Реклама Rambler's Top100 Service     Все Кулички
 
Заневский Летописец
 
    Виртуальный орган невиртуальной жизни
3.09.99.         N 150   

О терпимости народной...

А про Ивана Ужасного интересно,
но непонятно, насколько это правдоподобно -
про терпимость народа к насилию.
То же "известно" и про средневековую Японию,
но насколько эти сведения достоверны?
Они из летописей - вроде "истории КПСС"?
Из письма
Для того, чтобы превратить историю в анекдот иногда бывает достаточно перевести одно слово. Туда и обратно.
Например, Иван Грозный - Ivan Terrible - Иван Ужасный.
И сразу вспоминается не душегуб и самодур, потомок Рюрика и Великий Князь, а Гудвин Великий и Ужасный из веселенькой детской сказки.

А про терпимость народа...

У меня все предки жили в Сызрани. Бабушка (по материнской линии) на Пензенской улице.
Частный дом примерно семь на семь метров. Вдова и четверо детей. К 37-му году жили там бабушка и два ее сына с женами. Одна дочь уехала к мужу в Батраки, а вторая - учиться в Москву.
Дом был записан на старшего сына. Ему было уже сорок. Работал он инженером на электростанции на Воложке, характер имел вспыльчивый и резкий.

В начале тридцатых годов, когда учился в Москве, он уже привлекал к себе внимание "органов". Вызывали его и распрашивали, как, когда и при каких обстоятельствах он якобы дезертировал от белочехов.
"Что значит - "якобы"! - возмутился Александр Ефимович, - У меня даже справка от комиссара есть, что я принес в штаб прицел от белочешской пушки..."
"Где справка?"
"Дома, в Сызрани."
"Напишите, чтобы прислали..."
Справку выслали. Письмо пропало.
Дядя Саша (мой дядя) ждал нового вызова полгода. Потом нервы не выдержали - пошел в "органы" сам.
Там ему сказали: "Мы тебя вызывали? Нет? Ну и иди. Будет нужно - вызовем!"

Тогда он понял, что письмо перехватило НКВД.
Обошлось.

И вот в 37-м году, когда сажали почти подряд и с конфискацией, бабушка ему и говорит: "Сашок, давай дом на двоих расписывать. Посадят тебя, куда мы все денемся? По миру пойдем..."
А чего там расписывать? Конура на две семьи со старухой.
Купил дядя Саша бревен и списанную баржу для материала и пристроил во двор еще полдома. И эти полдома оформил на себя. А полдома окнами на улицу - на младшего брата.

Вот вам и терпимость.
Неужто вы полагаете, что бабушка думала, что сын ее враг народа? Но стезя такая пошла - всех сажать. Это как стихийное бедствие, охать можно, а поделать ничего нельзя.

Дальше история развивалась так.
Техника на электростанции была вся на ременных передачах. Под кожухами, разумеется, и за ограждениями. Но женщины-уборщицы постоянно лезли своими тряпками за все эти загородки и укрытия. За нарушение техники безопасности инженер материл их последними словами. И допек - они написали на него заявление.
Пришел он домой мрачнее тучи: "Суши сухари, мать, теперь - точно посадят."
А на другой день одной из уборщиц ременной-то передачей вырвало руку из плеча вместе с лопаткой.
И не посадили!

А представьте себе, что несчатье произошло бы не завтра, а через полгода. Вернул бы его кто-нибудь из лагеря? Сомневаюсь я...
Или наоборот, человека изуродовало, а заявления еще не было. Кого бы посадили? Инженера.
Вот и получается - куда не кинь, все клин.

И как к этому можно отноститься? Да только так и можно - терпимо.
Стихия - она стихия и есть.


И жили они в этом доме все до самой смерти. И дядя Саша, и его жена тетя Нина. И бабушка умерла в этом доме, и жена другого ее сына тетя Таня, и сын ее - дядя Володя...
Я был там последний раз лет пятнадцать назад. Дом стоял еще, только жили в нем неизвестные мне люди.
Возможно, он и сейчас еще стоит, если не попал в полосу современной застройки.

Про Ивана Грозного:
Часть первая
Часть вторая


Обложка      Предыдущий номер       Следующий номер
   А Смирнов    ©1999-2000
Designed by Julia Skulskaya © 2000