 |
ДЕНЬ ЗА ДНЕМ |
|
Вазиф Мейланов. Другое небо.Ложные стереотипы российской демократии.Анализ Чеченского кризиса
|
ДЕНЬ ЗА ДНЕМ |
|
Вазиф Мейланов. Другое небо.Ложные стереотипы российской демократии.Анализ Чеченского кризиса
Махачкала, 1999.
В книгу вошли избранные выступления, статьи, письма и заявления В.С.
Мейланова 1989--1999 гг., материалы Следственного дела и Личного дела
заключенного.
О СЕБЕ
Я родился 15 мая 1940 года в Махачкале. До 1954 года учился в школе No1
г. Махачкалы. С 1954 учился в школе No2 г. Чарджоу (Туркмения) и окончил ее
в 1957 году. С 1957 по 1958 жил в г. Пятигорске, готовился к поступлению в
Московский университет. С 1958 по 1961 год учился на Физическом факультете
Московского университета. С 1961 по 1964 год служил в армии (рядовым). С
1964 по 1969 учился на механико-математическом факультете Московского
университета, с 1969 по 1972 -- там же в аспирантуре, с 1972 по 1978
преподавал высшую математику в Дагестанском политехническом институте.
В 1972 году написал роман "Мелькнет тигрицей".
В 1974 и в 1976 годах написал две математические работы по теории
функций действительного переменного. Последняя переведена и издана в США.
В 1977-м году написал и подписал своим именем философско-политическую
работу "Заметки на полях советских газет", в которой единственным средством
спасения общества назвал создание в стране структур свободы слова и печати,
отмену статей 70 и 190-1 УК РСФСР.
В 1978 году за "противопоставление себя коллективу и нанесение ущерба
коммунистическому воспитанию молодежи" не был переизбран Ученым советом на
должность преподавателя института на новый пятилетний срок.
С 1978 по 1980 работал бетонщиком 5-го разряда в передвижной
механизированной колонне No10 и в специальной передвижной механизированной
колонне No18.
25 января 1980 года был арестован за выход на площадь им.Ленина
г.Махачкалы с плакатом, на котором было написано:
"Протестую против преследования властями А.Сахарова.
С идеями должно бороться идеями, а не милицией.
Сахаровы нужны народу -- они осуществляют истинный, неформальный
контроль за действиями государства.
Все беды этой страны -- из-за отсутствия в ней свободы слова.
Боритесь за свободу слова для идейных оппонентов коммунизма -- это и
будет вашей борьбой за свободу слова!"
2 декабря 1980 года был приговорен Верховным судом ДАССР к 7 годам
лагеря строгого режима и к 2-м годам ссылки -- "за написание и
распространение своей работы "Заметки на полях советских газет", за выход на
площадь с плакатом и за распространение книг "Окаянные дни" И.Бунина,
"Некрополь" В.Ходасевича, "Жизнь Сологдина" Д.Панина.*
В колонии отказался от участия в исправительно-принудительном труде,
заявив письменно, что исправляться не желаю. В результате весь срок просидел
в тюрьме, в том числе более пятисот суток в карцере.
Вышел из тюрьмы на ссылку 11 сентября 1987 года. Место ссылки --
Якутия, село Намцы Верхневилюйского района.
Из ссылки в Махачкалу вернулся 25 декабря 1988 года.
С сентября 1989 года был председателем Союза демократических сил
Дагестана, затем движения "Демократический Дагестан", вышел из всех движений
и партий в августе 1992 года.
В 1990-м году издал брошюру "Из первых рук".
С 1991 по 1994 издавал газету "Взгляд" и авторскую газету "Другое
небо".
С 1994 по 1997 год работал старшим научным сотрудником Института
социально-экономических исследований Дагестанского научного центра
Российской Академии наук.
Подробней моя деятельность в Дагестане в период с 1989 по 1998-й
представлена в книге "Другое небо" (1998 год).
Как получилось, что я написал "Заметки", вышел на площадь, отказался от
принудительного труда, просидел весь срок (семь с половиной лет) в тюрьме?
Думаю, ответ будет дан в моих будущих книгах. Для этого мне придется
рассказать не только о моей жизни, но и о жизни моих отца и матери, об отце
моей матери и об отце моего отца.
Многое, наверное, станет понятно из романа "Мелькнет тигрицей" (1972),
написанного за восемь лет до выхода на площадь.
На суде я заявил, что не считаю для себя возможным быть только ученым:
"Ученого я уподобляю оружейнику, всю жизнь точащему меч, но никогда не
доводящему дела до его применения. Я ученый и солдат, я сам выковал свой меч
и сам сейчас его применяю."
Классическая русская литература XIX- начала XX века, на которой я
воспитался, которую любил и люблю, вдохновила меня на преодоление ее
излюбленного героя -- рефлектирующего интеллигента, вроде бы все понимающего
(а вот и не все!), но бессильного победить свое время, общество,
обстоятельства.
Литература с малых лет была для меня родной средой обитания, математика
дала мне логический позвоночник, приучила сначала самому испытывать на
прочность свои рассуждения. Специально о том не думая, всей своей жизнью до
25-го января 1980 года я оказался подготовлен к сражению с коммунизмом.
1999 год.
ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ
25 января 1980 года, в день моего ареста, сотрудниками КГБ из ящиков
моего письменного стола было изъято все их содержимое. Под арест попали и
подготовительные материалы к будущим работам.
После моего возвращения из тюрьмы и ссылки , в декабре 1991 года все
бумаги с моими записями были мне возвращены.
Цитируемая ниже запись сделана в 77-78 годах -- это черновик
предисловия к работе "Заметки на полях советских газет". ( Лист 19, том 8
Следственного дела 1980 года).
"На одной из лекций перед математиками МГУ я выдвинул тезис о
необходимости каждому участвовать в устрояющей деятельности --
метадеятельности, политике. Иначе ученый превращается в Архимеда из
анекдота: рушится мир, враги штурмуют остров -- он погружен в занятия
кривыми, и только одна просьба: "не тронь моих чертежей", и эти слова --
солдату!!
И солдат, восхищенный такой преданностью науке, разваливает "архимеду"
голову...
Первая встреча с солдатом оказывается и последней: не оценив, и т.п.,
солдат разваливает "архимеду" голову.
Помню вопрос ко мне: "Что значит заниматься политикой, как это можно
делать в СССР?"
Для каждого человека политика, занятие политикой -- это прежде всего
осведомленность.
Встречать во всеоружии событие истории, политическое событие, каждый
новый шаг правительственных преступников.
Для понимания сущности коммунистической организации общества, сущности
"человека нового типа" нет нужды лазить в сейфы и перехватывать директивы
ЦК: все нужное есть в доступных источниках, которые требуют лишь прочтения
открытым оком.
----------------
Дело в том, что, как искусно и дальновидно ни корректируй историю,
критических ситуаций в ней, видимо, не избежать, посему нужно специально
готовиться к этим быстротечным схваткам с историей, к действиям в особом
поле, когда "все плывет в радостном опьянении". [Это написано мною в 78
году, а упоминаемая в тексте "лекция перед математиками МГУ" была прочитана
мною в конце 68-го--начале 69-го. Я был в то время студентом 5-го курса
мехмата МГУ. Ко мне явилась делегация первокурсников с предложением прочесть
лекцию на любую избранную мною тему: "Говорят, у вас своя философия...".
Лекции надо было дать название (для объявления). Я назвал ее "Умеем ли мы
любить?". Уже тогда, начав с темы любви, с умения чувствовать природу (я
привел небольшое стихотворение древнегреческой поэтессы Праксиллы и
некоторые места из "Зеленых холмов Африки" Хемингуэя, я закончил темой
политики, устрояющей деятельности].
"2. Демократия невозможна при безвластии или при слабой государственной
власти. Почему? А потому, что одним из принципов демократии является:
"свобода одного кончается там, где начинается свобода другого". Если мы
представим области свободы каждого человека кружком, то, в этой модели,
демократическое общество должно обеспечить неналожение этих вот кружков друг
на друга. А что в демократическом обществе обеспечивает это неналожение
кружков? Органы принуждения демократического государства. Они, эти органы
принуждения к демократическим правилам жизни, должны быть суперсильными, ибо
люди стремятся расширить область своей свободы и своих прав за счет свободы
и прав другого, других. Вот почему я во всех выступлениях особое место
отвожу проблеме построения сильных правоохранительных органов. Сегодня, на
мой взгляд, это одна из важнейших организационных и кадровых задач, решение
которой обеспечит стабильность и, тем самым, условия для выведения
республики из кризиса. Органы принуждения к соблюдению правил свободы должны
перестать быть главноуговаривающими, а начать и постоянно продолжать
применять силу. Для того общество им и вручает оружие. Уговаривать не надо,
от уговоров уголовники только наглеют. Народ ждет применения правой силы и
поддержит и самые жесткие меры по обеспечению безопасности каждого члена
общества."
Напечатано в моей авторской газете "Другое небо" в августе 1992 года.
"Гражданская война, в общепринятом понимании этого термина, вещь,
безусловно, нежелательная. Но... ведь в здоровых обществах непрерывно
ведется и должна вестись гражданская война: война людей, желающих жить по
правилам, с людьми, не желающими жить по правилам, а желающими
паразитировать на том, что другие живут по правилам. Это именно гражданская
война -- внутренняя, одной части общества с другой его частью. И это война,
которая должна вестись, чтобы общество оставалось здоровым.
Эта гражданская война велась (и ведется в здоровых обществах) во всех
социумах, во все времена, при всех формациях. А у нас эта очистительная
гражданская война -- тонкая, адресная, правовая -- не ведется, и потому в
обществе накапливается отрицательный заряд, необходимый и достаточный для
обыкновенной гражданской войны.
Войны, по Питириму Сорокину, понижающей уровень и качество общества, а
то и ведущей его к гибели."
Опубликовано в третьем номере моего "Другого неба" в августе 1994 года.
"На самом же деле, на мой взгляд, нынешняя Россия страдает не от
излишней полицейской силы государства, а из-за недостаточной силы его.
Из-за недостаточной полицейской силы государства нам грозит превращение
России не в полицейское государство, а в криминальное образование.
Нам необходимо усиление полицейской силы государства, это усиление --
необходимое условие демократии."
Из доклада на Ученом совете Института социально-экономических
исследований ДНЦ РАН, ноябрь 1995 года.
"Коммунистическое государство поселило у населения Советского Союза
ложную уверенность в том, что мира всегда можно добиться мирным путем, без
крови. К сожаленью, мир часто завоевывается очень дорогой ценой. [...]
демократии необходимо сильное государство. Российские демократы (Гайдар,
Ковалев, Шейнис, Явлинский, Юшенков ...), которых я после Чечни уже не
считаю демократами, не понимают этого. Они боятся сильного государства как
идеи, как принципа. Они не дошли, и им не дойти до такой мысли: сталинское,
коммунистическое государство принуждало к соблюдению законов несвободы. К
соблюдению законов свободы тоже нужно принуждать! Нужно принуждать не
заступать, не топтать свободу ближнего своего.
Этого нынешние демократические говоруны России понять не могут. Они все
хотят решить словами. Я бы тоже рад все решать словами. Но ведь не слушаются
дудаевы слов. Не все в истории решается словами. [...] К первым применившим
оружие применяют уже не слова, а оружие."
Опубликовано в газете "Эхо Дагестана" (6-12 июля 1995 года, стр.2).
"Я больше доверяю не анализу, идущему вслед за событиями, а анализу,
предсказывающему и объясняющему события, которым еще только предстоит
произойти. Вот почему я предлагаю читателям свой анализ политической
ситуации в России, данный мною 5 апреля этого года.
Вчера, сразу после выступления Б.Н. Ельцина, Р.И. Хасбулатов сослался
на 104-ю статью российской Конституции. Ответ на этот аргумент дан мною 5
месяцев назад: именно 104-я статья обнулила все статьи Конституции, именно
из-за нее у нас НЕТ КОНСТИТУЦИИ.
Сегодня утром Конституционный суд вынес вердикт Указу Президента:
неконституционен. Я 5 месяцев назад разъяснил ситуацию с самим
Конституционным судом: нарушение принципа разделения властей в действующей
Конституции делает незаконным сам Конституционный суд: он призван защищать
узаконивающую беззаконие ныне действующую Конституцию. [...]
На мой взгляд, и все остальные идеи того моего выступления -- это
размышления наперед, время и события не обесценивают их, а придают им
больший вес."
Опубликовано в газете "Новое дело" 24 сентября 1993 года.
Что значит заниматься политикой, как это можно делать в СССР? -- Через
тридцать лет после вопроса настоящей книгой я отвечаю на этот вопрос.
Как "специально готовиться к этим быстротечным схваткам с историей"? --
Алгоритма не существует. Но эта книга доказывает, что готовиться к ним
нужно, а быть готовым -- возможно.
20 сентября 1999 года.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
Я посчитал для себя необходимым высказаться о Чеченской войне, потому
что все официальные и неофициальные учителя России и мира стали на сторону
чеченских националистов, чеченских национал-освободителей, чеченских
национал-революционеров, а я именно их (национал-освободителей) считал
неправой стороной.
Потому что на сторону врагов человечности перешли все средства массовой
информации России и мира.
Потому что уже и народы, привыкшие за семьдесят лет послушно повторять
то, что им вкладывают в голову газета и телевидение, заговорили о
"странной", о "непонятной" и даже преступной и аморальной, со стороны
России, войне в Чечне.
Опять, как в семидесятые годы, в российских газетах, на телевидении, но
в отличие от семидесятых, с добавлением в ту же компанию "правозащитников",
"моральных оппозиционеров" семидесятых годов, свободного радио "Свобода",
свободной газеты "Русская мысль", учителей демократии из Совета Европы и
т.п., установилось полное единомыслие и единогласие: "имперская Россия
опять, как в былые времена, стремится грубой силой подавить, а пожалуй что и
уничтожить свободолюбивый чеченский народ, ведомый бескорыстными,
благородными борцами за свободу".
Я начал писать и сразу увидел, что одной статьей и одним выступлением
вала лжи, а то и добросовестных ошибок, не одолеешь. Нужно одолевать саму
национально-освободительную идеологию, национально-освободительную мораль,
нужно сегодняшние события взять в контексте истории, на несколько веков
вглубь.
Нужен системный анализ, нужен ответ на все аргументы защитников
национально-освободительных войн, нужно встать против правозащитников,
оправдывающих применение оружия национал-освободителями, правозащитников,
гнущих Закон в помощь взявшимся за оружие освободителям.
Первую часть я закончил в ноябре 1995-го. Передал ее для публикации в
дагестанский еженедельник "Новое дело". Главный редактор начал выставлять
мне свои возражения, которые не показались мне серьезными. Я ответил:
"Послушай, ну почему я должен каждому из вас разъяснять свою теорию
индивидуально? У нас ведь вроде бы свобода слова. Делай свое дело: приступай
к печатанию в выпусках газеты моей работы. Возражения? А ты публикуй их,
если хочешь, в тех же или в других номерах своей газеты." На это предложение
Далгат Ахмедханов выставил новый довод: стиль у меня не газетный, он больше
подойдет для научного журнала. -- А я не хочу в научный журнал! Я хочу дать
знать народу свою точку зрения. -- Вазиф, ну не могу я эту работу
напечатать.
Его заместитель прочитал работу и говорит мне: "Для нас было бы большой
честью напечатать вашу работу, но у нас открытая граница с Чечней, нам уже
угрожают, мы боимся..." Ощутили, значит, дыхание чеченской свободы.
Вот и ответ Анатолию Соловьеву на его вопрос мне в "Новом деле": почему
молчит Вазиф Мейланов? -- Потому что он не молчит. Молчит газета, в редакцию
которой входит А.Соловьев, о позиции Вазифа Мейланова.
Несколько экземпляров "Анализа Чеченской войны", доставленных в начале
1996 года в Москву В.Барончуком, были разобраны членами думской фракции
"Демократический выбор России".
Я решил послать работу в немецкий журнал "Фокус", выходящий в Москве на
русском языке. Тот же фокус с "Фокусом". -- Мы аналитических работ не берем.
-- Неправда. В "Новом деле" опубликован отрывок из вашей (Беттины Зейдлинг)
статьи в "Фокусе", и этот отрывок аналитичен. -- О-о! "Новое дело" нас
печатает! Это прекрасно! Но, простите нас, вашу работу мы напечатать не
можем.
Мне пояснений не требуется: немецкий министр иностранных дел Кинкель
горой стоит за чеченских борцов за свободу и, надо полагать, демократию (я
улыбаюсь).
Я посылаю в январе 96-го работу Ельцину, чтоб объяснить ему смысл
введения войск в Чечню: установление торжества Закона в стране. Он (т.е. его
канцелярия, за которую он несет ответственность) отправляет мою работу в
аналитический центр Эмилю Паину, насмерть перепуганному стороннику "гроздий
переговоров".
Я понимаю, что опубликовать ее должен я сам . И я решаю "себе во благо
обратить дурное": я должен объяснить мой анализ Чеченских событий моею
философией, сложившейся и двадцать, и тридцать лет назад, моими
выступлениями в печати и на телевидении, моим анализом фундаментальных
понятий: свобода, суверенитет, Закон, ныне действующая мораль, демократия,
нынешние демократы, преступность, государство и демократия, честность и
экономика, кто лучшие, как формируется социальная пирамида сегодня и как она
должна формироваться.
Я решаю, что эти идеи ценны еще и тем, что не конъюнктурны: они
высказаны мною первым, до войны, до Чечни. Именно потому они, на мой взгляд,
оказались удивительно приложимы к предсказанным мною и последовавшим
событиям.
Собранные в этой книге тексты -- не просто мысли, это политические
действия, совершавшиеся в течение десяти лет: речи в парламенте и
университете, на площади и на поляне близ Хасавюрта, разговоры на улице и
ответы в газете, заметки на полях жизни общества и официальные обращения к
законодателям.
Я считал себя обязанным издать эту книгу еще и потому, что все в ней
сказанное, считал я, имел право сказать только я: критиковать номенклатурную
демократию наибольшее право имел человек, предпочитавший называть себя не
демократом, а человеком, -- действовавший в равных со всеми внешних
условиях. Уже тогда, в семидесятых и восьмидесятых, политзаключенные
занялись тем, чем потом, в девяностые годы, прославились демократы,
пришедшие во власть -- устроением личных демократических карьер, а не
достижением общественно-значимого результата. Критиковать тех и других
наибольшее моральное право имею я.
Я один не написал заявления, ставившегося, в 1987 году, компартией СССР
необходимым условием досрочного освобождения политзаключенных. Поэтому я
один имел моральное право предъявить счет компартии за ее преступления и
потребовать Нового Нюрнберга над преступным коммунистическим государством.
Я один имел право и потому считал себя обязанным им воспользоваться.
Опять, как в 1990 году, я увидел, что во всех своих работах я куда
меньше спорю с коммунистами (эта идеология уже отходит и отойдет), чем с
демократами, думаю, что это правильно: надо спорить с и поправлять, в первую
очередь, правящую идеологию, как правоохранительным органам, в первую
очередь, надо поправлять себя самих.
Я понимаю, что главное в моей работе -- критика российской демократии,
я понимаю, что моему опыту расхождения с нынешней демократией время быть
собрану и стать достоянием гласности.
В 1977-м году И.Шафаревич (в ходе первого и последнего моего разговора
с ним) обратил мое внимание на то, что человечество умалчивает и покрывает
преступления левых, тогда как по поводу в тысячу раз меньших преступлений
правых поднимает страшный крик. На мой взгляд, причина этого явления в том,
что левые мостят дорогу в ад благими намерениями, и слабая часть рода
человеческого, не допуская самой возможности обмана, уступает, левые
обольщают добром, правые обольщают злом, культом силы и насилия -- в этом
случае зло не стесняется, и картинами такой жизни обольщается намного
меньшая часть человечества. Под левыми в разговоре понимались большевики и
полпотовцы, под правыми -- Пиночет. Я отвечал Шафаревичу идеей мировой
свободы слова, которая позволит исправлять ошибки человечества.
Я и сегодня считаю эту идею верной, но сегодня я вижу, что не все
просто с установлением мировой свободы слова: сегодня больше всего
препятствуют свободе слова демократы, они обманывают мировое общественное
мнение точно так же, как его обманывали большевики -- добром, благом,
интересами народа, демократии, свободы, человечества. Во имя этих высоких
целей можно позволять брать в заложники женщин, детей, больных, да просто
мирных жителей, можно позволять создавать освободительные армии, можно
позволять войной перекраивать границы.
Новые большевики, новые учителя человечества -- боннэр, ковалевы,
григорьянцы, новодворские, старовойтовы, юшенковы, гинзбурги, шустеры,
тольцы сегодня разрушают свободу слова, не давая слышать своих идейных
противников. На время чеченской войны демократы захватили почту, телеграф,
типографии, газеты, радио: российское радио, парижская "Русская мысль",
радио "Свобода", газеты "Известия", "Комсомольская правда", "Общая газета",
"Новая газета"... вся демократическая печать, все программы телевидения были
за чеченцев-дудаевцев. Противнику блока демократов, дудаевцев и коммунистов
печататься, как в 70-е годы, было негде. Такую мировую свободу слова
устроили борцы за свободу слова.
Нынешние демократы дискутируют только с теми, с кем полегче --
макашовыми-зюгановыми, а с теми, кто выше их, действуют по-сталински: в чьих
руках свобода слова, тот и... это самое... и прав.
4 декабря 1989 года я послал в "Русскую мысль" полемизирующую с работой
Шафаревича "Две дороги к обрыву" статью "Дороги И.Р.Шафаревича к обрыву".
Эта статья, поначалу, было, поставленная в номер, была отвергнута, как через
силу признался мне В.А.Сендеров, из-за критики позиции только что умершего
А.Сахарова. Но статья-то лежала в "Русской мысли" уже 10 декабря, до кончины
Сахарова. Что же: демократы, вроде бы выступавшие против культа личности,
творят новый, демократический культ личности Сахарова? Безусловно. Так и не
напечатали. Статью, запрещенную к публикации свободной парижской "Русской
мыслью" (а где я еще в 1989-м мог ее напечатать?), так и оставшуюся
неопубликованной, читатель может прочесть в этой книге.
Поправлять надо всех, особое внимание обращая на тех, кого поправлять
не разрешают.
Ленина, выходит по Гинзбургу, Маркса мне поправлять можно, потому что
это "наших" не обидит, а вот Сахарова -- никак нет, потому что это "наших"
обидит, потому что обидит влиятельную Боннэр и ее окружение.
В газете "Известия" за 31.12.1997г. помещено ценное признание:
"Цивилизованный мир, ужаснувшись (речь идет о публичной казни, совершенной в
Грозном на площади Дружбы народов. -- Вазиф Мейланов), задумался о том,
какой же режим утвердился там после завершившейся войны, в ходе которой
прогрессивная общественность выступала на стороне чеченского сопротивления".
"Прогрессивная общественность"? А что это такое? Это что ли сословие?
Или как-то иначе выделенная часть человечества, которая всегда права? или,
хотя бы, всегда прогрессивна? А может "прогрессивная общественность" в одних
вопросах быть правой, а в других ошибаться, и уже потому представлять угрозу
для человечества? А из кого состоит "прогрессивная общественность"? Из тех,
кто заявляет, что из них и состоит "прогрессивная общественность"? С
"прогрессивной общественностью" та же история, что с известной партией --
авангардом всего прогрессивного человечества: нет никакой "прогрессивной
общественности", правильно отвечая на одни вопросы, любая общественность
опасно-неправильно отвечает на другие. Спасение только в одном -- слушать и
тех, кто против.
Цивилизованному миру грозит стать нецивилизованным, если он и дальше
будет слушать одних только боннэр-сендеровых-гинзбургов-ковалевых,
присвоивших себе монополию на прогрессивность и демократию.
В августе 1989 года г-н Гинзбург отказался печатать мое обращение к
съезду депутатов Советского Союза с требованием проведения Суда над
компартией и коммунистической идеологией (оно напечатано в настоящем
издании). Сегодня г-жа Боннэр жалуется-вздыхает: мы не провели суда над
компартией... Так я же предлагал! А Валерий Сендеров мне возражал: "Нас
мало, а коммунистов 20 миллионов. Общество не готово". -- "То же мне
говорили в 1980-м году: вы один, общество не готово. Так я своим
выступлением его и подготовил к сегодняшнему, 1989-го года, дню. Публикация
моего обращения и будет подготовкой и нашего общества и человечества к
Новому Нюрнбергу". -- "Я, конечно, пошлю твое обращение, а там как они
решат". -- "А они не имеют права решать! Они обязаны публиковать".
"Ваши" (сендеровы-гинзбурги, сванидзе-попцовы), "ваши" виноваты.
"Себе во благо обращу дурное".
Но дурное не просто позволяет обращать себя во благо: меня лишили
работы "в связи с прекращением финансирования" моих работ: дурное велит
финансировать преступников, "ученых", коммунистов, демократов, ловко
устроившихся в сегодняшнем уголовно-демократическом обществе, но только не
меня.
Кстати, сообщаю дагестанцам, наивно полагающим, что я депутат то ли
народного собрания, то ли Госдумы, что правительство создало специально для
меня некий институт, директором которого я все эти годы являюсь, что я
занимаю некий пост то ли в Совмине, то ли в администрации города: после
возвращения в Дагестан из ссылки 25 декабря 1988 года я работал на
оплачиваемой должности только три года -- 94-й, 95-й, 96-й -- старшим
научным сотрудником Института социально-экономических исследований
дагестанского отделения Российской Академии наук. Из чего следует, что в
течение семи лет: в годы 1989, 90-й, 91-й, 92-й, 93-й, 97-й, 98-й Вазиф
Мейланов дарил своими объяснениями, предостережениями и предложениями народы
Дагестана и России бесплатно.
В 94-м году я сообразил, что долго мне платить не будут, и решил сам
себя профинансировать, 3 июля 1995 года я подал в Верховный суд Дагестана
иск к Российской федерации по возмещению вреда, причиненного мне
коммунистическим советским союзом -- содержанием в тюремной камере в течение
семи с половиной лет. Пятнадцатого апреля 1997 года Верховный суд выносит
решение возместить мне ущерб суммой в 377 миллионов рублей. Пока я не
получил ни рубля.
Я тогда решаю по-другому себя финансировать -- продаю квартиру,
рассчитывая, что государство исполнит решение суда -- заплатит мне, и тогда
я опять куплю квартиру. Но дурное не дремлет -- оно уже неплохо проникло в
государство: государство мне не платит (уже более 1,5 лет) денег, на которые
я рассчитывал. Сегодня, 11 ноября 1998-го года, я получил извещение Верхсуда
России об отмене решения Верхсуда Дагестана по моему иску и о направлении
дела на новое рассмотрение. Я остаюсь без квартиры и без денег. Меня это не
удивляет. Мою семью тоже.
С согласия жены я начинаю издавать книгу.
Она пред вами.
------------
Тексты, собранные в этой книжке не просто слова, а действия, ценность
которых еще и в том, что они совершались в то время. Они и должны сохранить
отпечаток того времени, потому я привожу их, практически, без изменений.
Время превратило тексты моих выступлений в документы. Их особая
доказательная сила в том, что все в них сказанное сказано до событий .
Чтобы дать понять читателю каковы моральные принципы, на которых я
стоял и стою, я помещаю в конце этой книги некоторые материалы из моего
Личного дела заключенного, Следственного дела, несколько моих писем и писем
ко мне.
Выражаю благодарность всем, кто помогал мне в издании этой книги:
Абдуразаку Мирзабекову, Багомеду Багомедову, Ахияду Идрисову, Давуду
Зулумханову, Татьяне Курбановой, Юлии Халиловой.
14 ноября 1998 года.
ПРЕДИСЛОВИЕ К РАБОТЕ
"РАЗОРУЖЕНИЕ И УГОЛОВНЫЕ КОДЕКСЫ"*
Работа "Разоружение и уголовные кодексы" -- первая из написанных мною в
Чистопольской тюрьме, я написал ее в марте 1983-го.
Моей философии истории неприемлема сама идея объективного политического
прогноза -- я не угадываю, а способствую. "Разоружением и уголовными
кодексами" я не угадал, а способствовал тому повороту истории, свидетелями и
участниками которого мы являемся. Эту работу читали не только узники
Чистопольской тюрьмы (на прогулках я перекинул ее Щаранскому и Порешу,
Никлусу и Калиниченко, а в камере давал читать Ельчину, Некипелову,
Новосельцеву, Ривкину, Цалитису) -- ее читала и правящая верхушка страны.
Владимир Ельчин говорил мне: "Вазиф, зачем Вы даете понять, как Вы опасны
им? Ведь они Вас уничтожат!" Зачем? Из тюрьмы, из камеры я возвращал миру
его истинное мерило -- человека, я лишал их уверенности в себе, моральной
силы, волевого настроя: на десяти страничках повергались уже и новые
псевдообоснования их внешней и внутренней политик, всей советской жизни.
Через всю работу я провожу одну мысль: главным источником напряженности
в мире является внутренняя жизнь советского союза. Доводя мысль до числа
(как я это называю), я формулирую -"Бороться за мир -- значит бороться за
отмену статей 70, 190-1 и 64 УК РСФСР и соответствующих статей уголовных
кодексов союзных республик".
Центральное рассуждение работы применимо и к сегодняшним проблемам,
например, к вопросу о суверенитете: ситуация в стране (или в республике)
определяется ее внутренним устройством, ее внутренними законами, образом
мыслей народа, уровнем душ, уровнем отношений между людьми. Если внешние
условия мешают нам становиться лучше, то есть смысл думать о внешнем статусе
общества. Но, как советскому союзу не внешний мир мешал становиться лучше
(наоборот, чем только мог подвигал его в сторону человеческого), так и
сегодня не Россия мешает Дагестану устроиться по-человечески, а внутреннее
устройство Дагестана, ложные моральные установки людей, порочные понятия,
порочные подходы...
Нужно мужество, чтобы политические проблемы решать в политической
плоскости, а не уходить от опасностей политической борьбы в национальную
плоскость.
Большевики, взяв за основу понятие класса, укоренили сначала
отчуждение, а затем и сословную (классовую) ненависть. Националисты, беря
основным понятием нацию, порождают отчуждение наций друг от друга, за этим,
неизбежно, придут и ненависть, и кровь.
Что же спасет, что может спасти? Только идея человека, только
личностный (а не классовый, а не национальный) подход к человеку, к
личности. Только создание в обществе демократических структур, безразличных
к национальному признаку. Только повышение уровня души, благородства,
человечности.
До недавнего времени я ставил главной задачей преодоление партийного
мышления, сегодня я отдаю приоритет задаче преодоления национального
мышления. Только решение этой последней не даст нам из болезни социальной --
социализма -- впасть в болезнь национальную -- нацизм.
Центральным, основным, главным и единственным понятием человеческого
общества может и должно быть только понятие человека, личности -- не класса,
не нации, не народа, не коллектива.
Мне дорог человек любой нации, я не о его национальности думаю, говоря
с ним, а о его личных достоинствах.
11 ноября 1990 года.
© 2000, Светлана Епифанова moder@mail.ru