Не царственной порфирой,
А лирой увлечен,
На обороте мира
Наброски делал он.

Не пойман искушеньем,
В блаженной простоте
Смиреннейшим служеньем
Считал он свой мятеж.

Расцвечивал покровы,
Узоры подбирал...
А в коконе суровом
Все ширилась дыра.

Истлевшей оболочкой,
Разползшимся тряпьем
Слетел привычный, прочный,
Когда-то вечный дом.

И посреди пустыни
Остался нехраним
От золота и сини
Ослепший пилигрим.

До черноты прозрачен,
До звона разрежен,
Был этот мир наградой
За все, чем не был он.

Ты вырвался из плена -
Так пей, пока пьяно,
Из купола вселенной
Хваленое вино!

Твой мир внезапной властью
Из праха извлечен,
Твоей напитан страстью,
Тобою наречен,

И людно в чистом поле,
И к юным небесам,
Твоей покорны воле,
Взлетают голоса.

Гремят литавры пира,
И правит торжество
На обороте мира
Сорвавшийся с него.

1994

Не трогайте его, безумца и мессию.
От жизни устают, как от любых трудов.
Вот и припал к земле, с последней мертвой силой
Зажав в зубах концы двух мертвых проводов.

Здесь неразумна жизнь, отшельник и ослушник,
Здесь самая любовь приводит лишь к беде...
Но, духом вознесясь, взывает к нашим душам
Из черной глубины поверенный людей.

1985

Будет так:
В одно из будущих лет
Родится его душа.
С неба свет упадет,
       сойдет направленный свет,
К его колыбели спеша.
И душою поняв,
       что это недобрый свет,
Заплачет дитя в колыбели.
Жизнь предписана сводом
       вещих снов и верных примет -
Волхвы, что ж вы напели!
Будет так:
       вновь и вновь
             перекладывая грехи
На чужие, слабые плечи,
Будем мучиться горькой мукой,
       раскаянием глухим -
Чем докажем, что жили? Нечем.
Уложились мы в искупленье,
       живя от креста до креста.
Чью же новую муку
       в оплату за срок,
             что отмерен?
Будет так. Я морщины деревьев читал,
       я моря и пустыни листал,
       я мудрец, но улыбка всезнанья
             превратилась в смертельный оскал
От страха, что мне
Поверят.

1986

Событие!
Сосуществуют разом
Обрывки разговоров и сует.
Случайный локоть в магазинном раже -
И тот благодарю - событие!
Я - с двадцатичетырехлетним стажем -
Сотрудник, соучастник, соживущий,
Сознанием и совестью своей -
Собрат, соученик и соучитель.
Так не жалейте на меня событий!
Сливайтесь во единое "спасибо"
За связь времен и за приставку "со",
Которая и вертит колесо,
И мы живем, и мы не ставим точки,
И мы, и даже психи-одиночки!

1986

1988

Смешение жанров заведомо пахнет провалом.
Что может невежда? Принять ремесло за искусство.
Вот так вот и было, когда я тебя целовала,
Следя одновременно за адекватностью чувства.

Вот видишь, нельзя смоделировать искренний трепет.
Но он безрассуден, как самаритянин, - и вот,
Прости меня, Боже, - он опыт из лепета лепит
И непереброженный лепет из опыта пьет.

1989

1985

А ведь не забыла, помню.
И даже не помню - просто
Бывает мне неспокойно.
Словно белеет полоска
Там, где когда-то рана...
Город за окном - не этот,
Серый и прямоугольный,
А тот - безнадежно огромный,
Пьяный и разноголосый...
А ведь если я теперь поставлю
Свечку на скамейке в парке,
То это будет, пожалуй, странно.

1988

Я обратился в слух.
И слух пошел по свету.
Ни блажью, ни обетом
Не связан вольный дух.

Вам некого стеречь
За крашеным забором.
Отпущен и свободен,
Я обратился в речь.

...И степь теперь моя,
И я ее прохожий.
Ни старше, ни моложе
Уже не стану я.

И на пути ночном
Вдали от спящих окон
Прозреешь ненароком,
Задев меня плечом.

А в доме дети спят,
И я качаю сети,
И нам тропинка светит,
Как жизнь тому назад.

Она еще видна,
Светящаяся нитка -
От дома до калитки,
От поля до окна.

1994

Так тепла и безмятежна
Середина лета!
Ветер южный, ветер нежный,
Бережок нагретый.

И еще таилась проседь
В ковылях зеленых,
И еще густели росы
На цветущих склонах...

Но уже свистела осень
В оголенных кронах.

Погоди еще немного,
Погоди немного.
Не зови меня к порогу,
Дальняя дорога.

Не проси меня у Бога,
Не зови к порогу.
Погоди еще немного,
Погоди немного.

1994

Мир замкнут в исполинское кольцо.
Потешьтесь волей и хозяйским правом!
Вот-вот он развернется к вам лицом,
Как материк, скрипящий по расплаву.

И больше не поможет ничего
Ни мне, ни вам, оставшимся без крова.
Я строил дом - вам разрушать его,
Чтоб, спохватившись, укреплять по новой.

И будет все, как в книгах и до книг, -
Безумием от рода одержимы,
Уверясь в благе промыслов своих,
Вновь натуго затянете пружину.

Сожмется до отказа - а потом
Все завершится дребезжащим звоном.
И хлынет в мой странноприимный дом
Хлам якорьков, осей и шестеренок.

И я опять сыграю эту роль -
Стареющий языческий герой,
Безвестный всадник свергнутого бога.

Родимые! Вам вех не обойти.
А я стою избушкой на пути,
А я иду встречать вас у порога.

1989

Неузнаваемые в зеркале,
В знакомых, письмах, фотографиях,
Себя ежеминутно делаем
И на ходу меняем правила.

Себя ежеминутно мучаем,
Не признавая застывания,
Как будто мало мы научены,
Как бьют в лицо неузнаванием.

На перекрестках и обочинах
Кому-то встречи назначали мы,
Теперь - неразличимо-прочие -
Глядят сквозь нас - уже с отчаяньем...

1984

Еще вольна остановиться,
разбуженно скрипит ступица,
еще зубчатка зацепила
лишь самый краешек, еще
не начат оборотам счет...

Но ни пожара, ни костра,
ни очага, ни дыма,
летит сегодня во вчера -
все мимо, мимо, мимо,
все не навеки, все спеша
под флюгером надежды,
и каждый следуюший шаг
зачеркивает прежний,
ни воздаяний, ни утрат,
ни оправданья нету,
и ни пожара, ни костра,
ни очага, ни света.

1984

Какая долгая зима.
Какая долгая - как зависть.
Все позади, и не исправить
Изъяны сердца и ума.

Какая долгая зима...
Но я у вас отогреваюсь,
На комплименты нарываюсь,
Хвалю отчаянно сама,

Не забывая ни на час
Того, возникшего счастливо,
Неощутимого разрыва,
Что лишь и связывает нас.

Мне здесь - и буря, и покой.
И за небрежной горстью крошек
На дно асфальтовых дорожек
Бросаюсь с жадностью слепой.

Вы - от желанных парусов
Ко мне протянутые руки,
Повязка, что смягчает муки,
И как же к ране бинт присох...

1986

Из безвременья вынырнув, вновь начинается детство.
Начинается время, и времени некуда деться.
Только ломит висок, невозможное видя воочью:
Гулы дальних трясений ползут под безжизненной почвой,
Глухоту разбивают литавры и хриплые трубы -
Это ветер, припрятанный с осени, пробует губы,
Это катится яблочко по исполинской тарелке,
Это рельсы смыкаются и переводятся стрелки,
Это вспучился город, растрескался уличной сетью,
Выпускает из трещин тугие ростки и соцветья,
И темнеет, и крошится лед, подгрызаемый снизу -
За обиду молчанья прорвет и ударит, как вызов! -
И не молкнет пространство, и грохот еще нарастает...
Раскрутилась праща и ослабла петля на гортани,
Расправляет суставы колодник, дрожащий под ветром,
Распрямляются улицы, смятые рухнувшим светом,
И, осмелившись грудью вдохнуть, разрывается астма
За ослепшим окошком, к жилью примороженным насмерть.

1994

- Лети над дорогой,
лети над долиной,
над полем убогим,
над речкой недлинной,
над темным оврагом в неслышном кружи вираже,
милая...
Мы попрощались уже.

Сонные ветви
нас задевают сетью.
Что же ты медлишь
в темном своем плаще,
милая...

Вот уж последний
свет за тобой исчез.

- Да разве я помню,
с какой сорвалась я крыши,
какую погоню
впотьмах за собой услышав,
безликой былинкой
прошла налетевший камень,
какую тропинку
нащупала под ногами...

Мне некуда деться.
Меня уже гонит ветер.
Уже не согреться
на этом холодном свете.
Уже не поможет
ни сила, ни воля,
ни дрожи по коже,
ни ласки, ни боли...

- Как охватила тоска,
милая!

Вместо улыбки - оскал,
милая.

Как ты теперь далека...

Я бы тебя не оставил, да ноги мои тяжелы,
а у тебя на заставе кони перепряжены,

Как охватила тоска...

А у тебя через омут ветви переплетены,
берег росою тронут, туманы с пути сметены,

Как ты теперь далека...

Ключ в дверях моих сломан, и окна затворены.

Горло мое пересохло.
За ночь земля остыла.
Звезды за горизонтом
тень твоя перекрыла.
Что там за тенью прячется,
темной волною движется...
Как же тебе там плачется,
чем же тебе там дышится,
на безвоздушном, беззвездном, бесслезном твоем рубеже,
милая!

- ...Мы попрощались уже...

1991 год. Декабрь

1.

- Я здесь один. Мне дали передышку.
Не странно ли? Серьезный и солидный,
Никак не романтический мальчишка...
Мне, честно говоря, немного стыдно.
Не за себя! За самую природу
Романтики. Тщеславию в угоду
Нагородят вагоны чепухи
И лепят кличку: это, мол, стихи.
Иная глупость прямо поражает:
Не все то зеркало, что отражает,
Не все то мысль, что вертится в мозгу.
Я согласиться с ролью не могу.
Меня силком впихнули в эту
Контаминацию сюжетов,
А обойтись без словаря -
Бардак, короче говоря.
Но раз я здесь - пускаюсь поневоле
Жемчужное зерно искать в навозе.
Что характерно - поиск не напрасен,
Но надо ж так изгваздаться!..

Что у меня за роль,
Какой в этом царстве строй,
Какие в ходу здесь нормы
И где здесь единство формы,
Зачем метроном стучит,
В каком из ладов звучит
Внатяжку струна сквозная?
Вы знаете - я не знаю.

...Бьет мерно бубен, и в кругу костров
Шаманит рифма, медленно кружится,
Переступает с пятки на носок,
Руками угли собирает, хаос
Преображает в линии, узлы,
Скрещенья, петли нового узора.
Из протоплазмы строится язык,
И то, что было словом непокорным,
Сгустившись в твердь, вцепилось в землю корнем
Ростка, что вдоль мелодии возник.

Вот хаос. Но мелодии не ждите.
Лежит непереваренная груда,
И пучится, и бродит...
Вот суфлер
Почти кричит, чтоб я вам объяснил,
В чем заключается сюжет. Сюжета нет.
Сейчас сюда войдет хозяйка дома,
И действие помчится по ухабам
Вразнос, враздрай... Пока ж мне надлежит
Вам изложить, как я - в нее - влюбился...
......................................

2.

- Мне кажется, и кажется все чаще,
Что есть во мне какая-то опасность.
Что есть во мне, помимо настоящей,
Другая жизнь, предательская память.

Иначе что ж испуганно коситься
И отводить глаза, меня пугая?
Но я со всем готова согласиться!
Я все забыла. Я себя не знаю.

...Да что за шутки - удавиться впору -
Причудливые выводя узоры,
Исподтишка раздергивать канву!..
Я существую. Правда, не живу.

Я прохожу сквозь запертые двери,
Меня в лесу не замечают звери,
Сородичи прозрачны для меня,
И до того, что только контур вижу -
Всегда не вровень - выше или ниже -
И, хоть кричи, друг друга не понять.
Сама себя я не могу коснуться,
И не могу заснуть - или проснуться, -
Гвоздь в сапоге - и тот не наяву!
Я существую. Правда, не живу.
Я выдумка, о милосердный Боже.
Кому я, кстати, жалуюсь? Ты тоже.

3.

- Ну что, опять подыщешь мне замену?
Да вижу, вижу, что дрожат поджилки,
И нож в руке дрожит, и смотришь в небо,
Отчаянно молясь о новом чуде.
Давай-давай, тебе же будет легче!
Давай, папаша, жми на рукоятку!
Лояльность доказав горелым мясом,
Вот примешься рыдать и горевать!..

Ну, праведники, верткие умы,
Чего себе в заслугу не поставят -
И самый грех...
А этот - ну, который, -
Да он не раз, должно быть пожалел,
Что завершил фантазию свою
Венцом творенья; ибо день восьмой
Уж не оставил места для фантазий.

Должно быть, мы и вправду схожи с ним.
Ведь тоже соблазняет сам процесс,
Хотя потом тошнит от результата.

Как бы то ни было, нам эта схожесть
Мешает слышать умников настырных:
Мол, мозг - лишь ответвление руки,
Парламенты, больницы, школы, тюрьмы -
Лишь умягченный шерстью голый камень
Для гнездования; фиоритуры
Литературы - воспаленье пола,
И аргументы в пользу бытия
Под стать инстинкту самосохраненья.

Да, как же!
И для этого меня
Вертели жернова тысячелетий,
Давила форма, пепелил огонь,
И речь меня глазурью покрывала!..

И вот теперь отец меня боится.

Я разве страшен? Что вы, я хорош.
Я жизнь употреблю с великой пользой,
Поскольку я не жертвенный ягненок
И кроме крови я имею разум.

Комедия слегка поднадоела.

Нож занесен, а я еще спокоен.

...Но, может, там вздохнули с облегченьем?!..

4.

- Жестокость умных книг идет не впрок
Тому, кто сам с собою не жесток.
Читайте то, что льстит воображенью:
События, бесцветные вполне,
Окрасит авторское предпочтенье
В цвета любви, презрения и скуки.
(Что равно скучно для непосвященных.)
Беседуйте с согласными, пишите
Единомышленникам, стойте на своем
И утверждайтесь в том, что мысль едина.
(Секрет открою: я сама не мыслю,
А следую извилистому руслу,
Проложенному кем-то до меня
И пересохшему.)

Не то хочу сказать.

Растерянно кружась по бездорожью,
Внезапно ощутишь ступней тропу -
И, точно в пересыщенном растворе
От встряски образуется кристалл, -
Так хаос вмиг сменяется порядком,
Движенье получает направленье,
Опору - мышцы, взгляд - ориентир.
Еще тебя преобразит дорога:
Встряхнет мешок и вывалит в канаву
Все то, что только плечи тяготит.
Переберет и душу по тряпичке -
Оставит то, что греет и целит,
А зависть и обиду переплавит
В иные качества...

(- Ах, правда ли, Сальери,
Что Бомарше кого-то отравил?
- Не думаю. Он слишком был смешон
Для ремесла такого.)

Почему бы
Не быть смешным? Притом шизофрения -
Зло не из худших. Право, недурна
Компания, где я на край дивана
Присела скромно слушать чей-то бред,
Чеканный, как скрижали Моисея -
Их, впрочем, не чеканили...

Опять
Я сбилась.

Что означает сей сумбурный сон,
Распавшийся наутро и забытый,
И псевдоисторический сей фон,
Как бы учебник, наугад раскрытый?

Я - в Петербурге? Белая зима
И барабанный рокот на параде,
Метельный свист, поземки кутерьма...
Да я же не была и в Ленинграде.

Я - среди равных? Теплится очаг,
И собеседник ясен с полувздоха,
Плед подпаленный стянут на плечах... (Привет Л.Ч.!)
Я и с собой-то уравнялась плохо.

Так что же выклюнулось из скорлупки?
А ничего. Игра
Зашла в тупик, вода утихла в ступке,
И спать давно пора.

И меркнет отсвет театральной рампы,
И стынет в тишине
Отмеренное временем пространство,
Доставшееся мне.

Игре конец. Спокойно спите, куклы,
Игре конец. Я нитки отпускаю,
И чувствую, что нет во мне опоры,
И падаю в коробку рядом с вами,
И что-то темное слепым обвалом
Шуршит и осыпается в коробку,
И грохот нарастает...

До свиданья.

1987, 1993

Осталась надежда на встречу в далеком, желанном...
Осталась надежда на встречу. Надежда осталась.
На чью-то нежданную милость, на вывих нежданный,
На тайную жалость, на некую малую малость.

На тропку с дороги, на выверт, на выгиб спирали...
Не зря же мы посохи кованой стали стирали!
Не зря же топтали обочины, ног не жалея,
И жаждой пылали, и болью земною болели!

Так вот вам награда за муку сращенного круга!..
Мы встретим, послушай, послушай,
мы встретим друг друга!
На черном, на белом, дареном, единственном свете
Друг друга мы встретим, поверь мне,
друг друга мы встретим.

И круг разомкнется над пылью и солью земною.
И наша надежда сомкнется с надеждой иною.

1994

Всем вообще,
а Руслане в особенности

"Отродье грязное лемуров!
Родня по Богу и отцу!
О стыд! Ютиться не к лицу
Нам возле этих бледношкурых,
За ними крошки подбирать,
При них от страха умирать...
............................

Нет, эти твари недостойны
На белый свет смотреть спокойно!
Довольно! В битве за свободу
Мы уничтожим всех уродов!
За мышеловки, яд и кошек
Людей поштучно укокошим!
Вперед, не требуя наград!
Вперед, кто мышью зваться рад!.."

И, распалясь неудержимо,
Мышь развернулась, как пружина,
Ее глаза огнем горят,
Мгновение - и комнат ряд
Мелькнул под лапами стальными,
И дом остался позади,
И предков дух взыграл в груди -
Она не пленница отныне!

Рыдай, Адам, и Ева, плачь!
Мышь страшная несется вскачь,
Мышь переулок проскочила,
Ее несла шальная сила,
Играла в мускулах и пела -
Мышь через площадь пролетела
По потрясенной мостовой
Над улицей полуживой,
Над лесом, речкой, лесом, полем...
Она вольна! Она на воле!
Она летит во все концы,
А с нею деды и отцы.

Мышь, полупризрак, полутело,
На небо хмурое взлетела,
Летит, раскинув два крыла,
И вот она уже в зените,
Над ней витает дух открытий!
Она руками повела -
И - прямо в сердцевину неба
Летит, раскидывая невод,
Где тучи, бешено крутясь,
Лепили тварное подобье,
Кровавым солнцем исподлобья
Горел ее бессонный глаз.

Мышь адская, полуживая,
Летит, полнеба закрывая,
Земля от ужаса трясется,
Мышь набирает высоту...
Но темный призрак унесется
В зияющую пустоту.

А мышь военно-полевая
Плывет, себя не узнавая,
Она окована шинелью,
Она окутана "Шанелью",
Чиста, как горная метель,
Она садится на постель.
Она рассвет встречает светлый,
Шуршит капель, сбегая с веток,
Не ноют раны, и чисты
Бинты, простынки и листы.
И голос смолк... Еще с повинной,
Понурив голову, идти...
Так, жизнь пройдя до половины,
Она вернулась с полпути.

Спокойно спи, моя Светлана.
Постель чиста, не ноет рана.
Котенок мягоньким комком
Свернулся под твоей ладошкой...
Не бойся мышки - рядом кошка.
Мы одеяло подоткнем,
А писк и скрежет заоконный
Уймем лежалой сырной коркой.
Вздохнем, забудем - и уснем.

P.S. Читатель, глубже посмотри:
Мы не такие изнутри.
И с удивленьем обнаружишь:
Мы не такие и снаружи.

1994