ПОЛИТБИБЛИОТЕЧКА

ДЕНЬ ЗА ДНЕМ

Марк Шульман "Из истории марксизма"

История первая

"Должен признаться, что в России моё пассивное неприятие
Маркса перешло в весьма активную враждебность. Куда бы мы ни
приходили, повсюду нам бросались в глаза портреты, бюсты и
статуи Маркса. Около двух третей лица Маркса покрывает борода,
широкая, торжественная, густая, скучная борода,
которая, вероятно, причиняла своему хозяину много неудобств в повседневной жизни.
      Такая борода не вырастает сама собой; её холят, лелеют и
патриархально возносят над миром. Своим бессмысленным
изобилием она чрезвычайно похожа на "Капитал"; и то
человеческое, что остаётся от лица, смотрит поверх неё совиным
взглядом, словно желая знать, какое впечатление эта растительность
производит на мир."
Г.Уэллс - "Россия во мгле"

      К.Маркс и Ф.Энгельс, если не слыхали, были основоположники марксизма. На деле-то, основоположником был Маркс, а Энгельс, человек скромный, никогда и не претендовал, - это его после смерти враги оклеветали, теперь уж не отмыться.
      Да и правда, только взглянуть на портреты - враз станет ясно, кто пахан, а кто шестёрка: Маркс, как есть, весь оброс и смотрит орлом, а у Энгельса волОс поменьше будет и вид виноватый; опытный лагерник не ошибётся.
      Маркс стригся завсегда у одного парикмахера. Тот каждый раз, начиная, говорил:
      - Ну и вОлос у вас, господин Маркс.
      Тот ему в ответ:
      - А что?
      - Густой очень.
      Так и повелось. Но как-то парикмахер его заболел, и случился конфуз: новый, из молодых, видно, да ранних, за расчёску взялся, а расчесать не может.
      - Ну и волосы у вас, - говорит он так это нагло.
      - А что?
      - Да грязные очень.
      Больше к тому парикмахеру Маркс не ходил - обиделся. Да и неправда это была: за волосами Маркс очень следил, раз в пару месяцев, а то и чаще, мыл голову и всё остальное шампунем "Парижская Коммуна" или "Роза Люксембург", - других не признавал. Он и весь волосатый был, прямо как медведь; на портретах, конечно, не видать, но, по бороде судя, представить можно, - так что жена его, баронесса фон Вестфаллен, очень поначалу пугалась, она и матери писала: "Мой Карл меня пугает, так и кажется - сейчас зарычит". Потом привыкла.
      С Энгельсом он познакомился в парижском кафе, где они сошлись на том, что французское вино в подмётки не годится мюнхенскому пиву, но девочки - вполне что надо. Слово зA слово, рюмка за рюмкой, так и родился "Коммунистический манифест", ну, знаете: "Призрак бродит по Европе..." и всё в таком духе, - видно, приняли немало. С тех пор и не расставались.

История вторая

"Кстати, о Марксе. Перечитал я о нём воспоминания Либкнехта.
Между прочим, Либкнехт пишет, как Маркс с Энгельсом в Лондоне шлялись по пивным.
Выпьют, выйдут ночью на улицу, и давай стёкла у фонарей камнями вышибать.
Однажды за ними погнался полисмен. Маркс, убегая,
развил такую скорость, какую за ним нельзя было и заподозрить.

"А.Воронский - "За живой и мёртвой водой"

К.Маркс с Ф. Энгельсом дружили - водой не разольёшь. Друг без друга не могли просто. К.Маркс, даже когда женился, по ночам просыпался, искал Ф.Энгельса на ложе своём. Проснётся, бывало, свою фон Вестфаллен в бок локтем толкнёт: "это ты, Фридрих?" Поначалу та очень обижалась, потом привыкла.
Как встретятся, сразу в пивную, пиво пить, К.Маркс - тёмное, Ф.Энгельс - светлое, и пьют кружка за кружкой, и каждый раз - на брудершафт. Налижутся, прости Господи, как свиньи, и давай друг друга пытать: "Т-ты меня уважаешь?" Ну, Ф.Энгельс, человек скромный, всегда отвечал, как положено: "Я т-тебя уважаю, а т-ты?" А К.Маркс, основоположник, иной раз так отрежет, хоть святых выноси. А потом выйдут на улицу, если ноги ещё носят, и хулиганят: то наблюют посреди тротуара, а то и вовсе камнями начнут швыряться. А любимое развлечение - прямо на Унтер ден Линден классики расчертят и прыгают, и прыгают, - ну, чисто дети малые, ей-Богу! Прохожие их за это очень любили: "это наши к л а с с и к и ", - скажут, и дальше идут. Бюргеры, что с них взять?

История третья

⌠В августе 1849 переtхал в Лондон (прожил там до конца жизни).
Теоретич. и обществ. деятельность продолжал
благодаря матeриальной помощи Энгельса

"Большой энциклопедический словарь (из статьи К.МАРКС), Москва-2000

К.Маркс, основоположник, очень пролетариев любит. Только увидит какого пролетария, сразу подходит и - шустрый такой! - спрашивает: "Друг, 10-ти марок не найдётся? До получки". Пролетарий, конечно, жмётся, но отказать неудобно: основоположник всё-таки. С другой стороны, домой придёшь (слоники там, коврики, лебеди гладью вышиты, чистота - плюнуть некуда, не Россия, чай), Марта спросит: "Сосиски с капустой купил?" А что отвечать-то? отвечать-то и нечего. Жмётся, словом, пролетарий, а К.Маркс, основоположник, убедительно так: "С получки отдам. Вот те крест" (он хоть и еврей, а крещённый) - ну, как тут откажешь? А когда тот, пряча десятку в карман, положит, бывало, руку тебе на плечо и скажет задушевно: "Давно нам, пролетариям, объединяться пора" - любой растает: основоположник всё-таки. Кроме того, говорят, отдаёт. Иногда.
Чего не говорят люди! Но уж что точно: другу Фридриху - никогда. Не отдаёт, в смысле. А Ф.Энгельс, скромный человек, отказать не может, хотя и знает - наверняка пропьёт. Так всю жизнь и сосёт его друг Карл, и деться некуда - основоположник всё-таки.

История четвёртая

      К.Маркса, основоположника, похоронили в Лондоне, на Хайгейтском кладбище. Ходили слухи, что умер он, когда его по пьянке шарахнули булыжником. На памятнике ему спереди так прямо и написано: "К.Маркс - основоположник", а сзади - мелкими буковками кто-то нацарапал: "Булыжник - оружие пролетариата" и нехорошее слово из 4-х букв прибавил. На иностранном языке.
      Хотя слухи о булыжнике документально подтверждены не были, в английском языке возник новый глагол √ ⌠ухайгейтить■. Как известно, марксизм нашёл в России благодатную почву, и первый переводчик "Капитала" с немецкого в предисловии это слово использовал, но, не зная английского произношения, перевёл его, как "ухайдохать". Таким оно у нас и осталось.
      Ф.Энгельсу, человеку скромному, очень эта история не понравилась, и он, после смерти К.Маркса, основоположника, всё маялся, - никак не мог решить, что с собой после смерти делать. И всё думал, и думал, и когда "Анти-Дюринг" писал - думал, и когда "Диалектику природы" писал - тоже всё думал, а как дошёл до "Происхождения семьи, частной собственности и государства", его и осенило: приказал тело сжечь, а прах развеять над любимым Северным морем. Так, чтобы памятника некуда ему было ставить, и выцарапывать не на чем было. Таков был расчёт, и он вполне оправдался.

История пятая

      К.Маркс, основоположник, был интернационалист. Такой крутой интернационалист, круче некуда. Кого он только ни любил: русских - не любил, потому, как варвары они, поляков - не любил, потому, что все они торгаши и жулики притом, немцев, правда, любил, но странною любовью - слишком законопослушны, как с ними революцию делать? Но круче прочих не любил евреев, даром сам евреем был. Вот сидит он, как обычно, с Ф.Энгельсом в пивной, оба уже косые, как зайцы, и говорит: "Скажи, Фриц, ты мне друг, верно? Вот и скажи как друг, что это за нация такая - евреи, а?" Ф.Энгельс, скромный человек, своё место знает, К.Марксу, основоположнику, никогда не перечит, поддакивает, но на тему эту распространяться не любит: ситуация двусмысленная, с одной стороны, друга-еврея обидеть ненароком боится, ну, а с другой, он всё же немец - Холокост там, и всё такое, не дай Бог ляпнешь что-нибудь не вполне политкорректное, - мало не покажется, лучше промолчать в бороду. А К.Марксу можно, - основоположник, вот он и разоряется: "Не могу понять я эту нацию, ну почему они всюду лезут? Куда ни плюнь - обязательно в еврея попадёшь. И все деньги у них. Всё к рукам прибрали, одним словом, - б у р ж у а з н а я нация. Написал бы я "Мою борьбу", да руки не доходят, с "Капиталом" никак не разделаюсь".
      Выпили ещё по кружке.
      - Вот мы с тобой Интернационал организовали, так и там они уже кишмя кишат. Что ж дальше-то будет?
      Тут Ф.Энгельс бородой пену вытер и сказал:
      - Дальше - хуже будет.
      И как в воду глядел.

История шестая

      "Ленин не любил проигрывать и уступать даже в мелочах.
Случилось, что дважды подряд его обыграли в шахматы.
Ленин отказался играть в третий раз, торопливо поднялся со стула,
полусерьёзно и полушутливо промолвил:
      - Ну это не дело мат за матом получать.
      Он был недоволен."

A.Воронский - "За живой и мёртвой водой"

      Маркс в России не бывал, но русский язык понимал - со словарём, а матом ругался вообще бегло. В России ему, по правде, и делать было нечего: от своих марксистов не знали, куда деваться. Самым там продвинутым марксистом был В.И.Ленин, в будущем - Вождь мировой революции. Он таким был марксистом! - всем марксистам марксист, он самого Маркса перемарксистил, исправил и дополнил, отчего Маркс ему завидовал и, злобствуя, в своих работах на него ни разу не сослался. О нём, Ленине, т.е., историй сто-олько - за неделю не расскажешь. Вот одна из них.
     В свободное от революций время В.И.Ленин любил играть в шахматы. А проигрывать - не любил. Другим хоть бы что, проиграл, ну и делов-то!, а он - не любил. Такой был человек; вождь, одним словом. Как выиграет, весь сияет, глазки щёлочками, что твой кот, только не мурлыкает. Ну, а ежели проиграет, не подходи - чистый зверь: дурным голосом орёт, словами разными обзывает, ногами топает, - кошмар какой-то. Натурально, играть с ним не любили, а если уж деваться некуда, - поддавались, кто ладью подставит, а кто и ферзя: кому охота связываться? Только один партийный товарищ не поддавался - Троцкий, Лев Давыдович. Потому что с гонором был и себя не ниже Ильича ставил. Так что, когда они садились за доску, цирк был ещё тот - никуда ходить не надо.
     Вот как-то принялись они играть - дело было году в 21-м, революция да гражданская война закончились, всех, кого надо и кого не надо, в расход вывели, - благодать, в общем, да и Ильич был в порядке, в маразм не впал ещё. Товарищи партийные собрались, всё революционеры со стажем, бывшие политкаторжане - клейма негде ставить. Зиновьев с Каменевым, Бубнов с Бухариным, Дзержинский кашляет, на пол палочки Коха сплёвывает, Сталин трубочку посасывает, - все вокруг стоят, в затылок дышат. А Ленин, надо сказать, любил противника подначивать, чтобы отвлечь, как говорится, - так, впрочем, многие опытные игроки делают. Так вот, играют они, а Ильич ход сделает и сразу - какой-нибудь вопросик, не даёт, гад, сосредоточиться.
     - А вы, Лев Давыдович, мою работу "О национальной гордости великороссов" читали? - с намёком, значит, сами знаете, на что. Но Троцкий, железный комиссар, голыми руками не возьмёшь, только бородку вздёрнет и вежливо так отвечает:
     - А что в той работе такого, Владимир Ильич, что её читать надо? У меня своих дел по горло, - а сам кожанкой своей поскрипывает, да коня передвигает на 7-ю горизонталь.
     - Вам шах. Ильич призадумается на минуту, слоном коня того снимет, и - снова:
     - А вам, батенька, её прочесть было бы архиполезно, вы ведь в Бунде когда-то подвизались, если не ошибаюсь?
     - Ошибаетесь, дорогой Владимир Ильич, - ноги моей в Бунде не было, за кого вы меня принимаете? - а сам пешечкой Ильичова слона цап - того и гляди, в ферзи проведёт. Ильич давно уже нервничает, понимает, что положение у него хуже губернаторского, и накаляться начинает. А тут ещё Молотов, вобла сушёная, за вождя болея, вмешивается:
     - В-адИмилич,В-адИмилич, вы королевой-то его офицера съесть можете!
     Тут Ленин, красный, как рак, поворачивается к Сталину и тихим таким от злости голосом говорит:
     - Я вам, Иосиф Виссарионович, уже не в первый раз указываю: распустили своих работников. Дел невпроворот, а что тут Молотов болтается, как, извините, говно в проруби?
     Сталин подымает глаза на Молотова, и того как ветром сдуло. Ильич, нервничая, подставляет ферзя, и проститутка Троцкий объявляет:
     - Вам мат, Владимир Ильич.Здесь-то потеха и началась, - заклекотал Ильич, копытом забил:
     - Где мат, какой мат, вы не на то поле слона поставили!
     А Троцкий, железный комиссар, спокойно эдак и отвечает:
     - Как же не на то, на то самое. Протрите глаза, дорогой Владимир Ильич, - а сам при этом, иудушка такой, бородёнку свою мерзопакостную пощипывает да ещё и ухмыляется слегка.
      Соратники, от греха подальше, начали нечувствительно рассасываться, а Ильич, как с цепи сорвался, ничего уже слушать не хочет, гнёт своё:
     - Я давно заметил, с вами глаз да глаз нужен: чуть отвернёшься, ан портмоне-то тю-тю!
     Тут уж и Троцкий не выдержал, железный-то железный комиссар, а как на поверку, и не железный вовсе: сам с себя весь аж синий стал, пенсне на снурочке болтается, бородка дыбом, руки дрожат:
     - Вы не смеете мне такие вещи говорить! Я ПредРевВоенСовета Республики! Всю гражданскую в бронепоезде, - орден Красного Знамени рвёт с себя; истерика, словом. Но нашего Ильича истерикой не возьмёшь, он и сам истерику может закатить.
     - А кто мне Брестский мир едва не запорол со своей перманентной революцией? А Польскую компанию кто просрал - Папа Римский? ПредРев говённый!
     Надежда Константиновна тут как тут, глаза на лоб вылезли:
     - Володинька, Володинька! Тебе доктор волноваться не велел, у тебя три дня стула не было. А вот Инесса тебе французское слабительное достала...
     - Дура! Иди со своим слабительным в жопу! - и из залы вон, дверью - хрясь, только штукатурка посыпалась.
      А ты говоришь - в старое время хорошо лОжили!

© 2001, Светлана Епифанова moder@mail.ru