После поездок в деревню с целью спасти от продажи с публичного торга имение умершего в 1817 году отца, после пребывания в Петербурге поэт весной 1818 года отправляется на юг, на лечение.
    По совету Жуковского он подает прошение о зачислении в одну из миссий в Италии. В Одессе поэт получает от А. И. Тургенева письмо, извещающее его о назначении на дипломатическую службу в Неаполь.
    После долгого путешествия (Варшава, Вена, Рим) он прибывает на место службы. Впечатления от поездки у Батюшкова ярки; душевно важной и ценной для поэта была встреча с группой русских художников (Сильвестром Щедриным, Орестом Кипренским и другими), живших тогда в Риме.
    Но поэт тоскует по России и об этом пишет в своих письмах к друзьям.
    Он не ладит с начальником- русским посланником графом Штакельбергом. Сановный лакей измывался над самолюбивым и легко ранимым поэтом, пытаясь его унизить.
    Однажды Штакельберг поручил своему подчиненному, сверхштатному секретарю миссии Батюшкову, составить бумагу, суть которой расходилась с убеждениями поэта. Он возразил начальнику. Тот ответил, что подчиненный не имеет права рассуждать.

    Измученный болезнями, издевками Штакельберга и ему подобных, утомленный походами и переездами, исподволь назревавшей манией преследования, Батюшков фактически кончает свой творческий путь в 1821 году - около тридцати пяти лет от роду. Душевная болезнь одолела поэта, его яркое дарование и глубокий ум.
    Поэт уничтожает все, что написано им в Италии. Несколько раз покушается на самоубийство. Просит разрешения удалиться в монастырь и постричься в монахи.

    Безуспешны все попытки вылечить Батюшкова. В 1828 году его поселяют в Москве, в Грузинах, в специально снятом для него домике.
    "Известие твое о Батюшкове,- пишет Вяземский А. И. Тургеневу, - меня сокрушает... Мы все рождены под каким-то бедственным созвездием. Не только общественное благо, но и частное не дается нам. Черт знает как живем, к чему живем!"

    Свыше тридцати лет тяжелая душевная болезнь терзала Батюшкова. Свыше трех десятилетий он чувствует себя в "одиночной камере безумия".
    Он бродит, боясь преследования и произнося проклятия.
    "Хочу смерти и покоя". "Нессельроде будет наказан, как убийца". И в "Подражание Горацию" - "Не царствуйте, цари! Я сам на Пинде царь".

    Больному Батюшкову на протяжении трех с лишним десятилетий кажется, что он в тюрьме, что он окружен врагами.
    Приковывает к себе внимание наше тот факт, что своими врагами он считал императора Александра и преданного исполнителя его воли - графа Нессельроде.
    Он писал Жуковскому о "каторге, где погибает ежегодно", погибает на протяжении почти половины всей жизни.
    Болезнь Батюшкова носила оттенок, дававший Белинскому право, не вдаваясь в подробности и объяснения, утверждать, что "превосходный талант этот был задушен временем".

    Ярок и характерен эскиз портрета, сделанный рукой Батюшкова:
    "Ему около тридцати лет. Он то здоров, очень здоров, то болен, при смерти болен. Сегодня беспечен, ветрен, как дитя: посмотришь завтра - ударился в мысли, в религию и стал мрачнее инока. Лицо у него точно доброе, как сердце, но столь же непостоянное. Он тонок, сух, бледен, как полотно. Он перенес три войны и на биваках был здоров, в покое - умирал! ...он не охотник до чинов и крестов. А плакал, когда его обошли чином и не дали креста... В нем два человека... Оба человека живут в одном теле..."

    Конечно, это не портрет, а автопортрет: "Это я! Догадались ли теперь?" - поясняет Батюшков.
    В этом автопортрете, написанном с глубоким пониманием светотени, художник рисует два различных облика, оказавшихся в его душе.
    Одного, являющегося выражением передового, светлого начала, он условно называет "белым" человеком, другого, символизирующего все отсталое, реакционное, он именует "черным".
    "У белого совесть чувствительна, у другого - медный лоб, - пишет Батюшков.- Белый обожает друзей и готов для них в огонь; черный не даст и ногтей обстричь для дружества, так он любит себя пламенно. Но в дружестве, когда дело идет о дружестве, черному нет места: белый на страже! В любви... но не кончим изображение, оно и гнусно, и прелестно! Все, что ни скажешь хорошего насчет белого, черный припишет себе. Заключим: эти два человека или сей один человек живет теперь в деревне и пишет свой портрет пером по бумаге".

    Батюшков пытается, чтобы "эти два человека или сей один человек" жили в согласии. Но это ему никак не удается.
    Прогрессивное и реакционное, "белое" и "черное" ведут борьбу не на жизнь, а на смерть.
    Впервые с такой определенностью в русской литературе показана эта борьба "белого" человека с "черным", образ которого многократно будет варьироваться позднее вплоть до Блока и Есенина.

    Если "белый" человек пишет Александру I четверостишие (к сожалению, не дошедшее до нас) с просьбой отменить крепостное право, если он с тяжелым вздохом говорит: "Судьба подчиненных мне людей у меня на сердце", то у "черного" проскальзывают интонации человека, привыкшего к владению крепостными.
    "Белый" человек благожелательно пишет о радищевце Пнине, "черный" готов отречься от "огненных страстей" юности.

    Нет, решительно не могли мирно сожительствовать и строить свои отношения как добрососедские эти два разных человека.

    Батюшков был натурой увлекающейся, порывистой, беспокойной: "...я вполовину чувствовать не умею", или, тоже о себе: "...сердца, одаренные глубокою или раздражительною чувствительностью, часто не знают середины".
    Чтобы показать амплитуду философских колебаний Батюшкова, стоит привести его высказывания в период с сентября по ноябрь 1809 года (в письмах к Гнедичу): "...тело от души разлучать не должно".
    И далее, на вопрос, что называть разумом, Батюшков отвечает: он, разум, "не сын ли, не брат ли, лучше сказать, тела нашего?".

    (Журнал "Смена", номер 11, июнь, 1987 год)

(Окончание)