Их было двести молодых парней в одинаковых черных бушлатах и с тяжелыми, длинными винтарями за плечом у каждого. Они шли неровным строем - почти толпой - по извилистой дороге, по обеим сторонам которой в низинах с камышом под слоем снега угадывалась черная слякоть. Его место было в середине колонны на правом фланге.
Шли довольно долго.
Смеркалось.
После очередного поворота впереди показалось большое село.
Какой-то мрачный человек с грубыми чертами лица, видимо, командир сказал громко:
"Возьмем село - будем ночевать в тепле..." - и больше ничего.
Колонна-толпа стала медленно стекать с дороги в редкие камыши, растягиваясь в цепь...
Сразу без перерыва ранним светлым и морозным утром он входил в село по этой же дороге. Навстречу ему шла женщина - чуть постаревшая, но столь же стройная и подтянутая, как и раньше, - его школьная учительница английского языка Нина Александровна.
"Ты? - она не удивилась, увидев его, - Подожди минутку..." - и он увидел, что она не то смертельно устала, не то тяжело больна. Ее буквально шатало.
Он взял ее за руку и повел в ближайший дом.
Комната (горница?) была большая, но большая ее часть была отгорожена сиреневой занавеской. У стены стоял длинный стол, на котором было множество кружек и стаканов, одинокий самовар и десяток недоеденных бутербродов с маслом.
Он посадил учительницу на лавку и налил ей воды из самовара.
Вошел кто-то неопределенный и откинул занавеску: за ней рядами лежали трупы молодых ребят.
Он отчетливо увидел молодое незнакомое лицо, и сиреневая занавеска снова скрыла его.
"Проснуться бы..." - тоскливо подумал он, но не проснулся потому, что это был не сон.
Он вышел и по неглубокому снегу направился к лесу.
Сзади шумели, вроде бы кричали что-то и даже стреляли, но ему было все равно.
И вдруг он почувствовал, что не может идти, а ползет. Снег был не холодный, но колючий. Он набивался за воротник и неприятно колол шею...
|
