(Конец Века Свободы - начало Темного Века)

Имлад был потомком смешанного брака между Тэлери и Нолдор. От матери-Тэлери он унаследовал мягкий, спокойный нрав, задумчивые серые глаза, мягкие черты лица и бархатистый голос, от отца-Нолдо - упорство, самообладание и волосы цвета воронова крыла. Переливающийся серебряными колокольчиками голос, тонкие, умелые пальцы Мастера и любовь к своему искусству сделали его одним из лучших менестрелей Валинора - немногие из майар могли сравниться с ним. Его песни звучали на пирах Валар и в домах знатнейших эльфов. Но он стремился к большему. Терпеливо и вдумчиво он изучал музыкальные чары Ирмо, искал скрытую гармонию песен Ульмо в мелодиях моря, неделями не вылезал из мастерских Ауле, совершенствуя свою лютню. И с каждым годом его мастерство возрастало, и все больше чарующей силы было в его песнях.

Многие девушки заглядывались на красивого менестреля, но долгое время его сердце было покорено одной владычице - Музыке. А потом пришло и его время познать любовь.

Он встретил ее в садах Лориэна. Это было странно - только что он шел по усыпанной песком дорожке, и вдруг застыл, еще не понимая что случилось. Она сидела на невысокой скамье и сплетала венок, причудливо чередуя благородные ирисы и простые колокольчики, алые маки и неброские ромашки. Ее нельзя было назвать красавицей - скорее в ней была чарующее, неброское изящество Эсте, но Имлад понял, что встретил ту, кому посвятит всю свою жизнь. Она вся - от завившихся в локоны непокорных волос до недоплетенного венка в руках была подобна музыкальной фразе, тихой мелодии, созданной руками Мастера.

Она подняла глаза и их взгляды встретились┘

- Ты кто? - только и смог вымолвить менестрель, не знавший смущения даже под суровым взглядом Владыки Ульмо.

Девушка тоже смутилась, но потом дерзко вскинула потупленный взгляд, и робко улыбнувшись ответила.

- Рони, ученица Эсте. А ты Имлад, правда?

А потом были три года счастья. Они бродили по садам Лориэна, или по улицам Тириона, сидели на отвесных обрывах южных берегов Валинора, беззаботно болтая ногами, или просто глядели на небо, освещенное отблесками Дерев. Имлад забросил свое ученичество, но его песни неожиданно для него самого стали наполняться новым умением, заставляя слушателей плакать и смеяться вслед за менестрелем. А однажды Ирмо сказал ему: "В твоей музыке я слышу отзвуки песни Эа", и это было самым большой похвалой, которую мог услышать менестрель. Да и Рони теперь редко появлялась у Эсте.

А потом их недолгое счастье было оборвано не знающей жалости рукой. Был убит Финве, в отчаянии произнес свою клятву Феанор. А когда в Альквалонде пролилась кровь, погибла мать Имлада.

Он не смог остановить своих родичей, последовавших за сыновьями Финве и не нашел в себе сил оставить их. Для него это было равноценно предательству. Он уговаривал Рони остаться в Валиноре, просил ее, заклинал, но она предпочла все опасности грядущего похода расставанию с любимым. И они оставили Благословенную землю.

А потом, когда ослепшие, полузадохшиеся от дыма эльфы покидали горящие корабли, на них напали ангбандские орки. Что могли противопоставить закованным в сталь урукам эльфы, знавшие до того лишь дурашливые дружеские поединки? Только отчаянную ярость, да боевое искусство полутора сотен бойцов, посвятивших свое время ученичеству у Тулкаса и его майар. И эльфы гибли, гибли один за другим. А когда ждавшие легкой добычи, и встретившие неожиданный отпор орки откатились, Имлад нашел среди трупов Рони, свою невесту, не успевшую стать женой. Она не взяла в руки оружия, она склонилась над раненым эльфом, перевязывая раны, и какой-то орк пронзил ее копьем - просто так, для забавы.

Так кончилась жизнь менестреля Имлада. В могилу Рони он любовно опустил свою лютню, некогда созданную для него самим Ауле и пергаменты с записями песен.

Расставшись со своим прошлым, он примет новое имя - Мортанг, черная сталь. Он станет воином, жестоким и безжалостным. Руки, некогда извлекавшие из лютни прекрасные звуки, с тех пор знали лишь тетиву лука да ребристую рукоять меча. Голос, умевший придать особый вес каждому слову песни, с тех пор знал лишь короткие, рявкающие слова команд. Потом много веков спустя, когда он будет одним из лучших воинов Эльдар, прошедшим огненный ад Дагор Бреголлах и кровавую кашу Нирнаэт Арноэдиад, сумевшим уцелеть при разрушении Нарготронда и гибели Серых Гаваней, он в первых рядах воинства Света ворвется в тронный зал Ангбанда, и встретится в поединке с Темным Владыкой. И когда он найдет лазейку в защите Моргота, он все свое искусство воина, всю ненависть, копившуюся тысячелетиями, всю боль потерь вложит в один единственный удар, который рассечет лицо его противника, лишив врага зрения, и до конца выложившись в этот удар, бессильно сползет на пол Цитадели Тьмы, успев увидеть, как не знающий боли Темный Вала безуспешно пытается справиться с овладевшей им слепотой.

А несколько дней спустя, темный менестрель, один из людей Тьмы, не принимавших участия в битве, презрительно бросит ему в лицо: "Ты жесток, раб Валар". И язвительно добавит "Победителей не судят, так ведь?". И Мортанг горько и печально ответит ему "Когда-то я был таким, как ты. Менестрелем. А твой властелин сделал меня убийцей". И уйдет, не обернувшись.

Годы спустя, Гортхауэр, так и не смирившийся, с тем, что его господин был повержен в честном бою, придумает жестокою сказку об ослеплении Мелькора Курумо, и даже сам поверит в нее. И в этой сказке будет доля истины - Мелькор действительно был ослеплен порождением своей жестокости и ненависти.

Впрочем и на этом путь Мортанга не завершится - его еще ждут долгие странствия по дорогам Средиземья. У потерявшего цель жизни эльфийского воина останется лишь накопленное долгими годами искусство, да сосущая душевная пустота. И во многих битвах с Тьмой будет взлетать его клинок, прежде, чем придет его черед отправиться в Чертоги Мандоса.

Но все это будет потом, и разве что Намо, Владыка Судеб знает об этом. А пока есть лишь тот, кто раньше был менестрелем Имладом, а ныне стал безымянным воином, не имеющим пока ни воинского умения, ни знаний, - только сжигающую душу жажду мести.

И горько плакала в далеком Валиноре Эсте, оплакивающая свою ученицу, которой она была бессильна помочь. Ирмо не плакал, но боль терзающая его душу вряд ли была меньше, чем горькая печаль Эсте.