Глава 1

Веир стал вырываться, но управляющий перехватил него ещё крепче и взволок на седло. Затем он хлестнул его своей плёткой и пришпорил коня. Веир хотел было заорать - просто так, из злости и вредности, потому что, как он сообразил, ан-Гарет очевидно избегал встречи с трубящими - но не стал этого делать, вспомнив жестокие порки и ужасные подзатыльники.

Ан-Гарет ветром промчался по той же тропинке, которой прибежал Веир, и оказался на поляне, где, как думал Веир, тот крылатый и приземлился. Веиру вдруг стало невообразимо жутко - он припомнил эти кошмарные перепончатые крылья, едва заметно трепыхавшиеся за спиной того русоволосого, и клещами вцепился ан- Гарету в локоть.

- Ах ты, пакость такая! - зашипел тот и треснул мальчика по голове рукоятью пл-тки.

- Вот здесь! Дальше не надо! С крыльями! Он тут был, а я его видел!

Ан-Гарет, не обращая внимания ни на придушенные вопли мальчишки, ни на его бешеные извивания и царапания, миновал поляну и пустился той же тропой - вслед незнакомцу.

Веир завыл от ужаса.

- Молчать, скотина! Молчать, пакость! Молчать, зараза! - шипел управляющий, каждый раз яростно хлеща коня и Веира своей кошмарной плёткой.

Конь мчался как ураган, тараня склон-нные ветви и взметая прелые листья. И вдруг животное резко отскочило в сторону, споткнулось о корень и обрушилось, опрокинув своих наездников. Веир так заорал от ужаса, что сорвал себе голос и поневоле умолк. Он задел головой ствол дерева и на какое-то мгновение потерялся. Очнувшись, он увидел, как ан-Гарет пытается выбраться из-под коня, и затем, всё-таки выбравшись, ковыляет с вывихнутой ногой вперёд по тропинке, яростно хлеща плёткой по листьям и невообразимо сквернословя.

Веир снова заорал - вернее, засипел сорванным голосом, но управляющий, даже если бы и услышал его, не обратил бы на вопли, разумеется, никакого внимания. Затем мальчишка сообразил, что сейчас как раз бы самое время и дать дёру, но от ужаса и внезапности всего происшедшего с ним за эти кошмарные пять минут он не смог даже и пошевелиться.

Вдруг шум впереди прекратился. Стало тихо, и Веир снова услышал вдалеке горн. И тут, так же внезапно, как и всё происходящее в этот дурацкий день, раздался истошный вопль - это орал управляющий замком. Никогда ещё Веир не слыхал, чтобы так люди орали.

И ещ- более внезапно и устрашающе этот вопль оборвался! Веир в страшных судорогах забился рядом с упавшим кон-м, пытаясь высвободиться из всех этих ленточек, поводков и ремней, которые ан-Гарет понавешал на сво- седло, и, наконец, освободившись, кинулся назад по тропинке, навстречу трубящему рогу, ничего не соображая, ничего не замечая, желая только лишь поскорее оказаться за мощными стенами замка.

Через минуту он снова был схвачен за локоть и вздёрнут наверх.

- А это никак наш маленький мерзавец? - послышался грубый голос и за ним отвратительный хохот. - Что ты здесь делаешь, маленькая паскудная сволочь? Пугаешь мне дичь? Или наоборот?

Веир засипел, разевая рот, как рыба на крючке. На его лице был написан такой ужас, что толпа грубых охотников, окружившая пойманного мальчика, разом перестала хохотать и глумиться. Веир продолжал разевать рот и бестолково размахивать руками.

- Похоже, маленький свинёныш испугался не нас, - молвил сэр Кримган, схвативший мальчика. - А ну, сволочёныш, выкладывай, что это тебя так ошарашило, где и когда?

Никакого вразумительного ответа добиться от мальчишки, конечно же, не удалось. Он смог только указать пальцем в сторону ужасной поляны, и всё.

Сэр Кримган махнул рукой, и один из его сопровождающих поскакал вперёд. Через несколько минут, в продолжение которых вся толпа стояла, не шевелившись, он возвратился и, подъехав к сэру Кримгану, что-то сказал ему на ухо.

Сэр Кримган сорвался с места и помчался вперёд - туда, откуда только что прибежал Веир. Толпа охотников ринулась за ним - кто-то подхватил мальчишку под руки и усадил в седло перед собой - и вскоре Веир опять оказался на том самом проклятом месте, где конь шарахнулся в сторону. Охотники проследовали дальше и Веир, наконец, смог сообразить почему управляющий ан- Гарет так резко перестал орать - ему просто оторвали голову, и она валялась теперь прямо посреди тропинки шагах в четыр-х от остального тела. Вс- вокруг было заляпано кровью. Никаких следов борьбы или хотя бы возни, естественно, не было.

- Ты, ты и ты - со мной, остальные - в лагерь за народом. Засранца - в замок, - распорядился сэр Кримган. - Ничего не понимаю! Он же сейчас должен быть в Кагге! - сэр Кримган пнул ногой обезглавленное тело. - За мной!

И с тремя сопровождающими он помчался далее по тропе.

Кагга, "город греховодников", представлял себе некое нагромождение различных сооружений, расположенное на покатом склоне невысокой горы, разобраться в котором на трезвую голову действительно было невозможно. Город смотрел на юг и не испытывал недостатка в солнечном свете, несмотря на чудовищный лабиринт улочек и переходов, и нависающие верхние этажи большинства зданий - улицы располагались террасами и каждая улица находилась на уровне крыши домов, построенных на нижней улице.

С одной стороны это было очень хорошо, потому что позволяло солнцу и ветру в обилии посещать закоулки, а с другой стороны - не очень хорошо, особенно для обитателей нижних рядов, потому что все помои и прочие нечистоты постоянно текли попер-к улиц вниз, и неосторожному и неопытному гостю приходилось очень туго (не говоря уже о просто обитателях города).

Трактир "У Трёх Дураков" торчал на самом видном месте двенадцатой снизу улицы, которая теперь называлась "Тухлые Яйца". Это не было самым видным местом во всём городе - такое, конечно же, занималось замком местного повелителя, который возвышался на самой вершине горы и своими ужасающими пропорциями способствовал ещё большему опьянению населения города. Это было настолько потрясающее сооружение, что всякий, кому случилось мельком его увидать, стремглав кидался в близлежащий трактир и напивался до полусмерти. Некоторые напивались до смерти и таких, когда наутро они не подавали признаков жизни, выбрасывали из трактира на улицу или зашвыривали на крыши нижестоящих домов. Если затем тело падало с крыши в уличную грязь, те, кто это непосредственно наблюдал, разумеется тотчас же направлялись в ближайшее питейное заведение (а их становилось всё больше, несмотря на общий отток населения) и напивался там до невообразимого состояния. Ну, и так далее.

Вокруг города расстилалась каменистая полупустыня. Не так давно здесь были превосходные леса, но после поражения в Негеддейской Свалке силы Союзников иссякли окончательно и сопротивляться заклятью страшного А-Коммонога не мог уже никто. На сотни лиг распространилось Четвёртое Запустение и многие Юго- Восточные государства признали своё бессилие и медленно умирали. Кагга в своё время был грозным и хорошо устроенным городом на северо-западной границе Союза, наследным владением Иенехх, последний потомок которых теперь окончательно спивался в том ужасающем сооружении на вершине горы, которое было построено на развалинах некогда благородного и величественного замка, погибшего в разгар Негеддейской Свалки.

Некогда перекрёсток важных торговых путей, связывавших государства недавнего Союза на востоке с западными и юго- западными, теперь оказался тупиком, в который вела разбитая полузаброшенная дорога, по которой никто не ездил и не ходил - на запад. На восток же по ней теперь направлялось всё больше и больше людей - в основном тех, которые пока ещё не верили в конец света, не искали согласия с этим в бутылке и отправлялись на дальний восток в надежде на спокойствие лучшую жизнь. Но в городе пока ещё оставалось немало людей (включая потомка великого рода Иенехх, устраивавшего ежедневные пьяные буйства в том жутком замке), и город пока ещё жил...

Очень ранним утром в трактире "У Трёх Дураков" за изрезанным и изгаженным пролитыми напитками и свечным воском столом около разбитого окна сидел юноша в изорванном плаще и курил очень маленькую трубку. У него были длинные тёмные волосы, очень грязные и спутанные, бледное красивое лицо, окровавленное правое ухо, и когда он затягивался, можно было предположить, что ему доставляет большое неудовольствие сломанный зуб и вывихнутая челюсть.

Время от времени он с любопытством оглядывал свалку из пьяных храпящих тел, поломанных скамеек, битых кружек, кувшинов и прочих сосудов, употребляющихся в связи с распитием спиртных напитков, разбросанных ножей, дубинок и прочего незамысловатого оружия. Оглядев всё это, он выпускал драконовский клуб ароматного дыма и бросал задумчивый взгляд в разбитое окно, откуда временами накатывал помойный смрад, освежённый ранним утренним воздухом. Юноша морщился и вновь отгораживался от окружающего гигантским клубом дыма, объём которого не увязывался с размерами его маленькой трубки.

Однако в то же время было совершенно очевидно, что он появился в этом весёлом трактире только что, он с дороги, он очень устал, он избит, голоден, испытывает сильную жажду и кого- то ждёт.

Наконец, появился заспанный ошалелый служка, волоча какой- то кувшин и, расплескав половину его содержимого, наполнил глиняную кружку какой-то жидкостью.

Юноша был, очевидно, настолько измучен дорогой и драками, что схватился за кружку и выпил всё, что в ней находилось тремя огромными глотками. Потом он поморщился и снова схватился за свою спасительную трубку.

Наступила тишина, нарушаемая только хлюпаньем текущих по улице нечистот. Ранние солнечные лучи с трудом пробивались сквозь осколки непрозрачных стёкол, которые ещё оставались в оконных рамах, и пыльный воздух, стоявший в трактире. В помещении царил загадочный полумрак, изредка пронизываемый яркими бликами около пробоин в оконных стёклах.

Вскоре груда тел посреди трактирной залы закопошилась, и из-под неё выкатился огромнейший детина в страшно изорванной и изрезанной одежде. Не размыкая глаз, он направился к сидящему у окна юноше, опрокинув по дороге те два стола из трёх, которые ещё не были опрокинуты, отобрал у юноши кувшин, выпил всё, что в нём оставалось, разбил его об стол, смахнул осколки на пол, уселся напротив невозмутимо посасывающего свою трубку юноши и произнёс:

- Хочешь, я тебя стукну?

При этом глаза его оставались закрыты, а голова - запрокинута назад так, словно основание черепа у него было жестоко искрошено.

- Не хочу, - отвечал юноша, выпуская очередной драконовский клуб дыма.

- А я тебя всё равно стукну, - молвил детина.

Последовала долгая, томительная пауза. Детина продолжал сидеть с запрокинутой головой, юноша продолжал курить трубку.

- Вот сейчас я тебя стукну, - пробормотал детина.

Через некоторое время, когда юноша уже набил и раскурил свою вторую трубку, детина проснулся окончательно и уставился на своего собеседника.

- Ты чо? - вопросил детина, трогая жуткий синяк у себя под глазом и морщась.

Он, видимо, собрался ещё раз предложить свои услуги по нанесению побоев и телесных повреждений, но в это мгновение в зале опять появился служка. Спотыкаясь о бесчувственные тела, он кое-как донёс до единственного неопрокинутого стола плошку с какой-то загадочной снедью. Едва только юноша протянул руки к своему завтраку, как детина сграбастал плошку и принялся громко чавкать, загребая еду прямо руками.

В это же мгновение входная дверь распахнулась - очевидно, от удара ноги - и на пороге возник ещё один юноша. Он тоже имел длинные, спутанные и взъерошенные волосы, которые, однако, были совершенно неопределённого цвета. Из его левого уха торчала огромная, страшная серьга. Он был облачён в измятый и подранный охотничий костюм, причём было совершенно очевидно, что, собственно, для охоты этот костюм не использовался уже лет около ста. Многочисленные пятна указывали на то, что в этом костюме было посещено чрезвычайно большое количество попоек и празднеств прочего рода, так же как и проведено значительное количество ночей в лужах, под заборами и в прочих свинятниках.

Второй юноша был очень худ и угрюм. Мрачным взглядом он окинул общую свалку и произнёс совершенно угрюмо:

- О-о, я вижу добрый Тукка уже принялся за свой завтрак, отобранный им, как всегда, у случайного посетителя. О-о, я также вижу, что свирепого Тургубадука, по всей вероятности основательного погреб-нного под какой-либо из куч бесчувственных тел, я, собственно говоря, и не вижу. Так же, среди посторонних отвратительных запахов, я ощущаю, - тут он громко втянул носом воздух, - чудесный аромат совершенно незнакомого мне табака.

Распинав по дороге несколько туш, он подош-л к уплетающему чужой завтрак детине и треснул его по голове своим маленьким кулаком.

- О, гадкий мерзавец, отобравший у раннего и незадачливого посетителя его скромный завтрак! Кстати, Трёх Дураков нужно бы ещё раз выпороть на площади за столь отвратительную еду, скармливаемую им пьяным рожам. Но ты-то зачем, о чужеземец - ибо я определяю то, что ты явился сюда из дальних кра-в, по аромату твоего восхитительного табака, подобного которому здесь не найти лет как уже около ста - явился сюда, в столь гнусное и отвратительное заведение, не представляющее ни малейшего соответствия правильным и благородным чертам твоего лица, по коим я могу судить о твоем едва ли не царственном происхождении. Скажи, что ты делаешь здесь в столь ранний и неурочный для пьянств и кровавых побоищ час, и тебе будет оказана посильная помощь, ибо я хоть и злой, но иногда очень добрый.

Произнося слово "добрый", он ещё раз треснул детину, который в это самое время с увлечением вылизывал плошку, по голове.

- Я жду человека, - ответил юноша в плаще, выпустив клуб сладкого дыма.

- Что-о?! - заорал вновьпришедший юноша и дико захохотал, избивая детину своими кулачками. - не будешь ли ты столь мил и великодушен ещё раз повторить то интересное слово, которое ты только что упомянул? Человека?! Увы, - тут он обратился в серь-зность, - человека в этих местах не найти с тех самых пор, когда гнусный негодяй Коммоног впервые помыслил об этой земле.

- Тот, кого я жду, должен был прийти с востока, - отвечал юноша с трубкой.

- И что, не приш-л?

- Опаздывает уже на две четверти часа.

- Сколь долго ты собираешься ждать его?

- До тех пор, пока не пойму, что он уже не придёт.

- С твоей стороны было преглупо назначать встречу в эдаком месте. Здесь тебя могут убить и выбросить твоё тело на улицу.

- Место было назначено тем человеком.

- Послушай, что я скажу тебе. Весьма очевидно, что в этом отвратительном городе делать тебе совершенно нечего, кроме как того, что тебе в этом городе делать есть. Пребывание в этом городе за пределами укрепл-нного помещения может сказаться на твоей судьбе роковым образом. Поэтому я предлагаю тебе свой кров, который более-менее безопасен и не столь грязен и отвратителен, как всё прочее в этом городе.

Здесь он ещё раз треснул по голове позавтракавшего детину, замыслившего в этот момент отобрать у курящего юноши трубку.

- Как только ты освободишься, направь свои стопы к воротам гордого замка Иеннех, и там ты тотчас же будешь накормлен более- менее сносной едой, напоен не столь отвратительным пойлом, которое только и может быть найдено здесь, и вообще сможешь попросту отдохнуть и залечить свои страшные раны - если ты скажешь мне сво- имя, дабы я смог отдать соответствующие распоряжения стражникам у ворот и прочим мерзавцам, гнуснейшие хари которых я имею неудовольствие наблюдать с утра и до самого вечера, когда я несколько забываюсь стаканчиком крепкого...

Здесь он сотворил на лице такое выражение, по которому стало понятно, что память об одном из последних стаканчиков крепкого всё ещё крепко сидела у него в голове.

- Назови мне то имя, которым ты желаешь, чтобы тебя называли в этом мерзейшем селении.

- Меня зовут Каохха, - проговорил юноша с окровавленным ухом и опять выпустил гору дыма.

- Превосходно. Тебя будут ждать. Прич-м, я надеюсь, ты понимаешь, что будут ждать также и от тебя - новостей о том, что происходит в том неуютном мире за пределами этого ещё более неуютного города и его владений...

С этими словами худой юноша в изгаженном охотничьем костюме схватил за шиворот огромного детину и поволок его к двери. Детина принялся было отбиваться и сопротивляться, как в это мгновение на трактир "У Трёх Дураков" обрушилась лавина событий.

Из кучи валявшихся на полу тел высунулась рука и схватила худого юношу за ногу. Он свалился под стол, за которым так и не удалось позавтракать другому юноше, назвавшемуся Каоххой, и на него навалился огромный Тукка. Худой юноша произн-с несколько страшных ругательств, упомянув между делом, что у него, как ему кажется, теперь вывихнута рука, и тот, который назвался Каоххой, наклонился под стол, чтобы помочь ему высвободиться.

Здесь в трактир с улицы ворвался грохот копыт, и в окно влетел какой-то непонятный предмет, расколов остатки невыбитого стекла. Этот предмет приземлился на там самом столе, за которым ещё пять секунд назад сидело двое и один стоял рядом, и со страшным треском разорвался на крохотные клочки.

Эти клочки изрешетили всё, всё что находилось на уровне или выше столешницы. Толстая крепкая доска, видавшая на сво-м веку и не такое, оказалась вся выщерблена и искромсана, но те, кто в это мгновение находился под нею, остались в совершенной целости.

Юноша с трубкой резко выпрямился и, конечно, затылком ударился о столешницу. Детина по имени Тукка вырвался из под стола, схватил опрокинутый рядом стол и швырнул его в дверь, в которую в этот же самый миг собирался войти какой-то человек, теперь валявшийся без сознания на пороге.

От грохота некоторые тела на полу зашевелились, и на поверхности показался ещё один детина, который, также не размыкая глаз, избил несколько сваленных рядом туловищ, вскочил на ноги и заорав, схватил другой опрокинутый стол, запустил им во внутреннюю дверь, в которую собирался вбежать кинувшийся на грохот служка и теперь также валявшийся без сознания на пороге.

Юноша в охотничьем костюме со стонами выбрался из под стола, и бросился на улицу, споткнувшись о лежащее на пороге тело и обрушившись на него. Юноша с трубкой метнулся за ним и выбежал на середину улицы. Другой юноша вскочил с распрост-ртого тела и с ругательствами пробежал с десяток шагов вслед пыльному облаку, которое только что скрылось за пологим поворотом улицы с западной стороны.

Солнце стояло уже достаточно высоко; становилось всё жарче, ветра не было никакого, и марево колыхалось над крышами домов нижних улиц и вдали над каменистой пустошью вокруг города.

Из трактира выбежали два детины и ринулись было в разные стороны наутёк, как вдруг весь трактир с невообразимым грохотом взорвался и разлетелся на куски!!! Всех четверых сильно поранило обломками, но все остались живы и в состоянии самостоятельно передвигаться и рассуждать.

Из соседних домов повыпадали хмельные рожи и принялись еле ворочая языком, перебраниваться. Почти сразу же завязалась отчаянная потасовка.

- А теперь нам самое время покинуть эти развалины, - произнес юноша в охотничьем костюме, приложив ладонь к окровавленному лбу и морщась. О-о, мой добрый и верный Тургубадук, - тут он пнул ногой барахтавшегося в уличной пыли и грязи второго детину, - как счастлив я, что ты ныне со мною, а не среди этих гнусных развалин, м-ртвый и кровоточащий, - он окинул взглядом то, на чём только что ещё висела вывеска "У Троих Дураков". - И что ты думаешь по этому поводу, добрый Каохха? - спросил он, повернувшись к другому юноше, у которого теперь были окровавлены оба уха.

- У меня имеются некоторые соображения, - сказал тот.

- Теперь-то ты понял, что тот человек уже не придёт?

- Единственное, что я желал бы узнать, кем был тот, которого снёс столом добрый Тукка, - сказал темноволосый юноша, посмотрев на дымящиеся развалины.

- Тогда пошли, - молвил юноша в охотничьем костюме и направился вдоль по улице на восток.