позвала старуху, которая шептала над мальчиком заговоры и прижигала ему ладони раскаленным в костре камнем. Но на следующий день Утреннее Облако прибежала ко мне вся в слезах (я первый и последний раз видел, как она плачет): малыш бился в судорогах, потом потерял сознание. Я и сам терялся в догадках: больше всего это походило на отравление каким-то растительным ядом, должно быть, ребенок наелся каких-нибудь ядовитых ягод или грибов, до которых охоч Лесной Народ. Они позвали бы шамана, но тот никогда не кочует из своей избушки возле священного дуба и кургана Волка... Я сказал ей:
       - Я мог бы попытаться помочь, но боюсь, время упущено.
       И она схватила меня за руку и повела в шатер к своим родичам.
       Кривая Нога и его жена, сидевшие рядом с больным племянником, смотрели на Утреннее Облако как на сумасшедшую, когда она просила их, чтобы мне позволили лечить ребенка.
       - Так он еще, быть может, выздоровеет, а если его станет пользовать колдун, точно помрет, - сказала Волчица. Кривая Нога долго мерил меня испытующим взглядом, а потом неожиданно дал свое позволение.
       Мальчик пришел в себя, но когда я осмотрел его, то понял, что надежды почти нет: расширенные зрачки почти не сужались от света, пульс был част и прерывист, мышцы сделались как деревянные, а руки и ноги были ледяные.
       Я сделал все, что мог. Если бы у меня был атэлас...
       Малыш умер на следующий день.

***

       Женщины выли и мазали себе лица горячим пеплом. Кто-то крикнул: "Это все колдун, колдун его отравил! Он нас всех отравит!", и все они бросились на меня. Женщины, визжа, били и царапались, пытаясь добраться до глаз. Потом к ним присоединился кто-то из мужчин. Они приволокли меня к шатру вождя и бросили к ногам старого Волка. Я помню, Утреннее Облако, пытаясь удержать их, кричала, что я ни в чем не виноват. Вождь сказал: "Живой колдун - кара богов, мертвый опасен меньше, шаман сумеет с ним справиться. Завтра мы принесем его в жертву праотцу нашему, Волку".

***

       Они связали меня и бросили в яму неподалеку от стойбища, не оставив даже стражи. Но не будь я связан, я все равно не смог бы ничего сделать - так крепко мне досталось на сей раз.
       В себя я пришел только ночью, когда похолодало. После полуночи появилась Утреннее Облако. Она разрезала веревки и, достав из-за пазухи ключ, открыла замок и сняла цепь. Потом напоила меня, промыла теплым травяным отваром раны и царапины и долго растирала онемевшие от веревок и холода руки и ноги.
       - Завтра они хотят пытать тебя огнем, а в полночь убить, чтобы сжечь на погребальном костре моего брата. Тебе надо уходить сейчас, - сказала Утреннее Облако. Голос ее был тверд и спокоен.
       Я испугался этого "тебе":
       - Почему не "нам"?
       - Потому что они слишком сильно боятся тебя и твоей мести, чтобы оставить в живых. Теперь они будут гнаться за тобой хоть до самого закатного моря. А сейчас ни ты, ни я не сможем идти достаточно быстро и не сможем запутать след так, чтобы они потеряли нас. Но я кое-что придумала, идем.
       И она повела меня в темноту, на берег реки. Я и в самом деле шел с трудом, каждый вдох отзывался сильной болью - кажется, было сломано ребро, а может, и не одно.
       - Что ты задумала? - спросил я ее, когда она, остановившись у дерева, достала из невысокого дупла сумку, кожаный мех и широкий охотничий кинжал явно нездешней работы.
       - Я надую мех, и, держась за него, ты переплывешь реку. В мешке припасы и теплая одежда.
       - Я не...
       Тут она достала из дупла еще один мешок, который дергался и рвался из рук как живой:
       - Отдай мне свой плащ и плыви.
       - Я не пойду без тебя.
       - Но нам не уйти вдвоем! Слушай: я насторожила в реке ловушку и поймала водяную крысу. Ее кровью я измажу твой плащ. Им я скажу, что убила тебя, а тело бросила в реку.
       - Но они не поверят тебе...
       - Почему же? Никто не может отнять у меня права кровной мести.
       Я не нашелся, что ответить.
       - Тебе надо торопиться - скоро рассвет, - сказал она с уверенностью, поражавшей меня в Лесном народе. И тогда я понял, что все будет по ее. Я прижал Утреннее Облако к себе и спрятал лицо в жестких смоляных прядях, пахнущих костром и травами.

***

       - Прошу тебя еще об одном - оставь мне свой пояс.
       Я снял пояс и отдал ей:
       - Я вернусь за тобой, Утреннее Облако, и все, что есть у меня - дом, родители, Остров - все будет твоим.
       - Нет, Видящий Свет! Если они узнают, что ты жив... Пожалуйста, не приходи больше к Народу Волка...

***

       Когда я выбрался на правый берег Ангрэна, край Солнца уже показался над горами. Я выжал свою одежду, подобрал палку - чтоб служила посохом - и, хромая, отправился на северо-запад. Дул холодный ветер, и под ногами хрустела замерзшая за ночь трава.

***

       Зима началась гораздо раньше, чем рассчитывали мы с Утренним Облаком, и я много раз радовался, что ее нет со мной. Съестные припасы кончились на полдороге, а потом я заболел, и от оставшейся части пути моя память сохранила лишь одно: ту самую голую заснеженную равнину. Следопыты нашли меня лежащим без сознания в паре миль от одного из своих постов.

***

       Сегодня я уплываю из Виньялондэ обратно в Умбар. Приходили прощаться следопыты, которые нашли меня. Они говорят, что Лесной Народ плохо перезимовал в этом году. Возможно, я все-таки должен был взять ее с собой. Не знаю.
       Я так и не успел привыкнуть называть ее женой.

***

       Утреннее Облако из клана Белого Древа, жена Бэльтира.
       Я откуда-то знаю, что она умерла.