Плутовка

Безоблачная ночь - довольно остроумная выдумка талантливой природы. Даже из такой невзрачности как городская стройка, может выйти что-нибудь эдакое, манящее своей тайной... и дальше в таком духе. Месяц, особенно если еще полный, яркие звезды на иссиня черном своде, - все это очень не дурно и возбуждает в сердце много приятных переживаний. Свет исходящий от ночных своих источников, окутывает контуры еще не остывших от трудового дня построений, словно какой-то сказочной вуалью, которая сверкает, хотя и тусклым, но глубоким, впечатляющим сиянием. Отчетливо вырисовывается лишь верхняя часть стройки, своей угловатостью чем-то отдаленно напоминающая строения египетских пирамид. В самой середине ее очень темно, и лишь жидкое подобие света достигает глубины ее недр.

Но послышался шорох щебенки: там, в темноте, внизу кто-то идет. Вот появился его маленький на фоне железобетонных нагромождений силуэт. Он идет спокойным и уверенным шагом; он выглядит задумчиво, и его, казалось, мало занимает мрачность выбранного маршрута. Но, вот он остановился; он что-то увидел. Прямо к нему приближается стая обитающих на стройке собак. Уже проявляются в темноте их белые оскаленные клыки, линяющие бока и облезшие хвосты. По сверкающим злобой глазам, не трудно было угадать, что шкала ценностей у этих одичавших друзей человека весьма занижена, а моральные принципы безвозвратно утеряны еще в канувшем в вечность щенячьем прошлом. Особенно выделялся их предводитель - рыжий гигант, который, ощетинившись и оскаливши фосфорную пасть, олицетворял в себе невесть какого свирепого зверя, больше всего напоминающего серого волка. Человек, однако, как это не странно, не потерял самообладания. Он не медленно, но и не быстро присел и подобрал с земли металлический прут (один из тех в которых нет недостатка на любой стройке). Как раз в этот момент серый волк, желая, видимо, отхватить кусочек пожирнее, бросился в атаку. Человек, проявляя завидное хладнокровие, сделал шаг вперед и слегка нагнувшись, со всего размаха махнул прутом. Металл, просвистев в воздухе, с глухим звуком опустился на то место, которым перед тем, как атаковать, псу следовало десять раз подумать. Ведь кому как не бродячим животным должно быть известно, что железные прутья и другие подобные им предметы, являются солидным аргументом в пользу существования их непосредственных держателей. Как это и следовало ожидать, удар таким предметом по голове заставил животное быстро пересмотреть свои планы и взглянуть на мир по-новому, совершенно другими глазами. Ему в одно мгновение открылась вся абсурдность идеи скушать одинокого прохожего. И как только это ему раньше в голову не приходило. Пес, сильно скуля, торопливо скрылся в лабиринтах стройки. Его хвостатые товарищи, желая поскорее убежать от неловкой ситуации, в которой они неожиданно очутились, трусцой последовали за ним, вовсю подличая хвостами и с рабским уважением поглядывая на прут.

После того, как человеческий гений в который раз уже победил проголодавшуюся фауну, человек вышел, наконец, с территории стройки, и теперь, пользуясь исходящим от фонаря светом, мы можем рассмотреть его поподробнее. Сверху он казался нам мелким, хрупким и ненадежным. Теперь же мы видим перед собой крепкого спортивного телосложения парня, у которого, несмотря на молодость, лицо приобрело уже волевые черты. Эти его черты, кстати, по-мужски были достаточно симпатичны, но без сахару, без малейшего намека на телячью нежность. В некоторое недоумение, правда, нас ввергает, какая-то непонятная, романтическая, что ли задумчивость на его лице, душевное, что ли переживание. Точнее даже не переживание, а его тень. Как-то не идет это ни к его внешности, ни к роду его деятельности. Смотреть на него было не то что противно, а как-то непривычно: как это, в таком грубом теле еще и оказывается душа имеется. Не будем также держать в секрете вид деятельности, которой он занимается. Мы, конечно, не можем не предвидеть, что наш уже так старательно слепленный персонаж, в некоторых местах здорово утратит свою популярность у читателя, но любовь к правде руководит нами так сильно, что мы скорее согласимся остановить точильный камень зубами, нежели хоть на сантиметр отойдем от истины. Он был, что называется, бандитом. Правда, мелким, но бандитом. Никогда он, конечно, не кричал "зашибу" и не несся на одинокого прохожего с оглоблей. Нет, этого всего не было, это было бы слишком грубо, пошло и неблагородно, а вот утонченно положить утюжок на брюшко несговорчивого предпринимателя, - это был уже его профиль. Он сравнительно недолго занимался этим родом заколачивания денег, но был достаточно решительным и жестким человеком, что бы в своем кругу иметь достаточное уважение и положение. Как же могло случиться, что на лице такого экземпляра как наш, вдруг да выражается какое-то там душевное переживание, томление и еще черт знает что такое. И если мы перелистаем время на несколько страничек назад - скажем, недели так на две - то перед нами откроется совершенно удивительная история и все сразу станет ясно.

Санек (а именно так его звали), любил после трудовых своих достижений, что называется, гульнуть с корешами. И вот, однажды вечером, он, с одним из своих закадычных друзей, чувствуя во рту привкус перцовки, шел по своей улице и дышал полной грудью. Дышать полной грудью было приятно по ряду причин. Во-первых, воздух после только что прошедшего дождя был чист и нежен; во-вторых, погода шептала и у него было хорошее настроение; в-третьих, не дышать он просто не мог - привычка, знаете ли,- вещь назойливая. Стопы их, как это не сложно угадать, были направлены к универмагу с легким намеком на виноводочный отдел. Веселящий огонь растекался по их жилам и чего-то настойчиво требовал.

- Послушай Пыр,- обратился Санек к своему приятелю, который шел понуривши голову и внимательно вглядываясь в асфальт,- я сплю или это ангелы летят нам навстречу?

- Где?- спросил Пыр, напрягая зрение, но продолжая смотреть на асфальт.

И одним единственным подзатыльником Санек смог добиться того, над чем безуспешно бились на протяжении девяти кошмарных лет учителя средней школы, а именно - привлек к себе внимание.

- Вон где!- Санек показал пальцем.- Теперь ты это видишь?

И вправду, две девушки шедшие им навстречу, были действительно очень похожи на ангелов. Особенно хороша была блондинка. Пышные волосы, голубые глаза и длинные ноги, - были более чем уважительной причиной для знакомства. Пыр, даже и охарактеризовать их иначе не смог, как словом "клевые!"

- Иди помурчи с ними,- подтолкнул его Санек.- Только по культурному: мягко, без нажима и постарайся не икать.

Пыр ускорил шаг и скоро приблизился к заветной цели. Большинство людей улыбаются одновременно глазами и ртом; скрытые и неискренние улыбаются одним только ртом; а одними только глазами - люди сдержанные и флегматичные. Пыр улыбался носом. Как это ему удавалось,- было для всех совершеннейшей загадкой, но факт - штука упертая,- он действительно улыбался носом. Он его как-то искривлял, так что тот становился похожим на потревоженную кобру, при этом верхняя губа немного приподнималась, обнажая желтые тоненькие, неплотно прилегающие зубы. Когда девушки обратили на него свое внимание,- было уже поздно: его глаза уже были полузакрыты в любовной истоме, а нос скривился во всегдашней улыбке. Пыр начал мурчать.

Приходилось ли вам когда-нибудь слышать звуки вращающегося колеса водяной мельницы? В них есть что-то первобытное, зовущее забивать мамонта и потом всем племенем голышом бесноваться при полной луне вокруг его скалоподобной туши. Древние колдуны и ведьмы, глядя на такое вот колесо, определяли будущее. В брызгах падающей воды перед ними представали картины кровавых битв, коварства правителей, паутины любовных хитросплетений и интриг, - словом много любопытной и познавательной информации. Но наши ангелочки так ничего и не поняли. Они оказались созданиями не достаточно сообразительными, что бы в звуках подкатившегося к ним мельничного колеса увидеть хоть какой-нибудь смысл. Единственное что неимоверным усилием им удалось разобрать, это было несколько кусочков пожеванных фраз, таких, как: "...крошки", "...хата свободна", "...вы имеете дело с Пыром!" Вдохновиться, вы видите сами, было нечем. Кроме того фраза "вы имеете дело с Пыром", очень настораживала. Девушкам почему-то не хотелось иметь никаких дел ни с Пыром, кто бы он там ни был, ни с кем-либо ему подобным. Ситуацию спас, подоспевший на помощь Санек. Обращение его было сравнительно вежливое, а внешний вид не в пример привлекательнее. То ли метод "кнута и пряника" так подействовал, то ли дорогой костюм Санька и толстый бумажник, который он невзначай продемонстрировал, - в общем, ключи от крепости были любезно вынесены старейшинами и с поклоном вручены счастливому завоевателю. Не помешала даже перспектива иметь дело с Пыром, который на ту пору так от радости расхохотался своим носом, что никакими словами, никакими сравнениями нельзя было передать его чарующего обаяния.

Дальше все было уже не так сложно. Санек, обняв две очаровательные талии, пошел с ними "на хату", а Пыр помчался в универсам за провизией.

"Ты помнишь, как все начиналось?" - поется в одной небезызвестной песенке. И, действительно, ты помнишь? Какая приятная дрожь пробегает по телу, предварительно подогретому алкоголем. Почва уходит из под ног, и ты стремительно тонешь в весеннем водовороте чувств и желаний.

Вот так же примерно случилось и в нашем случае. Санек с Пыром стояли на балконе, курили, и даже бестолковый щебет банальных воробьев казался им прекрасным аккомпанементом к чудесному вечеру. Внешняя весенняя прохлада приятно сочеталась с внутренней бегающей по жилам теплотой.

- Послушай Пыр,- сказал Санек, с трудом справляясь с обленившимся языком,- нельзя заставлять девушек ждать, и поэтому есть предложение быстро покончить с имеющимися вопросами и вернуться в комнату к недопитому вину и приятному обществу.

- Я согласен, Санек,- ответил Пыр.- Но только я не понимаю о чем ты. Лично у меня нет никаких неразрешенных вопросов. Все и так...

- Не хочу скрывать от тебя то,- перебил его Санек,- что блондинка мне нравиться больше чем та другая. Поэтому, что бы потом не вышло какой-нибудь неразберихи, я хотел бы в первую очередь, - пожалуйста заметь, - разобраться в твоих чувствах и уже потом внести в это дело ясность и определенность.

- Другими словами,- подытожил Пыр,- ты не хочешь, что бы я топтался вокруг блондинки?

- В общем-то, да.

- Хорошо.

Санек чувствовал в душе некоторое томление того, что он называл совестью, поэтому перевел разговор на более приятную тему:

- А все-таки приятно чувствовать, что ты нравишься человеку не оттого, что у тебя много денег, а просто так - единение что ли душ.

- Да,- согласился Пыр.- Ведь мы и филок на них почти-то не угробили. Верно ты сказал - единение душ и больше ничего.

Они, не сговариваясь, выбросили окурки, и зашли в комнату. В комнате не было никаких признаков присутствия в ней женского пола, а так же всей купленной снеди, вина, настольных часов и видеомагнитофона. Они удивленно посмотрели друг на друга. Лица у обоих вытянулись. Здесь мы быстренько закрываем ушки, что бы не слышать той ненормативной лексики, которой обычно изобилуют в подобного рода ситуациях вопли страдающих. После того, как первая волна эмоций прошла, мы снова возвращаемся к нашим героям.

- Единение душ! - метался по комнате Санек.- Пока два барана пускали сопли на балконе, ангелы улетели! Что называется, пишите письма, привет вашим!

В комнату вошел Пыр. Он бегал вдогонку, но так никого и не поймал.

- Все! - заявил он.- Смылись. Сейчас, наверное, сидят где-нибудь и делят награбленное.

- И смеются,- добавил Санек.

- Точно,- согласился Пыр,- смеются.

Вот тебе и весна! Довела, нечего сказать. Душа у обоих горела.

- Ну, ничего,- первым очнулся Пыр,- я их найду.

- Где?! - спросил Санек и только развел руками.

- Везде,- ответил тот.- Ты имеешь дело с Пыром.

Санек недоверчиво поморщился.

Прошло две недели. Пыр все-таки исполнил свое обещание. При всей своей поверхностной глупости, в делах серьезных он мог иногда проявлять незаурядные способности, непонятно откуда только берущиеся. Правда, нашел он пока только одну блондинку, но это было уже очень много. Он не знал, где она живет (несколько раз он пытался за ней проследить, но блондинка все время терялась в общественном транспорте), но зато выяснил, где она регулярно кого-то посещала и иногда засиживалась там допоздна. Позор надо было как-то смывать, и однажды вечером в парадном была организована на нее засада.

- Ну, теперь не улетит,- сказал Санек, балуясь выкидным ножом.

- Точно,- согласился Пыр.- Крылышки мы ей подрежем.

- Теперь ей гаплык,- улыбнулся Санек и прислушался.

По лестнице кто-то спускался. Санек затих и притаился. Ветхая старушка, решившая, быть может, на старости лет подышать свежим воздухом, спускалась вниз. Уже почти открыв входную дверь, она вдруг нечаянно повернулась направо и увидела прямо перед собой окутанное полумраком тело Пыра. Тот ей приветливо улыбнулся.

- Свят, свят, свят! - прошептала старушка и трижды его перекрестив, трижды на него плюнула, да так метко.

- Что это еще за фокусы такие, бабушка! - заорал Пыр, отирая рукавом лицо.- Хулиганить?!

Но старушка не слушала его. С резвостью двадцатилетней, она выпорхнула из парадного, беспрерывно крестясь и повторяя свое: "свят, свят, свят!"

- Нет, ты это видел?! - возмутился Пыр.

- Тихо! - крякнул Санек, приложив указательный палец к губам.

Опять послышались шаги.

Она быстро спускалась по лестнице и если бы не темнота, мы бы увидели, что черты ее лица выражают усталость и одновременно какую-то задумчивую нежность. Подобное выражение можно увидеть на лице матери, разбуженной по среди ночи своим грудным ребенком или у молодого парня, который прямо с работы, не заскочив домой и не поужинав, бежит на встречу со своей возлюбленной,- словом у человека, который, несмотря на какое-нибудь бремя и неудобство, сосредоточил свое умиленное внимание на чем-то светлом и хорошем и решительно не замечает ничего плохого.

Внезапно кто-то схватил ее за плечи и сильно прижал спиной к стене. Одновременно с этим до ее горла дотронулось холодное лезвие ножа. Санек и сам не знал, как далеко он мог зайти, но слабая лампочка осветила ее лицо, и его хватка ослабла сама собой. Она была похожа на ребенка, которого только что поймали за кражей запретного печенья. В ней не было ничего лукавого или подлого: большие по-детски чистые глаза, в которых читался непритворный страх, но от этого они были еще прекрасней; в беззвучной мольбе о пощаде, дрожащие, как от холода губы, - все это его словно парализовало. Она и вправду напоминала ему ангела. Ему почему-то сильно захотелось, что бы она перестала его пугаться и улыбнулась. Как мыльный пузырь лопнула его обида, и не отпустил он ее сразу же только по инерции.

- Помнишь нас?! - спросил Санек, стараясь быть грубым.

Она хотела ему что-то сказать, но не смогла.

- Ты должна нас помнить,- вмешался Пыр.- Мы - те два идиота, которых ты обворовала.

- Твое мнение,- обратился к ней Санек,- что нам с тобой сделать?

Она начала говорить и как будто бы серебряный колокольчик освятил мрачное парадное своим чистым и нежным звуком. Она рассказывала, что ее муж попал в аварию и лежит прикованный к кровати, что на операцию нужно много денег и если бы не это, то она бы ни за что так бы не поступила. Из ее разговора стало ясно, что она тут никого не навещала, а попросту здесь жила; это потому казалось, что она здесь кого-то навещает, что она работала в две смены: дневную и ночную. Она просила, что бы ей не причиняли боли, а Санек молча на нее смотрел и не мог себе представить, как бы он смог сделать ей что-нибудь плохое.

Его как всегда разбудил Пыр:

- Ну что ты медуза такая тянешь? - обращался он к нему.- Сопли ты жуешь что ли?

Но слон не смог наступить на одуванчик. Мало того, так слон еще в него влюбился. Из грозного великана, сотрясающего джунгли своим потрясающим ревом, он превратился в большую, но безобидную детскую игрушку, набитую ватой и не могущую выдавить из своего хобота ни единого звука. Так молча, они, наверное, и стояли бы, если бы она, наконец, плавно не нырнула ему под руку и, почувствовав свободу, тотчас не выпорхнула из парадного.

Санек некоторое время, словно собираясь с мыслями, простоял, наклонив голову и опершись одной рукой на стенку. Потом, сухо попрощавшись с Пыром, который сверлил его осуждающим взглядом, вышел из парадного и пошел домой. Он, наверное, впервые столкнулся в жизни с таким препятствием, которого не умел ни обойти, ни перелезть, ни хотя бы снести. Привлечь к себе симпатию нельзя было ни утюгом, ни ножом, ни каким-либо другим привычным средством. А тут еще этот ненужный калека-муж. Нет, добиться желаемого было решительно невозможно, а между тем так этого хотелось. Задумчивый, он не заметил как вошел на территорию стройки, где, как мы знаем, и подвергся жалкому подобию атаки со стороны братьев наших меньших. Обратив противника в позорное бегство, он решил закурить и, достав сигарету, похлопал себя по пиджаку в поисках спичек. И тут он замер: во внутреннем кармане пиджака не было бумажника, а между тем, он явственно помнил, что до засады он был, и был вполне полный. "Надо много денег на операцию", - припомнилось Саньку. Он нашел спички и подкурил сигарету. "Да, с такой женой парень быстро на ноги встанет",- подумал он.

Ему бы в этот момент закричать. Да так, что бы где-нибудь в далекой Хацапетовке или там, в Малаховке, баба Палашка с печи упала. Но он не закричал, а только глупо улыбнулся и с сердцем сказал:

- А ну этого ангела к!..