Римма Глебова

Моя семья стояла на пороге несчастья. Впервые за пять лет. Несчастье являло собой высокую, фигуристую и яркую особу. Я их выследила. Даже такси взяла и проследовала за ними от места его работы - они вышли оттуда вместе, вслед за автобусом, в который они сели, и до ее дома. Смотрела, сцепив зубы, как они вошли вместе в подъезд. Назад так же вернулась на такси - дорого, но не было душевных сил трястись в переполненном автобусе.

Дома долго смотрела на себя в зеркало. Я стала, значит, плохая. Неумная, некрасивая, привычная, надоевшая. Синие глаза, пышные волосы, стройная фигурка - уже не в счет. Остроумие, начитанность, находчивость, вечный порядок в доме и вкусные блюда - не в счет. Захотелось другого - новенького. Точнее - другую. Все очень просто. Я об этом много читала. Они хотят всех женщин на свете. Ну, хотя бы тех, кого удается. И против этого, говорят, нет приемов. Хотят - и все тут. Отдать? Своего Димку? Умницу, симпатягу, замечательного и любимого мужа? Но, может быть - уже не любящего? С какой это стати? Нет никаких видимых причин. Родить срочно ребенка? Как же, родишь теперь - у него заседания, совещания, конференции - и все объявляет неожиданно, по телефону с работы, приходит поздно, усталый - еще бы! И почему-то голодный - не успевает даже накормить?.. Да, путь к сердцу мужчины проходит вовсе не через желудок, а гораздо ниже... В глаза не смотрит, и вообще не смотрит - хоть разденься догола, наверно, не заметит. Поест, в телевизор, и быстренько - спать, зубами к стенке. А эта стерва, хватающая чужих мужей, кто она, и что? Надо узнать. Надо - познакомиться. Эврика! - подружиться!

Я узнала о ней все, что смогла, были кое-какие знакомые на Димкиной работе. Работает в другом отделе и на другом этаже. Разведенная, очень шустрая, не прочь выйти замуж. Старше меня на три года. Было бы лучше, если бы на десять. Или совсем молоденькая и глупенькая. Но что имеем, то имеем.

У Димы приближалась круглая дата - тридцать пять. "Зови всех, кого хочешь, - сказала я. - Кого уважаешь, кого любишь - всех!"

Ну не может он ее не позвать. Должен!

Конечно, он позвал.

Я ее обихаживала, даже в ущерб остальным гостям. А их оказалось не так уж много - всего десять. Дима разборчив в привязанностях. Я сидела рядом с Ланой, потихоньку ей подливала коньячок и разговаривала, разговаривала, радостно улыбаясь на каждое ее высказывание, и думая про себя - ну, не круглая дура, конечно, но и не блещет, не блещет... И тут же себя одернула - вовсе не обязательно женщине быть умной, она совсем другим берет - яркая, непосредственная, и видно, что изрядная кокетка - так и стреляет глазищами! Но стреляет-то все в одну сторону... И думает, что это не заметно.

К концу застолья было очевидно, что я души в ней не чаю. Дима был не в своей тарелке, хотя и старался веселиться непринужденно, но то и дело бросал на нас неспокойные взгляды. Димкины сослуживцы тоже посматривали странно. Знают, негодяи...

- Ланочка, вы прелесть, - заключила я, прощаясь. - Приходите к нам, мы с мужем будем рады. Да, какой у вас домашний телефон? Я запишу.

Она замялась, но продиктовала, косясь коричневым глазом на Диму, но он очень заинтересованно беседовал у порога с приятелем, только щека, видимая мне, стала розовее, чем обычно.

Потом, когда Дима помог мне перемыть посуду и ушел спать, я стояла на кухне у окна, курила и думала. Да, она довольно красива, не слишком глупа, немного высока ростом, но все равно пониже Димы, правда, если каблуки повыше, то и сравняется. Странно, Диме всегда нравились миниатюрные женщины. Голос резковат, нога великовата - по моим понятиям. И ужасно кокетлива, что тоже, по моим же понятиям, не слишком хорошо, даже вульгарно. Вульгарность - вот что ее портит. Это яркое платье, красная помада, пристрастие к анекдотам ( с каким упоением она их слушала!), крепкие духи.

Стерва! Уведет... Потом он опомнится, будет проситься обратно... Он не любитель унижаться, а тут придется... Разборки, выяснения, перемывание прошлых обид, которые всегда найдутся, если копнуть, и - примирение.

Не будет всего этого! Не- бу-дет. Что бы он ни нашел в ней замечательного - интересно, что? - как бы ни очаровался, все должно развеяться, как дым. И поскорее! Надо дать ему понять - любимому мужу - что любая посторонняя женщина - всего лишь привлекательная картинка. Смотришь издали - хороша! А приблизишься - одни нелепые мазки. Он, правда, уже достаточно приблизился, но бегать в постельку, это одно - тут некогда особенно всматриваться, домой же надо! Так пусть он ее рассмотрит поближе и не спеша... Риск? А пустить ситуацию на самотек - не риск? Это все равно, что взять и отдать, без боя и сопротивления. Последствия - известны заранее. А когда его глупая влюбленность развеется, она простит ему измену, потому что не знает о ней, и прощать, естественно, ничего не придется. Только молча, сама с собой - пережить. И постараться забыть.

Я стала ей названивать через день. Усиленно приглашать. Она и незамедлительно являлась, как кролик к удаву. Потому что со мной очень легко - я самая замечательная подруга на свете. Помогу, накормлю, одолжу, дам ценный совет. Всегда такая. Подруги меня искренне любят. Потому что я их люблю. А с Ланой... Что же, жизнь - театр... И я сейчас в этом театре главная актриса - прима!

Сначала она была несколько насторожена. Пыталась понять, знаю ли я что-нибудь, но не понимала. Потом поверила. А как было не поверить - я действительно, даже почти не притворяясь, проявила к ней всю душевность и дружелюбие, на которые была способна. Ну, в самом деле, если Дима так ею увлечен, может быть, она и вправду лучше меня - сама с собой играю - какая женщина способна всерьез так думать, и пусть - пусть он видит нас рядом и сравнивает. Хотя... закрадывалась одна мысль - умеют ли они сравнивать? Или им все равно - лучше ли, хуже, главное - другое. Но не настолько же мужчины глупы?

У Димы прекратились совещания, провалились куда-то техсоветы и конференции, он спешил домой, словно боялся оставить нас надолго наедине.

Он входил в квартиру, а мы с Ланой - не разлей вода, щебечем упоенно, увлечены беседой, он будто уже тут и лишний. Но Лана, конечно, тут же отвлекается на него, смотрит влюбленно, но осторожно, я, само собой, ничего не замечаю. Дима рад, хотя и несколько скован.

Вы хотите видеть друг друга почаще - пожалуйста! Разве я против? Я источаю отзывчивость и любовь к ним обоим. Но ему явно не по себе.

- Что это она зачастила к нам? - не выдерживает как-то он после ее ухода.

- Она моя подруга, - заявляю я и добавляю. - Она прекрасная женщина.

Он поднимает брови. Сказать ему нечего. Он и так в этом убежден. Ему и поссориться со мной не из-за чего. Однажды попытался раскричаться из-за пустяка, схватил уже куртку... Как же, так и побежишь сейчас к ней, ехидно подумала я.

- Лучше я уйду, - тихо, с надрывом, сказала я. - Пойду к Лане...

Он тут же оставил куртку в покое.

- Да ладно, - сказал примиряюще, - давай, телевизор посмотрим, сегодня хороший фильм.

- Мы завтра идем в театр, - заявляю я перед сном, наблюдая, как он подтыкает со всех сторон одеяло, хотя в квартире совсем не холодно, даже жарко. Интересно, когда же они успевают теперь, или надо ждать опять конференции? Но не могу же я приглашать к нам Лану каждый день.

- Мы идем... вдвоем?

Интересно, какой ответ его бы устроил больше? Чужая душа, даже душа родного мужа - потемки.

- Мы идем вдвоем... и Лана. - Безмятежно говорю я. - Она, бедняжка, так давно в театре не была...

Спектакль назывался "Счастье - несчастье". Как быстро счастье перетекает в несчастье и обратно. Сюжет я знала заранее - прочитала в журнале рецензию. Были муж и жена и была любовница. Вернее - не была, а появилась - красивая, но вздорная и глупая. Они втроем всё что-то выясняли и беспрерывно ссорились и хамили друг другу. В конце концов муж, чуть не прибив любовницу - и все под смех зала, вернулся к жене. Но жена его выгнала, и вот, он, униженный и несчастный, остается один и смотрит в отчаянии на окна своей квартиры.

У нас все будет наооборот - никто не будет хамить, ни убивать, все произойдет тихо и бескровно. Но идея спектакля была уж слишком прозрачна для нашей собственной ситуации, и я уже пожалела, что повела их. Мне стало казаться, что я выгляжу сейчас перед ними круглой дурой, в соответствии с тривиальным действием на сцене. Я совершила грубую ошибку, но хоть что-то я должна извлечь и тут...

Я сидела между мужем и Ланой и в самый интересный момент подсунула ей конфету в хрустящей обертке. Лана сладкоежка - устоять не смогла и стала разворачивать конфету. Мой муж покосился через мою невозмутимую, и весьма заинтересованную действием на сцене физиономию, на Лану. Сзади недовольно что-то пробурчали. Но Лана все же довела дело до конца - она просто не могла иначе, и даже хрумкнула - конфета оказалась напичканной орешками. В антракте я сказала: "Какой глупый спектакль! В жизни так не бывает. Может, уйдем?" Лана возразила: "Но интересно ведь, чем все закончится?" Ей интересно, видите ли. А мне ничуть. Дима дипломатично промолчал. После антракта я ей дала еще конфету, и все повторилось, только неудовольствия вокруг было побольше. Мелочь, конечно, но разве аура, витающая вокруг любой женщины, не соткана из мелочей, и при чем соткана ею самой... И разрушается опять же ею самой. Но мужчинам все эти мелочи до фонаря, они видят все "в комплексе", а нюансов не различают. И все мои действия - не более, чем лопание воздушных шариков.

В следуюший раз я купила билеты на органный концерт. Дима обожал органную музыку, она словно просветвляла его и умиротворяла необычайно.

Лана вздыхала, меняла позы в кресле, к финалу уже откровенно зевала. После концерта сказала: "Боже, как я устала! И надо же - полный зал!" Дима не сказал ни слова. Я-то знала, какое удовольствие он получил.

- Ты знаешь, - как-то пожаловалась мне Лана, - у меня вся обувь износилась, но мой размер так трудно найти...

Я человек относительно свободный - в основном работаю дома на компъютере на одну весьма приличную фирму, Лана отпросилась с работы, и мы отправились по магазинам. Я себе тут же приобрела изящные черные лодочки тридцать пятого размера, а Лана... Да, нелегко ей в жизни приходится, только посочувствовать можно в некоторых вопросах, что я и сделала - посочувствовала от всей души. Но все же нашли и для неё - вишневые туфли на высоком каблуке.

- Но я и так высокая, - пыталась она сопротивляться.

- Ну что ты, я тебе завидую, у тебя замечательный рост, женщину с таким ростом все замечают, не то, что меня... Посмотри, вон мужик как на тебя уставился! Да, каблук слегка великоват, но зато цвет какой - вишневый!

Лана не устояла и купила туфли.

- Мне еще из одежды что-нибудь надо, - сказала она.

Лана очень любила красное. Которое, разумеется, ей совсем не шло, она выглядела в красном вызывающе и вульгарно.

Мы выбрали ярко-красное платье. Оно было ей чуть-чуть узковато в бедрах, но Лана была уже платьем очарована и не согласилась с моим не очень уверенным замечанием.

- Ну, если ты не потолстеешь...

- Потолстею? С чего бы это?

Конечно, она не думала в этот момент о своей неумеренной любви к сладкому. Интересно, она знает, что Дима терпеть не может торты, пирожные и прочие, как он говорит, "гадости"...

Лана купила еще к платью густо-красную помаду, и я пригласила её к нам на ужин, не преминув заметить:

- Приходи в новом платье, но если не хочешь, надень что-нибудь старое...

Разумеется, Лана не могла одеть "старое".

Когда мой муж, вернувшийся с работы, благодаря моему предупреждению о гостье, довольно рано, открыл ей дверь, мне показалось, что он даже отшатнулся. Вошла женщина-вамп, во всем красном, на высоких каблуках, а губы... Они у нее и так были великоваты для ее несколько узкого лица, а тут...

На лице были одни кроваво-красные губы, и цвет платья только подчеркивал их угрожающую и пухлую кровавость. Она посмотрела на Диму сверху вниз - ну совсем чуть-чуть сверху...

Весь ужин мой муж старался не смотреть на Лану, а она была в ударе, рассказывала анекдоты и налегала на чудные, со взбитым белоснежным кремом, пирожные. Я её поддерживала, даже напомнила один анекдот - про слона, Лана и его рассказала, и Дима скривился - у анекдота был весьма пошлый подтекст. Я закурила первую за вечер сигарету, и мой муж перенес свой недовольный взгляд на меня - он долго и безуспешно боролся с этой моей привычкой и потерпел поражение. Кажется, мы обе в этот момент его раздражали.

Я устроила своему любимому мужу честную жизнь. Вместо лживых конференций и совещаний он теперь видел свою очаровательную пассию чаще, чем раньше. Я была рада за него - ему больше не нужно было лгать и изворачиваться, я ведь знала, как это противно ему самому.

По меньшей мере, два раза в неделю, а то и три, Лана бывала у нас. Я оказалась веьма изобретательной на предлоги для этих посещений. То мне незамедлительно требовалось женское участие, то было плохое настроение, давай, посидим "до прихода Димы", а то и просто - "приходи, а то мы с Димкой поссорились, будешь нас мирить". Правда, в последнем случае она не пришла, отговорилась чем-то, интересно, как бы она нас мирила... Правда, и Дима в тот вечер пришел поздно - позвонил уже в конце дня и сказал, что у сотрудника юбилей. Я проверила через кое-кого - юбилей, действительно, имел место, но был ли он там, или в другом месте, сие мне осталось неизвестным.

Лана обычно прибегала прямо с работы, голодная и усиленно накрашенная, я уже ждала её - с лицом, отработанным "в контраст" - чуть-чуть голубых теней к моим серым глазам, немного прозрачной пудры и светлой помады, что-нибудь элегантно-домашнее из одежды. И, конечно, на большом кухонном столе, накрытом свежей скатертью - симпатичный тортик, "о, он легкий, весь из безе", или сладкие пирожки, плюшки - что угодно, перед чем голодная Лана устоять не могла. "Салатика бы..." - пискнула она как-то, я развела руками - овощей нет в доме, кончились. Конечно, я была иезуиткой, но с благородной - для себя - целью. От большой чашки кофе, да еще с рюмочкой ликера, Лана возбуждалась, на щеках горели яркие пятна, рот терял свои четко нарисованные формы и представлял теперь нечто пухло-ярко-размазанное, и тут являлся Дима, предупрежденный по телефону, что "кое-кто будет к ужину", и это "кое-кто" сидело разомлевшее и пылающее - уже три рюмки ликера - и глуповато хихикало от последнего анекдота. Эта женщина, констатировала я с удовлетворением, не знает ни в чем меры и не умеет "держать форму".

Тут я спохватывалась - Дима голодный, а у меня шаром покати, засиделась у компъютера, с безнадежным лицом открывала холодильник и - ах, со вчера ведь осталось! - кусок жареной курицы, и к нему тут же прикладывался, тоже "забытый" помидор. Дима с удовольствием ел, почти не поднимая глаз от тарелки. Лана поглядывала на него, и я заботливо реагировала:

- Может, ты тоже хочешь, я поищу что-нибудь в холодильнике...

- Женщина должна беречь фигуру, это ее достояние, - сказал Дима, обсасывая куриную косточку.

- Да? - изумлялась я, - но мы с ней только что смели пол-торта...

- И выпили пол-бутылки ликера, - добавил Дима.

Он прекрасно знал, что я почти не ем сладкого, а выпиваю всегда только одну рюмку. Важно, чтобы он об этом помнил и сейчас...

Лана незаметно расстегнула свой малиновый пиджак, но Дима уловил этот жест - еще бы, на кого же ему теперь еще смотреть...

- Не пора ли тебе приобрести другой пиджак, - сказала я, - этот уже тесноват тебе, да и из моды этот фасон давно вышел, не переживай, - утешила я её.

Мы еще ходили в ресторан. На мой день рождения - двадцать семь лет! Сначала хотели только вдвоем. Но я одумалась. Черт с ним, с моим всегда таким замечательным, благодаря Диме, днем рождения, есть вещи и поважнее.

- Дима... я пригласила Лану...

- Зачем? Ты же хотела, чтобы мы вдвоем...

- Ну... Она все одна и одна... Наклюнулся тут у нее один кавалер, да какой-то не очень решительный... Хотя он ей очень нравится...

- Да? - равнодушно спросил Дима, хотя скулы явно напряглись.- И давно?

- Что давно?

- Кавалер.

- Точно не знаю. Кажется, недели две. В автобусе познакомились.

Скулы совсем отвердели. Все это было почти правдой. Познакомилась она с одним в автобусе, в гости просился, но Лана отказала. Хотя призналась, что собой недурен и вообще... Дальше Лана эту тему не развила.

- А у нас денег хватит? На троих? - спросил мой любимый и обычно щедрый муж.

- Лана сама за себя заплатит, - успокоила я его.

- Но это не по-джельтменски!

- Но она на этом настаивает. Ты же знаешь, она женщина независимая и очень упрямая (лично я об этом ничего такого не знаю), хотя... в некоторых вещах...

- В каких? - насторожился он, позабыв об игре в равнодушие.

- Ну, это ведь между нами, девочками, было сказано...

- Нет, скажи, мне интересно...

- Ну... Любит она красивых мужчин, и всегда пасует перед ними... Потом сожалеет и идиотами их обзывает.

И это было правдой. Лана сама мне об этом сказала. И ведь не добавила, как иногда: "это между нами". Так что я чиста - о чем всегда забочусь - не врать (по возможности), не подличать, не клеветать. Конечно, можно иногда промолчать, когда за язык не тянут, но я ведь тоже не ходячий пример добродетельности.

И мы были в ресторане. Втроем.

Лана одела красивую черную ажурную блузку, а сверху новый пиджачок - густо-розовый, все это смотрелось неплохо, если не учитывать, что этот цвет подходит больше молоденьким. И, конечно, на ней были вишневые туфли на высоком каблуке.

Я еще у себя дома заметила, что Лана не очень разбирается, как, чем и что надо есть. В ресторане она тупо уставилась на ряд вилочек и ложечек возле своего прибора.

- Какая разница, - громко шепнула я, - ешь, чем нравится.

Рыбу она резала ножом, а кусок торта взяла рукой. Мой воспитанный муж дважды покосился на ее действия.

Заиграла музыка, тут же на площадке образовались танцующие пары.

- Потанцуйте, я что-то сегодня не в форме. Идите-идите.

Они пошли. Дима танцевал, вскинув голову, и этим ему удалось сохранять какой-то минимальный уровень, ну если не "над" дамой, то и не ниже её. Увы, эти Ланины каблуки...

Они больше не танцевали. Но я весьма скоро "вошла в форму", и мы оба - я в этом не сомневаюсь - получили от танца большое удовольствие. Мой муж вертел меня как пушинку, мы выделывали замысловатые фигуры, моя черная длинная бархатная юбка извивалась змеей вокруг ног... Мы улыбались друг другу...

Когда музыка смолкла, раздались аплодисменты. Мы и не заметили, что остались единственной парой на площадке, а все остальные стояли вокруг и смотрели на нас. В эту счастливую минуту я поняла, что мне нечего бояться. Еще осталось, чуть-чуть, чтобы убедиться в этом.

Дома, когда я вошла в спальню... Дима не лежал, отвернувшись к стенке, с подтыканым одеялом. Он смотрел мне в глаза, нежно взял за руку и потянул к себе...

- Я каждый день так уставал, но сегодня... я прекрасно отдохнул... а ты... как ты себя чувствуешь?

- Великолепно! - отозвалась я, счастливо улыбаясь.

Что я еще должна сделать? Бросить курить? Лана не курит. Да, сначала одна уступка, потом другая, третья, и, в конце концов, теряешь свою личность...

А может быть, ничего уже и делать не нужно?.. Но как же в этом убедиться? Я должна быть уверена. До конца.

Через два дня мы сидели так же втроем. Лана явно была чем-то обеспокоена, что-то ее нервировало... Может быть, они на работе пообщались, и не самым лучшим образом?... Дима, плотно поужинав, явно скучал, даже украдкой зевнул и потянулся включить телевизор. И тут зазвонил телефон. Я сразу взяла трубку.

- Да, я слушаю... Что ты говоришь... Да, конечно, я сейчас прибегу!

У меня в соседнем подъезде живет подруга. Настоящая. И замужняя. И что важно - преданная.

- Машка зовет! Срочно! Ей что-то плохо стало... а муж в командировке.

- Но ты же не скорая помощь, - удивился Дима, - пусть вызывает.

- Хорошая подруга лучше всякой скорой помощи! - парировала я.

Я просидела у Маши час, и мы вволю наговорились.

- Не боишься? - спросила Маша.

- Боюсь. - честно ответила я.

- Зачем же ты это сделала?

- Мне кажется, что он к ней охладел, но я должна проверить.

- Допроверяешься... Придешь, а их и след простыл... Она же не дура, чтобы на супружеской постели... Он пойдет ее проводить... до её постели.

Дверь я открыла своим ключом, очень тихо. Правда, туфли сбросила шумно и тут же, напевая, вошла в комнату.

Дима в кресле смотрел телевизор. Лана все так же сидела на диване. Ни одна пуговичка на блузке не была расстегнута. Ни одна прядка не выбилась из прически. Помада, подправленная незадолго до звонка, выглядела так же гладко и нерушимо. Лицо у нее было сумрачное, но она постаралась мне улыбнуться.

Не целовались, констатировала я. И вообще, не было ни-че-го. Нет, что-то было... Очень неприятный для них разговор. Вон, Димка какой сидит, да он ничего и не видит в телевизоре. Да, я стала ужасно проницательной, вылитая мисс Марпл, или Эркюль Пуаро - вместе взятые.

- Ну, как подруга? - спросила Лана натянуто.

- Ничего. Ей уже лучше. - Радостно улыбнулась я. И радость моя была я искренней.

Лана тут же засобиралась - я её не удерживала, и она ушла, бросив жалко-растеряный взгляд на затылок Димы. Он был так увлечен передачей, что едва кивнул на ее полувопросительное "до свидания".

Через три дня я позвонила днем Диме на работу.

- Не задерживайся сегодня, - пропела я, - у нас будет гостья...

- Какая гостья? - с неудовольствием спросил Дима. - Ах, Лана... Ты знаешь, у нас сегодня совещание... С каких это пор ты мне не веришь? Ах, всегда веришь... Хорошо... Я недолго задержусь... Я тоже тебя целую.

Я позвонила Лане.

- Знаешь, дорогая, - в первый раз так ее назвала - я в этот момент всех любила, - я хотела тебя пригласить, но... не получается. Что случилось? Да ничего такого... Просто Дима позвонил и сказал, что хочет провести со мной этот вечер тет-а-тет. Ну, понимаешь, как бывает у мужчин, такое настроение... Цветы, шампанское и так далее... Ну, ты знаешь...

Я купила и цветы и шампанское. "По случаю окончания моей большой работы, - объяснила я Диме, - за которую у меня будут большие дивиденды".

Мы провели чудесный поздний вечер.

Я бросила курить. Это было все, чем я поступилась. Тем более, что бросить было необходимо и при том срочно. Мы решили в тот поздний вечер, что нам нужен ребенок. И немедленно предприняли кое-какие действия.

Но что делать с Ланой?.. Я к ней так привыкла. Если бы она была замужем, мы могли бы дружить семьями... Надо что-то предпринять. Познакомить ее с кем-нибудь. У Димы есть холостые приятели. Или я такая непроходимая дура, что могу дружить с любовницей своего мужа?.. Пусть и с бывшей... Познакомлю ее и теперь выставлю в лучшем свете. Это ведь очень просто...